Туманный день

Проснувшись от легкого шума, я лежал первые несколько секунд неподвижно. Мое тело еще не проснулось, но его пробуждению способствовала неравномерная дробь. Еще спустя секунду я понял – идет дождь.
Комната наполнилась ароматом дождя, стало приятно свежо, голова была ясной – все время, пока я спал, было открыто окно.
Запах дождя настолько заполонил комнату, что казалось, будто бы дождь идет внутри комнаты и внутри меня. Я встал и вышел на балкон.
Дождь был неразличим – он укрыл белой пеленой весь город так, что не было видно соседних домов. Мне казалось, что дождь осязаем, будто это масса податливого вещества, способного выдержать твой вес и увести тебя посмотреть, что же за этой белой пеленой. Я протянул руку и дотронулся.
Рука исчезла в пелене. Я решил пойти дальше. Я перелез через перила и сделал шаг вперед. Пелена держала меня, я не видел ничего внизу и вверху, впереди – белизна, сзади – моя квартира. И я шел в надежде, что смогу раскрыть тайну, которая пропитала все вокруг. Я чувствовал, что впереди меня ждет что-то интересное, светлое. Я слышал этот зов.
Я шел уже несколько минут, но так ничего и не видел, кроме бесконечной белизны. Пытаться гадать, откуда и как появилась эта пелена, не имеет смысла. Если ответы и будут, то они впереди. Несмотря на то, что я шел сквозь дождь, моя одежда каким-то образом оставалась сухой. Было ощущение, что дождь будто отталкивался от меня и разлетался вокруг, равно как и не было слышно шагов по лужам, как обычно бывает при дожде – дождь явно пролетал вниз дальше, а значит, я фактически парил в этой пелене дождевого тумана. Прошло минут пять моего путешествия, по крайней мере, мне так казалось, но в действительности было невозможно понять, как давно я здесь нахожусь. Наконец, я увидел впереди какой-то силуэт.
Это что, шляпа? Да нет, откуда в этом тумане шляпа. Наверное, какое-то уплотнение пелены. Видимо, концентрация дождя в форме небольшой тучи, похожей на шляпу.
Нет, погодите, похоже, что из тучи вниз выросло что-то, похожее на фигуру. Фигуру в шляпе. Я здесь не один?
— Эй, здравствуйте…
— Оо, привет, а я уж тебя заждался, ты что опаздываешь то? Договаривались ведь на 12. Я тебя уже и выше и ниже искал.
— А сколько сейчас времени?
— Я не знаю, часы с собой не брал.
— Тогда как же я мог опоздать, если мы не знаем, сколько сейчас?
— Так ты не ко времени опоздал, а к месту, я ждал тебя на 12, а ты видимо пошел сначала на 7 или вообще через 3, это совсем соседние дороги. Я уж искать тебя хотел по всем четным пойти, но к счастью не пошел, а то разминулись бы на совсем.
— То есть ты понимаешь, где мы?
— Где мы всегда понять можно, мы всегда в разном месте и одновременно везде. Вот сейчас мы на 12, завтра будем на 5, а хуже того на 0, но туда лучше вообще не попадать.
— Что за числа вообще такие?
— Это наше местоположение на графике туманностей, вот тебе три линии: вверх, вниз и время. Время мы не трогаем, тут оно в круг загнуто и по кругу пущено, если понятнее, образует шар своим вращением, а мы в его центре. А вот другие два, это уже где мы быть можем.
— То есть ты хочешь сказать, что время здесь не двигается?
— Не совсем, я хочу сказать, что время не двигается нигде. Оно ходит по кругам, как шар, а ты в этом шаре катаешься по точкам пространства, но преодолеть шар времени ты не можешь.
— Как это? Жизнь же движется вперёд, не по кругу уж точно.
— Ну вот бывало у тебя, что ты лежишь весь день на диване, день тянется, время течет медленно и на все его хватает?
— Да, хотя обычно наоборот.
— Так вот когда время тянется медленно, это значит ты по координатам близко к центру шара, а когда наоборот день проносится быстро, это значит ты подобрался к краям шара и тебя оттуда отталкивает, чтобы ты не вылетел за пределы случайно.
— Поразительно, это какая-то новая научная теория?
— Нет, это условия работы жизни в туманных пространствах, в котором мы сейчас собственно и находимся. Всю свою жизнь ты по координатам идёшь к туманному пространству, и вот мы, наконец, видимо дошли.
— Но я-то сюда и не стремился. Я проснулся, увидел пелену и пошел вперёд, не знал даже, что это, хотя и сейчас не знаю. Что это?
— Ещё раз говорю, это – туманное пространство, итог всего, цель, которую мы достигали годами. Скопление всех событий в шаре времени, самый самый центр шара.
