Сила жизни.

Из новостей планеты чуждой:
«…В архив сданы материалы и доклады комиссии по Тронской конференции психопланетологов по проблеме «земного разума». Окончательное решение по ключевым вопросам конференции, – прогресс и деградация земного общества, стрессовая психоустойчивость среднего субъекта развитой системы общественного построения общества, действие на земной интеллект формулы Уникума и субдоминанты жизни, которую, собственно, называют ещё и формулой Смерти, — комиссия оставляет за собой!
Из речи председательствующего ясно, что для окончательных выводов время ещё не пришло! Одним из последующих шагов, предпринимаемых учёными психопланетологами, будет разработка спецоперации на проверку устойчивости психоэмоционального багажа человеческого тезауруса. Обвинения и защита докладчиков сводились, по — существу, к двум вопросам – выполнению человечеством норм просветлённого разума, признанного удовлетворительным результатом более раннего эксперимента, и явлению, прозванному эскапизмом, — убеганию от жизни, отказ от норм морали, поиски жизни в отсутствии её.
Из формулы Уникума следует, что изменение составляющей её со знаком минус ведёт доминанту по кривой вниз. Поисками «ничто» и постепенной деградацией, земное человечество, может выбрать неверный путь развития для всей своей цивилизации, сильно выродиться и прийти в крайнюю степень опущения. Можно предполагать, что последствия этого будут всего ужаснее тем, что эту группу человеческого элемента составляет большинство.
Это грустное большинство интересно учёному – психопланетологу тем, что при общем эксперименте можно проследить регресс земного человеческого общества и крайнюю его степень деградации.
Другая группа, выражаясь аллегорически, – это немногочисленное стадо господне, остаётся верным зову просветлённого разума, тех немногих, которые имеют надежду на жизнь — продлённую и светлую, способных вывести раскаивающихся беглецов от жизни к свету; таких и мы можем признать братьями по разуму, и протянуть руку помощи в трудный час.
В ходе предложенного несколько абсурдного эксперимента, учёным Трои и предстоит выяснить, — насколько устойчива психосистема среднестатического землянина, ареалом обитания которого является среднематериковая часть суши самого большого и густо заселённого материка, носящего имя Евразия. Время покажет, какое место Земля себе уготовила на будущее. Ну что ж, — там где молчат всесильные формулы леди Жизни и мадам Смерти на помощь приходит мистер Эксперимент!..»
***
Из приложения к журналу «Вокруг света» из рубрики «Очевидное – невероятное»: «В Америке произошёл курьёзный случай. Спасая свою честь, женщина откусила кончик носа мужчине, попытавшемуся ею овладеть. Дело происходило в лифте одного из небоскрёбов. Потерпевший обратился в суд. Суд отверг притязания истца, признав действия ответчицы необходимой мерой самозащиты».
«В книгу Гинесса не вошёл результат, превышающий мировой в несколько раз. К сожалению, повторить его не представляется возможным. Спасаясь от бешеной собаки, житель города Вюртенберг ФРГ совершил прыжок с разбега на колонну ограды высотой три метра!»
***
Из глубины души: «Сила страха или сила жизни?»
***
Из толкового словаря С.И. Ожегова: «Страх -1. Очень сильный испуг, сильная боязнь. 2. События, предметы, вызывающие чувства боязни, ужаса. 3. Риск, ответственность за исход чего-нибудь».
«Жизнь -1. Совокупность явлений, происходящих в организмах, особая форма существования и движения материи, возникшая на определённой ступени развития. 2.Физиологическое существование человека, животного.3. Деятельность общества и человека в тех или иных её проявлениях. 4. Реальная действительность. 5. Оживление, проявление деятельности, энергия».
***
Из дневника средне — интеллигентного землянина: «Почему к страху в человеке мы относимся так презрительно – небрежно, халатно заливая его алкоголем, глуша никотином, сбегая от него в нарко-, токси-, хэппи и хиппи, в секты, прибегая к другим ультро – современным средствам?
На мой взгляд, страх – есть инстинкт жизни, ответственность перед будущим её, врождённая способность чувствовать опасность! И важно как человек распорядиться этой способностью. А значит, не сила страха заставляет человека делать непосильные вещи, а сила жизни!»
***
Из летучих фраз:
— Как жизнь?
