Жатва
Возрастные ограничения 12+
Жатва
В очень маленьком и очень провинциальном городке была церковь. Церковь эта являлась единственной достопримечательностью в городе, но лишь потому, что ничего другого более или менее примечательного в городке не было. Дома все однотипны и безлики. Парков и зеленых зон совсем нет. Учитывая, что в городке проживало немногим более пары сотен человек, нужды в каком-либо особом благоустройстве не возникало. Густой лес находился в нескольких минутах ходьбы от центра, так что он замещал все зеленые зоны, парки и скверы, без которых в больших и задыхающихся в пыли и воздушном загрязнении городах не обойтись. Итак, именно в этом вышеуказанном центре города и находилась злосчастная церковь, о которой речь пойдет далее, но прежде необходимо сказать несколько слов о ее истории: церковь была довольно молодой, построили ее на месте бывшей городской площади. Бывшей, потому что ныне места, достаточного для того, чтобы называться площадью, там более нет. С тех пор, как церковь построили, главные городские улицы, ранее пересекавшиеся в центре, стали упираться в нее. Впрочем, граждан это не огорчало, ведь, как уже было сказано ранее, церковь – единственное здание, что в архитектурном плане отличалось от остальных и с самого начала претендовала на то, чтобы стать достопримечательностью. Во-вторых, поскольку прежде церквей в городе не было, а верующие люди были, необходимость в возведении, безусловно, присутствовала. Возводили ее, кстати, неприлично долго, и, говорят, что денег при ее постройке тоже было украдено немало, однако никого это особо тревожило, поскольку все уже давным-давно свыклись с такого рода воровством, да и восторг, в котором прибывали ожидавшие возведения церкви граждане, в любом случае был сильнее. Внешне и внутренне она была незамысловатой, обычная католическая церковь с монолитным белым фасадом и крестом на башенке. Колокол, однако, повесили только в тот день, когда она перестала быть католической, но об этом после. Так, в очень маленьком и очень провинциальном городке была церковь, и однажды ее покрасили в зеленый.
В тот день, когда все началось, Стефан с самого утра был на ногах. У него было множество дел в городе, которые не терпели отлагательств и промедлений, потому он бегал по улицам, как отъявленный марафонец. Близился вечер, но солнце светило столь сильно, что асфальт был готов вот-вот обратиться в бурлящую жгучую лаву, а кожа Стефана, казалось, собиралась отклеиться от его тела, и шлепнуться на закипающую землю. Таким образом, изнывая от жары, он носился по городу, перебегая с улицы на улицу, до тех пор, пока он не был вынужден выйти к церкви для продолжения своего пути. Лишь только Стефан вышел на бывшую площадь, он сразу понял, что что-то не так. Тут было слишком много людей, при чем все они явно были чем-то недовольны: кричали и махали кулаками в сторону церкви. Толпа была не слишком большой, так что Стефан без проблем прошел в первый ее ряд, и только когда он оказался там, он наконец смог увидеть то, из-за чего негодовал народ. Церковь красили. И все бы хорошо, но красили ее в зеленый цвет. Красили дети. Множество ребят разного возраста, мальчики и девочки, стояли на лесах и увлеченно водили большими малярными валиками по стенам здания. Цвет был бледно зеленым, как засохшие листья, как скошенная трава. Те, что постарше, стояли внизу или на нижнем этаже строительных лесов и вели переговоры с возмущенными гражданами. Стефан подошел поближе, чтобы послушать. О своих неотложных делах он уже совершенно не думал.
– Так! Либо вы все сейчас же слезаете оттуда сами, либо мы вызываем полицию! – кричал высокий бородатый мужчина из толпы. Это был Исаак, хороший друг Стефана, поэтому последний не преминул приблизиться к нему и спросить лично, что же тут такое происходит, но прежде Стефан услышал ответ спорящего с Исааком подростка лет семнадцати, щуплого и белобрысого:
– Мы не можем перестать, господин Исаак! Я вам уже неоднократно говорил и скажу еще раз: мы не слезем, потому что нам сказано ее выкрасить.
– Ты мне объясни, пацан, кто вам это сказал? Зачем вы это делаете? – у Исаака заканчивалось терпение, по-видимому, он пререкался с этим ребенком довольно долго, а, зная его пылкий нрав, можно предположить, как нелегко ему приходилось. – Слушай, я в последний раз тебя спрашиваю! Если ты не объяснишься и не прикажешь своим дружкам слезать оттуда и валить домой – вам поможет полиция!
Стефан положил руку на плечо Исааку, тот обернулся, поприветствовал, крепко пожав ему руку, и, не дожидаясь вопроса, сказал:
– Старик, только посмотри! Эти шкеты ни с того ни с сего взяли и перекрасили нашу церковь! Я уже битый час веду переговоры с этим задохликом, а он, как зомби, – ни слова из него не выдавил, впрочем, сейчас сам увидишь, – Исаак вновь повернулся к мальчишке. – Ну? Надумал? Отвечай, скотина!
– Господин Исаак! – отвечал тот, – Я вам уже все сказал! Он сказал нам выкрасить ее, потому что пришло его время. Вы можете нам помочь, и тогда мы попросим его сжалиться над вами. Полицией можете нам не грозить, потому что ближайший участок находится в соседнем городе, откуда до нас полтора часа езды минимум.
– Абсурд! Скажи? – у Исаака явно кончалось терпение. – Я позову шерифа.
– Кто он? – спросил Стефан. – Какое еще время?
– Верховный жнец. Время жатвы. Присоединяйтесь к нам, и церковь Всеобщего Преображения вас не пожнет.
Стефан сделал вывод, что парень был действительно похож на какого-то зомбированного. Еще несколько минут Стефан безуспешно продолжал допрашивать паренька. Некоторые люди из толпы так же вели переговоры с другими подростками и так же безуспешно. Так продолжалось до тех пор, пока не вернулся Исаак, ведя за собой шерифа.
– Вот они, Роберт, те дети, о которых я говорил! Разгоняй их.
Шериф Роберт прошел через расступившуюся перед ним толпу, накручивая на палец левый ус, окинул взглядом строительные леса, детей, бледно-зеленую стену церкви, как бы оценивая масштаб бедствия, и глубоко вздохнул. Все молча ждали его реакции.
– Слезайте.
– Но он сказал…
– А я говорю – слезайте! Или я вам помогу!
К всеобщему удивлению, дети послушно собрали все свои малярные принадлежности, валики и краску и послушно начали спускаться с лесов. Когда все были на земле, шериф продолжил:
– Теперь брысь по домам. И не дай бог вы мне еще раз сегодня на глаза попадетесь!
Дети явно приуныли, но тем не менее стали молча расходиться кто куда. Толпа негодующих тоже к этому моменту изрядно поредела. Когда все разошлись, Стефан с Исааком подошли к шерифу, и у них завязался следующий разговор:
– Как… Как тебе это удалось? – Исаак был больше расстроен, чем удивлен. Он, хоть и сам привел шерифа, чтобы тот разобрался с обезумевшими детишками, все же, разумеется, надеялся, что и у него ничего не получится. Такой вот Исаак человек: все непокорные должны слушаться именно его. Напрашивается вопрос, зачем было звать шерифа? Что ж, Исаак, несмотря на его упорство, не всесилен, и у него, как и у любого другого смертного, порой сдают нервы, а поскольку перед ним были дети, он решил не срываться на них, а позвать шерифа, своего хорошего приятеля. Он, хоть и взбалмошный, а все-таки разумный человек.
– Так и скажи, что завидуешь! – просмеялся Роберт. – Я же шериф. Закон! Еще бы они меня не послушались.
– Как-то они больно быстро свалили оттуда, когда услышали твой приказ… – подметил Стефан.
– Ну? Закон!
Смеясь, Роберт развернулся и пошел прочь. Перед церковью из всей толпы остались стоять только Стефан и Исаак.
– И что теперь с этим делать? Так и оставим ее… Зеленой?
– Надо сходить в мэрию.
– Я там работаю, балда, – Стефан и правда работал в мэрии. Пусть и не на самой высокой должности, но дел у него хватало. Вот, собственно, почему он проводил свой день, бегая по городу. – Я могу связаться с кем-нибудь из администрации, ну… кто повыше меня. Будем надеяться, что они сами там с этим разберутся.
– Не смеши меня, дружище. Ты правда доверяешь этим стулозадым? Посмотри по сторонам: на что похож наш город, а? Это все их рук дело.
