ГДЕ-ТО В ГЛУБИНАХ КОСМОСА

ПРОЛОГ

Впечатление от того, что не только над тобой, как на Земле или другой планете с прозрачной атмосферой, но и под тобой, а также со всех сторон на тебя смотрит космос мириадами звезд, завораживает и пугает. У всякого существа, способного наблюдать и переживать такое, часами о нем размышлять, возникает чувство нереальности происходящего. Оно вызвано тем, что наблюдатель находится не на своем месте, являясь жителем какой-то конкретной местности, ограниченной размерами отдельно взятого небесного тела. Пребывая же в открытом космосе, обступающем его со всех сторон, он буквально не чувствует под собой земли, воды и воздуха для того, чтобы в них утвердиться или от них оттолкнуться и пойти своей дорогой, периодически к ним возвращаясь и обретая чувство уверенности в своих силах закончить начатое движение.
Именно такие чувства я испытывал, когда подлетал к звезде HD 10180, находящейся на расстоянии ста тридцати световых лет от Солнца. Эта звезда не случайно привлекла к себе внимание человечества, уже больше пятиста лет бороздившего космическое пространство не на утлых и опасных для жизни малогабаритных космопланах, а на циклопических звездолетах. Причиной такого повышенного внимания было не только обнаружение на одной из семи планет этой звездной системы месторождения 110 химического элемента «галактия», так необходимого для полетов на большие астрономические расстояния в районы проживания человеческих колоний в пределах Млечного пути, но и наличие на одной из планет, а именно третьей, если считать от светила, сходных условий жизни с Землей. Эту экзопланету назвали Геей в честь богини Земли. И на ней уже жили люди второе десятилетие. А на четвертой планете, Аиде, добывали галактий поселенцы Новой Земли. Первопроходцы Геи мне говорили, что никакая другая планета, пригодная для жизни, так не похожа на нашу Землю, как Гея. Но не это было причиной моего путешествия к далекой планете.
До сих пор, к большому сожалению, мы не обнаружили в нашей Галактике живую разумную жизнь. Впрочем, нам попадались останки этой жизни по всей обозримой нами Вселенной. Но они были немногочисленны и фрагментарны. Страшно одиноко было человеку в таком большом мире, который он открыл за последние сотни лет. И вот чтобы не просто выжить на Земле, но и развиваться дальше, человек шагнул в космическую бездну и стал осваивать иные, чужие ему миры. Но нигде он так и не встретил такое же разумное существо, которое протянуло бы ему руку помощи и дружбы. Единственно только, на некоторых экзопланетах он нашел признаки еле зарождающейся разумной жизни. И вот совсем недавно на второй планете звездной системы HD 10180, Авроре, которая первой встает на рассвете, нашли древние развалины и рядом с ними засыпанный грунтом звездолет неземной цивилизации. Судя по первым сведениям, полученным исследователями с Геи, эта цивилизация, уже вымершая, в своем развитии намного опередила человеческую цивилизацию. Вот для того, чтобы близко познакомиться с этой цивилизацией, я и отправился к Авроре в составе большой галактической экспедиции в качестве специалиста по экзотической и космической герменевтике.

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Десятого июня 2535 г н.э. по старому стилю земного времени мы подлетели к планете Аврора звездной системы HD 10180. В составе нашей космической экспедиции было больше двадцати человек. Среди них числились и астролетчики с астронавигаторами, и математики с программистами, и физики с астрономами, и химики с экзобиологами, и переводчики-дешифровщики с техниками и врачами. С некоторой оговоркой можно и меня, Ивана Солнце, отнести к названным переводчикам. Только у меня был уклон не столько в язык, сколько в мышление.
Как только я научился думать, меня стала волновать проблема понимания не только людей, но и других разумных существ, которых мы когда-нибудь обязательно (юность всегда оптимистична) встретим во Вселенной. По мере взросления это стремление крепло, пока не превратилось в более общую интеллектуальную любовь к смыслу. Однако такая любовь к смыслу и его производным ограничивалась лишь сферой человеческой цивилизации в силу указанных объективных обстоятельств. К сожалению, артефакты других разумных цивилизаций были настолько фрагментарны, что предполагали в своей дешифровке недопустимо широкий спектр интерпретации для адекватной передачи смысла. В результате предпринятых исследований оставленных еще миллионы лет назад знаков по немногочисленным местам нашей Галактики представителями неведомых цивилизаций были истолкованы в человеческом ключе минимальные экзоархеологические данные о том, что они принадлежат как минимум к трем типам. В расшифровке использовался проблематический принцип гуманоидной аналогии. Так вот два из трех типов явно не принадлежали гуманоидам. Их отсев был вызван тем, что они не подходили под параметры, характерные для гуманоидов. В реестр гуманоидных параметров входили такие показатели, как наличие телесности с ассиметрией правой и левой стороны, индивидуальная конечность во времени и пространстве, обладание эмоциями, смена поколений и культурная преемственность. Разумеется, и этот гуманоидный тип инопланетян, сходный с человеческим типом по ряду наиболее общих признаков, давал крайне абстрактную схему представления как самих гуманоидов, так и их жизни. Остатки культуры этих разумных существ были найдены в нескольких районах Млечного пути, но не там, куда мы теперь летели.
То, что было предварительно получено местными энтузиастами поиска внеземных цивилизаций на Авроре, а именно не совсем четкие снимки и явно смонтированный любительски отснятый видеоматериал, требовало от нас как исследователей незамедлительного прибытия на планету колонистов. Прежде всего, необходимо было подробно расспросить удачливых любителей экзоархеологии о причинах их появления на Авроре и обстоятельствах обнаружения следов гуманоидов. Судя по скудной информации, добытой энтузиастами контакта с Геи, на Авроре находилась станция пришельцев. Вид найденной куполообразной станции внушал надежду на гуманоидное происхождение ее обитателей. Внешний осмотр инопланетного здания не позволил ни любителям археологии среди колонистов, ни нам после исследования поступившей с Авроры текстовой и аудиовизуальной информации, сделать предварительное заключение о возрасте находки. Для такого заключения необходимо было самим побывать на месте столь нетривиального происшествия.
В дороге к Авроре, в ночь перед прибытием на Гею, мне приснился странный, можно сказать, пророческий сон. Я был в смятении, метался по кораблю, и меня преследовали во сне голоса своими вопросами о том, кто я такой и зачем отправился в такое опасное приключение. Смутно я видел лицо и фигуру той, кто обращался ко мне с одним из таких, не помню каким именно, вопросов. Я помнил, что незнакомка меня очень удивила своим видом. Однако, как она конкретно выглядела, я уже не помнил. Сон не мог не насторожить меня накануне нашего прибытия на Гею.
Я завязал несколько полезных для себя знакомств с астролетчиком Шоном Стюартом, экзолингвистом Ларой Новиковой, астрофизиком Мадлен Каро и антропологом Раваном Сингхом. Особенно нежные отношения сложились у меня с Ларой. Мы сдружились с ней на почве общей страсти к проблеме установления контакта с внеземными цивилизациями. Выльется ли эта философская страсть в страсть уже друг к другу, — покажет время. Шон был мне полезен тем, что обучал меня ловкому вождению космической техникой. С Мадлен мы вели увлекательные беседы про то, что было есть и будет в мире. А антрополог нашел во мне оппонента по вопросу природы человека и ее превращения в более оптимальную форму для жизни в космосе. Раван был сторонником превращения человека в сверхчеловека, пусть даже искусственного происхождения. Вот в этом пункте мы с ним и разошлись во взглядах. Я полагал, что человек не в состоянии изобрести более развитое существо, чем он сам, ибо творец по понятию выше своего творения, которое, в лучшем случае, может быть только его образом и подобием.
В полдень мы, наконец, приземлились на посадочном модуле на центральном космодроме Геи. На корабле осталась только команда техников, обслуживающих оптимальный орбитальный полет звездолета вокруг планеты.