— Но, а где этот центр был раньше? Туман появился у меня за окном внезапно, раньше за окном был виден лес и другие дома, хотя дом никуда не двигался по этим координатам.
— Да нет же, и дом и ты и все вокруг всегда двигаемся. Внутри шара времени, так как шар времени сам вращается, внутри него движутся сами координаты ну и мы по этим координатам. Все в движении, понимаешь? Только за пределы шара движения нет, вот и все условия.
— Кажется, начинаю понимать…
Я шел и думал о сказанном, предоставлял себе в голове это шар и вращал его, вращал себя внутри него. Получалось даже смешно, пока я вдруг не понял, насколько пути внутри шара бесконечны в вариациях и направлениях, но как они ограничены расстоянием. Мне стало грустно, появилось чувство, что кто-то снова пытается навязать мне идею, что моя жизнь подконтрольна не только мне. Теперь, только, вместо известных божеств был шар времени, ограничивающий мои передвижения по жизни собой.
Пока я думал, мой знакомый незаметно исчез в тумане.
Я шел дальше, размышления одолевали меня, как вдруг я увидел над собой ярко розовые вспышки. Вспышки как молнии растекались поверх меня будто бы вдоль какой-то плоскости. Само собой я решил, что это гроза, ведь я в пелене дождя, а для дождя гроза обычное дело. Но почему такой розовый цвет? Он был почти неоновым, его отблески окрашивали меня и мою одежду, смешиваясь с ее оттенками и искажая ее истинный цвет. И тут я понял, какие ассоциации вызывает у меня это явление.
В детстве на мой десятый день рождения родители устроили мне праздничный фейерверк. Мы жили рядом с лесом и вечером, когда стемнело, пошли пускать фейерверк на ближайшую в лесу поляну. Поляна была просторной, от ее центра до деревьев было далеко. Тем не менее, каким-то нелепым образом один из залпов, предпоследний в очереди, улетел и не взорвался на высоте. Залп стал падать назад, что нас испугало, но траектория его полета была изменена внезапным порывом ветра, хотя в этот день его почти не было, к тому же мы были в лесу, хоть и на поляне, но в густом, и ветер не должен был ворваться столь стремительно. Ветер унес падающий залп в близстоящую берёзовую рощу и именно в ней залп осуществил ему предначертанное: он разлетелся столпом искр, ветви берёз разметали искры по своей узорчатой кроне. Все это со стороны стало выглядеть как заряд маленьких розовых молний: ветки берёз, тонкие и изломленные, окрасились неоново-розовым цветом залпа и сочетание светотени дало весьма запоминающийся уже описанный эффект.
Было удивительно, что спустя столько лет столь похожий эффект я увидел здесь, без деревьев и фейерверка, но это было как вспышка из детства.
Как только эти мысли молниеносно ворвались в мою голову, я заметил кое-что ещё, дополняющее образ детства – пахло яблочным пирогом.
Этот запах на время унес мои мысли вдаль и вместо них пробудился интерес узнать, откуда же он. Сначала я решил, что все же дошел по туману до дома напротив и сейчас вот-вот попаду в чью-то кухню. Я даже был рад этой идее, так как беспросветное брождение по странной дождевой сущности начинало выматывать, и я ринулся вперёд побыстрее.
Пробежав несколько метров, я увидел очертания хижины. Это был точно не дом напротив, это была обычная деревенская хижина с соломенной крышей и белеными стенами. Ее окна были густо покрашены голубой краской, а ставни расписаны диковинным кельтским узором. В дом вели три невысокие ступеньки, переходящие в узкий порог. На пороге я увидел фигуру, курящую трубку. Я решил поприветствовать фигуру издали, и сказал чуть громче обычного «Здравствуйте!».
В ответ я услышал густой бас:
— Здорова, здорова. Ты как раз к чаю, заходи.
Фигура удалилась в серое затемнение дверного проема. Мне захотелось последовать за ней внутрь – очень уж манил запах яблочного пирога – и я пошел вперёд в дом сквозь ещё висевшие на пороге клубы табачного дыма, смешавшиеся с туманом, но различаемые по запаху.
Дом был небольшим, почти с порога я наткнулся на массивный дубовый стол, вокруг которого стояло три стула. Видимо прихожая, кухня и столовая были совмещены в одной комнате. Из этой комнаты было ещё три двери, но они были закрыты.
— Садись где нравится, сейчас подам чай и пирог, я знаю, ты такой любишь.
Я и правда любил яблочный пирог ещё с детства. Когда летом родители отправляли меня в деревню к дедушке, он всегда пек для моей встречи пирог из зелёных яблок со своего сада. Аромат этого пирога до сих пор ассоциируется у меня с проявлением любви и заботы, той, на которую способны только старики: без целей воспитать или управлять тобой, лишь с целью дать тебе все, что они ещё могут на закате своих дней.