-Нормально.
***
— Простите, — вы, вот тут сказали нормально, а разрешите поинтересоваться, что вам надо для того, чтобы было отлично?
— А тебе-то, собственно, что надо?
— Зачем же так агрессивно, молодой человек? Вы обуты, одеты, сыты, у вас хорошо поставлена индустрия развлечений, так что вас не удовлетворяет? Я знаю массу людей, у которых ничего этого нет.
— А я здесь причём? Ты чего ко мне привязался, папаша?
— Скажите, что вам надо. И может быть, вы это получите!
— А ты что ли золотая рыбка или сам Господь Бог?
— Горячо! Ну, так что?
— Вот, дьявол, привязался! Только учти, папаша, душу я тебе свою не закладывал и не буду, хоть ты меня озолоти! А добровольную дарственную валяй, отписывай – дачу с бассейном, Волгу, деньги в долларах, можно в рублях – шутник, ты папаша!
— А как насчёт положения? Авторитета? Признания?
— Можно. Только от тебя этого хрен дождёшься!
— Так. А вы помните у Чехова: «Каждый должен нести свой крест, и веровать…» Ведь для всего этого надо несколько больше ваших усилий приложить… и плечи-то помогучее иметь… и голову на них…
— Чего?
— Но если вы унесёте тот крест, то всё, что вы пожелали, будет ваше! И вам не покажется абстрактным то, о чём я говорю, и странным моё предложение!
— Да иди ты, к чёрту!
— Так, не забудьте про крест-то!
— Я ещё раз сквозь зубы процедил: «Иди ты!» — и ругнулся про себя, и быстро зашагал, почти побежал прочь. Неожиданная встреча с приятелем была испорчена и забыта. После дурацкого разговора с неизвестным идиотом на душе остался скверный осадок. У меня нет особой памяти на лица. И лицо неизвестного ничем особым не выделялось среди других лиц, само по себе оно даже не было не приятным, но что-то неуловимое в нём отталкивающе на меня подействовало. Свою безотчётную жуть перед ним я скрыл за нарочито грубые фразы подростка, хотя сам себя уже не считал таковым. Желание оттолкнуть его, убежать появилось с первой же его фразы, но остановило собственное состояние, которое в лабиринтах подсознания констатировало о непонятном изменении чего-то вокруг меня. Теперь-то я уверен, что некие волны, так не понравившиеся мне, шли от него. Само по себе удивляло ещё и то, что он на мои грубости отвечал неизменными улыбкой и вежливым обращением, вплоть до «вы». При первой же возможности уйти, не теряя собственного достоинства, я ушагал. Чуть ли не бегом, а можно сказать, даже и не дожидаясь этой возможности, потому что свои последние слова незнакомец выкрикнул мне в удаляющуюся спину. Но я не мог избавиться от застрявших в мозгу слов: «Так не забудьте про крест-то!..» — как будто бы мы с ним ни о чём не договаривались, но фраза, кинутая вслед, явно к чему-то обязывала. Я не мог понять, в чём тут дело! Цепкие волны состояния градуса «жуть», обмывая моё сердце, заставляли его учащённо биться; я часто оглядывался назад, нащупывая глазами невидимого преследователя, а уголки моих губ неприязненно и горьковато усмехались над собственными страхами – да что я –школьник нашкодивший? Так и кажется, увидит сейчас классная мымра и вкатит пару… Так вдолбленные школьными учителями скрипучие истины типа: быть трусливым очень плохо, страх – недостойный животный инстинкт, — настигают нас в самый решающий момент жизни, заставляя делать ещё большие глупости… а почему, собственно, недостойный?!.. Значит, отдёрнуть вовремя руку от огня, чтобы не обжечься – достойно, а инстинктивно почувствовать гораздо большую опасность – недостойно? А разве не страх перед не понятным разжигает жгучее любопытство, заставляющее нас работать до умопомрачения в поисках ответа?.. Однако скрипучие истины сделали своё дело, и я понемногу успокоился. Мало ли чудаков шляется по большим городам нашей Родины. Я огляделся. Вспугнутые ноги, верные команде сверху – или это прозвучало из пятки? – «бежать без оглядки!» — унесли меня подальше от места странной по ощущениям в высшей степени неприятной встречи. Однако они унесли