Гея встретила нас жаркой летней погодой, так похожей на земную, что первым впечатлением была полная иллюзия того, что мы приземлились на космодром Гагарина в евразийской степи. Здесь, в 300 км. от главного поселения геятян — Парадисвиля, — перед взором гостей расстилались бескрайние дали степных просторов. Чистое, голубое небо с редкими перистыми облаками до самого оранжевого горизонта стояло высоко над головой. Поверхность планеты была ровная с прекрасным видом на море целой палитры красок разной расцветки. Преобладали красный и синий цвет, вперемешку с зеленым и бурым цветом местных растений. Обычный для космодромов технический запах перебивался ароматом душистых степных цветов и трав. Вдалеке на востоке в голубой дымке вырисовывалась цепь остроконечных гор. Воздух, чуть дрожащий от испарений под влиянием летнего зноя, убаюкивал и клонил ко сну. Легкий степной ветерок и жужжание насекомых еще больше расслабляли психику, медленно отходившую от гнетущего перенапряжения, внезапно сменяемого провалами свободного падения с космической высоты, связанного с приземлением. На закраине сознания тревожно мелькнула мысль о заражении от возможного укуса местного насекомого, но тут же отступила, усыпленная воспоминанием о необходимой комплексной прививке для адаптации к местной флоре и фауне.
Однако смех, шутки и громкие голоса астронавтов, так давно не стоявших твердо на ногах на земной тверди, не давал никакой возможности полностью погрузиться в сонную дрему. Широко открыв глаза и несколько раз мигнув ресницами, я уставился на Лару, которая увлеченно болтала с экзобиологом экспедиции Милой Мамбо.
— Мила, посмотри сюда. Да, нет, вот на этот цветок. Он так похож на мак. Это действительно мак или местный вид? Он пахнет как-то по-особенному.
— Судя по виду это прижитый земной мак. Изменение в запахе, вероятно, связано с необычным составом почвы и физиологией опыляющих насекомых. Если тебе так нравятся маки, почему ты не попросишь Ивана собрать для тебя целый букет, — добавила Мила более тихим голосом.
— Мне самой это легче сделать, — ответила просто Лара без всякого смущения в голосе, чем немало огорчила меня.
Лара не успела бы одна собрать букет местных маков, если бы я не помог ей. К тому времени, пока мы любовались природой Геи, уже подлетел вместительный аэромобиль, и нас позвали отправиться в Парадисвиль. Чтобы не заставлять себя ждать, мы поспешили со сбором мака. За помощь Лара одарила меня вежливой, но равнодушной улыбкой. Мне было горько от того, что Лара стала равнодушна ко мне. Как только мы приземлились, она изменила отношение. Или это показное равнодушие связано с тем, что наши пробуждающиеся нежные чувства не оказались скрытыми от постороннего взгляда?
Когда я садился на свободное место в аэролете, то поймал на себе заинтересованный взгляд Милы. И только теперь я увидел, какой обаятельной может быть наш экзобиолог. На самом деле, Мила выглядела весьма экзотично. Она не была чужда иронии. И эта ирония сквозила в уголках ее красивых губ. По ее взгляду мне стало ясно, что она редко бывает критична к своей особе. Такое отношение к себе характерно для непосредственных натур. Ростом она была не выше меня. Стройная фигура Милы не могла не вызвать восхищение у темпераментных мужчин. У стройных женщин прелестей никогда не бывает больше того, что нужно для соблазна. Мила была шатенка с большими серо-голубыми глазами миндалевидной формы. Нос был удлиненный и большой. Но он не бросался в глаза и не портил впечатление от лица. Имя соответствовало ее внешности. Африканское происхождение Милы выдавала откровенная манера разговора. Я заинтересовался тем, чем вызван ее интерес к моей особе: симпатией Лары ко мне или собственным отношением Милы. Чтобы не откладывать в долгий ящик вопрос о личных симпатиях, я пересел поближе к Миле, обратившись к ней с просьбой рассказать мне о том, какие животные водятся на Гее, и относится ли к их числу человек. В это же время я подумал о том, какой будет реакция Лары на мою беседу с ее подругой.
— По вопросу о том, относится ли человек к животным, лучше обратиться за разъяснением к вашему оппоненту Равану. Вы так пристрастно спорите, что невольно привлекаете внимание всей аудитории к предмету спора. На первый же вопрос я постараюсь ответить. Как вам, Иван, известно, животных на Гее хватает, как своих, так и привезенных людьми еще больше века тому назад.
— Мила я попросил бы вас обращаться ко мне по имени. Ваня лучше сочетается с Милой, чем Иван.
— Ну, тогда будет естественнее обращаться друг к другу уже не на «вы», а на «ты». Вы к этому готовы?
— Конечно, да. Ты внушаешь мне доверие, ведь у нас много общего. Как сказал один старинный поэт: «Давай заменим пустое «вы» сердечным «ты»».
— Его случайно не Валерием Брюсовым звали?
— Вот видишь: и книжки со стихами мы читали и читаем одни и те же.
— Ну, прямо идиллия. Только меня зовут не Мария, а Мила.
— Правильно. Зачем нам повторяться?
— Какой ты быстрый, Ваня. А как же Лара?
— А что Лара? Она вон мило щебечет с Раваном.
— Как и мы с тобой. И в чем разница?
— Разница в том, что между нами много общего, чего я не могу сказать о Ларе и Раване.
— Знаешь, в чем разница? В том, что Лара была холодна с тобой, а ты по-прежнему горяч. Но я не гожусь в утешительницы разбитых сердец.
— Мила, я нахожу в тебе не утешительницу, а друга, у которого много со мной общего. Кстати, и с Ларой у меня много общего.
— А, теперь мне все ясно, — ты предлагаешь мне платоническую дружбу, которой тебя кормит Лара. Я правильно тебя поняла?
— А почему бы и нет?
— Ваня, ты веришь в дружбу между мужчиной и женщиной?
— Естественно, что мешает двум хорошим людям быть друзьями?
— Ты считаешь нас хорошими?
— Да, мы хорошие и отношения между нами могут быть прекрасными. И почему нужно выбирать между друзьями. Разве они друг другу мешают?
— Хорошо, представь себе двух джентльменов влюблены в одну леди, а она говорит им о том, что они ее хорошие друзья. Как после этого джентльмены должны относиться к леди?
— Естественно, сделать все необходимое, чтобы она выбрала именно его, а не соперника, в качестве уже не просто друга, а своего джентльмена.
— Как все оказывается просто с точки зрения мужчины.
— А с точки зрения женщины это сложная ситуация?
— Конечно. Ведь в такой ситуации приходится выбирать между другом и любимой.
— Ты хочешь сказать «между подругой и любимым».
— Нет, я хочу сказать то, что сказала, а не то, что ты навыдумывал. И вообще, зачем ты ко мне подсел?
— Я присел рядом с тобой для того, чтобы ты как специалист по иноземной фауне объяснила мне, пожалуйста, почему при условиях, сходных с земными, местный животный мир не эволюционировал в разумный мир социальных существ.
— Ах, вот так значит. Оказывается, ты заинтересовался не мною, а животным миром Геи. Вынуждена тебя разочаровать я не специалистка по животному миру Геи. Если бы это было так, то я жила бы на Гее, а не на Амаралле. Тебе лучше обратиться с этим вопросам к местным зоологам. А еще лучше к антропологам, как например, к Равану.
— Амаралла. Это где?
— А это там, где Сириус.
— И как у вас там, на Амаралле? Я слышал, это райский тропический уголок.
— У нас и холодно бывает, — ответила с грустью Мила, вероятно, вспоминая о своей родине.
Я решил сменить тему, чтобы вернуться к цели нашей экспедиции.
— И, все же, как ты думаешь, почему на Гее не развилась жизнь до разумной формы, как на Земле? Кстати, на Амаралле, тоже, вроде, похожие условия на земные и тоже была проблема с превращением живого мира в разумный до вторжения наших поселенцев. Ты в каком поколении поселенка Амараллы?
— В третьем. Если ты меня спрашиваешь не как специалиста, у которого недостаточно фактических данных для определенного заключения, а как обычного человека, то я думаю, что создается впечатление искусственной задержки развития. Не вызвано ли этим фактором присутствие в прошлом пришельцев на Авроре. У нас их следы так и не были найдены. Как, впрочем, и на Гее. Поэтому эта гипотеза является не научной, а вне научной.