Исааку очень не нравился городок. Он находил его скучным, бледным и безликим. Исаак был одним из единственных, если не единственным, кто выступал против постройки церкви на центральной площади. У него были какие-то свои тезисы, вроде «городу нужно общественное пространство» и «улучшать, а не портить». Да и не его религии была эта церковь. Так что, зная Исаака и его характер, его можно было понять.
– Только не говори, что ты собираешься перекрасить ее сам.
Исаак усмехнулся и протянул Стефану руку. Тот пожал ее и, не дождавшись ответа на свой вопрос, расстался со своим другом. Стефана ждали дела, но с прежним энтузиазмом он взяться за них был уже не в силах; что-то его смущало в произошедшей ситуации, и, разумеется, сам факт того, что дети взялись самовольно перекрашивать церковь, уже был странным, но в голове у Стефана произошедшее никак не укладывалось. Он все думал о том мальчишке, с которым ему пришлось разговаривать, о его словах. Как зомби… Будто бы это говорил не он. Или он, но словно ему промыли мозги. Бедный паренек, бедные детишки. Почему никто не взялся проконтролировать, куда они пошли? Дураки! Неужели все и в правду надеялись, что эти детки отправятся по домам? Они же явно какие-то ненормальные. А вдруг случится то же, что и в Гатлине в шестьдесят четвертом?
Стефан был вынужден перестать себя накручивать своими рассуждениями, как только ступил на крыльцо городской мэрии. Здание мэрии едва ли отличалось от прочих многоквартирных жилых домов в городе: три этажа в высоту и метров тридцать в длину – стена с окнами через каждые несколько метров. Вот вам и вся мэрия. Скромно и безвкусно. Хотя бы тут местные чиновники решили проявить скромность и не строить себе дворец, однако, их частные дома иначе как дворцами назвать нельзя. Единственными отличительными знаками административного здания были табличка с кучей канцеляризмов у входа, которую никто и никогда не читал, и государственный флаг, вяло свисавший с парапета над входом, будто его тоже мучала невыносимая жара, от которой у Стефана, как ему небезосновательно казалось, уже начинали плавиться мозги.
Когда Стефан вышел из мэрии спустя некоторое время, он был крайне расстроен. Во-первых, конкретного ответа по поводу церкви он так и не добился: «Их там совершенно не волнует, что у них в городе церковь зеленая, а дети – какие-то сектанты!» – так Стефан негодовал. Ему ответили, что займутся этим, как только появятся на то время и ресурсы. То есть в лучшем случае они забудут об этом не сразу. Во-вторых, если в администрации не хотели разбираться в произошедшем, надо было разговаривать с Исааком, поскольку он не преминет перекрасить церковь обратно сам. Идея, конечно, так себе, но, если собрать добровольцев, скинуться на краску… И почему все-таки мэрия не хочет заниматься этим? Теперь все дела Стефана были окончены, и он направлялся домой, там его ждала жена и сын. Сын… Не было ли его среди тех ребят на строительных лесах? Стефан обязательно с ним поговорит. И расскажет о произошедшем жене, само собой. По дороге можно заскочить к Исааку и обрадовать его новостями из мэрии.
Исаака, увы, дома не оказалось; его жена сказала Стефану, что он забегал пару часов назад, чтобы перекусить, но ни про какую церковь он ей не рассказывал.
– Скажи ему, чтобы позвонил мне, если придет с краской.
– Краской? Какой еще краской? Стефан, объясни мне, что тут происходит и при чем тут церковь.
– Сара, только не переживай, ничего страшного не произошло, – Сара была на девятом месяце и лишний раз волноваться ей не стоило, Стефан прекрасно это понимал и старался ее успокоить. – Детишки перекрасили нашу церковь в зеленый, вот и все.
– Как?
– Представь себе!
– Господи…
– Я только что был в мэрии, но сомневаюсь, что они там собираются этим заняться. Исаак…
– Исаак, конечно же, захотел перекрасить ее самостоятельно, – она нахмурилась и вздохнула.
– Ага.
– Я поговорю с ним.
– И скажи, чтобы позвонил.
Менее чем через полчаса после визита в дом Исаака Стефан был у себя. Он уже успел поцеловать Грету и потрепать Дэни по волосам. Но только собрался он рассказать о произошедшем своей жене, чтобы следом заняться допросом сына, зазвонил телефон.
– Дорогой! Это тебя. Исаак.
Исаак кричал так громко, что следующий его разговор со Стефаном, вероятно, слышала не только Грета, находившаяся поблизости, но и Дэни, мирно смотревший телевизор в гостиной.
– Дружище! Скажи мне вот что: ты нахрена моей жене все рассказал? Теперь она отобрала у меня краску, которую я только что купил, и не выпускает из дома! – тут же еще громче, – Сара, ну пожалуйста, не надо! Если… Если ты сделаешь это, то я украду у тебя нашего сына, как только он родится, назову его Яковом и увезу к себе на родину! Слышишь!
Раздался громкий звук и истошный «ай» Исаака. Когда на том конце трубке утихло, Стефан сообщил ему, что ему сказали в мэрии.
– Да, Сара мне уже сказала, что тебя послали. Я же говорил! Короче, дружище, дальше без меня –я в плену у злой ведьмы, так что ты купи… – раздались злое ворчание и звук приближающихся шагов разъяренной беременной женщины, – … купи краску и собери парней! Сделайте это! Ай! А-ай!
Короткие гудки. Стефан повесил трубку и обернулся. Позади него стояла Грета и иронично улыбалась.
– Что на этот раз?
– Обезумевшие детишки покрасили нашу церковь в зеленый.
Грета вздохнула и, выходя из кухни, бросила через плечо:
– Собери лучше ваш «совет».
«Совет Настоящих Парней»! Он был создан, когда Стефан со своими друзьями были еще совсем детьми, но им удалось сохранить его до этого дня. Теперь они созывали Совет, чтобы решать разные городские проблемы. Или чтобы посмотреть футбол пятничным вечером. В любом случае, посоветоваться с парнями было отличной идеей. Стефан обзвонил своих друзей, и чрез пару часов они все сидели у него в гостиной. Не пришел только Исаак, по понятным причинам. Такое случалось довольно часто, если он в чем-либо провинился перед своей женой, она могла посадить его под домашний арест, однако, несмотря на такие обстоятельства, Исаак пожелал быть в курсе того, что будет решено на Совете, и поэтому попросил Стефана позвонить ему, как только закончится встреча. Итак, в гостиной у Стефана их было трое: тучный и немногословный Хуан, щуплый и рассудительный Борис и сам Стефан. В этих парнях Стефан никогда не сомневался, равно как и в Исааке. Они выросли вместе и вместе через многое прошли. Им он доверял, как самому себе.
– Парни! Заседание Совета объявляется открытым. Ура!
– Ура! Ура! Ура!
–На повестке дня у нас вопрос с перекрашиванием церкви и безумными детишками, которые все это и учудили. Исаак предлагает перекрасить ее самим – что скажете?
– Так, Стефан, постой. А что там с нашей церковью?
Как оказалось, никто из них до сих пор не знал о сегодняшнем происшествии, так что Стефану пришлось ввести их в курс дела.
– Вот что я предлагаю, – сказал Борис после недолгой дискуссии, – нам нужно купить краску и покрасить ее самим. А администрация и пальцем не шевельнет, я уверен.
– У Исаака есть немного краски.
– У Исаака есть Сара. Он в плену.
– В любом случае нам нужно больше. Тогда действуем сами: пока еще не слишком поздно надо съездить за краской, а завтра чуть свет встречаемся у церкви и работаем.
Тут Стефана посетила одна весьма занимательная мысль, которая должна была возникнуть в его голове еще утром, во время всего этого действа с церковью, но почему-то он подумал об этом только сейчас:
– Парни, вам не кажется странным, что ни пастор, ни кто-либо еще из тех, кто работает в церкви, не присутствовал там?
– Стеф, – сказал Хуан, – ты нам, конечно, не говорил ни слова про пастора и прочих, но если это и в правду так, то, быть может, тут дело не просто в сбрендивших детках?
– Да брось, Хуан, – возразил Борис, – может, церковь просто еще не открылась к тому моменту.
– Должна была. Хуан прав, тут наверняка замешан кто-то еще, кроме самих злосчастных деток. Они говорили, что кто-то сказал им сделать это…
– Может, это был сам пастор? Может, он сам захотел, чтобы церковь перекрасили… в зеленый.