меня в не очень знакомое место, точнее сказать, очень не знакомое, но обретя уверенность в том, что земля круглая, я узнал у проходящего мимо прохожего, где я нахожусь, и как мне пройти туда, где я должен был бы находиться, и бодро зашагал назад. Для нашего города место было не особо людное. Я уже давно петлял по незнакомым кварталам, насвистывая под нос что-то весёлое, и ничего удивительного, — когда города делятся на сетку: 1, 2, 3, 4,5… и «А», «Б», «В», «Г», «Д» — нет ничего позорного в том, что весь город ты не знаешь, хотя и являешься его жителем. Горлова моя уже спокойно вращалась по сторонам с целью рассмотреть и запомнить, и причислить к знакомым местам это незнакомое местечко. Собственно, улицы, старательно поделённые на квадраты кварталов с одноликой многоэтажной архитектурой города. Очень похожи одна на другую. Та же нумерация домов, наверняка, даже название улицы какое-нибудь средне- затёртое… сейчас глянем… и голова моя послушно завертелась в поисках… не понял… Я оглянулся ещё раз… как передать весь ужас того, что я увидел?! Я предпочёл бы, чтобы это была авария с жертвами, но только, чтобы это было из нашей жизни, а не… Должно быть, волосы у меня стали дыбом! На меня, казалось, в спокойной уверенности своих прав – возложиться мне на спину, — надвигалась, вырулив из-за угла, огромная крестообразная тень вместе со своим обладателем – воплощением безумства и ужаса!.. Крест, огромный, то ли свинцовый, то ли чугунный, чёрный объёмный крест величаво – грозно двигался на меня!..
Я не знаю, почему я не умер прямо на месте от ужаса! Должно быть, меня спас великий инстинкт жизни – страх почувствовать эту громадину на себе! Ноги мои сорвались с места, хотя я не успел ни о чём подобном помыслить, они неслись и неслись, унося меня подальше от этого чудовищного невозможного в реальной жизни креста! Я при этом успевал думать, что я сплю, и мне надо проснуться; второе дыхание открылось, не дожидаясь, когда закроется первое, и подозреваю, что призвало в тот момент работать на себя помимо лёгких, все остальные органы тела. Пальцы ног стали чувствовать неровности тротуара через кеды, и отталкивались от земли подобно ногам кенгуру! Руки, помогая бежать ногам, тоже отталкивались прямо от воздуха, не пренебрегая его малым сопротивлением! Все инстинкты быстроногих и быстро-чувствующих предков проснулись во мне, разбуженные диким ужасом!
И страшный крест теперь не двигался так спокойно и плавно, гордый своей миссией упасть мне на спину! Он поспевал за мной тяжёлой поступью, сотрясающей землю на несколько метров от него! Эти содрогания доходили порой и до меня и заставляли ещё быстрее перебирать ногами, с утроенной, неизвестно откуда взявшейся силой. Между тем, вечер взял своё; было уже достаточно темно. Как только мне удавалось скрыться в проулках за домами, уйти с линии горизонта «его» видимости, – не хочу даже называть «это» по имени, — «он» словно караулит мои мысли; и неизменно, как будто откликаясь на них, появляется, стоит лишь подумать, что «это» сейчас появится!.. — я стоял, вслушиваясь в гулкую тишину, и едва до меня доходили сотрясающие землю шаги, вспугнутый, пускался вновь бежать, не думая куда, в какую сторону, не разбирая дороги, петляя по кварталам, как заяц… Должно быть, мы совершили ни один круг, пока, наконец, я не сообразил, что так бегать можно долго, но не до бесконечности, — о том, что будет, когда я свалюсь, не выдержав гонки, даже думать не хотелось, — я нырнул в подземный переход, предварительно спросив вдруг попавшегося припозднившегося прохожего: «Крест не видали?» — и по его взгляду понял, что обращаться с такими вопросами больше не стоит! Но тогда, может быть, видение – следствие моего расстроенного воображения?.. Ответ пришёл мгновенно. Прямо над собой я услышал, увидел, почувствовал тяжёлую поступь, и в ужасе нырнул в проход, соединяющий, к моему счастью, подземный переход с метро.
