Afterparty в дороге

Утро было зловещим. В почте меня ждала куча писем, которые я не хотел разбирать. Не было смысла: они не изменят мою жизнь к лучшему, лишь подкинут проблем или метафизической неразберихи, к которой меня в последнее время склоняет одна моя знакомая особа. Мы познакомились с ней в баре, она сидела в красном, одна, за столиком, едва освещенным лампой, которая не добивала до угла. Я подошел, сказал ей «привет» и пошло-поехало. А через месяц вскрылось то, что обычно сразу не заметишь – предсказания будущего, гадания и прочая ерунда, от которой пухнет мозг. И теперь каждое утро она считает нужным написать мне прогноз на день, что-то типа предвестия о том, что меня ждет и чего мне не миновать. А больше всего я в своей жизни ненавижу считать, что все предначертано. За это я в итоге и не люблю ее – она создает границы моей жизни, будто бы обводя контуры краской: черной, иногда красной, контуры боли и отчаяния, но никак не свободы.

Утопая во зле и нелюбви к тому, что мне предстояло сделать, я сел за компьютер и начал читать. Половину писем я удалил сразу, другая половина вводила меня в неистовое отчаяние от неизбежной необходимости их открывать. «Привет друг, как дела?», «Здравствуйте, на Вашем счете задолженность…», «Привет, дорогуша. Сегодня Луна в Скорпионе! А это значит…» – я захлопнул ноутбук. Было невыносимо душно, лето только начиналось, но неимоверная духота уже проникала везде, и от нее было не спастись ни холодным пивом, ни открытием окон. Я сидел злой, потный, даже не хотелось курить, чтобы дым не повис плотной тканью поверх этой жары. Но все же я закурил. Я смотрел на свою руку и видел, как сигарета дрожала. Что-то было не так, суетные мысли носились туда-сюда в моей голове, я не мог найти смысл ни в том, чтобы встать с кровати – поднялся еле-еле к полудню, ни в том, чтобы умыться, одеться, прочитать письма, и тем более на них ответить. Даже курение сигареты – это проявление привычки, но не желания, и тем более не наполненное смыслом действие. Это угнетало меня, меня угнетало осознание того факта, что мне почти 30, а я так и не понял, чего хочу. За мою жизнь у меня было несколько романов, несколько профессий, разные увлечения, но я ни за что не мог уцепиться, чтобы вытащить себя из этой бессмысленной рутины и, как говорит моя метафизическая знакомая, «заполнить внутреннюю пустоту».

Сейчас у меня не осталось никого близкого. Мои родители жили далеко и мы редко общались. Я не уверен, что они по-настоящему знают, как у меня дела и еще более не уверен в том, что они хотят это знать. Братьев и сестер не было, а все друзья обзавелись семьями и разбежались по унылым работам. Ах да, сейчас я был без работы. На последнем месте работы я занимался монтажом фильмов, но когда перестал видеть смысл и в этом – бросил работу. К частью, получилось накопить немного денег, чтобы позволить себе пару месяцев бездействия, но далее придется подобрать что-то еще… ЧТО-ТО ЕЩЕ. От этой мысли у меня закружилась голова, и меня бросило в жар. Я не хотел подбирать что-то еще. Разве я так мало приложил усилий в жизни, разве так мало попробовал, почему я так и не смог полюбить то, что имел? Я не хочу больше тратить свои силы на поиск того, что снова не смогу полюбить, мы это проходили не единожды.

Сигарета дотлела и чуть было не обожгла мне пальцы, я бросил ее в пепельницу, не затушив: пусть струятся остатки дыма, доживают свое бессмысленное существование, ведь если бы не я, они бы не возникли вовсе. Идея о боге или чем-то подобном меня тоже всегда отталкивала, я и в ней не видел смысла для себя. Я не искал спасения и, опять же, эта идея не вязалась с моей любовью к свободе. Я сам должен был прокладывать свой путь.

Пол дня уже прошло, а я так еще ничего не ел. Чувство голода притупляется, когда ни в чем не видишь смысла. Но все же для поддержания жизни в своем теле питаться приходится, да и, как всегда говорила моя мама, «настоящий мужчина должен быть сильным, поэтому ешь побольше, сынок, наращивай силы». Но я наращивал только жир, мама, поэтому в школе меня все дразнили толстым Тедди. В юности, когда я начал курить и на фоне стресса от постоянных скандалов дома, я сильно сбросил вес, у меня появились прыщи из-за нарушения обмена веществ в организме и еще год я восстанавливал свои силы таблетками и лекарствами. Все это, как мне казалось, теперь объясняет мое отвращение к еде, пристрастие к табаку, таблеткам и лекарствам. Нужно проветриться, заодно забегу поесть куда-нибудь, возможно, от прогулки, как сказала бы моя мама, «разгуляется аппетит».

Я встряхнул волосы руками, кое-как уложил, оделся, не забыв деньги, сигареты, мотоциклетный шлем и все ключи. Забыл сказать, единственное, в чем я видел смысл – это мой байк. Не старый и черный, а как я его называл, зловещий и проверенный временем. Я вышел из дома, надел шлем, сел на байк и поехал кататься. Было уже три часа дня, все офисные клерки, должно быть, вышли на обед – улицы были переполнены людьми в черно-серых тряпках. Эта картина вызывала у меня отвращение. Подобный внешний вид подчеркивал полное отсутствие уважения к себе, так как начисто стирал хоть какие-то проявления обособленной личности. К счастью, байк ехал так быстро, что мне не пришлось наблюдать этот парад цвета мокрого асфальта дольше десяти минут.

Через еще пять минут я подъехал к черте города – я не намеревался больше оставаться в городе ни минуты. Лучше поеду туда, где есть хоть какие-то цвета. Ведь я должен запомнить конец моей жизни очень ярко. А, кажется, я забыл сказать еще кое о чем. Сегодня утром, проснувшись, выкурив сигарету, я определился с одним важным событием в моей жизни – со своей смертью. Я так и сказал себе: «Тедди, каждый уважающий себя мужчина, находясь на пике своего состояния, должен принять одно важное решение в своей жизни – решение о своей смерти. Мне все надоело, лучше я уже не стану, кашель от курения табака стал доводить меня все чаще, но, к сожалению, никакого рака или иной печально-трагичной смертельной болезни у меня нет, а значит, и нет мне поблажки. Поэтому, Тедди, прими крепкое мужское решение – убей себя, пока с тобой не сделалось хуже». Это то, в чем я видел смысл, и будто бы этот смысл я нашел уже давно, просто не придавал ему значения.