Тут глаза Хуана сделались совершенно круглыми, как если бы он увидел что-то ужасное. Тихим голосом, почти шепотом, он сказал:
– Ребята, а когда вы в последний раз были в нашей церкви?
– Она была закрыта на прошлой неделе.
– Не только. Она закрыта с самого начала месяца.
– Точно так, – продолжал Хуан, – а когда вы видели пастора в последний раз?
Стефан с Борисом переглянулись. Пастор был чем-то вроде местной знаменитости, и его знали все, даже те, кто в церкви отродясь не бывал. Это был человек великодушный и веселый. Почему был? Да потому что никто его с момента закрытия церкви не видел.
– Хуан… – прошептал Стефан, – ты же не думаешь, что эти ребятишки – сектанты, и что они грохнули нашего пастора, чтобы захватить церковь?
– Всякое может быть, я просто…
– Так, спокойно! – крикнул Борис. – Не будем делать поспешных выводов. Сейчас мы составили план и будем его придерживаться. Сектанты они или нет – разберемся завтра.
Заседание Совета было объявлено закрытым. Парни распрощались, и гостиная Стефана опустела. Как только гости ушли, Стефан набрал Исаака и, дождавшись ответа, очень вежливо попросил Сару позвать его к телефону. Стефан изложил ему план. Немного подумав, он добавил:
– Исаак, тебе не кажется это странным?
– Не каждый день дети красят церкви.
– Нет, послушай: церковь закрыта с начала месяца, пастора с тех пор тоже никто не видел, а теперь происходит это. Вдруг эти дети – какие-то сектанты, которые прибили пастора и решили захватить церковь.
– Ага… А может быть, там просто идет ремонт.
– В нашем городе? Ремонт в церкви? Дружище, я тебя не узнаю.
– Шучу. Но все же… Не знаю. В любом случае, это выяснится завтра. Парни поехали за краской?
– Да, у Бориса машина.
– Отлично. Значит, встретимся завтра.
В трубке снова раздались грозные возгласы Сары. Исаак глубоко вздохнул и повесил трубку. Стефан тоже глубоко вздохнул и побрел наверх, к жене. Он знал, что Грета ждала объяснений. Обычно, она мало интересовалась его делами, но, когда намечалась какая-то особая авантюра, вроде этой, она обязана была знать все вплоть до самой мельчайшей подробности. Грета сидела за туалетным столиком и наносила себе на лицо один из ее многочисленных кремов.
– Ну? – снова бросила она через плечо.
– Завтра в шесть встречаемся у церкви.
– Будете красить?
– Да.
Она вздохнула.
– Придурки.
– Не ворчи.
– Не ворчу. Я любя. Делайте, что считаете нужным.
Стефан подошел к ней и поцеловал. Грета часто ворчала, но никогда не стремилась оскорбить намерений своего мужа или его друзей. Если она и ворчала, то только любя. В этот раз она даже не подвергла его допросу, что было на нее совсем не похоже. На сегодня у Стефана дел больше не оставалось, и он решил наконец поговорить со своим сыном насчет произошедшего. Он мог бы сделать это перед встречей с парнями, но Дэни был занят выполнением своей домашней работы, так что Стефан решил его не отвлекать. Теперь он подошел к его комнате и постучался в дверь.
– Залетайте! –раздалось изнутри.
– Ты хотел сказать «заходите, пожалуйста»?
– Залетайте, пожалуйста!
Стефан вошел в обклеенную постерами и забросанную вещами комнату своего сына. Он нечасто тут бывал. Стефан считал комнату Дэни вертепом хаоса и подросткового легкомыслия, так что если и занимался воспитанием сына, то только вне ее пределов. Дэни играл в компьютер.
– Дэни, я хочу тебя кое о чем спросить.
– Ты про ту церковь?
Стефан насторожился.
– Откуда ты знаешь?
– Я был там.
– Как? Дэни! – Стефаном начало овладевать чувство страха и паники, – Дэни! Ты был там? Ты красил церковь? Ты один из них…
Дэни так громко рассмеялся, что даже оторвался от своей компьютерной игры. Его отец не знал, как на это реагировать.
– Нет! Папа, успокойся. Я стоял внизу с толпой.
– Ох. Как же ты меня напугал. Я думал, что ты тоже один из…
– Паствы Церкви Всеобщего Преображения?
Стефан очень побледнел.
– О… Объяснись…
– Папа! Да у нас все ребята уже давно в пастве. – Дэни говорил так весело, как будто это было для него чем-то совершенно обыкновенным, в порядке вещей. – Я вступил в нее пару недель назад, когда они объявили о жатве.
– Дэни… Как… Что это значит? Что за паства? Что за жатва?
– Эх вы, взрослые. Он разрешил вам говорить об этом только на этой неделе. Раньше он говорил, что мы должны держать все в тайне. Короче, Церковь наша гораздо круче вашей! Он обещает много всякого своим последователем, а главное, нас не тронут во время жатвы. А, может быть, если он выберет меня, то у меня будет шанс самому участвовать в жатве! Папа?
Папа сидел на кровати, напротив стола Дэни, ни живой, ни мертвый. Он не знал, как ему реагировать на это: подумать только, его сын – сектант. Сын сектант! Тем не менее, ему нужно было найти в себе силы, чтобы закрыть распахнувшийся рот и задать сыну еще несколько вопросов, что он и сделал:
– Сын. Расскажи мне все. Кто такой он? Что он тебе пообещал? Что такое жатва?
Дэни широко улыбнулся и ответил:
– Он не называет нам своего имени. Он говорит, что после жатвы имена будут не важны, так что нам ни к чему знать его имя. Мы называем его Верховным жнецом. В начале этого месяца он написал нам, всем детям нашего города, и рассказал про Церковь. Он сказал, что после жатвы мы будем королями этого города, а потом и других. Сказал, что мы построим новый мир и станем его богами. А еще он обещал нам бессмертие, но это только для тех, кто будет участвовать в жатве. Я очень хочу участвовать! Но жнецов выбирает он сам, так что это не от меня зависит. А жатва… – он замялся, – жатва наступит завтра. Ну, должна. Вообще, она должна была начаться сегодня ночью, но вы не дали докрасить церковь. Он сказал, что, как только церковь будет зеленой и колокол на ней зазвенит, мы начнем пожинать. Он говорил, что зеленый – это цвет жатвы. Цвет скошенных, подобно сорной траве, неверных, непокорившихся и непринявших. Когда церковь будет докрашена, он выберет жнецов, и мы пойдем в город. Папа, присоединяйся к нам, вместе с мамой! Я думал, что вы не захотите, поэтому не спрашивал… Я думал, что вас надо пожать и все, но, раз ты сам об этом заговорил…
– Дэни! – выдохну Стефан. Он все еще слабо представлял, что такое эта жатва, но догадывался. Догадывался и не хотел верить своим догадкам. – Вы что… Вы убьете нас?!
– Пожнем.
Стефан в ужасе и отчаянии вскочил на ноги и, не сказав больше ни слова, направился к двери. Выходя, он выдернул торчащий из замочной скважины ключ и запер Дэни снаружи. О том, что он может выбраться через окно в случае чего, Стефан не подумал. Отец сектанта не знал, что ему делать. Он спустился на кухню, подошел к телефону и набрал Исаака. Дождавшись ответа, слабым и испуганным голосом попросил Сару позвать мужа.
– Стеф?
– Они хотят нас убить.
– Убить? Кто? Стеф, ты чего?
– Эти детишки! Дэни один из них!
– О господи! Стефан! Как ты узнал? Расскажи мне все по порядку.
И Стефан рассказал. Рассказал про Дэни и про то, что он ему рассказал про Церковь, про жатву, про какого-то Верховного жнеца.
– Тот пацан у церкви… – тихо и задумчиво донеслось из трубки, ¬– …он тоже говорил про Верховного жнеца. Но… Не знаю. Не верится даже. Если это правда, то мы должны как можно скорее…
– Позвонить в полицию!
– …перекрасить церковь!
Молчание.
– Они хотят вырезать город!
– Не раньше, чем позеленеет церковь! Подумай сам: ближайший полицейский участок в соседнем городе. Пока они до нас доедут, все уже будут мертвы. Мы должны вызвать копов, а сами в это время перекрасим церковь обратно, чтобы выиграть время. Вдруг они красят ее прямо сейчас?
Стефан промолчал. Ему было ужасно страшно. За себя, за жену, за Дэни…
– Ты еще тут? Значит, вот как мы поступим: Ты звони Хуану, а я позвоню Борису. Вооружаемся, берем краску и выступаем. Я позвоню в полицию.