— Да, это мой любимый пирог ещё с детства, мне его дедушка всегда пек, Вы, кстати, мне его чем-то напоминаете.
— Неужто, может быть морщинами и сединой – усмехнулся он – все мы старики в итоге между собой похожи, сморщимся и поди различи, кто каким был в юные годы.
— А вы здесь один живёте?
— Пока да, но скоро приедут внуки, будет веселье, они каждое лето приезжают, ходим на реку ловить рыбу, а я им пеку пироги. В этом году вот хороший яблочный урожай! Аж чуть ветви яблони не надломились. Ну, сейчас и сам попробуешь, держи.
Я взял кусок пирога, он был мягким и теплым, и от соприкосновения с ним от кончиков моих пальцев к середине груди быстро пробралось тепло.
Я вдохнул его аромат, теперь он стал ещё сильнее и ближе, и откусил большую часть куска. Запив кусок сладким чаем с лимоном, я наконец мог сказать:
— Спасибо, это очень вкусно, давно не ел ничего подобного. Мой дед готовил почти такой же пирог, но у него был секрет. В пирог он всегда добавлял ложечку меда и маленькую щепотку красного перца. Дед считал, что это раскрывает вкус, и так и было.
— Ох, знаем мы этот секрет, знаем. У нас тут вся деревня его знает, так сказать, почти родовое деревенское наследие. Так что именно пирог с таким секретом ты и ешь. Ешь в общем, а я сейчас приду.
И он удалился за одну из закрытых дверей.
Я сидел один и доев первый кусок взял второй. Как вдруг старик снова появился на пороге.
— О, здорово, а вот и я. Ты уже ешь пирог? Правильно, чувствуй себя как дома.
Я немного растерялся:
— Да… Я как раз второй кусок уже взял, ещё раз спасибо!..
— Какой ты шустрый. Может быть ты не почувствовал, но пирог то с секретом. А с каким, попробуй угадать!
— Эээ… должно быть мед и перец?
— Вот у тебя язык то чувствительный, все понял. У нас этот секрет вся деревня знает, ты тут случайно не из наших? Не чей-то родственник?
— Я же говорю, мой дед знал этот секрет, хотя он жил в другом месте, видимо не такой уж это и секрет.
— Да нет же, секрет. Рецепт не для всех не каждый рискнет, а кто не рискнул по нему приготовить хоть раз, может и знал когда этот секрет, да уж точно забыл. А я вот годами его использую и пироги только слаще. Ну ты ешь пока, а я сейчас приду.
И старик снова вышел из комнаты, но уже в другую закрытую дверь.
Я решил немного осмотреться и стал обходить комнату. Ее обстановка не была сильно интересной: небольшое зеркало у входа, старое и с почерневшей деревянной рамой, в углу стояла табуретка, скрытая узорчатой плотной красной тканью. Кухонная утварь была старая и выглядела так, будто все самое ненужное собрали в одном месте, она представляла собой остатки нескольких сервизов. Одна из чашек была с голубым корабликом – такой же сервиз был у моего деда в деревне, поэтому кухонная утварь и не произвела на меня впечатление: видимо в каждой деревне одинаковый стиль вещей.
Пока я рассматривал предметы старик снова вошёл и снова с порога.
— О, садись, угощайся, сейчас чай поставлю.
— Спасибо, я уже поел…
— Какой ты шустрый, сейчас я поем быстренько и кое-что тебе покажу.
Он взял кусок и почти целиком проглотил его.
— Вот, видишь часы? Сейчас вроде бы без десяти десять, но обе стрелки будто на нуле. И как такое возможно, стрелки на нуле, я только пришел, а пирог уже кончился? Я тебя только к 10 ждал.
И тут я все понял. Меня охватил лёгкий ужас, потому что я осознал, что сейчас я как никогда был близок к нулю в этой системе координат туманностей. Я вспомнил, что первый мой встречный незнакомец сказал, что на ноль попадать нельзя, и я понял почему. Ноль – зацикленность в одном моменте. Это утрата движения по векторам и видимо этот несчастный старик уже давно на нуле, видимо уже давно он печет пирог и ждёт внуков, уже давно совершает циркуляцию по своему жилищу: от порога и курения трубки, до поглощения всего пирога, чтобы начать цикл заново. Мне стало душно, я захотел выйти. И я вышел.
Когда я спустился с крыльца, меня охватила тоска. Мне стало так жаль старика, что я решил, во что бы то ни стало попытаться найти утраченную от 10 единицу и вернуть ее на место, ведь возможно так это здесь и работает, я был почти уверен, ведь он так напоминал мне моего деда. Успокоившись, я повернулся, чтобы вернуться в дом, но дом исчез.
На месте дома осталась одиноко стоящая в пелене лавка. Ее краска облупилась, однако черты рисунка были различимы: на голубом фоне были нарисованы желтые подсолнухи с зелеными стеблями. Почти на такой же лавочке в деревне у деда мы в детстве часто встречали закат и пили вечерний чай, вдыхая аромат деревенского сена или свежескошенной травы.