— Так, значит, ты не находишь строгой логической связи между присутствием пришельцев в звездной системе HD 10180 и отсутствием разумной жизни на Гее?
— Что ты имеешь в виду?
— Как же? Твою собственную гипотезу об искусственной задержке эволюционного скачка от животной жизни к жизни разумной. Точнее сказать, эволюционного сдвига, могущего открыть возможности для развития разумной жизни на этой планете. Если это не так, тогда почему присутствие инопланетных разумных существ, разумеется, сведущих в области генной селекции не оказало никакого благотворного воздействия на формирование местного гуманоида?
— Возможно, инопланетяне придерживались разумного принципа невмешательства в чужие дела и только наблюдали за ними со стороны.
— Наблюдения за чем? За тем, чего нет и не будет? В чем смысл?
— Смысл в том, чтобы установить при каких условиях, которые нами еще не выделены, невозможно превращение животной жизни в разумную жизнь.
— Я считаю, что оно возможно как раз при активном вмешательстве уже разумных существ в жизнь неразумных. Логично? Тогда почему мы не наблюдаем на планете плодов такого превращения, за исключением нашей разумной активности, занесенной извне? Напрашивается простой вывод: инопланетяне специально тормозили такое развитие событий.
— А может быть была другая причина их появления в этой звездной системе, — неожиданно вмешалась в наш разговор Лара.
Мы так были увлечены беседой, что не заметили того, как Лара подошла к нам и внимательно слушает нас. В это время Раван удивленно нас разглядывал как заправский антрополог, наблюдающий за процессом развития умственной деятельности человекообразных обезьян. Это прямо было написано на его смешливой физиономии.
Но тут нас отвлекло звуковое сообщение о том, что мы уже подлетаем к местной столице. Когда я заглянул в большой иллюминатор аэролета, то увидел великолепную картину райской тропической жизни на Гее, невольно предполагая, что именно Мила будет чувствовать себя здесь «в своей тарелке».
Под нами в овальной долине, окруженной с северо-запада остроконечными горами и омываемой на юго-востоке теплым морем, искрящимся переливающимися волнами, лежал красочный Парадисвиль. Сделав круг над городом, мы удачно приземлились на его северо-восточный край, где располагался миниатюрный аэропорт. Как всегда в таких случаях уже на взлетной площадке аэропорта состоялась церемония встречи представителей местной общественности с прибывшими гостями-исследователями. Правда, сама церемония носила чисто символический характер и не заняла много времени.
Дело в том, что важные церемонии в наше время проводятся только на далеких окраинах человеческого мира, где люди в отрыве от своей родной колыбели – Земли, — мучились ностальгией по своевременно ушедшему детству человечества. Вот тогда, в далеком прошлом, эти церемонии имели хоть какой-то позитивный смысл, хотя бы в качестве хранилища человеческих состояний. Но по мере интеллектуального и душевного развития в последние 400 лет люди научились быть людьми без всяких отживших и «канувших в Лету» (так говорили в древности, имея ввиду «реку Забвения») традиций времен так называемой «социальной животности», когда человек еще находился на пути от своего животного состояния к собственно человеческому состоянию, если под последним понимать разумное состояние. Только сравнительно недавно, каких-то пятьсот лет назад, в XXI в., он находился в состоянии не только варварски неразумном, но и доразумно диком, когда существовали еще религиозные предрассудки и дикие суеверия, и вообще царила атмосфера не человеческой солидарности, а животной конкуренции между людьми, в качестве социальных атомов отчужденных друг от друга и от самих себя.
На саму церемонию я не обращал внимания, ибо в ней не только не участвовал, отойдя в сторону, но и еще потому, что наблюдал за более важным для меня действом – поведением двух объектов моего желания: Ларой и Милой. Мила занимала выжидательную позицию, ожидая от меня действия. Если я ничего не сделаю в ближайшее время, то она либо потеряет ко мне всякий интерес, либо сама перейдет в наступление.
Лара же колебалась между сердечным влечением к моей особе и дружеской привязанностью к Миле. Такое двойственное состояние души было не характерно для Милы и, как я подозревал, ей не понятно. Так размышляя о поведении моих возлюбленных, к которым еще относилась Мадлен, я залюбовался внешностью самой Лары. У нее были льняные волосы, завязанные в тугой узел, красиво уложенный справа на затылке. Глаза Лары сияли северной бледно-голубой синевой. Над глазами возвышались в форме стрельчатых арок брови. Губы и нос составляли стройный ансамбль прямых и округлых линий. Шея была тонкая, стан стройный, в меру округлые женские формы груди и таза. От любования фигурой Лары меня отвлекла Мадлен с пониманием посмотревшая сначала на меня, а потом на Лару.
— Ваня, Лара тебя прямо заворожила. Что будешь делать, если она не станет отвечать взаимностью?
Взгляд третьего («лишнего») лица, как утверждал философ XX в. Сартр, «снимает» чары любования желанным объектом. В моем случае так и случилось, и я невольно смутился. Состояние смущения недвусмысленно отразилось на моем покрасневшем лице. Но Мадлен была добрая девушка и не стала развивать свой юмористический дар, переведя разговор на общую для нас тему критического отношения к человеческим предрассудкам. Мы с ней поговорили о том, как скоро мы встретимся с первооткрывателями артефактов инопланетной цивилизации и сами воочию их изучим на Авроре.
— Однако от нашего путешествия я порядком устала и думаю пора расслабиться на местном пляже. Здесь вполне сносная атмосфера для пляжных удовольствий. Ты так не считаешь?
— Мадлен, с тобой трудно не согласиться. Если ты не против, то я постараюсь составить тебе приятную компанию.
— Ловлю тебя на слове. А то я чуть-чуть не разочаровалась в тебе.
Мне было невдомек, почему Мадлен обратила на меня свое внимание, ведь она была нашей первой полетной красавицей. В ее фигуре и лице не было ни одного заметного изъяна. В ее присутствии у меня всегда учащенно билось сердце, и кружилась голова от восхищения перед ее неземной красотой. Возможно, красота была земная, только мне она представлялась еще и возвышенной, так что порой Мадлен казалась мне богиней, спустившейся с небес для моего похищения. В общем, Мадлен была неописуемо прекрасна.
Между тем разговор зашел у нас о том, с чего именно начать расспросы очевидцев находки на Авроре. Мы сошлись на том, что необходимо выяснить, что заставило их спуститься на Аврору. По той информации, которой мы располагали, выходило, что на Авроре пытались найти новые месторождения галактия, так необходимого для межзвездных полетов. Естественно возникал вопрос о том, не использовался ли он инопланетянами тоже для таких полетов по Галактике. Потом разговор перешел на возможные отличия инопланетян от нас самих, пока не остановился на нашей собственной природе. Закончился он соглашением встретиться через два часа на пляже для купания и загара после устройства во Дворце Звездных Пионеров.
Одни гости славного города Парадисвиля разошлись по своим апартаментам Дворца, другие последовали за представителями поселенцев Геи на торжественный обед в честь «отважных астронавтов, открывающих тайны многостепенного контакта», как выразился один из самых представительных представителей геятян.
По пути в свои «палаты», выражаясь старинным русским языком, я задумчиво обозревал красоты Парадисвиля и силуэты моих красавиц, идущих вместе и о чем-то оживленно говорящих. На меня они не обращали никакого (подчеркиваю «никакого») внимания, обрекая меня на философские размышления.