– Вооружаемся?
– Самооборона, – усмехнулся Исаак.
Лишь только село солнце, все четверо, двое с краской, двое с ружьями, двигались вместе в сторону церкви. Улицы нехотя расставались с дневным жаром, прогревшим стены домов и асфальт настолько, что даже сейчас они оставались теплыми. Уличное освещение не работало в городе с незапамятных времен, так что друзья готовились красить в потемках. Да, это могло быть весьма проблематично, но медлить они не могли. Стефан, уходя, рассказал и объяснил все своей жене. Он настрого запретил ей выпускать Дэни, и она, к его большому удивлению, поверила. Когда четверо приблизились к церкви, их самые страшные опасения нашли себе подтверждение.
– Господи! Сколько их тут! – выдохнул Хуан. Сколько их там было, никто сказать не мог. Казалось, вокруг церкви собрались все дети города. Они в полнейшей темноте работали, подобно муравьям в муравейнике. А вокруг работающих стояли охранники, дети постарше, вооруженные кухонными ножами, палками, пилами, лопатами и прочей утварью. И взрослые… Видимо, кого-то эти маленькие сектанты сумели-таки убедить перейти на свою сторону. Среди этих взрослых был и шериф Роберт, в руке у которого, конечно же, был его револьвер.
– Парни! –шепнул Борис, – Так не пойдет. Они же нас на части разорвут, как только увидят. Мы же не можем вот так просто заявиться к ним с ружьями и краской и сказать: «Привет! Мы не хотим умирать и поэтому решили перекрасить вашу церковь обратно.» Да и вообще, мы же не будем по ним стрелять? Это же дети!
– Это маньяки, психи! – шипел Исаак. – Хоть их и больше, у нас есть ружья, а значит, мы сильнее. Надо только решить, что теперь делать.
– Ты же не предлагаешь устраивать бойню?
– Я этого не говорил. Но, если придется, мы будем стрелять. А скорее всего – придется.
– И что вы предлагаете делать? – прошептал Стефан. – У кого-то есть план?
– Можем притвориться, что присоединяемся к ним. И…
– И что? Ты просто окажешься там, среди них. В окружении вооруженных детей-психопатов. Не думаю, что идти туда – лучший вариант.
Однако дискуссия не продлилась слишком долго. Как бы надежно не скрывал четырех друзей ночной мрак, они были замечены. Раздались крики, и в их сторону направилось несколько человек, взрослых и детей, во главе которых был шериф. Исаак и Хуан взвели ружья. Стефан и Борис стояли, как вкопанные.
– Приветствуем, паства! – крикнул шериф на подходе к отважным друзьям, две группы черных силуэтов разделяло в лучшем случае шагов тридцать. – Я вижу, вы пришли, чтобы примкнуть к нам и помочь с преображением этого мерзкого вертепа еретиков. Можете опустить свое оружие, ибо мы не те, на кого вам его этой ночью следует обратить.
– Подыграем? – шепнул Хуан и шагнул вперед. – Приветствую тебя, Робби! Мы пришли, чтобы вступить в ваши ряды…
– А кто пригласил вас?
Тут голос подал Стефан:
– Дети.
– Ах, какие у вас хорошие дети. Будьте уверены, Верх…
Голова шерифа разлетелась на маленькие кусочки. Удивительно, как в такой темноте Исаак умудрился сделать столь точный выстрел навскидку, видимо, служба в армии не прошла даром. Безголовая туша шерифа выронила револьвер и громко упала наземь. После оглушительного в ночной тиши выстрела на несколько мгновений воцарилось молчание. Даже у церкви перестали копошиться. Дальше – началось.
– Хуа-а-ан!
Хуан сообразил, что подыгрывать больше некому и настало время пускать в ход ружье. Он попал в бок молодому пареньку, бросившемуся за пистолетом шерифа. Силуэт вскинул руки и упал замертво. Остальные пошли в атаку. От церкви подмоги, как ни странно, не выслали. Друзья ринулись бежать, и, через пару минут нашли применение своим маленьким ведрышкам с краской, которыми Стефан с Борисом пришлись по головам двум единственным настигавшим их преследователям. Детишки оказались проворнее и выносливее взрослых, но черепа их такого удара вынести не могли. Открывшиеся и помятые ведра они бросили рядом с залитыми краской и кровью трупами.
– Что теперь? – дрожащим голосом спросил Борис.
– Надо будить город и звонить в полицию.
– Ты до сих пор им не позвонил? Исаак! – обуреваемый приливом адреналина в крови Стефан был в ярости. – Ты должен был позвонить до того, как мы встретились, собака!
– Успокойся! Тогда я не был до конца уверен, что ты прав. Я надеялся, что мы сможем справиться сами…
– А теперь на нас четыре трупа, три из которых – дети!
– Замолчи! Молись, чтобы нам удалось убить еще, а иначе весь город – покойники.
– Да что ты несешь! Ты что, соскучился по Ираку? Не знаю, как ты, а я не собирался сегодня никого убивать!
– Тогда иди домой, к семье. Запритесь и не выходите, пока все не уляжется.
Стефан ушел. Вернее, убежал домой. На пути ему неоднократно останавливали едва пробудившиеся ото сна люди, они спрашивали его про крики и стрельбу, а он отвечал всем, чтобы они заперлись дома, вооружились и звонили в полицию. Когда он оказался дома, его жена тоже была на ногах.
– Стефан! – она бросилась к нему на шею. – Что там? Господи, ты весь дрожишь!
Стефан, ничего не отвечая, запер за собой дверь и направился наверх, в комнату Дэни. Дэни там не было, а окно, как и следовало ожидать, было открыто нараспашку.
– Сбежал.
– О боже! – Грета следовала за ним и, как только заметила отсутствие сына, начала паниковать. Стефан сказал ей, чтобы она закрыла все окна и заперла заднюю дверь. Сам он спустился вниз, чтобы позвонить в полицию.
Короткие гудки.
Он пробовал снова и снова, но все было без толку. Видимо, эти психопаты перерезали телефонную линию. Что теперь? Ответ был один: запереться, выключить свет и не выходить, пока все не уляжется. Стефан откопал в нижнем ящике прикроватной тумбочки свой старый кольт, который ему достался еще от отца и который он принципиально не хотел брать с собой. Так, муж с женой заперлись дома и стали ждать. Крики и звуки выстрелов раздавались до самого рассвета, то ближе, то дальше, и, подумать только, Стефан ни разу не побеспокоился о судьбе своих товарищей, своего Совета. Вероятно, они смогли найти себе подмогу, более храбрых и решительных людей, чем Стефан, но Стефан ведь не боялся на самом деле – ему просто не хотелось никого убивать. Раздался звон колокола. «Подумать только! Сектанты притащили колокол в церковь! Властям есть, чему у них поучиться» – подумал он. С первыми лучами солнца шум в городке прекратился. Стефан всю ночь напролет всматривался во мрак через окна на втором этаже, бродя из комнаты в комнату. Грета патрулировала первый. Каким-то чудом ей удалось сохранить самообладание, и она за всю эту беспокойную ночь ни разу не присела, чтобы отдохнуть, и ни разу не выпустила из руки большой разделочный нож. Наконец в окне можно было хоть что-то различить. Вид, конечно, открывался не восхитительный, но, поскольку их дом находился на углу двух улиц, верхний этаж мог служить смотровой вышкой. И лишь только свет озарил городские улицы, Стефан увидел то, от чего он этой ночью бежал. Улицы были усеяны мертвыми телами, взрослых и детей. Стефан окинул взглядом открывшийся ему ужасающий пейзаж, чтобы оценить обстановку, как вдруг заметил, что напротив дома, на тротуаре, стоит мальчик, пристально смотрящий прямо на него.
– Дэни! – обрадованно вскрикнул Стефан. Этот возглас услышала Грета и тут же устремилась наверх. Но только спустя несколько мгновений, Стефан заметил, что руки Дэни были по локоть в крови, а в своем маленьком кулачке он сжимал кухонный нож.
Стефан не подпустил Грету к окну, ничего ей не объясняя. Она поняла все сама.
– Мама! Папа! Меня выбрали! Я пожинал! Смотрите! Сейчас мы пожнем и вас!
Стоило ему это произнести, как из-за каждого угла, как тараканы, стали появляться окровавленные и вооруженные фигуры разных размеров и возрастов. Они окружили дом.
