Первоисточники, часть 50-яя, о человеческой Сути

из сборника: «Записная книжка»
Часть №50:

– Пересказки?
– А вот и… снова нет, хотя конечно и эта записка близка к жанру простого пересказа мыслей великих и гениальных с личным сомнением ими, поиском и мечтанием.
– И что ж в ней на этот раз не так?
– Ну-у, к примеру, то, что здесь снова не приходится сомневаться и, пожалуй, нечего искать и не о чем мечтать, но на этот раз не потому, что автор сам в готовом виде выдал их, будто аксиому…
– А почему?
– Д потому, что здесь, в авторских мыслях, всё, буквально всё – и сомнение, и поиск, и мечта! – настолько цельно и глубоко спрессовано в одну строчку, предложение, рифму, что сходу понимаешь, что это живая правда, это просто Истина.
– И поэтому её нужно пересказать.
– Нет, законспектировать, разобрав на цитаты, разложив по полочкам, переведя в своё собственное словесное и мысленное восприятие, дабы зафиксировать для понимания Сути.
– Какой сути?
– Нашей с тобой, человеческой, которая, противопоставляя цитате Фридрих Ницше, вовсе не «…слишком человеческая».
– Но… что-то это опять напоминает.
– Конечно! – Первоисточники.
– Точно!.. Опять?
– Не опять, а снова!
–?
– Но всё с той же огромнейшей разницей: те первоисточники выбирали за нас, предъявляя их, как Истину в ПОСЛЕДНЕЙ инстанции, а эти выбираем мы и… принимаем каждый по-своему без лишних комментариев, даже… собственных.
– Интересно.
– И мне… тем более что даже теперь, уже практически преступив к цитированию поистине бесценных мыслей-свидетелей ушедшей эпохи, мне совершенно неизвестно куда двинутся вслед за ними мои собственные в этой Пересказке. Это ли не чудо наблюдать метаморфозу собственного понимания нас, себя?
Итак, к делу!
Сегодня цитирую поистине самые хлесткие, когда-либо слышанные мной, мысли человека хлебнувшего, поистине, до самого, что ни на есть, конца, суть той самой человеческой сущности, о которой в 1972 году с нобелевской трибуны говорил Александр Исаевич Солженицын:
«…Верхоглядное непонимание извечной человеческой сути, наивная уверенность непоживших сердец: вот этих… притеснителей… прогоним, а следующие (мы!) … будут справедливые. Как бы не так!.. А кто пожил и понимает… не смеют возражать, даже заискивают… глядишь обойдётся… (но никогда не обойдётся! – расплата за трусость будет злей.)».
И ещё от туда же:
«…И кому же, как не писателям, высказать порицание своим правителям (в иных государствах это самый легкий хлеб, этим занят всякий, кому не лень), но и своему обществу, в его ли трусливом унижении или самодовольной слабости, но – и легковесным броскам молодёжи, и юным пиратам с замахнутами ножами?»
Так вот сегодня, эта Пересказка-Первоисточник разящих на повал слов именно такого писателя, точней писательницы-поэтессы Ахматовой (Горенко) Анны Андреевой (1889-1966), которая всей мощью своего таланта выражает то самое порицание и обществу, и правителям времен, когда это вовсе не было «…самым лёгким хлебом».
И это дорого стоит!
Итак, «… да имеющий уши услышит…» несмолкающее эхо голоса эпохи:
«Помолись о нищей, о потерянной,
О моей живой душе,
Ты, в своих путях уверенный,
Свет узревший в шалаше…»
Май 1912
«Какую власть имеет человек,
Который даже нежности не просит!
Я не могу поднять усталых век,
Когда моё он имя произносит».
Лето 1913
«…
Всё глядеть бы на смуглые главы
Херсонесского храма с крыльца
И не знать, что от счастья и славы
Безнадёжно дряхлеют сердца».
Осень 1913
«О, это был прохладный день
В чудесном городе Петровом!
Лежал закат костром багровым
И медленно густела тень.
Пусть он не хочет глаз моих,
Пророческих и неизменных,
Всю жизнь ловить он будет стих,
Молитву губ моих надменных».
Зима 1913
«…Иди один и исцеляй слепых
Чтобы узнать в тяжелый час сомненья
Учеников злорадное глумленье
И равнодушие толпы».
23 июня 1915
«…Сроки страшные близятся. Скоро