Располагая некоторым жизненным и медитативным опытом, а также занимаясь интерпретацией не только экзотических артефактов гуманоидных и не гуманоидных пришельцев, но и памятников древних культур землян, я пришел к такому выводу, что есть некоторые материальные и объективно реальные условия разумного существования, которые определяют спектр наших потенциальных возможностей в реализации сущности человека. В этом плане материальное, как например, физиологическое, и объективно реальное, или грубо говоря, функциональное, являются необходимыми элементами для полноценной человеческой жизни. А вот идеальное как субъективное, так и объективное, есть нечто для нее достаточное. Физиологии и того, что с ней связано в плане материально-объективной действительности, недостаточно для человеческой кондиции. В то же время без физиологии человеческий удел просто нереален. Конечно, для полной гармонии человеческого развития требуется не равное представительство указанных инстанций, а их уровневая дисперсия на всем пространстве человеческих условий, связей и возможностей. В принципе, формула их соотношения была найдена еще в прошлом социальным мыслителем Карлом Марксом. Она звучит так: «Человек живет для того, чтобы работать, а не работает для того, чтобы жить». Это верно, ибо работает для того, чтобы жить домашний скот, вроде лошади, а не человек. Конечно, это верно лишь при условии, что под работой понимается не рабский труд на государство или частника, а творческое деяние ради него самого.
Через два часа прилично отдохнув в своем углу Дворца на 15 этаже, окна которого выходили прямо на столичное взморье, я неторопливо спустился на пляж. Было послеполуденное время. Тихий и ласковый морской ветерок охлаждал капли пота на моем лице, выступавшие от горячего летнего зноя. А море, которое поселенцы назвали Южным, встретило меня лениво набегавшими на песчаный берег лазурными волнами. Подойдя к пляжу, я внимательно огляделся по сторонам. Вокруг было мало народа. Кое-кто молчаливо загорал под разноцветными пляжными зонтами. Но были и такие, кто шумно плескался в волнах теплого моря. На горизонте не было видно ни одной моей красавицы. Внезапно кто-то меня окликнул. Это был Шон. Он сидел под открытым небом, нисколько не боясь слепящих лучей жаркого светила. Рядом с ним под зонтом возлежал на шезлонге незнакомый мне человек. В ответ я помахал Шону рукой в знак приветствия и подошел к ним. Шон представил меня незнакомцу. К счастью, им оказался один из первооткрывателей артефактов инопланетной цивилизации на Авроре. Я стал с увлечением его расспрашивать о необычной находке. В ходе содержательной беседы с Лао Хе (так звали первооткрывателя) я узнал о том, что они случайно наткнулись на развалины куполообразной станции пришельцев и их звездолет, когда вели поиски необходимого стратегического сырья.
Вскоре к нам присоединились Лара с Милой и Раваном и стали наперебой спрашивать Лао так, что он смешался и засмеялся. Мы ему ответили той же монетой.
— Ребята! Пожалуйста, давайте спрашивать по порядку нашего гида по инопланетянам, — попросила нас Мила.
— Мила, помилуй. Ты сама больше всех нарушаешь порядок, — сделал ей замечание Раван.
Мила как разгневанная пантера кровожадно посмотрела на Равана, да так, что тот был вынужден поднять руки, умоляя ее о пощаде.
— Какое у вас было впечатление от находки? Не показалось ли вам, что вас специально навели на инопланетный артефакт? – спросила Лара Лао.
— Вот сейчас, когда вы меня спросили, я вспомнил, что действительно у меня было такое впечатление, что нас намеренно навели какие-то неведомые силы на пришельцев. Может быть, они сами это и сделали.
— Лао, как так? Вы полагаете, что они до сих пор живы? Тогда почему вы их не видели?
— Я не сказал, что это были сами инопланетяне. Может быть, это были их духи? – спросил удивленно для самого себя Лао и внезапно замер. Спустя мгновение он хриплым голосом произнес, — Я сейчас чувствую то же самое сладостное томление, что и на Авроре.
— Как интересно, — неожиданно раздался за нашими спинами голос, чарующий как пение сирен. Я еще только поворачивался навстречу виновнице нашего замешательства, как узнал знакомые нотки голоса Мадлен.
— Ах, это ты, Мадлен, — с облегчением констатировала Мила. — Предупреждать надо, — ты нас чуть не испугала.
— Так уж и чуть, — ехидно заметил Раван.
— Раван, какой ты противный, — девушку обижаешь, — пожаловалась Мила на Равана.
Над нами нависла гнетущая атмосфера вмешательства не то что в наш разговор, а исподволь в сознание каждого из нас нечто навязчиво постороннего. Об этом можно было судить не только по сказанной Лао не к месту интимной подробности его переживания события знакомства с инопланетными артефактами, но и по недоуменным, а порой и подозрительным, взглядам, которые мы бросали друг на друга. Нам было неловко, как будто Лао признался публично в своем эротическом возбуждении.
«Неужели встреча с артефактами пришельцев вызывает в людях сексуальный оргазм? Возможно, этот случай можно назвать «казусом Лао». А голос обольстительной Мадлен явился пусковым крючком для воспроизводства этого фантазма», — пронеслось у меня в сознании. Чтобы разрядить напряженную ситуацию, в которой мы все оказались, я спокойно задал вопрос: «Лао, скажите, кто-нибудь из вас брал с собой какой-нибудь предмет с места находки»?
— Мы взяли только частицы местного камня и горсть песка в местах их соприкосновения их с постройкой пришельцев и их звездолетом. С ними вы можете ознакомиться в нашей лаборатории экзотических вещей — ответил Лао, с облегчением переводя дух.
«Тучи неловкости» над нашими головами тут же рассеялись, и сложилось такое впечатление, что то, что я предположил про себя, а другие почувствовали, несмотря на то, что пытались это скрыть своими взглядами, улыбками и нервным смехом, было минутным наваждением, вызванным ухудшением погоды. Дело в том, что над нашими головами стали сгущаться реальные кучевые облака и запахло грозой, надвигавшейся с моря на юго-востоке. После некоторого затишья заштормило: с моря подул сильный ветер, сбивающий с ног зазевавшихся отдыхающих, срывающих материю с пляжных зонтов и переворачивающий шезлонги вверх ногами. Волны лазурного моря потемнели до темно-синего цвета, а вдали загорелись зарницы приближающегося урагана. Мы спешно ретировались к Дворцу Звездных Пионеров.
— Такое часто здесь бывает? – спросил я у служащего в холле для гостей Дворца.
— Какое «такое»? – удивленно переспросил меня служитель.
— Надвигающийся шторм, — ответил я.
— Разве это шторм. Это легкий морской бриз, — снисходительно произнес мой собеседник.
Эти слова рассеяли мою наступавшую уже тревогу. Поэтому я отправился к себе в номер на пятнадцатый этаж, который был далеко не последним во Дворце. Рядом со мной уже никого не было. В моих апартаментах было тихо, только за большим окном во всю стену, выходящим на пляж приглушенно гремела, сверкала и выла, бросая в него тучи дождя и морской воды свирепая приморская гроза. Я был благодарен ей, что она оставила меня наедине с собой и, настроив на подозрительный лад, навела на мрачные размышления.
Все сходилось на том, что судьба подбросила мне символические ключи к загадкам предстоящей космической кампании на Авроре. Во-первых, вещий сон накануне посещения Геи.
Во-вторых, странное поведение пионера контакта третьей степени в присутствии Мадлен с явным намеком на стимулирование сексуальных желаний контактеров космическими артефактами как объектами влечений.
В-третьих, ощутимое наличие душевного, ментального и даже, может быть, духовного вмешательства в сознание собеседников контактера неведомых сил, вероятно, пришельцев или, как предположил контактер, их «духов». Причем и в этом случае отмеченное ощущение было спровоцировано присутствием той же самой Мадлен.
Если я смогу найти тайники, ключами к которым эти символы являются, то я могу попробовать разгадать загадки артефактов пришельцев.
В связи с этим, если только Лао не «запал» на Мадлен как обольстительную женщину, возникает вопрос о роли Мадлен во всех этих событиях. Не является ли она шифром к символическим ключам, указывающим на инопланетные тайники, которыми можно их открыть и разгадать загадки Авроры, заставившие нас отправиться в космическую экспедицию. Для того, чтобы понять ту роль, которую Мадлен играет в нашей начинающейся драматической истории, необходимо раскрыть ее подлинный характер и навести справки о ее прошлой жизни. Причем это сделать тайно не только от нее, но и от всех заинтересованных сторон, могущих ей разболтать о проявленном к ней интересе. И не факт, что одна Мадлен способна «навести тень на плетень». Интересно, какую тайную роль играют другие участники космической экспедиции и лица к ней причастные, помимо той, что они открыто демонстрируют? Все эти мысли роились у меня в голове, пока я лежал на кушетке, лениво попивая терпкий напиток геятянского производства.