В очень маленьком и очень провинциальном городке была церковь. Церковь эта являлась единственной достопримечательностью в городе, но лишь потому, что ничего другого более или менее примечательного в городке не было. Дома все однотипны и безлики. Парков и зеленых зон совсем нет. Учитывая, что в городке проживало немногим более пары сотен человек, нужды в каком-либо особом благоустройстве не возникало. Густой лес находился в нескольких минутах ходьбы от центра, так что он замещал все зеленые зоны, парки и скверы, без которых в больших и задыхающихся в пыли и воздушном загрязнении городах не обойтись. Итак, именно в этом вышеуказанном центре города и находилась злосчастная церковь, о которой речь пойдет далее, но прежде необходимо сказать несколько слов о ее истории: церковь была довольно молодой, построили ее на месте бывшей городской площади. Бывшей, потому что ныне места, достаточного для того, чтобы называться площадью, там более нет. С тех пор, как церковь построили, главные городские улицы, ранее пересекавшиеся в центре, стали упираться в нее. Впрочем, граждан это не огорчало, ведь, как уже было сказано ранее, церковь – единственное здание, что в архитектурном плане отличалось от остальных и с самого начала претендовала на то, чтобы стать достопримечательностью. Во-вторых, поскольку прежде церквей в городе не было, а верующие люди были, необходимость в возведении, безусловно, присутствовала. Возводили ее, кстати, неприлично долго, и, говорят, что денег при ее постройке тоже было украдено немало, однако никого это особо тревожило, поскольку все уже давным-давно свыклись с такого рода воровством, да и восторг, в котором прибывали ожидавшие возведения церкви граждане, в любом случае был сильнее. Внешне и внутренне она была незамысловатой, обычная католическая церковь с монолитным белым фасадом и крестом на башенке. Колокол, однако, повесили только в тот день, когда она перестала быть католической, но об этом после. Так, в очень маленьком и очень провинциальном городке была церковь, и однажды ее покрасили в зеленый.
В тот день, когда все началось, Стефан с самого утра был на ногах. У него было множество дел в городе, которые не терпели отлагательств и промедлений, потому он бегал по улицам, как отъявленный марафонец. Близился вечер, но солнце светило столь сильно, что асфальт был готов вот-вот обратиться в бурлящую жгучую лаву, а кожа Стефана, казалось, собиралась отклеиться от его тела, и шлепнуться на закипающую землю. Таким образом, изнывая от жары, он носился по городу, перебегая с улицы на улицу, до тех пор, пока он не был вынужден выйти к церкви для продолжения своего пути. Лишь только Стефан вышел на бывшую площадь, он сразу понял, что что-то не так. Тут было слишком много людей, при чем все они явно были чем-то недовольны: кричали и махали кулаками в сторону церкви. Толпа была не слишком большой, так что Стефан без проблем прошел в первый ее ряд, и только когда он оказался там, он наконец смог увидеть то, из-за чего негодовал народ. Церковь красили. И все бы хорошо, но красили ее в зеленый цвет. Красили дети. Множество ребят разного возраста, мальчики и девочки, стояли на лесах и увлеченно водили большими малярными валиками по стенам здания. Цвет был бледно зеленым, как засохшие листья, как скошенная трава. Те, что постарше, стояли внизу или на нижнем этаже строительных лесов и вели переговоры с возмущенными гражданами. Стефан подошел поближе, чтобы послушать. О своих неотложных делах он уже совершенно не думал.
– Так! Либо вы все сейчас же слезаете оттуда сами, либо мы вызываем полицию! – кричал высокий бородатый мужчина из толпы. Это был Исаак, хороший друг Стефана, поэтому последний не преминул приблизиться к нему и спросить лично, что же тут такое происходит, но прежде Стефан услышал ответ спорящего с Исааком подростка лет семнадцати, щуплого и белобрысого:
– Мы не можем перестать, господин Исаак! Я вам уже неоднократно говорил и скажу еще раз: мы не слезем, потому что нам сказано ее выкрасить.
– Ты мне объясни, пацан, кто вам это сказал? Зачем вы это делаете? – у Исаака заканчивалось терпение, по-видимому, он пререкался с этим ребенком довольно долго, а, зная его пылкий нрав, можно предположить, как нелегко ему приходилось. – Слушай, я в последний раз тебя спрашиваю! Если ты не объяснишься и не прикажешь своим дружкам слезать оттуда и валить домой – вам поможет полиция!
Стефан положил руку на плечо Исааку, тот обернулся, поприветствовал, крепко пожав ему руку, и, не дожидаясь вопроса, сказал:
– Старик, только посмотри! Эти шкеты ни с того ни с сего взяли и перекрасили нашу церковь! Я уже битый час веду переговоры с этим задохликом, а он, как зомби, – ни слова из него не выдавил, впрочем, сейчас сам увидишь, – Исаак вновь повернулся к мальчишке. – Ну? Надумал? Отвечай, скотина!
– Господин Исаак! – отвечал тот, – Я вам уже все сказал! Он сказал нам выкрасить ее, потому что пришло его время. Вы можете нам помочь, и тогда мы попросим его сжалиться над вами. Полицией можете нам не грозить, потому что ближайший участок находится в соседнем городе, откуда до нас полтора часа езды минимум.
– Абсурд! Скажи? – у Исаака явно кончалось терпение. – Я позову шерифа.
– Кто он? – спросил Стефан. – Какое еще время?
– Верховный жнец. Время жатвы. Присоединяйтесь к нам, и церковь Всеобщего Преображения вас не пожнет.
Стефан сделал вывод, что парень был действительно похож на какого-то зомбированного. Еще несколько минут Стефан безуспешно продолжал допрашивать паренька. Некоторые люди из толпы так же вели переговоры с другими подростками и так же безуспешно. Так продолжалось до тех пор, пока не вернулся Исаак, ведя за собой шерифа.
– Вот они, Роберт, те дети, о которых я говорил! Разгоняй их.
Шериф Роберт прошел через расступившуюся перед ним толпу, накручивая на палец левый ус, окинул взглядом строительные леса, детей, бледно-зеленую стену церкви, как бы оценивая масштаб бедствия, и глубоко вздохнул. Все молча ждали его реакции.
– Слезайте.
– Но он сказал…
– А я говорю – слезайте! Или я вам помогу!
К всеобщему удивлению, дети послушно собрали все свои малярные принадлежности, валики и краску и послушно начали спускаться с лесов. Когда все были на земле, шериф продолжил:
– Теперь брысь по домам. И не дай бог вы мне еще раз сегодня на глаза попадетесь!
Дети явно приуныли, но тем не менее стали молча расходиться кто куда. Толпа негодующих тоже к этому моменту изрядно поредела. Когда все разошлись, Стефан с Исааком подошли к шерифу, и у них завязался следующий разговор:
– Как… Как тебе это удалось? – Исаак был больше расстроен, чем удивлен. Он, хоть и сам привел шерифа, чтобы тот разобрался с обезумевшими детишками, все же, разумеется, надеялся, что и у него ничего не получится. Такой вот Исаак человек: все непокорные должны слушаться именно его. Напрашивается вопрос, зачем было звать шерифа? Что ж, Исаак, несмотря на его упорство, не всесилен, и у него, как и у любого другого смертного, порой сдают нервы, а поскольку перед ним были дети, он решил не срываться на них, а позвать шерифа, своего хорошего приятеля. Он, хоть и взбалмошный, а все-таки разумный человек.
– Так и скажи, что завидуешь! – просмеялся Роберт. – Я же шериф. Закон! Еще бы они меня не послушались.
– Как-то они больно быстро свалили оттуда, когда услышали твой приказ… – подметил Стефан.
– Ну? Закон!
Смеясь, Роберт развернулся и пошел прочь. Перед церковью из всей толпы остались стоять только Стефан и Исаак.
– И что теперь с этим делать? Так и оставим ее… Зеленой?
– Надо сходить в мэрию.
– Я там работаю, балда, – Стефан и правда работал в мэрии. Пусть и не на самой высокой должности, но дел у него хватало. Вот, собственно, почему он проводил свой день, бегая по городу. – Я могу связаться с кем-нибудь из администрации, ну… кто повыше меня. Будем надеяться, что они сами там с этим разберутся.
– Не смеши меня, дружище. Ты правда доверяешь этим стулозадым? Посмотри по сторонам: на что похож наш город, а? Это все их рук дело.