Я не собирался умирать в собственной квартире, жалким, заблеванным от отравления или удушенным. Я должен был уйти красиво, чтобы моя смерть стала квинтэссенцией моей жизни, отражая в себе любовь и ненависть ко всему, что было. Подвести черту, как это говорится. А черта должна быть ровной. И вот, лучшее, что я мог сделать – это разбиться на байке, полным духа самоуверенности, решимости и счастливым от наконец обретенной свободы. Я вспомнил несколько фильмов о том, что люди делают напоследок. Перед уходом из жизни нужно с ней как следует попрощаться. Нужно устроить себе прощальную вечеринку, из которой смерть логически вытекает в качестве afterparty.

Конечно же, на мою вечеринку никто не приглашен, разве только те, кто случайно встретится в дороге. В моих планах было напоследок посетить три памятных для меня места. Сейчас моя дорога лежала в первое из них: бар под названием «Зловещий Медведь». Насколько мне было известно, раньше бар назывался как-то попроще, что-то типа «У дороги», но однажды его бывший владелец напился в своем баре настолько сильно, что полностью разрушил его – как гигантский медведь, расшвыряв все стулья, разбив все бутылки, окна, а напоследок, вгрызшись в сырую свиную ногу – в таком виде его и нашли спящим на утро полицейские. Обвинений ему не предъявили, он был на своей частной территории, никто не пострадал, но с тех пор он продал бар и уехал куда-то подальше, а новый владелец заложил эту историю в название бара.

В «Зловещем Медведе» наливали мое любимое пиво, подавали здоровые бургеры, а вокруг всегда крутились симпатичные девушки. Это было уютное место для байкеров, которые не ищут проблем и просто хотят отдохнуть. Я бывал здесь часто, меня тут знают.

Я зашел в бар, заказал у бармена пиво, свиной бургер и сел за столик в углу, откуда открывался обзор на все помещение. Пара ребят играла на бильярде, еще одна компания из трех девушек сидела у противоположной стены. Девушки были очень увлечены разговором друг с другом. Кроме меня, этих пятерых и бармена здесь никого не было – и не удивительно, сейчас только полчетвертого дня. Как это принято в обществе, «в это время приличные люди не пьют». Бармен принес мой заказ, я сразу же рассчитался, чтобы была возможность уйти в любой момент.

Одна из девушек бросила на меня взгляд. Это была блондинка в короткой розовой кофте. Ее подруги были симпатичными, но она по особенному выделялась: простой вид, прямые волосы, не дорогая одежда лично для меня говорили о том, что ей есть чем заняться в свободное время и, по видимому, она больше развивает душу, чем тело. А именно о душе я и хотел подумать перед тем, как себя убить. Все это я оценил, взглянув на нее лишь один раз, а после продолжил пить пиво, одиноко глядя на еле вращающуюся у меня в руках бутылку. Моя отчужденная загадочность должна ее заинтриговать – таков мой план. Спустя два глотка план сработал, девушка подошла ко мне и решила заговорить.

– Привет.

Я медленно поднял голову, пытаясь изобразить, что она еле вытащила меня из моих смутных мыслей, и сказал:

– Привет.

– Ты здесь один? Можно присесть?

Я часто видел в фильмах такие начала разговоров и видел, к чему они в итоге вели. Я начал думать, не ошибся ли я? Может все же в девушке нет ничего душевного, кроме дешевой трепотни в забегаловках вроде этой, но она продолжила:

– Ты извини, может это не мое дело. Я психолог и сейчас как раз пишу статью на тему внутреннего мира байкеров.

Ее чувство юмора позабавило меня, ну кто будет писать психологическую статью о байкерах? Я ухмыльнулся.

– Нет, правда, ты мог слышать обо мне, если хоть иногда интересовался психологией, о которой печатают в местном журнале «Психомедицина». Я, кстати, Крис. – представилась она.

– Это сокращенное от Кристина?

– Нет, это сокращенное от Кристалл.

Мое удивленное выражение лица позволило не произносить в слух вопрос, Крис сама пояснила:

– Да-да, знаю. Имя странное. Родители хотели особенного ребенка и решили, что особенное имя залог успеха.

– Странная у тебя тема для статьи. И как успехи?

– Ну, на самом деле не очень. Ты первый байкер, кто не пытается ко мне подкатить. Можно я все же задам тебе пару вопросов?

– Ты сейчас как никогда кстати, Крис. Мне было бы неплохо оставить кое-что о себе напоследок для общественности.

Лицо Крис замерло, видимо мои слова ввели ее в ступор. Она явно не могла понять, к чему я клоню.

– Не парься, – сказал я. – это будет красивый финал. Поможешь поведать мне о нем миру?

– Извините, – сказала Крис все с тем же застывшим лицом. – меня ждут подруги, давайте в другой раз.

Она резко встала и ушла.

– Ну, как знаешь. – бросил я ей в след.

Вернувшись за свой столик, Крис заказала еще пива, но в течение следующих тридцати минут не сделала и глотка. Я старался не подавать вида, и был уверен, что она не замечает, как я ловлю ее взгляды. В ее глазах так и читалось, что ей хочется разгадать мою загадку. Если она действительно психолог, она не могла упустить свой шанс.

Я допил пиво и пошел к выходу. Уже на улице, когда я собирался надеть шлем, я увидел подбегающую ко мне Крис.

– Извините, мы можем все же поговорить? Думаю, что Вы все же подойдете для моей статьи.

Нужно было не дать ей уйти, раз я ее зацепил, то пора и протащить за собой на этом крюке. Я ответил:

– Что ж, уже слишком поздно. Я уезжаю.

Она глубоко дышала после пробежки от бара и явно не знала, что ответить.

– Хотите поехать со мной? – спросил я.

– Да. – будто бы не задумываясь ответила она. – Но только не далеко. Куда Вы направляетесь?

– До следующей точки, это где-то в часе езды. У меня нет второго шлема, но он мне не нужен, берите мой. – я протянул Крис шлем и вместо ответа поедет она или нет, она его надела. Мы сели на мотоцикл и направились к следующему этапу моего предсмертного пути.

