#18 (Глава 18)

… и раз уж речь зашла о братьях. Были у меня и двоюродные деды. Много. Но всех раскидало, кого куда в двадцатые и тридцатые годы: голодомор, репрессии, тюрьмы, раскулачивание, война… исчезли, что и следов не найти, но о двоих, кое-что известно. От тетушки. Она рассказала, что один со стороны Иосифа-мельника был танкистом и погиб на войне. Погиб в Сталинграде. У него не было детей. И его ветка на нем и сломалась. Другой мой двоюродный дед, но уже со стороны Иосифа-сапожника был в свое время известным ученым-ботаником. Входил в группу Вавилова. И был приговорен к расстрелу в сороковом году, как враг народа. Он отказался давать показания против Вавилова…
Отец моего двоюродного деда был набожный человек. Однажды они с отцом прогуливались в Шабат во дворике своего дома, о чем-то говорили и вот мой двоюродный дед, было ему тогда семь лет, проходя мимо куста смороды, сорвал листок. Просто так. Его отец закрыл лицо руками и заплакал. Сын был напуган. На вопрос что случилось? Его отец ответил ему:

— Я не знаю!
— Тогда почему ты плачешь?
— Потому, что быть большой беде!
— Но откуда ты знаешь?
— Знаю потому, что ты сорвал лист.
— В Шабат нельзя срывать лист?
— Нельзя ради праздности своей губить живое. Это грех. Такой же страшный, как убить человека или украсть чужое.
— Но это же просто листик смородины!
— Это ты так думаешь, и ты ошибаешься. Это частичка Мироздания. Все в этом мире пронизано нитями, как венами. Все взаимосвязано. Нам не дано понять всего, но одно я знаю, что этот листик связан с тобой, так же, как и мы с тобой, а мы со своим народом, наш народ с другими народами и все мы часть Замысла Творца. Понимаешь?
— Не совсем, пап.
— Этот листик – у него свое место в этом мире. Своя цель. Свое служение. А ты нарушил взаимосвязи, сорвав его. Это твой поступок вызвал круги на воде, как камень бросить в гладь воды. Только эта волна не гаснет, а растет. И кто знает, может эта волна вызовет шторм в море, или засуху здесь и погибнет урожай. А море погибнут люди. Понимаешь?
— Да. – мальчик был ошарашен. Он и подумать не мог, насколько этот огромный мир при своей силе — хрупок! Все держится на одном листике смородины! Вот как все устроено! Но он был еще больше изумлен и дико напуган, когда узнал, что в это же день началась война. Первая мировая. И в этой ужасной войне погибли миллионы людей. Совпадение? Скажите это тому мальчику. Он всю свою недолгую жизнь винил себя в гибели этих людей… когда в сороковом его арестовали, он не удивился. Это расплата за тот страшный грех. Когда он подрос — увлекся ботаникой. Ботаника стала для него попыткой во всем разобраться самому и научить других не делать страшных, непростительных ошибок. Лучше понять если не Замысел Творца, то точно осознать свое место в Этом Замысле…

7.

… для меня таким листочком всегда была мама. Она краеугольный камень моей жизни. Она центр моей маленькой вселенной. И вот она лежит в гробу в зале. Заходят и выходят люди. Кто-то подсаживается ко мне, гладит по плечу, соболезнуют. Уходят. Я ничего не вижу и не слышу. Я смотрю на гроб и тело в нем. И не могу понять, что тут происходит! Какой-то абсурд. Брат сказал по телефону, что мама умерла. Я не поверил, но примчался. Мамы действительно нет. Ее нигде нет. Иначе бы она вышла бы в коридор, на ходу суетливо поправляя свою прическу, обняла бы меня и сразу же усадила за стол, где много чего вкусного и неповторимого! А тут нет. Мама не вышла, стол пустой. И запах абрикосового варенья исчез. И абсурд в том, что в гробу … это не моя мама. Это не она! Кроме разве платья и туфель! Где ты, мама?!
Чувствую что голова пошла кругом. Вдруг резко перед глазами все куда-то поплыло, мир ушел из-под ног. Страшно. Я даже схватился в тот момент за подлокотник дивана. Дурно. Воздуха нет. Я выхожу на лоджию. За окном духота. Градусов тридцать пять и страшная духота. Воздух стеной стоит перед носом. Он такой жаркий и плотный, что можно потрогать рукой или разрезать ножом. Ко мне подходит брат и заглядывает мне в глаза.

— Как ты? Может, воды? – спрашивает он и берет меня за локоть.
— Нормально.
— Выдержишь?
— Да. – коротко отвечаю я, — спасибо. Я в порядке.