Исааку очень не нравился городок. Он находил его скучным, бледным и безликим. Исаак был одним из единственных, если не единственным, кто выступал против постройки церкви на центральной площади. У него были какие-то свои тезисы, вроде «городу нужно общественное пространство» и «улучшать, а не портить». Да и не его религии была эта церковь. Так что, зная Исаака и его характер, его можно было понять.
– Только не говори, что ты собираешься перекрасить ее сам.
Исаак усмехнулся и протянул Стефану руку. Тот пожал ее и, не дождавшись ответа на свой вопрос, расстался со своим другом. Стефана ждали дела, но с прежним энтузиазмом он взяться за них был уже не в силах; что-то его смущало в произошедшей ситуации, и, разумеется, сам факт того, что дети взялись самовольно перекрашивать церковь, уже был странным, но в голове у Стефана произошедшее никак не укладывалось. Он все думал о том мальчишке, с которым ему пришлось разговаривать, о его словах. Как зомби… Будто бы это говорил не он. Или он, но словно ему промыли мозги. Бедный паренек, бедные детишки. Почему никто не взялся проконтролировать, куда они пошли? Дураки! Неужели все и в правду надеялись, что эти детки отправятся по домам? Они же явно какие-то ненормальные. А вдруг случится то же, что и в Гатлине в шестьдесят четвертом?
Стефан был вынужден перестать себя накручивать своими рассуждениями, как только ступил на крыльцо городской мэрии. Здание мэрии едва ли отличалось от прочих многоквартирных жилых домов в городе: три этажа в высоту и метров тридцать в длину – стена с окнами через каждые несколько метров. Вот вам и вся мэрия. Скромно и безвкусно. Хотя бы тут местные чиновники решили проявить скромность и не строить себе дворец, однако, их частные дома иначе как дворцами назвать нельзя. Единственными отличительными знаками административного здания были табличка с кучей канцеляризмов у входа, которую никто и никогда не читал, и государственный флаг, вяло свисавший с парапета над входом, будто его тоже мучала невыносимая жара, от которой у Стефана, как ему небезосновательно казалось, уже начинали плавиться мозги.
Когда Стефан вышел из мэрии спустя некоторое время, он был крайне расстроен. Во-первых, конкретного ответа по поводу церкви он так и не добился: «Их там совершенно не волнует, что у них в городе церковь зеленая, а дети – какие-то сектанты!» – так Стефан негодовал. Ему ответили, что займутся этим, как только появятся на то время и ресурсы. То есть в лучшем случае они забудут об этом не сразу. Во-вторых, если в администрации не хотели разбираться в произошедшем, надо было разговаривать с Исааком, поскольку он не преминет перекрасить церковь обратно сам. Идея, конечно, так себе, но, если собрать добровольцев, скинуться на краску… И почему все-таки мэрия не хочет заниматься этим? Теперь все дела Стефана были окончены, и он направлялся домой, там его ждала жена и сын. Сын… Не было ли его среди тех ребят на строительных лесах? Стефан обязательно с ним поговорит. И расскажет о произошедшем жене, само собой. По дороге можно заскочить к Исааку и обрадовать его новостями из мэрии.
Исаака, увы, дома не оказалось; его жена сказала Стефану, что он забегал пару часов назад, чтобы перекусить, но ни про какую церковь он ей не рассказывал.
– Скажи ему, чтобы позвонил мне, если придет с краской.
– Краской? Какой еще краской? Стефан, объясни мне, что тут происходит и при чем тут церковь.
– Сара, только не переживай, ничего страшного не произошло, – Сара была на девятом месяце и лишний раз волноваться ей не стоило, Стефан прекрасно это понимал и старался ее успокоить. – Детишки перекрасили нашу церковь в зеленый, вот и все.
– Как?
– Представь себе!
– Господи…
– Я только что был в мэрии, но сомневаюсь, что они там собираются этим заняться. Исаак…
– Исаак, конечно же, захотел перекрасить ее самостоятельно, – она нахмурилась и вздохнула.
– Ага.
– Я поговорю с ним.
– И скажи, чтобы позвонил.
Менее чем через полчаса после визита в дом Исаака Стефан был у себя. Он уже успел поцеловать Грету и потрепать Дэни по волосам. Но только собрался он рассказать о произошедшем своей жене, чтобы следом заняться допросом сына, зазвонил телефон.
– Дорогой! Это тебя. Исаак.
Исаак кричал так громко, что следующий его разговор со Стефаном, вероятно, слышала не только Грета, находившаяся поблизости, но и Дэни, мирно смотревший телевизор в гостиной.
– Дружище! Скажи мне вот что: ты нахрена моей жене все рассказал? Теперь она отобрала у меня краску, которую я только что купил, и не выпускает из дома! – тут же еще громче, – Сара, ну пожалуйста, не надо! Если… Если ты сделаешь это, то я украду у тебя нашего сына, как только он родится, назову его Яковом и увезу к себе на родину! Слышишь!
Раздался громкий звук и истошный «ай» Исаака. Когда на том конце трубке утихло, Стефан сообщил ему, что ему сказали в мэрии.
– Да, Сара мне уже сказала, что тебя послали. Я же говорил! Короче, дружище, дальше без меня –я в плену у злой ведьмы, так что ты купи… – раздались злое ворчание и звук приближающихся шагов разъяренной беременной женщины, – … купи краску и собери парней! Сделайте это! Ай! А-ай!
Короткие гудки. Стефан повесил трубку и обернулся. Позади него стояла Грета и иронично улыбалась.
– Что на этот раз?
– Обезумевшие детишки покрасили нашу церковь в зеленый.
Грета вздохнула и, выходя из кухни, бросила через плечо:
– Собери лучше ваш «совет».
«Совет Настоящих Парней»! Он был создан, когда Стефан со своими друзьями были еще совсем детьми, но им удалось сохранить его до этого дня. Теперь они созывали Совет, чтобы решать разные городские проблемы. Или чтобы посмотреть футбол пятничным вечером. В любом случае, посоветоваться с парнями было отличной идеей. Стефан обзвонил своих друзей, и чрез пару часов они все сидели у него в гостиной. Не пришел только Исаак, по понятным причинам. Такое случалось довольно часто, если он в чем-либо провинился перед своей женой, она могла посадить его под домашний арест, однако, несмотря на такие обстоятельства, Исаак пожелал быть в курсе того, что будет решено на Совете, и поэтому попросил Стефана позвонить ему, как только закончится встреча. Итак, в гостиной у Стефана их было трое: тучный и немногословный Хуан, щуплый и рассудительный Борис и сам Стефан. В этих парнях Стефан никогда не сомневался, равно как и в Исааке. Они выросли вместе и вместе через многое прошли. Им он доверял, как самому себе.
– Парни! Заседание Совета объявляется открытым. Ура!
– Ура! Ура! Ура!
–На повестке дня у нас вопрос с перекрашиванием церкви и безумными детишками, которые все это и учудили. Исаак предлагает перекрасить ее самим – что скажете?
– Так, Стефан, постой. А что там с нашей церковью?
Как оказалось, никто из них до сих пор не знал о сегодняшнем происшествии, так что Стефану пришлось ввести их в курс дела.
– Вот что я предлагаю, – сказал Борис после недолгой дискуссии, – нам нужно купить краску и покрасить ее самим. А администрация и пальцем не шевельнет, я уверен.
– У Исаака есть немного краски.
– У Исаака есть Сара. Он в плену.
– В любом случае нам нужно больше. Тогда действуем сами: пока еще не слишком поздно надо съездить за краской, а завтра чуть свет встречаемся у церкви и работаем.
Тут Стефана посетила одна весьма занимательная мысль, которая должна была возникнуть в его голове еще утром, во время всего этого действа с церковью, но почему-то он подумал об этом только сейчас:
– Парни, вам не кажется странным, что ни пастор, ни кто-либо еще из тех, кто работает в церкви, не присутствовал там?
– Стеф, – сказал Хуан, – ты нам, конечно, не говорил ни слова про пастора и прочих, но если это и в правду так, то, быть может, тут дело не просто в сбрендивших детках?
– Да брось, Хуан, – возразил Борис, – может, церковь просто еще не открылась к тому моменту.
– Должна была. Хуан прав, тут наверняка замешан кто-то еще, кроме самих злосчастных деток. Они говорили, что кто-то сказал им сделать это…
– Может, это был сам пастор? Может, он сам захотел, чтобы церковь перекрасили… в зеленый.