Я еду в метро. Вздрагиваю при каждой остановке. Боюсь, чтобы «он» не завалил прямо в вагон. Но здесь сидят люди. И «он» не показывается. Хотя я чувствую, — «он» ищет меня, «он» ждёт где-нибудь на выходе из метро, или даже прямо на станции. «Он» недоволен, что я так настойчиво бегу от него! «Он» даже может завалиться в мой вагон! Я ищу людных мест. Я до ночи прокатался в подземном тоннеле, пересаживаясь вместе с движущейся людской массой в вагоны более шумные, более полнящиеся людьми. Я наконец-то решил, что оставаться ночью одному в метро, ещё опаснее и «прицепившись» кому-то на «хвост», выбрался на поверхность земли. Следуя за мирным пассажиром, я добрался до какого-то вокзала и сел за ним в нечаянную электричку. Люди входят. Выходят. Когда вагон пустеет, я, повинуясь собственному чувству страха, перехожу в другой. Я понимаю, что электричка постепенно будет пустеть, и до последней станции доедут несколько человек, выйдут, а потом что? Не пойду же я вместе с ними к ним домой! Но даже если я всё придумал, и ничего страшного на самом деле не существует, — это немыслимо, чтобы «он» существовал, — этого не может быть, потому что быть этого не может!..– но я уже ничего не могу сделать со своим разбушевавшемся воображением… исходя из всей логики – такого быть не должно! Но логика хороша там, где есть жизненные законы, а если эти законы почему-то не действуют – зачем нужна логика? Пользоваться ей в таком случае, способен только сумасшедший или кому жизнь не дорога… Я вдруг поразился – насколько мне дорога своя жизнь! Куда подевались все мысли о разбитой судьбе из-за несчастной любви; удаче, переметнувшейся в руки другого; обойдённости, обделённости чем либо и в чём–нибудь… погибнуть от неожиданной, но возможной случайности было бы лучше, чем от моего кошмара! «Он» был слишком осязаем, ощущаем всеми моими органами чувств, чтобы признать его моей галлюцинацией или даже привидением! Но после такого!.. – Я ни за что добровольно не расстанусь со своей жизнью из-за какого-нибудь пустяка! Бегущий за мной огромный тяжёлый крест не укладывается в эту самую логику, и я сейчас ни за что не доверюсь ей…
Нас в вагоне осталось пятеро человек. В соседний было идти бесполезно, и там так же. Глянув в его сторону через стекло, в дальнем тамбуре я заметил мой «ужас»! Не знаю, может «он» счёл не по-джентельменски настигнуть меня со спины, и почему не побоялся нескольких пар глаз очевидцев? – должно быть, рассудив, если «он» это умел, что им всё равно никто не поверит, — «он» караулил меня или даже собирался направиться ко мне? Может быть, люди спали, не знаю, они мне показались манекенами, глупыми посаженными восковыми большими куклами – как будто, чья-то могучая рука забыла убрать игрушки…
Обо всём этом я думал, обдирая лицо и руки об ветки кустарника, об сучья, цепляющиеся за одежду. Пробираясь в самую чащу густого тёмного ночного леса. Никто и никогда в другой раз не заставил бы меня сюда сунуться в такое время! Как я приветствовал его холодные, мокрые от вечерней росы, лапы сейчас! Я забился куда-то в яму, под пень и кусты, и не подавал ни звука. Я абсолютно не помнил, каким образом я выскочил из электрички и прибежал сюда! Я очнулся только тогда, когда уже сучья во всю трещали у меня под ногами! И сейчас был занят тем, как бы хоть немного согреть себя, сжался в комок и обхватил себя руками…
Должно быть, очухался я от звука. Что-то шуршало. Я не понял, где я нахожусь. Было мягко, уютно, тепло, немного щекотало нос. Вдруг справа от меня что-то особенно громко шебуршнулось, — я вскочил и лицом к лицу оказался с деревенским дедом. Он был в фуфайке, кепке, широченных потерявших цвет штанах, сапогах, в руке держал вилы. Вид у него был немного растерянный. Я стоял посреди поля, рядом с копной сена, из которой только что выскочил! Неподалёку стояли другие копёшки. Часть их уже была раскидана и сушилась. День был удивительно солнечный и весёлый. Небо голубое, с редкими лёгкими облачками. Недалеко зеленой стеной высился лесок. Всё это мои глаза и чувства зафиксировали в одно мгновение, как живую фотографию; в этот момент, пожалуй, моим способностям мог позавидовать любой разведчик, находящийся в тылу врага.