Станет тесно от свежих могил.
Ждите глада, и труса, и мора,
И затменья небесных светил».
20.июля 1914
«…Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный».
23 июня 1915
« На Малаховом кургане
Офицера расстреляли.
Без недели двадцать лет
Он глядел на Божий свет».
1918
«…Иная близится пора,
Уж ветер смерти сердце студит,
Но нам священный град Петра
Невольным памятником будет».
1919
«Привольем пахнет дикий мёд,
Пыль – солнечным лучом,
Фиалкою – девичий рот,
А золото – ничем.
Водою пахнет резеда,
И яблоком – любовь,
Но мы узнали навсегда,
Что кровью пахнет только кровь…»
1934
«…Пусть так. Без палача и плахи
Поэту на земле не быть.
Нам покаянные рубахи,
Нам со свечой идти и выть».
1935
«Это было, когда улыбался
Только мёртвый, спокойствию рад,
И ненужным привеском болтался,
Возле тюрем своих Ленинград.
…
Звёзды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь».
Ноябрь 1935
«Я приснюсь тебе черной овцою
На нетвердых сухих ногах,
Подойду, заблею, завою:
«Сладко ль ужинал, падишах?
Ты вселенную держишь, как бусу,
Светлой волей Аллаха храним…
И пришёлся ль сынок мой по вкусу
И тебе и деткам твоим?»
1937
Тихо льётся тихий Дон,
Жёлтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень.
Видит жёлтый месяц тень.
Это женщина больна,
Это женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне».
1938
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случиться с жизнью твоей –
Как трёхсотая, с передачею,
Под крестами будешь стоять
И своей слезой горячею
Новогодний лёд прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука – а сколько там
Неповинных жизней кончается…
1938
«…– А это вы можете описать?
И я сказала:
– Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было её лицом.
…
…Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
И я шлю прощальный мой привет».
Март 1940
«Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
…
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть также они поминают меня
В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем – не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
И пусть с неподвижных и бронзовых век,
Как слёзы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли».
1940
«…Ржавеет золото, и истлевает сталь,
Крошится мрамор — к смерти всё готово,
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней – царственное Слово».
1945
«…А вы, друзья! Осталось вас немного,
Последние, вы мне ещё милей…
Какой короткой сделалась дорога,
Которая казалась всех длинней»,
03 марта 1958
«Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,
Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой…»
1959
«Нет, и не под чуждым небосклоном,
И не под защитой чуждых крыл –
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был».
1961
– Ну, вот и Всё! – переведя дух, выдыхаю привязавшееся.
– Кто этот Всё? – тут же ожидаемо слышу известное.
–Почему Кто? – тяну по накатанной. – Всё – это не кто, это, просто, Конец!.. Конец всему.
– Но может быть всё-таки Начало? – улыбается мне Некто.
– Начало?.. – улыбаюсь с сомнением. – Конечно же начало! – радуюсь. – Это снова ты? – кричу мысленно.
– Я-я-я, – разливается в голове эхо и… улетает лишь махнув своей рыжей головой.

«…А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
И пусть с неподвижных и бронзовых век,
Как слёзы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли».
Столько раз мы проезжали мимо этого бронзового памятника на противоположном от Арсенальной набережной берегу и не задумывались над тем: почему он именно здесь?..
И нет смысла, мне кажется искать здесь ответа на вечный вопрос «кто виноват?», ибо ответ этот на поверхности – мы все, наша обычная человеческая суть: неистребимое желание «право иметь» владеть и возвышаться!

Автор благодарит своего критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь.
17.06.2020г