Да, Зайчик!

Октябрь 1985 года (кажется 13-ое).
Суббота.
Около 23-00.
Он (морской курсант четвертого курса, как теперь модно говорить, гардемарин) спешно идет по длинным практически полностью затемнённым коридорам старейшего военно-морского училища страны имени М. В. Фрунзе (ныне Петра Великого), возвращаясь из парадного актового Зала Революции (или просто – «ЗР»), где только-только закончились субботние танцы. Расстояние до спального корпуса, надо прямо сказать, неблизкое, ну, никак не меньше полутора километров.
Сегодня ему явилось чудо, он познакомился с феей.
Она просто настоящий «Ангел» только без крыльев, сошедший прямо с небес, как та прекрасная Золушка, свалившаяся когда-то прямо в руки скучающему на балу принцу. Но в отличие от неё (настоящей Золушки) она не убежала от него с боем курантов (в ЗР – это прощальный вальс), возвещающих о завершении вечера встреч, а напротив, добровольно отдала свою туфельку ему прямо в руки…

Как отдала туфельку? И в чем пошла домой?
А вот так!
В двадцатом веке, скажу тебе по секрету, уже был изобретен телефон. И, в роли туфельки был её домашний номер, который она продиктовала ему.
Но вот беда, на танцы курсанты одевают всё самое лучшее, красивое, идеально подогнанное (ушито, то есть, вручную) по фигуре обмундирование. И как результат в карманах и за гюйсом (ну, красивый такой, большой морской воротник, там делается потайной карманчик) ни записной книжки, ни ручки, ни бумажки.

…И вот теперь он (курсант этот) бережно несет туфельку своей «феи» по бесконечным темным коридорам и, безошибочно угадывая очередной неосвещенный поворот, всё время повторяет заветные семь цифр:
393-45-69.
393-45-69.
393-45-69…

Где-то рядом в темноте слышны веселые разговоры, как обычно подтрунивающих и подшучивающих друг над другом курсантов, оставшихся сегодня по каким-то очень важным (наряд, двойка, наказание) причинам в училище без увольнения и теперь неспешно расползающихся по своим кубрикам.
Сзади слышны веселые голоса Билла (Белковского, комсорга их класса) и Марадоны (Серёги, то есть, прозванного так за бесподобное умение играть в футбол и темные кучерявые волосы, как у знаменитого Аргентинского капитана), весело рассказывающие что-то друг другу о своих сегодняшних победах.
Чуть дальше за ними в темноте слышен «треп» Шурика, Лёхи и Коваля – его друзей-земляков, три года назад вместе с ним приехавших поступать в это училище.
Впереди, «гундосит» в нос Макар (его сосед по парте) и снисходительно отвечает ему Княжик (их старшина класса, прозванный так от его аристократической фамилии Княжев).
А там, далеко впереди, возвышаясь над всеми даже в темноте, «маячит» фигура «непробиваемого» Бэба (Бориса Будкина). Он всего-то на один курс старше их всех, но он их старшина роты, а значит должен держать дистанцию. Бэб всегда серьезен, сердит, решителен и недосягаем. В общем, вечером в роте он – Бог, вот и спешит первым вернуться в её помещения, чтоб обеспечить своевременный «отход ко сну» личного состава.
Так, кажется, это называется.

…Между тем, наш гардемарин делает всё, чтоб хоть как-нибудь вывалиться из толпы одноклассников и не отвечать на обычно нравившиеся ему весёлые их остроты.
Ну, а как же!!!
Всё курсантское сознание сейчас занято одной лишь «туфелькой» феи, бережно вложенной ему в голову, и которую он, словно хрустальную, несёт к своей тумбочке в кубрик, где есть и бумага, и ручка:
393-45-69.
393-45-69.
393-45-69…

Те-ле-фон!!!
Что такое телефон?
Ты не понимаешь этого!
Теперь телефон практически ничего не значит. Он есть у всех, даже в детском садике у каждого второго малыша. Они (детишки) ещё толком не умеют говорить, но уже играют в этих современных «монстрах-гаджитах», самостоятельно включая и выключая там какие-то программы, а иногда даже умеют отвечать на влетающие «СМС-ки», вставляя туда не буквы-слова, а разные «рожицы-колобки».
Наши родители, к примеру, этого не умеют.
Впрочем, жаль их (не стариков, а детишек этих «огаджированных»), им уже никогда не научатся говорить простые настоящие слова друг другу. Всё вокруг у них будет олицетворяться только этими «колобками», ну «смайликами», то есть.
Впрочем, сейчас не про это.
Тогда (в восьмидесятые) телефон был настоящим волшебством. Он имелся далеко не во всех квартирах, учреждениях и кабинетах. Считалось огромной удачей, если у «твоей девушки» дома есть телефон и можно было с ней договориться о встрече, или просто послушать в трубке её голос.
Не улыбайся, тебе этого просто не понять.
Впрочем, представь, что ты уже три года практически «безвылазно» живёшь в казарме, где царят сильно отличающиеся от гражданской жизни законы и порядки. Разговор, да что там разговор, просто вид из окна кубрика на улице, проходящего мимо «создания» из другого мира, воспринимается не иначе, как «Чудо». Ну, а уж если представилась возможность заговорить с ним (ну, «чудом» этим), то эмоции твои ещё долго, долго, долго переполняют тебя всего и, не стихая, бурлят в тебе, бурлят.