Тут глаза Хуана сделались совершенно круглыми, как если бы он увидел что-то ужасное. Тихим голосом, почти шепотом, он сказал:
– Ребята, а когда вы в последний раз были в нашей церкви?
– Она была закрыта на прошлой неделе.
– Не только. Она закрыта с самого начала месяца.
– Точно так, – продолжал Хуан, – а когда вы видели пастора в последний раз?
Стефан с Борисом переглянулись. Пастор был чем-то вроде местной знаменитости, и его знали все, даже те, кто в церкви отродясь не бывал. Это был человек великодушный и веселый. Почему был? Да потому что никто его с момента закрытия церкви не видел.
– Хуан… – прошептал Стефан, – ты же не думаешь, что эти ребятишки – сектанты, и что они грохнули нашего пастора, чтобы захватить церковь?
– Всякое может быть, я просто…
– Так, спокойно! – крикнул Борис. – Не будем делать поспешных выводов. Сейчас мы составили план и будем его придерживаться. Сектанты они или нет – разберемся завтра.
Заседание Совета было объявлено закрытым. Парни распрощались, и гостиная Стефана опустела. Как только гости ушли, Стефан набрал Исаака и, дождавшись ответа, очень вежливо попросил Сару позвать его к телефону. Стефан изложил ему план. Немного подумав, он добавил:
– Исаак, тебе не кажется это странным?
– Не каждый день дети красят церкви.
– Нет, послушай: церковь закрыта с начала месяца, пастора с тех пор тоже никто не видел, а теперь происходит это. Вдруг эти дети – какие-то сектанты, которые прибили пастора и решили захватить церковь.
– Ага… А может быть, там просто идет ремонт.
– В нашем городе? Ремонт в церкви? Дружище, я тебя не узнаю.
– Шучу. Но все же… Не знаю. В любом случае, это выяснится завтра. Парни поехали за краской?
– Да, у Бориса машина.
– Отлично. Значит, встретимся завтра.
В трубке снова раздались грозные возгласы Сары. Исаак глубоко вздохнул и повесил трубку. Стефан тоже глубоко вздохнул и побрел наверх, к жене. Он знал, что Грета ждала объяснений. Обычно, она мало интересовалась его делами, но, когда намечалась какая-то особая авантюра, вроде этой, она обязана была знать все вплоть до самой мельчайшей подробности. Грета сидела за туалетным столиком и наносила себе на лицо один из ее многочисленных кремов.
– Ну? – снова бросила она через плечо.
– Завтра в шесть встречаемся у церкви.
– Будете красить?
– Да.
Она вздохнула.
– Придурки.
– Не ворчи.
– Не ворчу. Я любя. Делайте, что считаете нужным.
Стефан подошел к ней и поцеловал. Грета часто ворчала, но никогда не стремилась оскорбить намерений своего мужа или его друзей. Если она и ворчала, то только любя. В этот раз она даже не подвергла его допросу, что было на нее совсем не похоже. На сегодня у Стефана дел больше не оставалось, и он решил наконец поговорить со своим сыном насчет произошедшего. Он мог бы сделать это перед встречей с парнями, но Дэни был занят выполнением своей домашней работы, так что Стефан решил его не отвлекать. Теперь он подошел к его комнате и постучался в дверь.
– Залетайте! –раздалось изнутри.
– Ты хотел сказать «заходите, пожалуйста»?
– Залетайте, пожалуйста!
Стефан вошел в обклеенную постерами и забросанную вещами комнату своего сына. Он нечасто тут бывал. Стефан считал комнату Дэни вертепом хаоса и подросткового легкомыслия, так что если и занимался воспитанием сына, то только вне ее пределов. Дэни играл в компьютер.
– Дэни, я хочу тебя кое о чем спросить.
– Ты про ту церковь?
Стефан насторожился.
– Откуда ты знаешь?
– Я был там.
– Как? Дэни! – Стефаном начало овладевать чувство страха и паники, – Дэни! Ты был там? Ты красил церковь? Ты один из них…
Дэни так громко рассмеялся, что даже оторвался от своей компьютерной игры. Его отец не знал, как на это реагировать.
– Нет! Папа, успокойся. Я стоял внизу с толпой.
– Ох. Как же ты меня напугал. Я думал, что ты тоже один из…
– Паствы Церкви Всеобщего Преображения?
Стефан очень побледнел.
– О… Объяснись…
– Папа! Да у нас все ребята уже давно в пастве. – Дэни говорил так весело, как будто это было для него чем-то совершенно обыкновенным, в порядке вещей. – Я вступил в нее пару недель назад, когда они объявили о жатве.
– Дэни… Как… Что это значит? Что за паства? Что за жатва?
– Эх вы, взрослые. Он разрешил вам говорить об этом только на этой неделе. Раньше он говорил, что мы должны держать все в тайне. Короче, Церковь наша гораздо круче вашей! Он обещает много всякого своим последователем, а главное, нас не тронут во время жатвы. А, может быть, если он выберет меня, то у меня будет шанс самому участвовать в жатве! Папа?
Папа сидел на кровати, напротив стола Дэни, ни живой, ни мертвый. Он не знал, как ему реагировать на это: подумать только, его сын – сектант. Сын сектант! Тем не менее, ему нужно было найти в себе силы, чтобы закрыть распахнувшийся рот и задать сыну еще несколько вопросов, что он и сделал:
– Сын. Расскажи мне все. Кто такой он? Что он тебе пообещал? Что такое жатва?
Дэни широко улыбнулся и ответил:
– Он не называет нам своего имени. Он говорит, что после жатвы имена будут не важны, так что нам ни к чему знать его имя. Мы называем его Верховным жнецом. В начале этого месяца он написал нам, всем детям нашего города, и рассказал про Церковь. Он сказал, что после жатвы мы будем королями этого города, а потом и других. Сказал, что мы построим новый мир и станем его богами. А еще он обещал нам бессмертие, но это только для тех, кто будет участвовать в жатве. Я очень хочу участвовать! Но жнецов выбирает он сам, так что это не от меня зависит. А жатва… – он замялся, – жатва наступит завтра. Ну, должна. Вообще, она должна была начаться сегодня ночью, но вы не дали докрасить церковь. Он сказал, что, как только церковь будет зеленой и колокол на ней зазвенит, мы начнем пожинать. Он говорил, что зеленый – это цвет жатвы. Цвет скошенных, подобно сорной траве, неверных, непокорившихся и непринявших. Когда церковь будет докрашена, он выберет жнецов, и мы пойдем в город. Папа, присоединяйся к нам, вместе с мамой! Я думал, что вы не захотите, поэтому не спрашивал… Я думал, что вас надо пожать и все, но, раз ты сам об этом заговорил…
– Дэни! – выдохну Стефан. Он все еще слабо представлял, что такое эта жатва, но догадывался. Догадывался и не хотел верить своим догадкам. – Вы что… Вы убьете нас?!
– Пожнем.
Стефан в ужасе и отчаянии вскочил на ноги и, не сказав больше ни слова, направился к двери. Выходя, он выдернул торчащий из замочной скважины ключ и запер Дэни снаружи. О том, что он может выбраться через окно в случае чего, Стефан не подумал. Отец сектанта не знал, что ему делать. Он спустился на кухню, подошел к телефону и набрал Исаака. Дождавшись ответа, слабым и испуганным голосом попросил Сару позвать мужа.
– Стеф?
– Они хотят нас убить.
– Убить? Кто? Стеф, ты чего?
– Эти детишки! Дэни один из них!
– О господи! Стефан! Как ты узнал? Расскажи мне все по порядку.
И Стефан рассказал. Рассказал про Дэни и про то, что он ему рассказал про Церковь, про жатву, про какого-то Верховного жнеца.
– Тот пацан у церкви… – тихо и задумчиво донеслось из трубки, ¬– …он тоже говорил про Верховного жнеца. Но… Не знаю. Не верится даже. Если это правда, то мы должны как можно скорее…
– Позвонить в полицию!
– …перекрасить церковь!
Молчание.
– Они хотят вырезать город!
– Не раньше, чем позеленеет церковь! Подумай сам: ближайший полицейский участок в соседнем городе. Пока они до нас доедут, все уже будут мертвы. Мы должны вызвать копов, а сами в это время перекрасим церковь обратно, чтобы выиграть время. Вдруг они красят ее прямо сейчас?
Стефан промолчал. Ему было ужасно страшно. За себя, за жену, за Дэни…
– Ты еще тут? Значит, вот как мы поступим: Ты звони Хуану, а я позвоню Борису. Вооружаемся, берем краску и выступаем. Я позвоню в полицию.