— Ты откуда такой взялся? Сейчас бы я тебе в бок-то вилами заехал! – проговорил старик, и «боевая стойка» моего организма, не видя опасности, тут же ослабла. Осталась только чуткая боязнь появления кошмара! Но сейчас я был готов расцеловать небритую щетину этого мужичка! Вилы… деревенские вилы из нашей (пусть не городской, деревенской), но нормальной жизни! И солнце светит! И небо — голубое! И так жить захотелось! Просто жить, трудиться вот на этой земле, ворошить вилами сено, и пусть пот… трудовой пот застилает глаза, а потом после работы развалиться на сене, закусить русской пищей и получить от всего этого большущее удовольствие!..
Лёгкие мои, сжатые кошмаром, расправились, освободились, и свежий воздух радости земной жизни, труда и незатейливого отдыха переполнили мою грудь! Душа налилась благодатью и восхищением, как зрелое яблоко! Мой помятый вид, мокроватая разорванная рубаха, замызганные в грязи джинсы, кеды производили на старика, видимо, смешанное впечатление. С одной стороны, ему, вроде бы, было неловко, что он чуть было не торкнул меня вилами в бок, а с другой стороны по его сведённым бровям читалось, что такого проходимца и следовало бы! Я смутно вспоминал, как продрогший под кустами, стараясь не скрипеть сучьями, я пробирался в полусне, не зная ещё куда, но видимо, инстинкт вывел меня, как выводит дикого зверя к местам своего прежнего обитания, поближе к человеческому жилью, в поле с копнами сена. Забравшись в одну из копёшек с головой, я и согрелся, и уснул. А то, что добрую половину пути я таки вспомнить не мог, заставляет меня думать, что сильно устав, я не владел своим телом и головой, но они, и страх, и инстинкт, и добрые силы, разбуженные во мне, владели, управляли мной и охраняли меня! И вот они опять взяли меня в свои руки, и помимо своей воли я беспокойно затараторил:
— Послушай, дружище, спрячь меня ради Бога! Да ты не смотри на мой вид. За мной крест гонится! Понимаешь, огромный литой крест! Я устал! Мне где-нибудь спрятаться… Я для тебя, что хочешь потом… ну, ради Бога!
Растерявшийся поначалу мужичонка быстро, однако, всё понял! Наверное, он принял меня за сбежавшего сумасшедшего или больного белой горячкой! С выражением «ясненько» в щёлочках глаз, он кивнул на сараюгу: «А вон! Давай в хлев! Ни боись! Там сейчас ни лошадей, ни коров нет, пасутся». – Даже спрашивать ничего не стал. Может, и лучше. Как тут объяснишь?
— Слушай, это надёжно?
Видно, жалостливый у меня был взгляд, что-то дрогнуло в глазах старика, но он кивнул: «Надёжно – надёжно!» Я с тоской огляделся. Лес, поле, копны. Залезть опять в копну – не годится! И я побежал к хлеву, вошёл в ворота, огляделся и запер за собой их на засов. И в ту же минуту почувствовал, что вовремя! Земля содрогалась! Как там мой мужичонка? Не видит? Возможно ли бредить так явственно? Вот! Вздрагивает закрытая на засов дверь! Удар! Ещё удар! Я огляделся. Где спрятаться? Закопаться в эту мятую, пахнущую навозом и теплом животных соломенную подстилку?.. Нет! Стойло для коровы или лошади – неважно, зачем мне стойло? Какие-то мелкие железки. Я зачем-то схватил палку! Наверное, это оглобля. Наверное, я решил драться с этим! Я огляделся — ну, не было другого выхода! Не было! Я сам себя загнал в угол! Но как вздрагивают ворота! Ещё удар! Нет! Только не видеть его! Я подбежал к воротам и постарался помочь засову, придерживая их с другой стороны, но понял, что это бесполезно! Попробовал в помощь засову приспособить ещё свою оглоблю! Не получилось! Я отбежал… и понял, что вот он, уже хорошо знакомый надвигающийся ужас! Что там случилось, засов ли переломился или отлетела скоба, но вот огромный силуэт креста… Вот «он» просовывается в ворота… Вот мой конец! Зримое воплощение смерти! В тот же миг я страшно закричал! Я дико закричал и бросился к противоположной стене! Я не видел стену! Я даже не почувствовал боли! Своим телом я пробил в деревянной сарайной стене дыру, неправильный силуэт своего тела, и уже оказавшись вне сарая понял это! Я опять бежал! О, ноги мои! О, моя голова! Неужели я ещё в здравом рассудке и способен сопротивляться этому ужасу! И если я прибегу в больницу или полицию?.. – и меня поместят куда надо, а может, и не надо, и «он» всё равно настигнет меня там?! Не лучше ли без конца бежать по квадратам улиц, отдыхая в коротких паузах, когда его нет поблизости…