Внезапно в дверь постучали. Я встал с кушетки и спросил, кто пожаловал.
— Это я — услышал я в ответ голос моей возлюбленной.
— Лара, дерни за веревочку – дверца и откроется.
— Это я, Серый Волк, а ты кто? – со смехом ответила Лара, заходя ко мне в номер.
— А я бабушка Красной Шапочки, — ответил я, невольно улыбаясь, и взялся уже сердечно поцеловать ее в губы, но Лара вовремя успела подставить мне свою нежную щеку, чуть покрасневшую от смущения. Вдруг меня взяло сомнение, а не играет ли Лара со мной как кошка с мышью ради какой-то тайной цели? Но я тут же себя одернул, обозвав свое состояние подозрительности параноидальной фобией.
— Ну, и вечер выдался: настоящий шторм. На улицу невозможно выйти.
= А что там делать? Осматривать достопримечательности и знакомиться с туземцами? Кстати, ты заметила, как они старомодны, эти провинциалы?
= Сколько вопросов, Ваня. И почему так много желчи? Какая муха укусила тебя? Или погода на тебя так действует?
— На меня, прежде всего, действует твоя холодность!
— Наш пупсик сердится. Тогда как я должна сердиться на то, что ты строил глазки моей подруге, а не мне.
= Так мы с Милой разговорились как раз по причине нашего здесь появления. А ты, кстати, заигрывала с этим циником Раваном.
— Ты, значит, будешь волочиться за моей подругой, а мне что прикажешь: сказать тебе «спасибо»?
— Лара, ты меня неправильно поняла. Твоя холодность заставила меня разговориться с Милой. Не более того.
— Ты что думаешь, что я не чувствую того, что тебе нравятся красивые девушки и женщины?
— Но люблю то я тебя. Приятно общаться с хорошими девушками. Однако приятно — это еще не значит плохо.
— Не плохо, если я буду общаться не с тобой, а с другими… мужчинами?
— Тебе разве не интересно со мной общаться? Мне, например, очень интересно.
— Ладно, не подлизывайся. Я пришла к тебе не затем, чтобы выяснять отношения: мы с тобой не муж и жена. А для того я пришла, чтобы поделиться своими опасениями.
— А что случилось?
— Ты не почувствовал на пляже, что с нами произошло что-то необычное? – спросила меня Лара тихим голосом, так что я ее еле расслышал сквозь шум и треск деревьев за окном.
— Что ты имеешь в виду? Не публичное ли признание Лао об интимном возбуждении при близком контакте третьей степени с артефактами пришельцев?
— Да, скажи еще более откровенно: мы были смущены рассказом Лао о его эротическом контакте с артефактами пришельцев, которые он принял за сексуальные фетиши. Что за глупость!? Или ты пошутил? Но мне не смешно.
— Я специально предложил такую версию объяснения сумеречного состояния нашего сознания допущением коллективного фантазма, чтобы тут же ее отсеять не столько как заблуждение, сколько как бессмыслицу. Что тогда остается выбрать? То, что действительно есть некоторая симпатическая связь между контактером и артефактами пришельцев, сохраняемая на значительном расстоянии от места контакта и передающаяся его собеседникам согласно принципу эмоционального заражения.
— Вот с этим вполне можно если не согласиться, то хотя бы поспорить, а не отметать «с порога» как анекдотическую отмашку от проблемы.
Наконец то, мы с Ларой нашли сегодня что-то общее. И на самом деле, может быть именно это объяснение является самым оптимальным и похожим на правду, а Мадлен здесь не при чем? Но тут Лара как будто угадала, что я думаю, и опять взбрыкнула.
— Не виной ли всему твоя разлюбезная Мадлен, от вида которой ты прям «таешь»?
— Она то тут при чем? С какого бока она является причиной нашего наваждения? Или ты действительно воспринимаешь ее в качестве богини?
— Кто, Мадлен, богиня? Не смеши меня. Она просто смазливая кукла. Вы, мужчины, на таких кукол особенно падки.
— Откуда ты знаешь, на что падки мужчины?
— Достаточно посмотреть на тебя со стороны, чтобы сделать такое заключение.
— Лара, ты ведь знаешь, что индуктивные заключения, сделанные на единичном примере, даже многократно повторенном, можно легко оспорить.
— Да, неужели? Ах, ты, несчастный логик, — молчал бы, пока не попал впросак.
И тут мы замолчали, так как истратили свой полемический запал, и мирно стали смотреть на то, как за стеклом окна во всю стену затихает буря на море и возвращаются краски лета на закате местного светила, которое колонисты между собой называют Фебом, отдавая дань сказочной мифологии античных греков.
— А, давай спросим Мадлен, что она сама думает о наших предположениях? – внезапно предложила мне Лара.
Внимательно посмотрев на нее, я понял, что Лара все равно ее об этом спросит и не важно, со мной или без меня. Так лучше пускай она спросит об этом Мадлен под моим контролем или лучше я сам спрошу ее об этом в присутствии Лары, чтобы в случае чего перевести на нее стрелки: вдруг Мадлен на самом деле испытывает ко мне какие-то чувства и мои самочинные вопросы разочаруют ее во мне.
Но в собственном номере Мадлен не было. Мы стали ходить из номера в номер, чтобы найти Мадлен. Но ее нигде не было. Тогда мы решили поискать Мадлен на улице или на пляже. Ураганная гроза уже кончилась и люди стали выходить на улицу, чтобы оценить размеры ущерба, нанесенного морской стихией. Ущерб был минимальным. Поэтому лица людей, прежде хмурые, стали разглаживаться от пронесшейся мимо беды. Единственным заметным следом морской грозы были яркие краски заката, обновленные схлынувшим в море дождем. Колонисты и их гости, высыпавшие на чистые улицы, плавно сходящиеся к пляжному побережью, шумно шутили и громко болтали, «выплескивая» свои эмоции друг на друга прямо на улице. Так они пытались освободиться от естественной тревоги, вызванной разгулом морской стихии.
Наши поиски Мадлен не увенчались успехом. Ее нигде не было видно. Мы решили, что она намеренно спряталась от посторонних глаз. Но это было ей несвойственно. Мы стали волноваться за Мадлен, испытывая наступавшую исподволь тревогу, усиливавшуюся по мере безуспешности наших усилий. Опасения по поводу исчезновения Мадлен передались некоторым из наших общих знакомых. Но большинство не придало этому должного значения. А некоторые, как например, Раван, стали даже шутить насчет того, что ураган унес Мадлен в неизвестном направлении.
Встревожило меня, прежде всего, то, что Мадлен не отвечала на звонки по личному коммуникатору. Значит, она не заходила к себе в номер, где он спокойно лежал на видном месте, на ее туалетном столике. Может быть, она вообще не была во Дворце во время бури. Тогда где она могла быть? На пляже. Но это опасно. Ей незачем было рисковать своей жизнью. Я решил разузнать, кто последним видел Мадлен на пляже.
В ходе проведенного мною личного дознания наших общих знакомых никто из них не помнил того, что Мадлен вместе с ними вернулась во Дворец. А вот когда я спросил Шона о Лао, о том, не знает ли он где тот, то Шон мне ответил, что Лао договорился с ним отправиться в лабораторию экзотических вещей, когда кончится буря. Они должны были встретиться на том же самом месте. Но мы так и не дождались Лао.
Я решил обо всем кратко сообщить Льву Норду — капитану нашей космической экспедиции. Капитан разделил со мной тревогу за пропавшую Мадлен и сообщил ареопагу (органу самоуправления) геятян об исчезновении Мадлен и Лао. Коллегия управляющих делами геятян обещала незамедлительно разыскать пропавших и своевременно сообщить нам о результатах поиска.
