Пасха

Дела-дела…
дела – лишь пыль.
Слова? Слова…
хранят нам быль,
а с нею мысль
и нашу жизнь!..

— Ах, до чего ж красиво, хорошо, — радуется не по погоде легко, но очень аккуратно одетая пожилая женщина.
— Да-а, — глядя на длинный, почти с полусотню метров стол, плотно уставленный красочной праздничной снедью, отзывается худосочный мужчина средних лет, случайно оказавшийся рядом, — в этом году действительно богато.
— И с погодой, как всегда, повезло, — добавляет его спутница. – Вот так каждый год, какая б погода ни была, но как только мы подъезжаем сюда, к этой церкви Благовещенья Пресвятой Богородицы для освещения куличей накануне Пасхи, солнце тут, как тут!
— Чу-у-до, — подняв глаза вверх, задумчиво качает головой старушка.
— Чудо, — соглашает мужчина, — всю ночь и утро снег шел, а тут гляди-ка солнце.
— И народу, народищу, — радуется его спутница, по-видимому, жена, прильнув к его плечу и зябко ёжась на холодном ветру.
— Хо-ро-шо, — удовлетворенно тянет пожилая дама, — стол, как никогда, такого у нас, в наше время, не бывало!
— Такого… не бывало, — не сразу соглашается мужчина, — но куриные яйца мама каждый год красила, много, а мы не зная, что к пасхе, таскали их с братом в школу потихоньку, ели, а там учителя ругались.
— И мы в школу таскали, — оживает жена, — битвы на самое крепкое яйцо устраивали, кто выиграл, тому всё сразу достаётся.
— А мы… а у нас, — задумчиво улыбается бабушка, вытаскивая из сумки свои полбуханки черного хлеба с воткнутой в неё небольшой тонкой свечой и подгнивший, переспелый банан, — не красили, не было весной яиц, кур… почти, съедали их всех. А вот хлеб… пекли особенный, высокий, в точности как теперь куличи.
— «Святись пасха, светись яйца, светись тое, что долгое…», — указывая глазами на банан, весело шепчет на ухо жене мужчина, вспомнив, видно, что-то своё из детства, из рассказов родителей, а вслух добавляет, — скоро начнут.
— Скоро ль? — трет озябшие руки старушка.
— Обычно каждые пятнадцать минут освящают, — говорит жена, — и так ставить некуда, народу много, весь стол заставили.
— А как же? – теряется старушка, в поисках свободного места на столе.
— Мы вон на руках держим свои куличи, — говорит мужчина, приподняв свой невеликий скарб повыше, — батюшка пойдет вокруг стола, попросим прямо с нами их освятить.
— Хо-ро-шо, — тянет бабулька, — и я попрошу. Батюшка хороший этот, знаю его, веселый, обычный такой, домашний.
— Светский, — подсказывает мужчина.
— Советский? – удивляется женщина.
— Да нет же, — улыбается красавица-жена, — светский, обычный в общении, мирской, то есть, простой.
— А-а-а, — смеется бабушка, — да-да, конечно простой… народный. Да вон он и сам в куртке, глядите, видно посмотреть пришел, мол, не пора ли начинать…
…- Святись пасха, святись яйца, святись ангельское питие, святись тое, что долгое… прочая снадобье людское, — поет это или что-то подобное на древнегреческом или древнерусском, но все равно непонятном для современного уха языке, батюшка, перелистывая высокие страницы толстой старинной книги-талмуда, предварительно сняв с себя светские одеяния.
Народ с интересом слушает, наблюдает, радуется.
Батюшка движется вдоль стола, кропит своей мохнатой «кисточкой» или, как она там называется, кропилом праздничные угощенья, собирая попутно подношения на серебряный поднос для многочисленных нуждающихся, в великом множестве скопившихся внутри небольшого храма у иконостаса «ожидаючи».
— Полейте на нас, пожалуйста, — просит мужчина, когда процессия подходит к ним вплотную.
— Святись… тое, — ну, или что-то в этом роде, безусловно, светлое и доброе поет замечательный простой народный батюшка на незнакомом языке, осторожно окропляя водой их склонённые головы, куличи, хлеб и «долгой» перезревший банан старушки.
— Ах, как хорошо! – ни к кому не обращаясь, выдыхает она, убирая свою утварь в потертый пакет, после ухода батюшка в сквер, где люди также за неимением свободного места у стола расположили свои пасхальные угощения на скамейках, газоне, парапете памятного креста какому-то святому.
— Ну, вот, дело сделано, — радуется мужчина.
— С наступающим вас праздником воскресения Христова, — обращаясь к женщине, говорит его спутница, — возьмите от нас в подарок кулич, сама пекла, свежий.
— Ой, что вы, не надо… спасибо, — пугается пожилая женщина и, прижимая к груди свой пакет с черным хлебом внутри, машет головой и пятится прочь, — нет-нет, у меня много ещё… стоит там, на столе.
— Тогда, хоть сто рублей, — протягивает бумажку мужчина, — возьмите.
— Да вы что, у меня ж всё есть, — отчуждённо улыбается она и, неожиданно гордо выпрямившись во весь рост, кивает в сторону попрошайки у входа в церковь, на южный манер наглухо замотанную в тряпки, — отдайте нуждающимся.
— Всего доброго, — с уважением и приязнью глядя на бабушку, говорит мужчина.
— До свидания, — вторит его жена.
— С наступающим вас, — улыбается старушка, — святым воскресением Христовым и ещё раз спасибо.
— Воистину… воскрес, воскреснет!

Автор благодарит критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь, а также приносит свои извинения за возможное совпадение имен, названий, диалогов, потому как рассказ является художественным, вымышленным, хотя и подслушан случайно в разговоре 15.04.2017г.