Должно быть, я полностью ушёл в свои мысли, вращающиеся по кругу от бесполезной логики до самоотключения и самоуправления организма мной, — или же я опять отключился, время и расстояние вновь потеряли, и вновь обрели передо мной смысл, когда я уже выходил на станции метро на поверхность земли. Я огляделся и обрадовался – место хорошо мне знакомое! Здесь рядом мой дом! Не опасно ли сейчас заглянуть в него? И потом мои дела? У меня есть свой родной дом, который смоет с меня следы страданий и ужасы ночи! У меня есть работа, мои дела! И мы порядком соскучились друг по другу! С каким азартом, увлечением и любовью я сейчас возьмусь за них, если, конечно, мне ничто, а может это «никто»? – не помешает. Да, я опять не помнил, как я сел на электричку, как сошёл с неё, как от вокзала добрался до метро, ехал в нём, вышел… и только сейчас обнаружил себя в знакомом и любимом месте города! Любимого родного города! Любил ли я его так прежде? Что-то в душе у меня сдвинулось по-хорошему! Я стал как-то больше, глубже, более по-настоящему любить окружающий меня мир, даже наших необщительных неживых прохожих, я бы сейчас с удовольствием с каждым из них поздоровался бы за руку! Может быть, даже с тайной целью – заглянуть им в глаза, узнать живые ли они?!
Теперь я снова думаю: на протяжении нескольких часов, я совершил несколько невозможных не только для меня, но как считается, и для любого человека поступков! Во-первых, я побил все беговые рекорды мира – с длинных и коротких дистанций, и мой организм не лопнул от нагрузки; в страхе сдерживая дыхание, я дышал даже спокойнее рекордсменов! Во-вторых, я своим телом пробил деревянную стену сарая, примерно четырёх или пяти сантиметровую, причём без всяких ушибов, синяков и болей! Таким образом, известно, пробовали вышибать стёкла или ладонью ребра ломать дощечку, но испытателем деревянных сарайных конструкций на предмет пробивания в них дырок непосредственно единственным имеющимся в наличии моём собственным телом я стал, вне сомнения, первым! Ко всему этому можно ещё добавить, что я до сих пор не сошёл с ума, и к тому же, был готов к новому кругу, заслышь я снова его тяжёлую поступь…
Но эти провалы в памяти? Я думаю, что как только мой организм чувствовал себя в относительной безопасности после таких невозможных для человека титанических усилий, он мгновенно отключал лишние свои системы – мои органы восприятия действительности. Включёнными оставались только задействованные в движении, работе органы! Тогда, возможно, отключался и ум, чтобы не дать мне сойти с ума! Отключалось всё – и работали одни ноги! Или деревенело тело, чтобы пробить стену… ежели это не так, то пришлось бы признать… страшно подумать – неужели некто мог всё же вылавливать меня неведомыми силками и насильственно забывать места моего иного нахождения, чем наша матушка Земля, а потом вновь и вновь заставлять меня носиться в тупиках… собственной мысли?.. Полноте, мог ли я взаправду бегать по городу… Это было бы отвратительно – знать, что в тебе есть что-то неведомое чуждое, страшно было даже от мысли, что нечто чужеродное могло касаться тебя, ведь это «тебя» был я сам. Нет-нет, только не это! Пусть уж лучше я талантливым сумасшедшим буду спасаться от пришельца – и одержу победу или погибну в схватке, но не дам себя, подобно подопытному кролику, исследовать, анализировать и подвергать испытательным экспериментам! Что только в голову не приходит! Подобного я себе и никому не пожелаю, даже не захотел до конца додумать! В конце концов, я чувствовал себя вполне человеком и самим собой, ничто не