…А у телефонного аппарата, висящего в главном холле их факультета, всегда царила особая обстановка.
Ну, а как же?
Во-первых, очередь к нему была и днем, и ночью.
Во-вторых, по негласно заведенному правилу, здесь всегда было очень тихо. Даже если кто-то просто шёл мимо телефона (холл был действительно главным, все курсанты факультета, отправляясь по своим делам, всегда были вынуждены вначале спуститься сюда на первый этаж и пройтись по этому холлу) он невольно замолкал, боясь прервать «сеанс связи» товарища с «другим миром».
А, в-третьих, у телефона никто никогда не торопился и никого не торопил. Никто никогда не «лез» вне очереди. Даже старшекурсники! Даже старшины и комсорги классов! Даже старшины рот.
У телефона все и всегда равны!
А процесс разговора – свят и не обсуждаем, чтобы и как бы не говорилось здесь!
А говорить-то как раз было очень и очень не просто.
Почему?
Да потому что говорят курсанты публично, никаких даже подобий кабинок, вот и лезет всякая чушь сама по себе…

Следует, видимо, ещё раз отвлечься и вспомнить, что в те далёкие восьмидесятые годы телефонный автомат соединял линии на три минуты, после того как домашний абонент снимал по вызову трубку, а предварительно установленная в специальную щель двухкопеечная монетка (ну, или десятикопеечная — монеты были одного размера) проваливалась. За тридцать секунд до окончания лимитированного разговора аппарат напоминал о необходимости положить следующую монетку, противно пикая в ухо.
В принципе это не дорого даже по тем меркам, но такого количества монет, сколько требовалось курсанту для утоления жажды слышать свою фею, «не напасешься». Поэтому у каждого из них в кармане была всегда наготове монетка с пробитой в ней дырочкой на тонкой прочной нитке. После того, как автомат начинал «пикать», надо было ловко рассчитать время, чтоб за пару секунд до обрыва сеанса вытянуть её (если раньше то ваш «абонент» может решить, что связь прервалась и положит трубку) и установить вновь для подключения ещё одного трехминутного глотка «счастья».

…Утром четверокурсник проснулся далеко до подъема, лишь с одной только навязчивой мыслью, которая крутилась в его голове:
393-45-69.
393-45-69.
393-45-69.
Ничего больше слышать, видеть и воспринимать он уже не мог. Ещё перед сном он выпросил у Княжика увольнение на завтра. В субботу курсант заступил дежурить «дневальным» по роте (что, впрочем, не помешало ему в подменное время на часок сбегать в ЗР), но к 18-00 сегодня он будет полностью свободен, а значит, имеет полное право посетить город и его жителей. Ему безумно, безумно, безумно хотелось увидеть «своего ангела». Вспоминая вчерашнее знакомство, кроме как яркого воздушного всепоглощающего небесного «сияния» (возможно даже и с крыльями за спиной) он уже ничего не помнил. Но, вот незадача, надо пересилить «природную стеснительность» и срочно позвонить ей. И чем быстрее это будет сделано, тем лучше, а то не дай Бог «Ангел» упорхнет куда-нибудь без него на прогулку по бескрайним просторам прекрасного Ленинграда…

Накануне вечером «туфельку феи» (ну, телефон, то есть) он аккуратно записал на коробке от зубной пасты. Но, надо ли говорить, что теперь это уже было совершенно лишним. Семь заветных цифр навсегда впились ему в память. Он и теперь, спустя тридцать лет помнит его, как и тогда (впрочем, это и немудрено, трубку там сегодня снимают их внуки).