– Вооружаемся?
– Самооборона, – усмехнулся Исаак.
Лишь только село солнце, все четверо, двое с краской, двое с ружьями, двигались вместе в сторону церкви. Улицы нехотя расставались с дневным жаром, прогревшим стены домов и асфальт настолько, что даже сейчас они оставались теплыми. Уличное освещение не работало в городе с незапамятных времен, так что друзья готовились красить в потемках. Да, это могло быть весьма проблематично, но медлить они не могли. Стефан, уходя, рассказал и объяснил все своей жене. Он настрого запретил ей выпускать Дэни, и она, к его большому удивлению, поверила. Когда четверо приблизились к церкви, их самые страшные опасения нашли себе подтверждение.
– Господи! Сколько их тут! – выдохнул Хуан. Сколько их там было, никто сказать не мог. Казалось, вокруг церкви собрались все дети города. Они в полнейшей темноте работали, подобно муравьям в муравейнике. А вокруг работающих стояли охранники, дети постарше, вооруженные кухонными ножами, палками, пилами, лопатами и прочей утварью. И взрослые… Видимо, кого-то эти маленькие сектанты сумели-таки убедить перейти на свою сторону. Среди этих взрослых был и шериф Роберт, в руке у которого, конечно же, был его револьвер.
– Парни! –шепнул Борис, – Так не пойдет. Они же нас на части разорвут, как только увидят. Мы же не можем вот так просто заявиться к ним с ружьями и краской и сказать: «Привет! Мы не хотим умирать и поэтому решили перекрасить вашу церковь обратно.» Да и вообще, мы же не будем по ним стрелять? Это же дети!
– Это маньяки, психи! – шипел Исаак. – Хоть их и больше, у нас есть ружья, а значит, мы сильнее. Надо только решить, что теперь делать.
– Ты же не предлагаешь устраивать бойню?
– Я этого не говорил. Но, если придется, мы будем стрелять. А скорее всего – придется.
– И что вы предлагаете делать? – прошептал Стефан. – У кого-то есть план?
– Можем притвориться, что присоединяемся к ним. И…
– И что? Ты просто окажешься там, среди них. В окружении вооруженных детей-психопатов. Не думаю, что идти туда – лучший вариант.
Однако дискуссия не продлилась слишком долго. Как бы надежно не скрывал четырех друзей ночной мрак, они были замечены. Раздались крики, и в их сторону направилось несколько человек, взрослых и детей, во главе которых был шериф. Исаак и Хуан взвели ружья. Стефан и Борис стояли, как вкопанные.
– Приветствуем, паства! – крикнул шериф на подходе к отважным друзьям, две группы черных силуэтов разделяло в лучшем случае шагов тридцать. – Я вижу, вы пришли, чтобы примкнуть к нам и помочь с преображением этого мерзкого вертепа еретиков. Можете опустить свое оружие, ибо мы не те, на кого вам его этой ночью следует обратить.
– Подыграем? – шепнул Хуан и шагнул вперед. – Приветствую тебя, Робби! Мы пришли, чтобы вступить в ваши ряды…
– А кто пригласил вас?
Тут голос подал Стефан:
– Дети.
– Ах, какие у вас хорошие дети. Будьте уверены, Верх…
Голова шерифа разлетелась на маленькие кусочки. Удивительно, как в такой темноте Исаак умудрился сделать столь точный выстрел навскидку, видимо, служба в армии не прошла даром. Безголовая туша шерифа выронила револьвер и громко упала наземь. После оглушительного в ночной тиши выстрела на несколько мгновений воцарилось молчание. Даже у церкви перестали копошиться. Дальше – началось.
– Хуа-а-ан!
Хуан сообразил, что подыгрывать больше некому и настало время пускать в ход ружье. Он попал в бок молодому пареньку, бросившемуся за пистолетом шерифа. Силуэт вскинул руки и упал замертво. Остальные пошли в атаку. От церкви подмоги, как ни странно, не выслали. Друзья ринулись бежать, и, через пару минут нашли применение своим маленьким ведрышкам с краской, которыми Стефан с Борисом пришлись по головам двум единственным настигавшим их преследователям. Детишки оказались проворнее и выносливее взрослых, но черепа их такого удара вынести не могли. Открывшиеся и помятые ведра они бросили рядом с залитыми краской и кровью трупами.
– Что теперь? – дрожащим голосом спросил Борис.
– Надо будить город и звонить в полицию.
– Ты до сих пор им не позвонил? Исаак! – обуреваемый приливом адреналина в крови Стефан был в ярости. – Ты должен был позвонить до того, как мы встретились, собака!
– Успокойся! Тогда я не был до конца уверен, что ты прав. Я надеялся, что мы сможем справиться сами…
– А теперь на нас четыре трупа, три из которых – дети!
– Замолчи! Молись, чтобы нам удалось убить еще, а иначе весь город – покойники.
– Да что ты несешь! Ты что, соскучился по Ираку? Не знаю, как ты, а я не собирался сегодня никого убивать!
– Тогда иди домой, к семье. Запритесь и не выходите, пока все не уляжется.
Стефан ушел. Вернее, убежал домой. На пути ему неоднократно останавливали едва пробудившиеся ото сна люди, они спрашивали его про крики и стрельбу, а он отвечал всем, чтобы они заперлись дома, вооружились и звонили в полицию. Когда он оказался дома, его жена тоже была на ногах.
– Стефан! – она бросилась к нему на шею. – Что там? Господи, ты весь дрожишь!
Стефан, ничего не отвечая, запер за собой дверь и направился наверх, в комнату Дэни. Дэни там не было, а окно, как и следовало ожидать, было открыто нараспашку.
– Сбежал.
– О боже! – Грета следовала за ним и, как только заметила отсутствие сына, начала паниковать. Стефан сказал ей, чтобы она закрыла все окна и заперла заднюю дверь. Сам он спустился вниз, чтобы позвонить в полицию.
Короткие гудки.
Он пробовал снова и снова, но все было без толку. Видимо, эти психопаты перерезали телефонную линию. Что теперь? Ответ был один: запереться, выключить свет и не выходить, пока все не уляжется. Стефан откопал в нижнем ящике прикроватной тумбочки свой старый кольт, который ему достался еще от отца и который он принципиально не хотел брать с собой. Так, муж с женой заперлись дома и стали ждать. Крики и звуки выстрелов раздавались до самого рассвета, то ближе, то дальше, и, подумать только, Стефан ни разу не побеспокоился о судьбе своих товарищей, своего Совета. Вероятно, они смогли найти себе подмогу, более храбрых и решительных людей, чем Стефан, но Стефан ведь не боялся на самом деле – ему просто не хотелось никого убивать. Раздался звон колокола. «Подумать только! Сектанты притащили колокол в церковь! Властям есть, чему у них поучиться» – подумал он. С первыми лучами солнца шум в городке прекратился. Стефан всю ночь напролет всматривался во мрак через окна на втором этаже, бродя из комнаты в комнату. Грета патрулировала первый. Каким-то чудом ей удалось сохранить самообладание, и она за всю эту беспокойную ночь ни разу не присела, чтобы отдохнуть, и ни разу не выпустила из руки большой разделочный нож. Наконец в окне можно было хоть что-то различить. Вид, конечно, открывался не восхитительный, но, поскольку их дом находился на углу двух улиц, верхний этаж мог служить смотровой вышкой. И лишь только свет озарил городские улицы, Стефан увидел то, от чего он этой ночью бежал. Улицы были усеяны мертвыми телами, взрослых и детей. Стефан окинул взглядом открывшийся ему ужасающий пейзаж, чтобы оценить обстановку, как вдруг заметил, что напротив дома, на тротуаре, стоит мальчик, пристально смотрящий прямо на него.
– Дэни! – обрадованно вскрикнул Стефан. Этот возглас услышала Грета и тут же устремилась наверх. Но только спустя несколько мгновений, Стефан заметил, что руки Дэни были по локоть в крови, а в своем маленьком кулачке он сжимал кухонный нож.
Стефан не подпустил Грету к окну, ничего ей не объясняя. Она поняла все сама.
– Мама! Папа! Меня выбрали! Я пожинал! Смотрите! Сейчас мы пожнем и вас!
Стоило ему это произнести, как из-за каждого угла, как тараканы, стали появляться окровавленные и вооруженные фигуры разных размеров и возрастов. Они окружили дом.
Рецензии и комментарии 1