Ближе к ночи недалеко от пляжа в кустах у прибрежных скал было найдено бездыханное тело Лао. От Мадлен же ничего не осталось.
Уже утром было сделано медицинское заключение о причинах смерти Лао. Было установлено, что он стал жертвой природной стихии, унесшей в море нашу подругу. Тело Мадлен так и не было обнаружено ни на берегу, ни в морской воде.
Не только мы, но и колонисты Геи, были поражены жестокостью морской стихии. Не часто в Парадисвиле море было виновником смерти людей. Предпоследний раз это было два года назад. Но тогда ураган был намного сильнее вчерашнего.
Я не был удовлетворен результатами скорого расследования, списавшего все на разбушевавшуюся морскую стихию. Мне не давал покоя поступивший на мой коммуникатор звонок неизвестного абонента. Возможно, им была сама Мадлен. Он поступил еще тогда, когда мы только приступили к поиску Мадлен на пляже. К сожалению, тогда я его прослушал и узнал о его существовании только ночью.
Сообщение, поступившее на мой коммуникатор, было изложено таким голосом, что трудно было догадаться о том, кто его хозяин. Его вполне мог послать и робот. Содержание послания было лапидарным. Вот оно: «Не верь тому, что я пропала. Я скоро дам о себе знать. Смотри, никому не сообщай об этом послании, иначе мне грозит смертельная опасность». Вот и все сообщение. Вместе с тем у меня было такое чувство, что его послала мне сама Мадлен. Если это так, то получается, что Мадлен жива. Но почему она скрывается и почему я не должен никому сообщать об этом? Значит, Мадлен уверена только во мне. А почему именно во мне? Вряд ли потому, что она в меня влюблена. Ведь я не романтический подросток, чтобы верить в такую глупость. Что заставило Мадлен довериться мне и недоверчиво отнестись к другим, к своим товарищам? Или они ей не товарищи, а может быть даже враги? Однако я на своей памяти не помнил того, чтобы среди современных людей были враждебные отношения. Да, мы не ангелы и не живем в раю. Но наша жизнь не ад и мы в ней не враги, как это было когда то. когда люди эксплуатировали друг друга в несправедливом обществе животных состояний.
Мы уже привыкли относиться ко всем людям как к своим друзьям. Если же среди нас появлялись такие, которые не хотели себя так вести, то они вынуждены были избегать нашего общества и селились вдалеке от нас. Но их было очень мало для того, чтобы они могли сплотиться и нам угрожать. Неужели Мадлен относится к таким «допотопным людям»? Вряд ли. Тогда в чем причина его недоверия? Может быть, ответ на этот вопрос кроется в том, что она мне доверяет? Однако если она доверяет мне, то это доверие не может быть условием недоверия к другим людям, ведь я ничем принципиально не отличаюсь от них. Или все же отличаюсь? Но как я могу отличаться от других, сам того не зная? Значит, это отличие является врожденным? И оно присуще и Мадлен? Но мои родители были обычными людьми. Или они не были обычными людьми? А может быть они не мои родители? Но тогда я приемыш? Вот до каких абсурдных измышлений может довести излишняя подозрительность.
Может быть такая подозрительность даже к моим родителям внушена мне специально автором полученного сообщения? Но для чего? Везде я натыкался на одни вопросы, ведущие к другим с регрессом в бесконечность вопрошания, которое становилось от этого абсурдным. Мне, любителю поиска смысла, такой абсурд (хоккей) не нужен. Однако что-то в моих размышлениях заставляло вновь и вновь прокручивать мысль о доверии к Мадлен, толкавшую меня навстречу допущению того, что я связан каким-то неведомым образом с артефактами пришельцев. Разумеется, я никому не сказал про сообщение. Я чувствовал шестым чувством, что опасность, нависшая над Мадлен, угрожает чем-то и мне. Ведь неспроста же погиб Лао, сразу же после того, как проговорился об артефактах.
Прошло еще немного времени и мы приступили к исследованию результатов контакта с артефактами пришельцев в лаборатории экзотических вещей, расположенной на окраине Парадисвиля. Здесь же мы провели встречи с живыми свидетелями этого контакта. Оказывается, погиб не один Лао как контактер. Всего их было семеро. Из них умерло трое. Причины смерти двух других были тривиальные: они умерли от несчастного случая. Один, мужчина, выпал из своего окна. Другой, женщина, не справилась с управлением аэролета и врезалась в землю со смертельным исходом. Но вместе три эти смерти наводили на невеселые размышления.
Однако эти встречи с оставшимися контактерами и осмотр всех достопримечательностей контакта с предметами технологии пришельцев не дали нам никаких новых зацепок для отгадки того, чем они занимались на Авроре, откуда они родом и повлияло ли их присутствие на процесс эволюции живой жизни на Гее. Единственно, что точно нам было известно еще и на Земле, так это возраст обработки минеральных пород около диска звездолета пришельцев и их куполообразной башни. Им было около ста миллонов лет. Могло ли вообще что-то сохраниться в самом звездолете и башне пришельцев за столь гигантское время для существования искусственных предметов, когда даже естественные породы крошатся под влиянием астрономического времени, было под большим вопросом. Правда, сам звездолет, да и циклопическая башня выглядели как новенькие с нашей, человеческой точки зрения. Нам оставалось после трагических обстоятельств нашего появления на Гее стартовать с ее космодрома «с пустыми карманами» и еще большим количеством вопросов в направлении Авроры.
Перед отлетом, находясь в удрученном состоянии духа, я решил уединиться, зайдя далеко за черту города в надежде на то, что, может быть, встречу Мадлен, предупреждавшую меня о том, что я должен быть осторожен и не разглашать тайну о том, что она жива. Но там я не нашел ничего примечательного, только одна интересная мысль пришла мне в голову. Если пришельцы находились рядом с Геей, то, что им мешало находиться в далеком историческом прошлом рядом с Землей. И где гарантия, что мы или некоторые из нас, например Мадлен и я, не являемся их далекими потомками. Может быть, с этим связана тайна Мадлен, которая оказалась под угрозой открытия, когда мы появились на Гее? Но тогда получается, что либо она убила Лао, либо неведомая сила, препятствующая раскрытию древней тайны. Обдумав это предположение, я отверг его из-за его чрезмерной произвольности, не подкрепляемой никакими достоверными фактами.
С такой невеселой мыслью я вернулся к себе в номер. Но в номере меня ждал сюрприз, который привел в ужас и потряс до глубины души. Неужели я сошел с ума? Когда я зашел в ванную, то ополоснув свое лицо и уставившись в зеркало, я ясно и отчетливо увидел в нем фигуру и лицо Мадлен у меня за спиной. Я просто оцепенел, холодея от ужаса, остановив глаза на ее отражении. Непроизвольно от напряжение, я на миг закрыл глаза. Когда я открыл их, то увидел, что у меня за спиной никого нет. Никого не было в номере. Тогда я выглянул из него в коридор жилой части дворца на пятнадцатом этаже. Но там тоже никого не было. Я медленно отходил от наваждения, пока через несколько минут меня не отвлекла от него Мила, которая обратилась ко мне за помощью в поисках своего запасного коммуникатора. Мы стали его искать, но так и не нашли. Но тут мне пришла в голову одна мысль. Я позвонил на номер того абонента, с которого мне поступило таинственное сообщение от Мадлен. Как я и предполагал, Мила в ответ на мой вопрос, не ее ли это номер, с удивлением ответила, что, да, это ее номер.
— Откуда он у тебя?
Я просто развел руками.
— Странно. А что было в сообщении? — с неподдельным интересом спросила меня Мила.
— Ничего, — обманул ее я.
— Интересно, интересно. То эти странные смерти Мадлен и контактера, то пропажа моего коммуникатора. Детектив какой-то.
— Не какой-то, а мистический детектив, — уточнил я название.
— А бывают такие?
— Видимо, бывают.
— И что… в них спасают?
— Конечно, спасают таких красивых девушек, как ты.
— От чего спасают?
— От их любопытства.
— Да?
— А как же.