Берег реки Роша находится в часе езды. Большая часть берегов была заросшей, в зарослях кишели комары, но я знал одно место, где заросли были чуть поодаль, а у самого берега раскинулся тайный пляж.

Я думал о Крис, пытался представить, что расскажу ей для ее статьи: «Ну, у меня было обычное детство, такое же, как у всех. У меня был отец и мать, они вместе до сих пор. Отец много пил, доставал мать. Иногда обращался со мной плохо, иногда хорошо. Больше всего я страдал в юности. Я не был красавцем и пока не стал выглядеть более мужественно, девушки на меня не обращали внимания…» – тут я обязательно добавлю остроумное замечание: «видимо поэтому когда я вырос я купил байк, чтобы выглядеть мужественнее» – это точно впечатлит Крис, да я и сам неплохой психолог! А дальше расскажу ей о том, как дошел до такой жизни, как меня перестало все радовать, и почему я решил, что на пике своих лет я должен покончить с собой. А Крис грустно на меня посмотрит, но одобряюще скажет: «Конечно, я понимаю тебя. Ты не хочешь повторить бессмысленный путь твоего отца. И знаешь, я считаю, что твое решение… оно такое мужественное, такое самоотверженное. Ты станешь как увековеченная в мраморе скульптура, сосредоточение жизни без права на смерть, так как мертвое не умирает.»

– Долго нам еще? – прервала мои фантазии Крис.

– Нет. – крикнул я, но был уверен, что она ничего не слышит через шлем.

– Мне нужно в туалет.

– Мы скоро приедем. – крикнул я еще раз сильнее.

Оставалось ехать минут десять. Через пять минут мы свернули с дороги, я сбавил скорость, и мы поехали по ухабам поля, прокладывая дорогу сквозь заросли травы к реке. Трясло нормально, надеюсь, Крис не вылетит, но она крепко держится за мою куртку. Еще через пять минут мы выехали на тайный пляж. Я остановился:

– Все, приехали. – я заглушил мотор.

Крис не снимая шлема вскочила с мотоцикла и убежала в ближайшие заросли. Я пошел к воде. Давно я здесь не был. Пару лет назад мы провели здесь отличную ночь с друзьями. Мы ловили рыбу, спали в палатках, они были еще не женаты, а я еще испытывал радость от жизни. Крис вышла из зарослей, вспугнув своим движением комаров, которые разлетелись как и мои мысли.

– Ох… долго пришлось терпеть, прости. – немного неловким тоном сказала Крис.

– Понимаю, пиво дело такое. Слушай, пока ехал, я думал, что скажу. В общем, мое детство…

– Я тоже хочу. – Крис перебила меня.

– Чего хочешь? – хочет байк? путешествий? еще пива?, думал я.

– Я… тоже хочу покончить со всем. Убить себя. – медленно сказала она.

Я рассмеялся. Сам не знаю почему, но мне стало так смешно, как эта простая девушка, блондинка в розовой кофточке, напившаяся пива, говорит мне, что тоже хочет себя убить.

– Да ты просто пьяна. – выпалил я.

– Я думала ты всерьез… Думала, что мы… – она резко развернулась и пошла обратно в заросли, видимо, хотела вернуться к дороге.

– Стой. Я-то всерьез! – крикнул я и схватил ее за руку. – Но я думал, что мы просто поговорим обо мне, ты ведь психолог, берешь у меня интервью.

– Да, это так, я хотела взять интервью, пока не поняла, что нашла того, кто мне был нужен. Как психолог, я построила теорию, что байкеры, которые пьют в удаленном от города баре в обеденное время не самые счастливые люди. Среди них я искала такого, кто бы оказался моим проводником.

– Проводником куда?

– К смерти конечно! Слушай, мне всего 25, я недавно окончила институт, но я уже несколько лет знаю точно, что здесь мне ничто не интересно. Я пошла на психолога, так как думала, что информированность о чужих проблемах заставит меня ощущать, что я нужна миру, а он нужен мне. Но ничего подобного не произошло. И я не думаю, что произойдет. Зачем все это? Посмотри вокруг. Ты ведь и сам должен понимать, о чем я.

По всей видимости, Крис говорила всерьез. Не так я представлял себе свой последний день. Ладно я, но встретить еще одно суицидника – это слишком. Если нас найдут мертвыми вдвоем, то обязательно скажут, что мы умерли от неразделенной любви, или от ревности, или чтобы быть вместе вечно. А я не собирался умирать ради кого-то, я хотел умереть ради себя. Хотел, чтобы помнили меня, а не меня и какую-то неизвестную блондинку в розовой кофточке. Чтобы поняли мое одиночество, а смерть в компании явно противоречит понятию одиночество.

– Нет-нет-нет, подожди, так не пойдет. – сказал я. – Я собираюсь умереть, сказал тебе об этом, а теперь ты ко мне прицепилась, будто бы мы родственные души или типа того? Ну уж нет. Это – мой день смерти, и я планировал провести его как задумал. Сначала я должен был пойти в бар, потом приехать сюда и любоваться водой, а потом… – я задумался, а стоит ли ей говорить, куда я поеду дальше? Ведь прицепится, вдруг она психологический маньяк.

Я продолжил:

– Не важно, что потом. Ты хотела узнать обо мне и моем прошлом – это пожалуйста, но о будущем могу сказать лишь только, что сегодня последний день моей жизни. Но не твоей! Или твоей тоже, сама поступай, как знаешь, но только не в моей компании.

Крис стояла и слушала меня, не говоря ни слова. Она смотрела на меня так, будто бы внимательно изучала и будто наверняка знала, что я в чем-то лукавлю и сейчас, закончив играть сцену, я рассмеюсь и скажу: «Да слушай, конечно, я рад компании! Оставайся, смерти хватит на всех». Она продолжала пристально смотреть и смотреть, даже когда я закончил говорить. Я говорил так быстро и возмущенно, что запыхался. Было уже далеко за пять вечера, солнце постепенно снижалось, а у реки воздух был влажным и прохладным. Я провел рукой по волосам и ощутил конец дня. Такое же чувство было здесь со мной в прошлый, последний раз, когда я здесь был с друзьями. Был тихий вечер после веселого дня, и мы, уставшие, лежали на пляже у костра, болтали о разном, а все тело будто говорило: день был хорош, но он окончен, завтра будет новый.

