Спасибо на каждый день

Вечер. Свобода. Я считаю шаги до моего крыльца. Высокие каблуки с трудом и без грации несут меня и все, что у меня в руках. Иду и думаю о мимо проходящих мужчинах и о природе джентльменства. Вселенная слышит меня. И сильные мужские руки, легко подхватив мою тяжелую добычу из еды и воды, освобождают меня от нее и дарят радость легкой походки. Спасибо тебе, добрый человек! Все, я дома. И хочу написать о самом настоящем в моей жизни джентльмене, которого буду благодарить всю жизнь.
Самый сильный и умный, самый справедливый и галантный. И самый смешной джентльмен на свете…
Папа, ты очень хотел детей. И, женившись в третий раз, теперь уже на нашей маме, наконец-то сбыл свою мечту. Ты очень, очень хотел сына. А получил меня – настоящего бурятского младенца с кудрявым волосом на лбу – точную свою копию. Это была любовь, взаимная с первого взгляда. И словом «сынуля» теперь называлась наша мама, как бы странно это ни звучало. Я всегда знала, что ты – мой самый большой герой и друг. Добрый и непобедимый.
Уже в пять лет ты водил меня в музыкалку и на танцы. И, забирая из садика, спрашивал про поклонников. Ты учил меня сочинять сказки, и каждый вечер мы придумывали вместе новую. Когда, наконец, меня перевели с хорового на класс фортепиано, ты целый сезон просидел на болоте, собирая клюкву, чтобы купить инструмент, ведь ваших зарплат не хватало на это. Ты учил меня рисовать и строить мебель для кукол. Потихоньку дело дошло и до платьев. Однажды мама, отработав свой школьный день, вернулась домой. По обыкновению, раскрыв шкаф с одеждой, она сначала замерла, а потом взяла верх своим сильным на аудиторию голосом и, как дельфин, перешла на ультразвуки. Ее любимый кримпленовый костюм был применен. Я аккуратно вырезала из спинки жакета приличный кусок для испытаний. В тот раз ты отстоял мои интересы, и, как модельер модельеру, привез из командировки целых три метра бязи в цветочек. Ты не очень поддерживал мой интерес к играм в доктора, потому что на изготовление лекарств уходили все твои краски. Зато я научилась убирать за собой мазню. А вот когда мы с мальчиками лазали по деревьям и крышам гаражей, ты никогда не ругался, а подсказывал, как лучше и безопасней. Даже когда разъяренная Баба Люба из второго подъезда вызвала всех родителей на разборки (мы летали с крыши на зонтике – ведь, так делала Мэри Поппинс), ты защищал меня перед всеми и мамой. Время от времени я видела твой ремень. Когда ты учил меня жизни, потрясая им перед моим носом, и когда пристегивал меня, чтоб не упала – мы проходили ролики и велосипед. А помнишь, мы всей семьей собирались в гости? Я вся в белом – белая шубка из сибирского кролика, белые рейтузы, связанные бабушкой. Ты – в новом пальто. Мы готовы и ждем маму. Я выпросила разрешение быстренько съехать на коньках с горки во дворе. Горка крутая. Освоена была, но задним ходом – еще нет. И вот, мы в прихожей. Мама кипит через край, а ты прижимаешь меня к себе. Черные от грязи коленки, разбитый нос, и белая шерсть налипает с кровью на твое новое пальто. С четвертого класса ты готовил меня к моей профессии уже серьезно. А в шестом весь класс объявил мне бойкот. Мы с одной девочкой не поделили мальчика, и ей удалось настроить народ против меня. Ты объяснил, где правда, моя и ее. Мы дружим с ней до сих пор, с единственной из класса.
Не знаю, сколько мне было лет, мама недавно призналась… Как настоящий джентльмен, ты встал перед выбором. Выбирать нужно было между красивой тетей из другого города и нами. Ситуация была серьезной, и мама готовилась к любому раскладу. Ты долго сидел в спальне один, молчал и потом выбрал меня. И все снова стало хорошо. Не сразу, но ты старался.
А как я хотела собаку. Уже конец школы. Мы носили домой черепаху, ежа, кролика, хомяка. Но собаку мама все равно не разрешала. Я собирала, как террорист, собакину коробку. В ней жили чесалка для шерсти и миска для еды. Я сшила матрац, а ты дал денег на поводок и ошейник. Когда вы смотрели кино, я садилась на пол перед телевизором, выкладывала все это перед собой и тихонько плакала. Крепость пала, и однажды, вернувшись из школы, я обнаружила в прихожей щенка. Он сидел в твоем ботинке и жевал шнурок. Так появилась собака Варька. И мы учили ее петь – ей очень нравился «Сонет» Доги, который я здорово играла. Все соседи тоже об этом знали. А ты играл на гитаре песни Высоцкого и свои. Когда у нее треснул гриф, тебе кто-то из друзей подарил баян. И баян был в деле. И ты же всыпал мне, когда я пролила жженый сахар на ладонь, чтобы не сдавать выпускной экзамен в музыкалке перед серьезной комиссией. Ведь меня могли взять в консерваторию, а я же дизайнер.
Я взрослела, а ты учил меня приемам рукопашного боя. Да так, что тебя, взрослого мужчину, я умела перебросить через плечо. Помогал в универе. И здорово помог, когда для грандиозного показа мне нужно было построить лодку. Мы сделали ее за три недели в гараже. И еще два месяца я украшала ее кристаллами уже у себя в студии. Когда это чудо вынесли на подиум, публику взорвало. И теперь оно стоит в музее Сваровски в Австрии. Представь!
Ты все время цитировал то Сократа, то Платона, то Окуджаву, то Желязны. А когда я привезла тебе «Трансерфинг» Зеланда – ты прочел это, и мы долго курили в туалете и спорили, пока мама не выманила нас пирогами с капустой. Я все-все помню, как ты все знал, все умел и умел научить.
Свое самое долгое «спасибо» я сказала тебе в маленькой часовне, пропахшей церковными свечками… после отпевания. Я слышала, как ты улетаешь. И сей час ты помогаешь мне уже оттуда, из застывшей своей тишины. А мы с мамой учимся жить без тебя.
Свое безграничное «спасибо тебе» я складываю в троекратное «благодарю». И ярким, светящимся шаром отправляю Создателю. За все и за всех. Ведь, как говорил почитаемый тобой Лем: «Выход обычно там же, где и вход».