Долгий сон Урманова

Это время года, в начале ноября, он всегда переживал с трудом. Урманов часто простывал, по утрам просыпался нехотя, на улицу без надобности не высовывался. В гости он тоже ходил без особого желания, если вообще ходил. А теперь вот ещё и уволился. В последние месяцы работа забирала у Урманова все силы, и мечты его сводились лишь к тому, чтобы не проснуться следующим утром. «Он просто не проснулся. Причина неясна. Наверное, от перенапряжения…» — представлял Урманов, как будут шептаться по углам его коллеги. Новую работу он искать не спешил, да к тому же ещё подхватил простуду. Куда уж тут устроишься с пошатнувшимся здоровьем?

А зима наступала… И он совершенно не чувствовал в себе сил пережить её. Почему, думал Урманов, люди не могут впадать в спячку, как медведи или сурки? Это явно промах эволюции! И ему пришла в голову мысль: а что если просто взять и не проснуться утром? Спать, спать, и так дотянуть до весны? Несмотря на явную бредовость этой затеи, Урманов всё же решил её испробовать.

Утром 19-го ноября он проснулся между 9 и 10, посмотрел на часы и снова уснул. Встал Урманов уже ближе к вечеру. Он сел пить чай с чёрствыми баранками, глядя в окно на качающиеся от ветра деревья, и думал: «Ну что за погода! Зачем люди вообще маются в этом холоде?» Потом он отключил телефон, плотно зашторил окна, лёг и уснул.

На следующее утро Урманов проснулся около 7, но, посмотрев на часы, решил, что ещё слишком рано, и снова уснул. Проснувшись где-то в районе обеда, он попытался встать, но не смог — у него резко закружилась голова. «Наверное, от голода» — подумал Урманов, однако есть ему совершенно не хотелось. Он немного полежал, размышляя о чём-то, и уснул опять…

В следующие дни Урманов уже не вставал. Иногда он просыпался — только чтобы сменить положение тела. Постепенно, сам того не осознавая, он начал обустраивать свою жизнь во сне. Полностью связь с действительностью Урманов не терял, но сны его стали логичными, последовательными, и он в них действовал как совершенно обычный человек. Через месяц (там, во сне) у него уже была новая работа, квартира с видом на набережную, близкие друзья, интересные хобби. Он даже женился! Разве что детей завести ещё не успел. Изредка Урманов просыпался и делал попытки встать с кровати, но тело, видимо, уже совсем обессилело, и он засыпал снова.

Одним февральским утром Урманова разбудил громкий стук в дверь. Он уже слабо понимал, что эта дверь — в его настоящей квартире, а квартира — в его реальной жизни. Стучали настойчиво и беспощадно долго. Сквозь сон Урманову казалось, что стук то затихал, то начинался опять. Вскоре из-за двери он расслышал крики: «Валька! Открывай! Что с тобой стряслось? Ты дома?» Урманов с трудом узнал голос своего брата Романа. Затем добавились и другие голоса. В дверь уже колотили в полную силу. Урманов попытался подняться, но не смог. Больше всего ему хотелось сейчас, чтоб его оставили в покое, но голос брата всколыхнул какие-то туманные чувства, и Урманов промычал: «Рома! Я здесь! Не могу встать…» Голос был слабым, но по ту сторону двери его услышали.

Дверь взломали. Вместе с Романом вошли какие-то люди в форме. «Военные» — подумал Урманов. Открыли шторы, и его ослепил яркий свет. Лиц он не различал, а брата распознал по голосу: «Валентин, это ты? Что ты с собой сделал? Тебя не узнать!». И другие голоса: «Вызывайте скорую! Быстрее!» Военные ходили по комнате, хватали его вещи, бумаги со стола, рассматривали их. А вот и люди в белых халатах. Они переложили Урманова на носилки и уволокли в свою машину, которая помчалась на бешеной скорости к корпусам медицинского НИИ.

В палате кроме Урманова никого не было. Он уже адаптировался к свету и уверенно стоял на ногах. Слабости он не ощущал. Здесь висело зеркало, и он наконец увидел себя: это было странное, похожее на неандертальца, существо. Тело ссутулилось. Щёки впали. Цвет кожи был тёмно-серым, будто её долго натирали землёй. Щетина словно жила сама по себе и захватывала новые пространства: шею, уши, лоб… Урманов было испугался, но тут же почувствовал гнев и обиду: зачем его вытащили из тёплой постели, где он никому не мешал, предаваясь своим чудным снам? Не в силах себя сдерживать, Урманов взвыл по-волчьи.

Вошла медсестра. Её сопровождал парень-шкаф с какими-то инструментами наготове. В руке медсестры блеснула сталь иглы. Урманов почувствовал злобу — она буквально распирала его. Он подскочил к медсестре, толкнул её и, пока шкаф соображал, выскочил из палаты. Он бежал по коридору, который упирался в балконную дверь. Из-за спины доносились вопли: «Держите его! Уйдёт!» Добежав до конца, он резко дёрнул дверь. Это был третий этаж. «Не очень высоко» — подумал Урманов и спрыгнул на дерево, росшее прямо под балконом. Забор, окружавший корпус, тоже не оказался для него преградой: перепрыгнув его, он побежал дальше. За забором начинался лес, плавно переходивший в густую тайгу (НИИ находился на окраине города).

Повсюду ещё лежали сугробы, но Урманов уже чувствовал запах весны. Он расстегнул рубаху и дотронулся до своего тела — оно было покрыто густой шерстью. Шерсть согревала, но неприятно кололась из-за одежды. Урманов снял всё, что на нём было, и, громко взвыв, помчался меж деревьев навстречу весне.