Я решил сесть на лавку и обдумать свои дальнейшие действия, но не успел я сесть, как лавка сама стремительно подхватила меня и понесла куда-то вперед.
На встречу моему движению начали появляться острые и высокие тени. Еще мгновение и эти тени приняли четкие очертания – лавка принесла меня в место, где я оказался над городом и видел дома. Тихо плавился вечер: солнце почти закатилось, бросив последние красные лучи на все поверхности, способные к их отражению. Я наблюдал вид, который не мог наблюдать никогда в жизни, так как никогда не был так высоко над городом. Через несколько минут солнце почти село и последний его луч был брошен на меня. Луч коснулся моих глаз и немного меня ослепил и вдруг внезапно я резко ринулся вниз. Я быстро пролетел несколько метров, и меня втянуло обратно в пелену. Очутившись в пелене, я снова стоял и даже не понял, как исчезла из-под меня лавка и, решив не гадать о ее нынешнем месте положения, я пошел вперед.
Я шел, размышляя о красоте жизни, об увиденном на этот недолгий миг городе, о лучах света. Меня заворожил этот вид ещё и потому, что он был отражением вечности: каменные здания разрушатся и превратятся в песок, люди, живущие в них, истлеют и от них не останется и следа, но солнце, оно так и будет всходить и заходить, озаряя все ту же землю, грея ее несмотря ни на что. Эта вселенская вечность очаровывает с лёгким оттенком грусти, ведь для нас вечность не достижима.
Так я и брел в своих думах в пелене, спрятав руки в карманы и опустив голову вниз, пока не врезался в дерево.
От удара я чуть пошатнулся. Не сильная, но неприятная боль начала растекаться по лбу и я потер место удара, чтобы не образовалась шишка.
В этот момент начала тихо играть музыка, будто со старой пластинки. Я прислушался. Это была песня, исполняемая женщиной. Хотя песней назвать это все же нельзя, голос был, но слова нельзя было различить, так как они все сливались в переходящие друг в друга мягкие звуки. Песня по мотиву напоминала колыбельную, мне она показалась очень знакомой, как и голос, который ее напевал.
Мне казалось, что этот голос исходит сверху, из кроны, закрытой пеленой. Дерево было скользким от дождя, но на нём были сучки, которые позволяли забраться выше и посмотреть, что же скрывает пелена. И я решил посмотреть и полез вверх по стволу.
Пока я лез, я все время вспоминал голос своей матери, этот голос всплывал в моем сознании в минуты моих самых глубоких переживаний в течение всей жизни и вот сейчас он снова появился и давал себя слышать наравне с голосом звучащей песни.
И я вспомнил, как она пела мне в детстве колыбельную, как спокойно становилось и легко уснуть. Почти так же спокойно и легко, как мне было сейчас. Я лез все выше и выше, казалось, что у дерева нет конца. Я не видел кроны и листьев: только лестницу веток вверх и они действительно были расположены как лестница, хотя это смотрелось весьма естественно. Голос, который я слышал, усиливался, он звучал как зов, я стал почти различать слова, хотя песня по-прежнему казалась набором приятных звуков. Я обратил внимание, что дождь стал реже, ветки стали более сухими, а пелена менее густой. Взглянув вверх, я увидел лёгкое свечение, я понял, что скоро я достигну вершины дерева. Голос явно исходил откуда-то с вершины и спустя ещё три ветвистые ступени я увидел вершину дерева. Я ускорился и добрался до верха и как только я туда поднялся, пелена вокруг пропала, дождь кончился, а точнее все это осталось подо мной. Я выбрался, но только куда? И я снова прислушался, теперь я могу слышать слова песни. Теперь я понял, что именно этот зов я слышал, когда только входил в пелену со своего балкона. Я различал четкие фразы песни, она звучала отовсюду, она звучала будто бы изнутри. Ее слова были мне так знакомы, вдруг я понял, что точно знаю эту песню, да, точно, это была та самая колыбельная, моя колыбельная, которую пела мне мама.
Ее слова:
«Луч последний солнца глаз твоих коснется,
Ты закроешь глазки и очнешься в сказке.»
Колыбельная передавалась внутри нашей семьи поколениями, она шла сквозь время. Эти слова повторялись трижды в самом конце колыбельной, а к концу я всегда уже спал. Слова звучали так ясно и четко, что я не сразу осознал, что покинув пелену, я и сам исчез в привычном для меня понимании: я смотрел на свои руки и тело – они медленно становились прозрачными; я не ощущал ничего, кроме спокойствия и легкости. Казалось от меня осталось только сознание, которое превратилось в звучащую песню, чтобы вместе с ней идти сквозь время вечно.