– Значит так. Я не буду отступать из-за тебя от своего плана. – я прервал наше молчание. – Мы сидим час здесь, на берегу, а дальше я довезу тебя до дороги и высажу. Хочешь – лови попутку, хочешь – иди пешком, дело твое.

– Хорошо. – лишь ответила Крис и прошла мимо меня к реке.

Крис уселась на песок, разложив руки по обеим сторонам от себя, и набрала горсти в ладони. Я подошел и сел на небольшом расстоянии рядом. Несколько минут мы сидели молча. Слышалась жизнь поля: какие-то жуки стрекотали, жужжали, шуршали. Журчала вода, лучи солнца преломлялись, подсвечивая рыб. Все вокруг меня существует, существовало задолго до меня и точно продолжит существовать после. Именно по этой причине ничего не имеет значения – я ни на что не влияю, кроме как на себя самого.

– Ты когда-нибудь думала о том, кто ты в этом мире? – спросил я Крис.

– Нет. – ее короткий ответ мне не понравился. Будто она хочет умереть, не имея на это веской причины, а это уже показуха.

– Нет? Слушай, почему ты хочешь умереть?

– Надо же, ты решил узнать?

– Давай без этого. Просто ответь на вопрос.

Крис посмотрела перед собой в воду и сказала:

– Видишь водоросли? Они мотаются из стороны в сторону, их треплет вода, рвут камни и песок, подъедают рыбы. Думаешь, они бы хотели такой жизни для себя, если бы понимали, как на них влияет все вокруг, и на сколь малое влияют они сами? Вот и я не хочу.

Ее слова были отражением моих. На секунду мне показалось, что это психологическая уловка. Может она и правда хороший психолог и считала все это про «влияние» из моего поведения? Я быстро вспомнил, что делал при ней в последние минуты, и понял, что ничего такого, что могло бы выдать мою суть.

– А ты? – спросила Крис в ответ на мое молчание.

— По этой же причине. – и я решил рассказать ей немного о своем плане. – В какой-то момент мне перестало быть интересно что-либо. Ничего не имеет смысл. Я пришел к выводу, что моя жизнь тоже не имеет смысла, и затеял прощальную вечеринку. Я ничем не болен, просто хочу умереть, но должен как-то попрощаться с тем, что когда-то вызывало у меня эмоции, поэтому поехал по излюбленным местам.

– Ты очень смелый. Мне бы было сложно решиться на это в одиночку. А ты кому-нибудь рассказал?

– Никому. Только ты знаешь. Остальные узнают уже по факту, но это и не важно, они поймут. А если не поймут, все равно не важно. Значит, думают только о себе.

– Думаю, ты не прав.

– Почему это? – спросил я недовольным тоном.

– Я думаю, что те, для кого твоя жизнь не утратила смысл, не смогут примериться.

Ее замечание меня разозлило, так что я решил отомстить в ответ:

– Да? Ну а что же ты тогда? Не хочешь подумать о других? Так всю жизнь о других и продумаешь, посвятив им себя.

– А у меня никого нет. – спокойно ответила Крис, опустив взгляд в песок под ногами.

– И куда же все делись? – все еще со злостью ответил я.

– Родители давно умерли, с родственниками я не общаюсь, да и не помню, чтобы кого-то из них видела. Друзей так и не удалось завести. А подруги, которых ты видел в баре – коллеги с работы, где я работаю всего пару недель.

– А как же ты проводишь свободное время, если ни с кем не общаешься?

– Я общаюсь с пациентами. Я же психолог, ко мне приходят поговорить о своих проблемах, заодно отвлекает.

– Так можно всю жизнь отвлекаться, зачем же себя убивать?

– В том то и дело, что теперь мне стало не интересно говорить о чужих проблемах. Я перестала отвлекаться и полностью сфокусировалась на себе. Бывает порой сидит пациент, рассказывает о том, как ему было трудно то в детстве, то теперь с женой, то на работе, а я сижу и думаю: какой в этом смысл? Не нравилось детство – ты уже вырос, не нравится жена – разведись, не нравится работа – уволься. И так с каждым. В итоге мой профессионализм начинает страдать, как и мои пациенты, ведь им не все равно.

– Да уж, от такого психолога я бы сбежал. – пошутил я, но воспринявшая все всерьез Крис ответила:

– Так вот я и бегу, поэтому, хочу умереть.

Я снова понял, что Крис говорила полностью серьезно. Она действительно хотела умереть и понимала почему. Я поймал себя на мысли, что испытываю к ней уважение. Тогда я спросил:

– Расскажи о себе. Представь, что ты на сеансе, что обычно рассказывают тебе пациенты?

Крис улыбнулась и запрокинула назад голову. Она смотрела на небо, а закат отражался апельсином в ее голубых глазах.

– Ну… обычно они говорят… Я бы сказала так. – Крис посмотрела на меня в упор. – Слушай! А я ведь до сих пор не узнала, как тебя зовут!

– Тедди.

– Отлично, Тедди, – продолжила Крис. – я пришла, потому что я утратила любой интерес к жизни. Я больше не чувствую, что жизнь течет сквозь меня, но явно ощущаю, что жизнь течет где-то без меня или что я несусь по течению жизни в неизвестном ухабистом направлении.

– Продолжайте. – сказал я.

– И теперь, Тедди, пока меня окончательно не смыло в какую-нибудь сточную канаву, я хочу упасть камнем на дно этой бурлящей реки под названием жизнь и остаться там навеки, тем самым увековечив собственное бытие! – Крис громко рассмеялась и я тоже.

– Твои пациенты действительно говорят тебе нечто подобное? – спросил я сквозь смех.

– Ты знаешь, бывает и такое! Обычно, конечно, на моих сеансах рыдают. Раньше я, может, и понимала почему, но сейчас плач мне тоже кажется бессмысленным. Но бывает и такое! – Крис наконец закончила смеяться. У нее был нежный звонкий смех, созвучный журчанию реки.

– Знаешь, Крис, теперь я верю, что ты действительно психолог. Заставила меня посмеяться.

– Ну что ж, предлагаю считать, что хотя бы в нашей предсуицидальной встрече был некий смыл. Посмеяться напоследок – должно быть одним их пунктов на твоей вечеринке, я думаю.