Покидая Гею, я уносил с собой на память запах ее душистых трав и туманную дымку на краю горизонта широко расстилающейся панорамы ровной поверхности планеты, покрытой невысокой растительностью, над которой возвышается чистое светло-голубое небо около Парадисвиля.

АВРОРА

Через день мы взлетели с космодрома Геи и отправились на наш звездолет, который ожидал на орбите. Та подавленность, которая висела над экипажем на Гее в связи с исчезновением Мадлен, на звездолете стала постепенно рассеиваться. Я понял, что мои товарищи примирились с неизбежным и предали Мадлен забвению. Но я не мог забыть ее, потому что исчезновение Мадлен стало моей личной тайной.
На время встреча с неведомым на Авроре заставила меня отвлечься от тайны исчезновения моей несчастной подруги.
Спустя неделю мы высадились на Авроре, оставив звездолет на орбите, и разбили базовый лагерь в десяти километрах от руин пришельцев. Впоследствии мы пожалели об этом.
Аврора была типичной экзопланетой, на которой медленно развивалась примитивная жизнь. Тот район, где мы приземлились, представлял собой относительно безопасное место для нашего организма, ибо являлся пустыней. Вот именно «относительно». Раскаленный воздух пустыни Авроры обжигал дыхание, а тучи рыжего песка, гонимые порывистым ветром, набивались во все поры кожи. Все же мы приняли все возможные меры предосторожности, постаравшись оптимально приспособиться к местным условиям жизни. Мы не сразу бросились к руинам, выдержав необходимую паузу, которую демонстрируют настоящие исследователи экзотических тайн, подступая к ним без излишней горячки любительского энтузиазма с необходимой объективностью для лучшего достижения планируемого результата. Мы заранее не ждали от наших исследований сенсационных откровений, ибо понимали всю сложность нашей работы.
Несмотря на то, что планета встретила нас совсем негостеприимно сильной песчаной бурей, затруднив посадку, на следующее утро мы поняли, почему ее назвали Авророй. Когда на ней было относительно спокойно, она поражала своей чарующей зарей. Прежде еще темное небо мгновенно загоралось мириадами огней, которые тут же сливались в одно большое розовое полотно во все небо, подсвеченное ярко желтым светилом, которое туземцы называют Ураном. Постепенно полотно розового цвета сворачивается и на сцену является с каждой минутой белеющее голубое небо.
Устроившись на месте, мы на оранжевом закате следующего дня, не менее живописном, чем розовый восход, решили совершить поездку налегке к руинам пришельцев, чтобы на месте провести предварительную разведку. Оптика позволяла их видеть и с места базового лагеря. Но это было не то же самое, что воочию, невооруженным взглядом рассматривать постройки пришельцев и прикасаться к ним своими руками. Правда, от такого соприкосновения нас предупредили воздержаться во избежание не только личной и коллективной безопасности, но и сохранности самих артефактов.
Подъехав на большом вездеходе к руинам, мы зачарованно уставились на них. Перед нами возвышалась на стометровую высоту конусообразная башня диаметром в километр. Она была идеально покрыта серебристым материалом и не имела видимых отверстий. Рядом с ней, километрах в шести, покоился на одном боку диск с утолщением в центре и размером примерно в два километра. Другим своим боком диск поднимался на высоту приблизительно в 300 метров. Циклопические размеры технических артефактов пришельцев поражали наше воображение и восхищали точностью и стройностью своих форм.
Наш звездолет был меньше космического корабля пришельцев в 10 раз. У некоторых техников-экспертов сложилось такое мнение, что этот корабль не просто звездолет, но, вероятно, галактилет, — настолько он огромен. Перед нами встала главная задача: как проникнуть внутрь космического монстра или хотя бы рядом стоящей башни?
Прежде всего, необходимо было определить материал, который покрывал космический корабль и башню пришельцев. Это был не один и тот же материал. А, это значит, что задача усложнялась. Затем нужно было его проверить на прочность, чтобы проникнуть внутрь. Так как ни башня, ни дисколет не были открыты, то можно было предположить, что их обитатели не погибли неожиданно от планетного вируса. Но также они не могли погибнуть от стихийного бедствия, ибо не имели видимых следов повреждения.
Таким образом, первичный осмотр техники пришельцев не дал никаких ощутимых результатов, и мы не узнали ничего нового, чего прежде не знали. Капитан звездолета и он же ответственный за экспедицию принял с нашего одобрения решение о том, что с завтрашнего числа мы приступаем к операции отщепления фрагментов материала башни и корабля для анализа и определения атомного веса того защитного вещества, из которого они сделаны снаружи.
В работу на этом первом этапе исследования были вовлечены техники, специалисты по сопротивлению материалов, физики, химики. До таких специалистов, как я, очередь могла дойти только тогда, когда мы получили бы доступ к символическому содержимому башни и корабля. В течении пяти недель специалисты первого уровня снятия защиты с техники пришельцев пробовали проникнуть внутрь инопланетных объектов. Но все их попытки закончились безрезультатно. Единственным достижением наших неимоверных усилий было точное определение возраста нахождения звездолета и купольной башни: сто девятнадцать миллионов лет. Астрономическая цифра. Уже тогда в нашей Галактике была более развитая разумная жизнь, чем сейчас. Но это было слабое утешение. Сомнительным достижением было то, что мы собрали исследовательский комплекс вокруг звездолета и башни пришельцев, подведя к ним несколько ферм обслуживания исследования их поверхности на высоте. К сожалению, это ничего существенного не дало для разгадки тайн пришельцев.
Члены экспедиции от неудач находились в подавленном расположении духа. Пребывал в этом же упадочном настроении и я. Изнывая от безделья, я впал в дремотное состояние сознания, в котором мне, наконец, явилась исчезнувшая Мадлен. Придя ко мне в сновидении, она взяла меня за руку и повела к звездолету. Подведя меня к нему, она хлопнула в ладоши. И тут же из центра диска стал выходить гибкий рукав, спускаясь с головокружительной высоты к моим ногам. Это был винтовой эскалатор пришельцев, в который мы вошли с Мадлен и быстро поднялись на борт звездолета через открывшийся круглый проем размером где-то в 3 м на поверхности ядра космического диска. Как только мы вошли, за нами закрылся входной люк и включился бледно голубой свет. Я почувствовал на себе дуновение слабого ветерка в шлюзовой камере. Никакого запаха и следа в виде пара от антибактериальной и возможно еще какой-либо защиты я не заметил. Но понял, что прошел обработку. Через минуту стена впереди разошлась в разные стороны, открыв проход, в коридор, заканчивавшийся, как я понял, подобием космического лифта для перехода с уровня на уровень внутри корабля. В коридоре свет был приглушен и казался серым. Мадлен, взяв меня за руку, подошла к лифту, посмотрела на меня, и тут я обратил внимание на то, что ее светло голубые глаза загорелись пурпурным светом с синим отливом. Как только ее глаза загорелись, лифт открыл свое чрево, и мы вошли в него. При ходьбе пальцы Мадлен рефлекторно нежно сжимали мою ладонь, отчего у меня сладко сжималось сердце, и томная нега волнами пробегала по моим членам. Гибкое как лиана тело моей спутницы было затянуто в переливающуюся серебром плотно прилегающую к телу ткань, показывая ее стройный профиль.
В лифте, который, казалось, стоял на месте, она молча поднесла свой указательный палец с рисунком спиралевидной галактики на серебристом ногте к своим губам, предупредив меня хранить молчание. Спустя мгновение дверь лифта скрылась в его корпусе, и мы вышли в овальное помещение огромных размеров. Оно тут осветилось равномерно падающим сверху матовым светом. Судя по виду, я понял, что мы находимся в рулевой секции корабля. Вокруг нас открылась панорама бурой пустыни со стоявшим недалеко от звездолета нашим игрушечным вездеходом. Странным было то, что мир Авроры за оптической сферой дисколета ровно расстилался перед глазами, тогда как я помнил, что сам дисколет лежал на левом боку на поверхности планеты. Можно было предположить, что внутри дисколета его ядро подвижно под своей оболочкой. От удивления перед чудесами неземной техники я присел в ближайшее кресло, обтянутое тканью, напоминающей замшу черного цвета. Только ткань при прикосновении показалась прочнее кожи. Вокруг мигали и переливались зеленым, синим и желтым цветом многочисленные приборы и приспособления неизвестного мне предназначения. Внезапно я услышал далекий гул и близкий шелест, а следом пошел мелодичный голос на незнакомом мне языке.