…И вот, как только нашему курсанту удалось уличить свободную минутку в своем непростом, несмотря на воскресный день, графике дневального, он тут же «рванул» к «звуковому порталу» (телефону, то есть).
Очередь была, как и ожидалась, немалая.
Первым — долго, весело, умно и непринужденно с вчерашней своей «жертвой» «трепался» наш бывалый отличник-комсорг, душа всей роты Билл (ЦТН, Володя). Все заслушались его, словно на комсомольском собрании, честное слово. В результате своей речи, он как всегда подвёл к одному, чтоб «новая» его любимая не забыла принести на встречу что-нибудь вкусненькое…

Ну, в смысле поесть (молодой организм, знаешь ли, всегда требует «пожрать»), но ни в коем случае не выпить, курсанты – это тебе не «шпаки» какие-то там. Во-первых, к выпивке девчонки не допускались, а во-вторых, не пьют курсанты вот так просто без причины и настоящего повода. Правду говорю, не кивай там снисходительно головой, перед собой чего врать-то.

…Затем, слегка заикаясь, Шурик сговаривался со своей женой, где они встретятся, куда пойдут и что она должна взять с собой.
После Макар звонил своей «Носатой» (так он тогда называл свою «пассию») и почему-то врал, что сегодня он стоит «на тумбочке», видно со своим земляком Левкой куда-то на приключения собрался. Курсанты хохотали над его «честным» гнусавым подкашливающим голосом. Он всегда кашлял, когда «подвирал» флиртуя с девушками, поднеся для убедительности сжатый кулак ко рту, чтоб самому не рассмеяться над собой.
Затем, долго что-то объяснял своей жене Олежка Боровский, только-только сыгравший с ней свадьбу, видно не попал в увольнение, вот и оправдывался (в общем-то, он хорошо учился, может, с командиром роты повздорил).
И тут очередь дошла до нашего неподражаемого, внешне мало эмоционального старшины роты Бэба.
Огромный, широкоплечий, круглоголовый «молодой человек», неторопливо положив в автомат свою монету и набрав номер, развернулся лицом к нам и, удобно опершись на железный «портал», угрюмо «уставился» невидящим взглядом куда-то вглубь уползающего отсюда (из холла) длинного коридора.
В этот самый момент, из его глубины во главе со старшиной первой статьи Княжевым (он в отсутствие ротного вынужден был вести роту на обед) неожиданно вваливается вся наша рота.
Не увидев, почувствовав на себе пронизывающий насквозь взгляд удава (ну, Бэба, то есть), Княжик встал, как «вкопанный». За ним, медленно претерпевая метаморфозу от беззаботного веселья, до полной гипнотической анестезии, останавливаются все остальные, постепенно плотно заполняя и без того не пустующий холл. Две сотни удивленных глаз впились в Будкина, в их глазах повис немой везде сущий на все времена вопрос:
Что делать?
Идти ли самим дальше или подождать старшину роты?
Ни один мускул не дрогнул на лице Бэба. Он смотрел привычно спокойно, сурово, безэмоционально, впрочем, как обычно, прошивая одним взглядом всех.
Все же онемели, как замороженные.
В холле воцарилась абсолютная тишина.
Отчетливо раздались длинные гудки и…
…монетка упала.
— Привет… Зайчик. – Почти не разжав челюстей, громко, отчетливо, будто перед строем (ну, или как волк в мультике «Ну, погоди»), выстреливает Бэб…

Пауза.

…- Да-а, Зайчик! – удовлетворенно роняет он…

Пауза.

…- Не-ет, Зайчик! – напряженно бросает старшина…

Длинная пауза.

…- Не мо-гу, Зайчик! – Возмущенно давит он…

Очень длинная пауза.

…- Ну-у, хо-ро-шо, Зай-чик. – Чуть потеплев взглядом и расслабив челюсти, мягко шуршит Бэб, и, медленно развернувшись, нежно кладет трубку…

Рота курсантов, в припадке «душащего» их смеха, не дожидаясь команд, скоренько-скоренько развернулась и, начиная с первого «зайчика», по одному растворилась в пространстве от греха «подальше». Лишь крайне заинтригованный Билл, вечный насмешник Макар, не сумевший недослушать этот великолепнейший по содержанию монолог с «Зайчиком», да наш герой, во что бы то ни стало не желающий потерять очередь к телефону, были свидетелями его завершения.
Нежно положив трубку общественного телефона, Бэб повернулся в холл. На лице его сияла удивительно нежная и добрая улыбка, которую раньше никогда и никому из них не приходилось видеть.
«Волшебный портал» подействовал.
Он удивленно смотрел на курсантов, мимо них, сквозь них, сквозь этот длинный коридор и стены.
Он был там, где его «Зайчик». Вряд ли вообще он видел, что минуту назад здесь была вся его рота.

…- Хо-ро-шо, Зай-чик, — словно заучивая свою гениальную фразу, по слогам повторил он и, глянув на часы, весело бубня ещё что-то под нос, направился в роту, по пути по привычке «одевая» на себя привычную бесстрастную маску, которая, впрочем, всё равно никак не позволила ему вернуться обратно…

https://proza.ru/2015/10/16/475