– Да уж, ты права. – я задумался, а не позвать ли ее с собой? Нам ведь не обязательно убивать себя вместе, мы можем просто провести время до момента смерти, а потом разойтись и умереть в одиночестве. Это вполне могло бы вписаться в мой план. И я сказал:

– Крис, после того, как мы здесь побудем, я хочу поехать на центральный рынок «Вилладж». Это в соседнем городе, ты знаешь где? – Крис кивнула. – И я подумал, что могу довезти тебя туда. Там тебе будет проще найти машину, чтобы вернуться обратно, ну или куда ты там направляешься.

Крис снова улыбнулась:

– Хорошо, я не против. – мне казалось, она видит меня насквозь, она знает, что с этого момента она приглашена на вечеринку. – Но только одно условие. Пообещай, что не станешь меня отговаривать.

– Конечно, не стану, зачем мне это. Мы ведь в одной лодке. Ты тоже меня не отговаривай, товарищ-психолог.

– Вот и договорились. – Крис вскочила и побежала к воде.

Она набрала много маленьких камушков и начала их запускать, чтобы делать «лягушек». Ни один камушек не отскакивал от воды. Она набирала не плоские камни точно специально. Я смотрел на это зрелище, пока не спросил:

– И в чем здесь смысл?

– А ни в чем! Разве мы этого с тобой уже не выяснили? – и тогда Крис забросила в воду всю горсть камней, что были у нее в ладони. Камни упали в воду, а от воды поднялись вверх круглые брызги, ловившие последние предзакатные лучи. На секунду в каплях мелькнула радуга, и мне даже показалось, что в этом и был смысл. В этом движении было что-то завораживающее. Будто бы камни олицетворяли некую постоянную в этой бессмысленности бытия, нечто вечное, что было до и останется после нас на много столетий. Я поднял пару камней и положил в карман.

Крис подошла ко мне и сказала:

– Давай договоримся о времени.

– О времени?

– Да, о времени, когда мы убьем себя.

– Я хочу сразу прояснить, что мы не будем делать это вместе, я не хочу…

Крис прервала меня:

– Не будем. Мы просто договоримся о времени, когда совершим это. Чтобы совершить это одновременно. Таким образом, мы постараемся наделить нашу смерть еще большим смыслом. Ведь в ней он должен быть, да?

– Да, ты права. Давай договоримся о времени.

– Я бы хотела на рассвете. С первыми лучами солнца, чтобы не видеть начало нового дня. Нового дня без нас и не для нас.

– Отлично. На рассвете мне подойдет. Думаю, мы как раз успеем съездить на рынок и разъехаться подальше, чтобы в один день в одном городе не обнаружили двух суицидников.

– Вот и отлично. Сейчас это будет в четыре часа утра. – Крис сверилась с часами на руке. – У тебя есть часы?

– Есть телефон. Я запомню, ровно в четыре утра. Постараюсь не пропустить и быть вовремя. – пошутил я и Крис снова улыбнулась. – Я думаю, нам пора ехать. Солнце уже садится, доедем как раз к закату, а дальше вечером на рынке интереснее всего.

Мы вернулись к мотоциклу и поехали по ухабистой тропинке в обратную сторону. Обратная дорога казалась легче. До рынка был час езды.

Солнце все быстрее клонилось к земле, разливая на небе оттенки от розового до багрового. Мне была очевидна это физически объяснимая красота – красные лучи света наиболее длинные и на предзакатном небе, когда солнечному свету нужно пробиваться сквозь толщу земной атмосферы, именно красные лучи лучше всего справляются с этой задачей. Закат и рассвет сами по себе имели значение – они отмеряли день, они отмеряли жизнь, и теперь, назначив время нашей смерти, мы действительно приобщили себя к уже давно заложенному в закономерностях вращения планеты вокруг собственной оси смыслу.

Я попытался вспомнить, когда это все началось, когда я впервые потерял ощущение хоть какого-то счастья. Было уже и не вспомнить, но в мыслях мелькала одна весна. Несколько лет назад я приехал в дом моих родителей. Родители жили в небольшом зеленом доме, и в тот весенний день мама развешивала на сушку белье во дворе. Белые простыни не выражали ничего – большие куски материи, на которых нет свидетельств ни о зарождении жизни, ни о ее конце. В тот момент человеческое существование, лица, мысли – все мне показалось белой простыней, точно автопортретом каждого, кто ложится ночью спать на них, а утром встает, ничего так и не изменив ни в своем существовании, ни в лице, ни в мыслях. И моя мама, не изменившая ничего в своей жизни, с постаревшим лицом, с огрубевшими от хозяйства руками и со светло-карими глазами, в которых ничего не отражалось, потому что простыни, которые она вешала, мешали движению света, стояла среди этого. В тот день я смотрел на нее, на простыни, на дом, на курящего на крыльце отца, и понимал, что их жизнь наполнена бессмысленными атрибутами, которые положено иметь, чтобы ощущать, что ты живешь. Простыней было несколько, и я знал, что они куплены не в один день. На протяжении какого-то времени мать ходила и покупала новую простынь, когда старая истиралась, пачкалась или просто когда мама хотела купить что-то новое. Но вся ирония в том, что она никогда не покупала ничего нового – она покупала такую же белую простынь, прятавшую всю обреченность и предначертанность ее выбора под своим размером два на два метра. Ветер развивал простыни, не вызывающие ни воспоминаний, ни ассоциаций, разве что с гробовыми плитами, которые точно так же одинаково стоят на могилах тех, чье имя не всегда интересно прочесть, будто бы специально заставляя забывать.

Наверное, это и было озарением на пути к осознанию. Я был такой же как все: как мои родители, как мои друзья, как продавцы постельного белья – просто белым куском ткани, который можно было бы раскрасить всеми цветами мира, но вместо этого любое пятно на нем воспринималось как сигнал для выброса и замены на новый белый кусок ткани. И поэтому теперь на ткани должен остаться несмываемый цвет моей крови – яркий, страстный и сочный, сияющий как солнышко на закате передо мной сейчас.