— Слышал? Это твой родной язык, — прокомментировала Мадлен то, что я услышал.
— Как это родной? Ведь это голос пришельцев, — ответил удивленно я.
— А ты и есть пришелец.
— Для кого?
— Для нас.
— А это кто?
— Как кто? Я же говорю пришельцы.
— Пришельцы для пришельцев?
— Да, мы пришельцы для землян.
— Мадлен, ты так шутишь?
— Нет, я говорю правду.
— Как это может быть, ведь я всегда считал себя человеком?
— Иногда, человек ошибается, принимая себя не за того, кем он является.
— А ты, Мадлен, такая же, как и я?
— Да, такая же.
— Значит, мы похожи на людей, но ими не являемся?
— Нет, мы не только похожи на людей, но и являемся ими, ими не являясь, будучи не ими, но отличными от них инопланетянами.
— Но как такое возможно, ведь ты сама противоречишь себе?
— Не вижу противоречия. Ты думаешь, что являешься человеком. Между тем ты, по существу, не-человек, но лишь являешься человеком.
— Но тогда, по-твоему, получается, что сущность не является, а явление не сущностно.
— Нет. Сущность является, но не тем, что она есть. А явление есть явление иного, чем видится.
— Подожди. Как тебя понять: «сущность является, но не тем, что она есть»? Выходит, сущность не есть то, что она есть, и есть то, что она не есть. Такова сущность человека? Но это чистый Сартр. Ты помнишь такого старинного философа далекого XX века?
— Нет, не помню. Впрочем, ты адекватно интерпретировал мои слова. Но уловил ли ты мою мысль? Правильно ли ты понял смысл моего утверждения?
— Ты думаешь, что я, как и ты, живу среди людей, но имею иное происхождение, не человеческое?
— Не совсем так, но где-то рядом. У тебя только наполовину земное происхождение. Хотя и сами люди лишь наполовину земляне. Они далекие потомки тех, кто давным-давно прилетел на Землю и приспособился к ней, скрестившись с местной антропоидной формой, самой близкой из всех остальных земных форм к разумной галактической форме жизни во Вселенной.
Я слушал Мадлен, затаив дыхание, как слушает ребенок сказку своей бабушки о чудесной стране — «Тридевятом Царстве, Тридесятом Государстве». И тут, даже в детской сказке, речь идет о государстве. Вероятно, в давние времена люди не мыслили себе жизни без государства. Не то, что сейчас: мы вполне способны обойтись вообще без государства, ибо наша жизнь является самоуправляемой ассоциацией свободных разумных существ, поступающих по «закону совести», если только под совестью понимать помышление, чувство и поведение в согласии с разумом как можно большего числа людей.
Неужели я всерьез нахожусь на своем месте, в этом сказочном космическом корабле? Почему же у меня нет чувства возвращения в «свою тарелку»? Как бы отвечая моим сомнениям, веселые огоньки на приборных панелях рубки корабля хитро мне подмигивали, намекая на то, что я не должен воспринимать всерьез слова Мадлен.
Между тем Мадлен, скептически взглянула на меня и, не заметив ожидаемого эффекта, который должен был произвести на меня вид звездолета изнутри, пожала в недоумении плечами, потом схватила меня за руку и буквально потащила в соседнее с рубкой помещение.
Следующее помещение мне показалось то ли библиотекой, то ли исследовательской лабораторией. Мадлен, шутливо изображая мою повелительницу, царственным жестом указала мне на стоявшее в его углу кресло, и я послушно сел на него, покорно подставив голову под наведенный на меня неведомый черный прибор. Я не понимал, как мог потерять свою обычную манеру скептически относиться к тому, что мне было не по нраву.
— Это ментально-импульсный генератор, проявляющий в сознании скрытый в твоем бессознательном архив знаний, умений, чувствований и привычных алгоритмов поведения пришельцев, — пояснила мне Мадлен.
— Ты хочешь его надеть на мою голову?
— Это необязательно делать. Достаточно приблизить его к твоей голове. Ты готов?
— Готов.
Я готов был услышать мерное жужжание генератора памяти пришельцев, но ничего не услышал. Прошло несколько минут, и вдруг прибор, направленный на меня, точнее, на мою голову, весь побелел, затем покраснел. Одновременно с этим я буквально физически почувствовал в своей голове громкий щелчок и в следующее мгновение за ним отключился, просто-напросто потерял сознание.
Когда я пришел в себя, то изумился тому, что увиденное мною во сне, как мне показалось, было более реалистично и живописно, чем то, что я теперь представлял себе, во всяком случае, у меня было такое впечатление от случившегося. И в самом деле, как могла Мадлен, даже если она жива, оказаться на Авроре, если, правда, не брать в расчет то, что она могла зафрахтовать космическое судно на Гее для полета к Авроре. И все же сама мысль о том, что я не вполне человек, а какой-то инопланетянин была слишком экстравагантной для правды. Какое все же у меня буйное воображение. Но было что-то такое в том, что со мной случилось, что не давало мне никак успокоиться и отнестись к нему, как оно того заслуживало, — как к чему-то несерьезному, вроде сумеречного наваждения.
Я решил что-то сделать, естественно, не столько для того, чтобы установить истину, которая, разумеется, от меня скрывалась и не желала открываться, сколько для успокоения своей совести.
В полночь по земному времени я вышел из лагеря и не спеша пошел пешком по направлению к дисколету пришельцев. На месте уже никого не было, — работы были свернуты до утра следующего дня. Я встал на то место, на котором стоял во сне и представил, как от центра диска отделяется гибкий рукав входа на корабль.
Я не поверил своим глазам: рукав действительно опустился к моим ногам, молча предлагая им воспользоваться. Я встал на ступеньку винтовой лестницы, которая показалась из посадочного рукава и понесла меня вверх ко входу на корабль. У меня в голове пронеслась мысль о том, что будет, когда дежурный по наблюдению за артефактами пришельцев увидит, как я взбираюсь на дисколет. Всего скорее, он откроет рот от удивления, а потом поднимет шум на звездолете. И действительно, находясь внутри посадочного рукава, я увидел аварийные огни исследовательских лесов вокруг дисколета и услышал вой аварийных сирен, предупреждающих земных астролетчиков об экстренном случае на исследовательском полигоне. Но не это сейчас занимало мое внимание. Происходящее уже не во сне, а наяву, произвело на меня такое сильное впечатление, что я был вынужден справиться с естественно возникшим волнением, глубоко вздохнув и закрыв на мгновение глаза. Затем я медленно выдохнул воздух и открыл глаза. Сначала у меня все поплыло перед глазами, и закружилась голова от высоты положения у входа в корабль. Но я взял себя в руки, и не смотря на ту пропасть, что лежала у меня под ногами, шагнул навстречу шлюзовому отверстию дисколета и своему будущему.
Двери шлюза за мною закрылись, и после воя сирен я оказался в полной тишине. В камере входного шлюза я пробыл несколько минут, обдуваемый невидимыми струями, вероятно, корабельной дезбактеризации. Когда двери шлюза открылись на сам корабль, я вошел в знакомый уже коридор, ведущий к шахте лифта, курсирующего между уровнями корабля. Я встал перед панелью управления лифтом справа от входа. На панели были изображены геометрические символы. Один из них мне показался знакомым. Это был знак двух параллельных линий, перпендикулярно пересекающихся с двумя другими параллельными линиями. Параллельные линии были распределены по сторонам света. В середине они образовывали квадрат. Я нажал на этот символ. Через минуту двери лифта открылись, предлагая мне совершить прогулку в рубку корабля. Я вошел в рубку. Все, что было в ней во сне, находилось там же. Тогд ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)