говорило о появившихся во мне дурных наклонностях и нечеловеческих желаниях, наоборот, я был полон сил и желания работать и жить человеком и по-человечески! И сколько бы я не размышлял, навряд ли я смог бы найти и дать точное определение всего того, что произошло! Я только понял, что стал другим человеком! И несмотря на все мои страхи, сильно вырос в собственных глазах! Одно то, что за мной раньше не водилось такого – встать чуть не посередине улицы, и представьте себе, размышлять! Обычно у человека и мысли-то вокруг дел и забот – этого купить, того достать… а тут прямо роскошь – стоишь, никуда не торопишься – размышляешь… Прелесть — то какая! Какое, оказывается, приятное занятие – думать! Я стоял не по середине улицы, довольно удобно расположившись на парапете подземного перехода и оглядывал прохожих. И вдруг мне стало неспокойно! Я понял, что за мной тоже наблюдают! Меня окатывали знакомые от первой встречи волны!.. Убежать? Нет!!! Я готов был сейчас сразиться с этим типом в человеческом обличье не на жизнь, а на смерть… — я готов был поклясться, что это не человек! У меня нет особой памяти на лица, но я был уверен, что черты его, внешность этого типа мне не знакомы! У первого было другое лицо, другая фигура. Но волны! Смени они сто лиц, я бы узнал их по волнам, по этому щемящему чувству беспокойства! И он увидел, что я жду его и стал подходить! И руки мои сжались в кулаки, а ноги приняли боевую стойку! Я приготовился задорого продать свою жизнь, если всё же придётся… но тип подходил, гаденько улыбаясь, и не дойдя двух метров, остановился – видимо, почувствовал, что ещё один шаг – и я ударю первым, не промахнусь, и без предупреждения – и больно, за все мои страхи…
— Можете спокойно возвращаться к вашим занятиям! Его вы больше не увидите! Вы продержались назначенные сутки! Поздравляю вас! Всё, что вы захотите достигнуть – вы достигнете, это в ваших силах!
Именно так, выделяя, с большой буквы как бы, он и говорил, и сказав, повернулся и пошёл прочь, потом снова обернулся, и уже видимо от себя добавил: «А ты парень, молодцом! Счастливо!» — и ушёл, потерявшись за людскими спинами. Но меня-то раздирали противоречивые чувства: задержать, прибить, выспросить, что не знаю, он ведь был единственный, кто как бы знал, что же со мной произошло, он был замешан! Он был виноват, он имел наглость похваливать меня, и он был отталкивающе – омерзительный по невидимому внутреннему содержанию – не знаю в чём тут дело, ну, как гадюка всё равно что, но это очень доброе сравнение – да кто же он такой?! Однако, как только он пропал из виду, я почувствовал неимоверное облегчение и свободу! Весь я, что-то во мне сигналило – опасности нет, опасность миновала!.. и солнце засветило для меня ярче! Да, вот ещё, ведь за мной, пожалуй, действительно наблюдали, а теперь, как будто, сняли наблюдение — я это почти физически ощутил…
Но я сейчас не могу, не хочу думать об этом! Больше нет моего кошмара!.. Кошмара, в который никто бы не поверил, потому что он не укладывается в логику… человеческого мышления… а ведь есть, пожалуй, и нечеловеческое, а какое-нибудь другое мышление с другой логикой и другими законами жизни… но это чуждая жизнь… а вот моя – с солнцем, небом, братьями и сёстрами – прохожими, в моих руках, и я могу достигнуть в ней всё, если очень сильно захочу!.. Ведь я теперь знаю о своих неизведанных огромных возможностях!.. Господи, как жить хочется! Сейчас побегу – переоденусь, и за работу!..
***
Из заключения эксперта – аналитика по эксперименту «Гея -2», опыту № LLV-IX: «Психосистема группы человеческого элемента, исполняющего нормы просветлённого разума, но внутренне неудовлетворённого, являет собой устойчивую сбалансированную установку со значительным скрытым запасом возможностей организма в целом, высоким потенциалом психофизической энергии, и обещает в будущем занять ведущее место в усовершенствовании человечества, что поведёт к появлению нового высшего типа людей».