На горизонте виднелись огни города, в котором находился рынок. Город сиял, свечение его огней озаряло небо, и весь город будто бы находился под огненным куполом. По свечению неба всегда можно понять, есть ли рядом кто-нибудь живой. Сияние города, включенные огни, не только обозначали, что никто не спит, но и еще обозначали, что тех, кто не спит – много, что сейчас неспящие, скорее всего, гуляют, ходят в гости, устраивают вечеринки, веселятся, сопровождая каждый свой шаг светом, струящимся не только из ламп, но и из их собственной души. Я не сомневался, что значение коммуникации как таковой сильно переоценено, но был уверен, что не переоценено значение внутреннего света. Если кто-то едет по дороге с горящими фарами, это значит, что у него все в порядке, если в окне говорит свет, то вероятнее всего там нет проблем. Поэтому, наверное, в последнее время я полюбил сидеть в темноте. Чаще всего свет в моей квартире был естественным, а с наступлением сумерек и темноты ничего не освещало мое лицо, кроме экрана ноутбука или огонька сигареты. Причина была одна: мне некому было подавать световые сигналы своего счастья, и счастья у меня не было, и чтобы не вводить в заблуждение легкомысленных прохожих, я милосердно сидел в темноте.

Мы увидели первые дома, стоящие на окраине города. Сумерки почти стерли их цвета, и все казалось серым. В этих домах не горели огни, но я знал почему: наверняка их жители ушли в центр города или на рынок – в центр ночного веселья. С какой-то легкой радостью я предвкушал звучащую со всех сторон музыку, карточные фокусы, яркие красивые одежды, запах миндаля и приправ, шум и мусор рыночных дорог – я должен был насладиться afterparty сполна, нельзя упустить ничего, ведь рынок – последняя точка.

Мы въехали в центр, припарковались в наименее забитом переулке. Я оставил шлем на ручке руля. Не важно, украдут ли его, подумал я, это конечная, а для того, что я собираюсь сделать после, шлем будет только помехой.

– Как здесь красиво. – сказала Крис.

– Думаю, ты понимаешь, почему я выбрал это место.

Я взял Крис за руку и потащил ее в толпу – так мы пробирались к рынку. Сегодня здесь, возможно, какое-то шоу – людей было больше обычного, хотя здесь всегда людно. Толпа уплотнялась, видимо, мы приближались к центру действий, и вот мы оказались почти перед сценой.

На сцене выступал предсказатель. Он был одет в классические одежды мага: длинная фиолетовая мантия, расшитая золотыми звездами, тюрбан на голове, черные штаны, которые было почти не видно из-под мантии. В его руках был большой стеклянный кристалл, сквозь который он смотрел на толпу. Предсказатель держал кристалл обеими руками, положив одну снизу, а другую сверху – на вид не удобная поза – и как в подзорную трубу, закрыв один глаз, разглядывал пришедших посмотреть выступление гостей сквозь него. Этот сюжет затянулся: предсказатель все смотрел и смотрел, будто кого-то искал, я даже подумал, что в толпе есть его помощник, который потерялся. Теперь предсказатель смотрел в нашу сторону и тут же, наконец опустив кристалл, громко крикнул: «Вы!», указав пальцем на участок толпы, где стояли мы с Крис.

Какой-то парень рядом с нами радостно поперся вперед, но предсказатель остановил его громким словом «Нет!». «Не Вы! А Вы, рядом!» – рядом стояла Крис. Крис показала на себя рукой, и предсказатель подтвердил: «Да!». Крис взглянула на меня и, сжав мою руку, потащила меня к сцене.

Я сопротивлялся:

– Стой, погоди, я не хочу идти, иди одна.

– Замолчи и иди рядом. – мягко ответила Крис. – Терять нечего.

И тут я был с ней согласен, терять нечего, постою на сцене перед смертью как главная звезда этого вечера – чем не идеальная вечеринка? Мы молча поднялись на сцену под аплодисменты толпы. Я смотрел на толпу, сцену и предсказателя и ощущал себя странно: мне не было волнительно или радостно, мне казалось, что я уже переживал подобные действия раньше и не один раз. Я попытался вспомнить, возможно, в детстве я мог выходить так же на сцену? Но нет, эти воспоминания мне не давались, так как их не существовало. Однако ощущение дежавю было слишком реальным, настолько, что мне казалось, мои движения на сцене были автоматическими, отточенными годами практики, частым повторением одного и того же.

– Ну что ж, здравствуйте! – объявил предсказатель, повернувшись к нам с раскинутыми в стороны руками. – Вы знаете, что сейчас будет происходить?

Крис была в хорошем настроении, ей явно нравилось происходящее, она выглядела так, будто ждала этого момента всю жизнь: блистать перед толпой в свете ночных огней. И она радостно каким-то не своим голосом ответила:

– Ох нет, зачем же Вы нас позвали на сцену?

– Сейчас!.. – в этот момент предсказатель вскинул обе руки вверх и развернулся к толпе – Я расскажу Вам Ваше прошлое и будущее!

Толпа залилась овациями, щеки Крис чуть порозовели. В моменты, когда кто-то хочет рассказать о твоем прошлом, начинаешь судорожно в нем копаться, прикидывая, какие черные тайны может знать предсказатель и что он действительно осмелится разгласить. Само собой я ни во что такое не верил, но я верил в хитрость и обман, а поэтому был готов к любой подставе.

– Ну-ка, давайте посмотрим поближе. – предсказатель снова взял в руки кристалл, на этот раз положив его только на правую ладонь, и стал смотреть на Крис через него. – Ну что же, я могу Вас обрадовать, Вы – настоящая! – предсказатель снова вскинул руки вверх и повернулся к толпе, а толпа радостно ликовала, заливаясь свистом и криками.

Крис нахмурилась:

– Что значит, настоящая?

– Идите сюда и сами посмотрите. – Предсказатель отступил на шаг в сторону и пригласил Крис на свое место. – Вот, возьмите кристалл, встаньте здесь и смотрите на своего друга.

Крис нерешительно сделала шаг вперед и посмотрела на меня сквозь кристалл:

– Я ничего не вижу.

– Правильно. А теперь посмотрите на себя, вытяните руку вперед, посмотрите на нее.

Крис сделала то, что сказал предсказатель:

– Вижу руку, расплывчато.

– Правильно! – предсказатель снова вскинул руки вверх и повернулся к толпе, которая, казалось, не умолкала.

Крис поспешно вернула предсказателю кристалл и подошла ко мне.

– Что все это значит? – шепнула она мне на ухо.