Я иду в ванную комнату. Прохожу мимо гроба. Даже не смотрю туда. Там нет моей мамы. Я знаю только одно. Она умерла, а это тело в гробу это не моя мама.
В ванной открываю кран с холодной водой и подставляю затылок под тонкую струю воды. Несколько секунд и становится легче. Сажусь на пол. Смотрю по сторонам. Все такое родное и ничего не изменилось. Ни убавилось и не прибавилось. Все как было, только мамы больше нет…

… первое мое воспоминание о маме это больница. Она входит ко мне в палату. Года три мне. Я с воспалением легких. Уже иду на поправку. И вот моя мама. Я знаю, что это моя мама, но странно почему я ее раньше не помню? А именно это воспоминание? Или я уже много чего забыл? Раньше помнил, а теперь нет. Грустно. Я многие вещи рад забыть, многих людей забыл бы охотно. Но только не маму. Нет. Она должна быть со мной до конца… мама садится на край постели и достает из сумки литровую банку с куриным супом. Банка завернута в полотенце. Снимает капроновую крышку и по всей палате тут же разлетается фантастический запах куриного супа. Она кормит меня. Ложка за ложкой, неторопливо. Есть хочу, но в тоже самое время к горлу подступает тошнота. Я еще сильно слабый, но мама меня уговаривает и просит съесть еще одну ложку и еще одну. Я чувствую, как хворь отступает, а ко мне возвращаются силы и желание жить. Все становится таким резким вокруг, острым, осязаемо-радостным. Мама улыбается. Кивает. Наклоняется и нежно целует в лоб.

— Вот видишь, ты выздоровел. Это волшебный суп. Я же говорила…

… тут провал. Как отрезало. Дальше другой кусок пленки. Мама сидит в кресле, я перед ней и наотрез отказываюсь идти в детский сад в колготках. Мама просит меня не ерепениться. Ее словечко. Надеть под штаны колготки. Я ее пытаюсь вразумить, что колготки мальчики не носят. А носят только девочки. Мама мне отвечает, что на улице мороз! Что колготки это не девичьи, а просто детские. Но как она не может понять, что само по себе слово «колготки» девичье какое-то! Папа тоже идет сейчас на мороз и у него нет колготок. Мама опускает руки и смотрит на отца. Отец подходит к нам.

— В чем дело? Мы опаздываем уже. А я никогда не опаздываю, чего и тебе желаю. Пунктуальность это вежливость королей.
— Пап!!!

Я отцу быстро и сбивчиво рассказываю о сути конфликта. Отец кивает мне согласно.

— Ты прав. Колготки это не для мужчин.

Мама всплескивает руками. Отец ее останавливает многозначительным взглядом. Далее происходит следующее. Отец приподнимает штанину и показывает мне край кальсон. Говорит вот что носят мужчины под брюками в сильный мороз. Затем он берет мои детские колготки, ножницы и отрезает снизу их к такой-то матери! И колготки одним «жжжых!» превращаются в кальсоны. Я в восторге. Мама благодарно смотрит на отца. Она спешит меня одеть, обуть и дать тысячу наставлений. Как я должен себя вести в садике. Я ведь приличный мальчик, а не хулиган! Затем… снова провал. И снова и снова. Что же я помню о маме? Это страшно. Я знаю, что она мой самый любимый человек на свете, но я почти ничего о ней не помню! Так мало воспоминаний! Или же они были, но черт возьми эту болезнь! Она стирает самое доброе и светлое что есть во мне. Если и есть во мне что-то человечное, так это заслуга моей мамы. Ее нежность. Ее любовь. Ее забота, вот три кита на которых я стою. Что же я помню? Что? …

… Иосифа, который сапожник, прикладами выгнали во дворик. Поставили к стенке, второй раз уже за его жизнь! Главный оттолкнул солдата, который уже было поднял свой ППШ и прицелился.

— Я же сказал, что я сам! – зарычал Главный. Он достал из кобуры ТТ и наставил на Иосифа. Иосиф спокойно смотрел своему палачу в глаза. Мысленно он пытался успеть простить его. Оправдать! Тот просто не понимает сути вещей! Этот человек много страдал, терял поэтому озлобился. А злоба отдаляет его от Всевышнего! Но он как и все однажды найдет к Нему свою дорогу. Господи, прости его и помоги ему! Главный выстрелил. Пуля впилась в стену рядом с головой Иосифа. Иосиф упал на колени. Упал не от страха, а от боли. Осколок кирпича сильно ударил в щеку. По щеке потекла кровь.

продолжение следует…