– Я правда не знаю.

– Друзья! – возглашал предсказатель. – Сегодня нас посетило настоящее! Девушка, стоящая слева от меня – настоящая, у нее было прошлое, и мы все теперь знаем ее будущее! Так пусть же оно сбудется!

Толпа начала еще громче кричать и хлопать.

– Какое будущее? – спросила Крис у предсказателя, но тот ее не услышал, и она закричала. – Какое будущее?!

Толпа подстихла.

– Оу, а Ваш друг еще Вам не рассказал? – тише обычного ответил предсказатель.

Крис испугалась, она повернулась ко мне с вопросом во взгляде, но я лишь мог покачать в ответ головой, так как сам не понимал, что происходит. Ощущение дежавю не покидало меня, мне казалось, я знал, что будет дальше, знал, что ответит предсказатель, но никак, никак не мог вспомнить этого. Будто память ускользала от меня.

– Ну что же! Поприветствуйте! А вот и он, бессменный в течение последних 150 лет – Проводник! – толпа залилась аплодисментами и уставилась на меня. Через мгновение я заметил, что предсказатель тоже указывал на меня.

– Крис, пойдем отсюда, я странно себя чувствую, думаю ты тоже. – я попытался сделать шаг, но не смог. Я не мог двигаться, ноги будто приклеились к полу. – Крис? – я посмотрел на нее испуганным взглядом. Крис тоже не могла сделать шаг.

– Итак! – продолжал предсказатель. – Я обещал рассказать этой девушке ее прошлое и будущее. И я сдержу это обещание! – каждое слово предсказателя сопровождалось бурными овациями, он умел делать шоу. – Крис, не так ли? Помните ли Вы, как оказались здесь?

Наступила тишина, толпа смолкла. Немного помявшись, Крис ответила:

– Э, мы приехали сюда с моим другом, до этого мы были какое-то время вместе. – толпа рассмеялась.

– Нет! Тише! – приказал предсказатель, и толпа снова умолкла. – Я имел в виду не здесь, на этом рынке, а ЗДЕСЬ. – предсказатель снова развел руками, будто бы обозначая под ЗДЕСЬ все вокруг.

– Я Вас не понимаю, где здесь? – Крис отвечала дрожащим голосом, происходящее ее сильно пугало.

Предсказатель удивленно посмотрел на Крис, а потом на меня. Я ощутил себя виноватым, будто я должен был сделать что-то важное, о чем забыл, и теперь Крис из-за меня в беде, хотя никакой беды не было.

– Здесь. На Переходе. – толпа заинтригованно молчала. – Вам должны были говорить в самом начале.

— Я ничего не знаю. – ответила Крис.

Предсказатель молча смотрел на меня, а после отвернулся и провозгласил:

– Так расскажем же девушке о ее Переходе! – толпа взвыла и почти сразу умолкла. Предсказатель подошел к Крис и взял ее за руки, повернув их ладонями вверх. Сделав вид, что он читает ее прошлое по ладоням, предсказатель начал вещать:

– Ты давно здесь, дольше, чем должна быть. – предсказатель снова бросил на меня обвиняющий взгляд, а после уставился обратно на ладони Крис. – Он не твой друг.

– Кто? – спросила Крис.

– Он. – предсказатель кивнул головой в мою сторону. – Он лишь Проводник. Созданный Переходом персонаж, чтобы Переход был более естественным для Уходящего.

– Уходящего? – медленно протянула Крис.

Предсказатель не стал пояснять, но продолжил:

– Видимо Проводник сломался, в него загрузились твои воспоминания. А у тебя они видимо стерлись. – на этих слова Крис попыталась выдернуть руки у предсказателя, но он не отпустил их.
Я стоял рядом бездвижно, пытаясь вспомнить свою жизнь. Обрывки воспоминаний витали в голове, но я не мог вспомнить ничего целостного, кроме сегодняшнего утра. Были родители, но как они выглядели? Отец пил, но кем он был? Где они сейчас? Кем я был до того, как стал безработным? Действительно ли я слышал то, что говорила мне моя мать в детстве? Был ли я с друзьями у той реки на пляже, приходил ли я на этот рынок раньше? Все эти вопросы содержали короткий ответ: да, все так и было. Но никаких подробных воспоминаний не было. Эти воспоминания были как фотографии, фиксирующие статичный момент, а я смотрел на эти фотографии со стороны, и только сейчас понимал, что меня на этих фотографиях никогда и не было.

– Спокойно, все под контролем, Крис, – сказал предсказатель. – ты там, где должна быть и это самое главное. Ты ничего не помнишь, ах, конечно, откуда тебе помнить после года в коме.

– Год в коме? – Крис побледнела. От румянца не осталось и следа, ее ноги чуть подкосились, но предсказатель держал ее руки настолько крепко, что не дал ей упасть.

– Да, конечно. Видишь эту линию? Это твой год в коме. Ты ведь разбилась на мотоцикле. Конечно, ты этого не помнишь, но ты выехала на встречную полосу, выключила фару и врезалась в приближающийся автомобиль. К твоему сожалению, ты не умерла, хотя так этого хотела, но впала в кому. К тебе приходили родители, подруги, ты часто слышала их голоса, а потом они стали приходить все реже и реже, ведь ты не могла очнуться. А ты помнишь, почему решила разбиться? Все ведь тогда утратило для тебя смысл, да, Крис?

Я слушал речь предсказателя и понимал, что он рассказывает о моих планах, я видел каждое его слово как мое будущее, к которому я сегодня стремился:

– Подожди, но ведь ты говоришь обо мне! – выпалил я.

Предсказатель рассержено на меня посмотрел:

– Не лезь, твое дело сделано, Проводник, ты привел ее к Переходу тем способом, каким она и хотела – довез ее, прокатил по воспоминаниям и любимым местам, теперь ты – свободен! – в этот момент я шагнул назад, мои ноги больше ничто не держало.

Я не верил в то, что говорил предсказатель, это какое-то безумие. Да, это бы объяснило и то, почему я так себя ощущал, почему не видел ни в чем смысла: его не было для меня – несуществующего в реальности Проводника, ни для Крис, в воспоминаниях которой я жил, а помнила она именно свое нежелание жить и желание умереть. Но это не могло быть так! Я стою здесь, вокруг все существует, я держал Крис за руку, видел солнце в отражении ее глаз, ощущал ветер на лице, когда ехал, чувствовал энергию огней города, вкус пива и бургера в закусочной, интерес к Крис. Я должен немедленно забрать ее отсюда, схватить за руку и забрать.

Я ринулся к Крис, но не смог пройти вперед больше чем на шаг. Вместо этого, какая-то неведомая сила начала отгонять меня назад: мои ноги не слушались, я шел задом наперед, спускаясь со сцены, отходя от Крис на расстояние, с которого я не смогу до нее дотронуться.

Предсказатель продолжал:

– Он не настоящий, Крис. – Крис обернулась на меня, из ее глаз текли слезы страха и отчаяния, я знал это, потому что чувствовал все, что чувствует она. – Он лишь твой Проводник, к которому по ошибке закачалась часть твоей памяти. Но все хорошо, Крис, ты здесь, на Переходе. Ты ведь хотела умереть и сейчас я, предсказатель, наконец-то совершу обещанное, и расскажу о твоем будущем!

– Кто Вы? Почему я вообще оказалась на этом рынке? – сквозь слезы простонала Крис, все еще пытаясь вырваться из рук предсказателя.

– А ты разве не узнаешь меня? – отвечал предсказатель.

– Нет. – рыдая отвечала Крис.

– Ууу… Ну что же, Крис! Я – это ты! – в этот момент предсказатель, наконец, отпустил руки Крис, повернулся к толпе и толпа снова начала ликовать.

Крис поднесла руки к лицу, чтобы вытереть слезы.

– Ты помнишь, Крис, кем ты была, пока не умерла? – продолжал предсказатель. – Не помнишь? Тогда я расскажу тебе и об этом. Ты, как и я предсказывала, людям будущее! Называла себя гадалкой, думала, что помогаешь, пока однажды ты не нагадала такое, что не смогла себе простить.

Крис перестала плакать, она смотрела перед собой, но в никуда. Ее мысли погрузились в воспоминания – она хотела вспомнить, что случилось, вспомнить, почему она решила умереть.

– Ты, конечно, не была виновата, но как ты могла перестать себя винить? Помнишь своего жениха, Крис? Его звали Тедди. Да что же я, вот же он! – предсказатель указал куда-то пальцем и вдруг меня резко осветили софиты. – Вот как он выглядел, но помни, что это – не он, а лишь его образ, в твоей голове. Образ, ведущий тебя через Переход.

Крис медленно, будто бы боясь, повернула голову в мою сторону. Ее блестящие от слез глаза сияли как две звездочки, губы дрожали, будто что-то шептали, но я не мог ее расслышать.

– Как он умер, ты помнишь? – предсказатель не мог остановиться. – Вы были на вечеринке, ты была в красном платье, гадала всем, кто попросит, предсказывала будущее, прогнозировала, рассказывала гороскопы. И вдруг, твои волосы, карты, с которыми ты работала, кости, скатерть стола, на котором ты их разбрасывала, снесло сильным порывом ветра. Неестественно сильным. Такого ветра не могло быть в помещении, а затем ты услышала крики, вопли. Все гости на вечеринке были в ужасе, бледные, и все смотрели в одну точку – на открытое окно.

Крис неподвижно слушала, она будто погрузилась в транс, по ее лицу снова струились слезы.

– Потом, они все посмотрели на меня. – сказала Крис. – Будто бы жалея меня, будто бы они были в чем-то виноваты передо мной, но ничего не могли поделать. Я спросила, что случилось. Мне никто не ответил. Я посмотрела на стол, передо мной лежал маленький черный камень. В тот день я не доставала его для гадания, так как этот камень не мог использоваться на вечеринках. Он использовался для гадания на смерть. Что случилось? – почти с визгом повторила я, уже поняв внутри, в чем дело. И мне ответили: «Тедд выпал из окна». – Крис сделала паузу. – Он лежал там внизу, накрытый белыми шторами – последним, за что он пытался ухватиться – словно простыней. И шторы медленно пропитывались его кровью. Мне так никто и не смог помочь, родители и друзья постепенно от меня отвернулись, я ходила к психологам, но от них не было толку, и тогда я решила…

– Верно! – проскандировал предсказатель. – Что же, давайте поаплодируем Крис! Ведь она наконец вспомнила саму себя! – толпа начала громко хлопать и свистеть, но резкое движение предсказателя моментально прекратило этот шум.

Предсказатель снова схватил Крис за руки:

– Ну а теперь, моя дорогая, когда ты все поняла, что я – это ты, что он – лишь твои воспоминания, и что ты – умерла, нам пора Перейти.

Вместе с этими словами я ощутил внутри, как не хотел умирать. Я знал, что это ощущал не я, а Крис, но пока ее Переход не завершен, я был привязан к ее мыслям. Как иронично, мы случайно встретились, наши желания случайно совпали, но случайностей в этом еще меньше, чем реальности. Я ощутил, как постепенно становлюсь слабее. Воспоминания в голове стали гореть словно ярким пламенем, вспыхивая, будто становясь настоящими, и почти моментально сгорая, не оставляя и следа. А что же будет со мной? Эта мысль впервые посетила меня с тех пор, как мне сказали, кто я. Видимо сейчас в моей голове освобождается место для собственных мыслей. Что же будет со мной? Я ощущал все большую слабость. Я посмотрел на Крис. Она стояла на коленях, опустив вниз голову, а над ее головой светился стеклянный кристалл предсказателя. Я сразу понял, что происходило: предсказатель отбирал ее жизнь. Толпа завороженно молчала. Кристалл светился все ярче по мере того, как жизнь уходила из Крис. Я тоже опустился на колени, так как не было сил стоять. В этот момент я вспомнил о камнях, которые поднял на берегу реки. Из последних сил я засунул руку в карман – камни были на месте. Я достал один, посмотрел на него. Гладкий черный круглый камушек, почти как тот, что выпал на гадании у Крис. Не раздумывая, я бросил камень в сторону сцены, целясь в стеклянный кристалл. Последнее, что я увидел, перед тем как без сил упал на землю, это как осколки кристалла падали словно дождь, а на голову Крис водопадом из кристалла полился белый свет. После этого наступило небытие.

Крис очнулась в больнице, утренние лучи солнца отразились апельсином в ее голубых глазах. На часах было четыре часа утра.