Чёрный Палач

Давным давно, когда Америка ещё была свободной и незаселённой белыми захватчиками, жил среди коренного краснокожего народа боверов жрец. У него была прекрасная дочь Веда, во всём похожая на своих сестёр-боверок, кроме того, что глаза её были цветом реки, кожа — самого тёмного цвета сосновой коры, волосы — чёрной земли. Многим она нравилась, многим хотелось с ней пообщаться, провести время. Но она предпочитала общаться с природой и с одним воином, с которым была знакома с самого детства. Сильный, храбрый, целеустремлённый, весёлый, доверчивый, как и все боверы. Одно его качество объединяло мирные и воинские качества — верность. Черноволосый, как и все индейцы, Равер нравился Веде, а она нравилась ему, но они этого не понимали, как дети, смахивающие всё на дружбу.

Весело текла жизнь среди боверов. Питались они только фруктами, лишь только в редких случаях, только воины могли охотиться и есть мясо, и лишь в небольших объёмах. Каждый бовер занимался своим делом: кто-то земледелием, кто-то собирательством, кто-то ремеслом. Отец Веды, например, общался с богами, Равер схватывался в тренировочном бою с другими воинами, Веда ходила по лесам и собирала вместе с подругами разные травы, коренья, плоды… Так бы и жили безмятежно, однако ещё тогда между Ведой и Равером пытался встать воин Змелюд. В отличие от Равера он был открыто влюблён в прекрасную дочь жреца и завидовал своему юному соплеменнику. Он добивался в основном не души, не сердца, а руки Веды. К счастью, всё было безуспешно, ведь юная красавица не думала не о ком из парней, кроме Равера. Как уже было сказано, она не подозревала, что любит молодого бойца.

Пришло время смуты, когда испанский корабль причалил к берегу боверского леса. Под предводительством вождя Явера Равер, Змелюд и другие воины отправились в поход к пристанищу испанских захватчиков. Вождь праверов заранее поведал Яверу о белых извергах, захватывающих всё и убивающих направо и налево, и вождь боверов отнюдь не собирался ждать вражеского нападения. Он решил сразу напасть. Однако путь от родного лагеря до побережья, где остановились враги, был неблизким и мог занять по меньшей мере сутки. А ночью любой бовер должен спать, иначе мрак завладевает телом и душой, ломая крепкий дух индейца. Поэтому воины, как только начало темнеть, устроили привал на Высшем хребте и легли спать с мыслью о быстрой победе и о возвращении домой.

Однако вместе с испанцами приплыл на берег католический священник, тайно посвящённый в магию вуду. Как только боверы легли спать, священник сразу почувствовал их слабое звено — Змелюд, который в своём сне видел мёртвого Равера и радостную Веду, которая готова была на всё ради Змелюда. Однако священник понимал, что это всего лишь сон, который вряд ли воплотится. Однако священник не был глуп, потому без всяких сомнений выждал, когда на дозоре встал Змелюд, доскакал до подножия хребта, взошёл на его вершину и поговорил со Змелюдом, угостив того вином. Змелюд был готов на всё ради Веды — даже на предательство.

Утром никто из боверов даже не подумал о визите священника — Змелюд знал, как отбивать запахи. Отряд боверов двинулся дальше. Они сошли с хребта, переправились через реку Целеводу и уже достигли Приморского леса, как их застала ночь. Боверы легли спать, и первым на дозор встал Равер. Он отсидел на дозоре с честью, глаз не смыкал и не спускал с леса, каждое движение замечал, готовый кинуться и дать бой. однако после него на дозор встал Змелюд, который, дождавшись, пока друг Веды уснёт, тут же приступил к плану католического священника. Сначала он перевязал руки и ноги своим соплеменникам. Затем, на всякий случай, унёс всё оружие в лес. Однако, раскидав копья, мечи, луки и стрелы, не вернулся в лагерь, а стал дожидаться испанцев на берегу Целеводы.

Утром испанцы застали боверов связанными и без оружия, и без труда захватили в плен. Затем они, найдя Змелюда, отправились к мирному боверскому населению. Змелюд легко и без угрызения совести провёл испанцев в свой дом. Он ведь помнил, что священник обещал отдать предателю своего племени Веду живой. Многие из боверов не дались живыми, многих пришлось убить на месте. Однако были те, кто не успел среагировать на вторжение. Теперь испанцы полностью покорили себе боверский народ. Ну, или почти полностью, ведь священник чувствовал, что кто-то сбежал. Только он не знал, кто, но, когда Змелюд напомнил об обещании священника, тот сразу понял, кого не доставало. А ведь он знал, насколько страшны жрецы в гневе. Именно поэтому он решил во что бы то ни стало найти «старика и его скверное дитя». Он отправил толпы солдат на поиски двух людей.

Тем временем Веда увела отца в Неизведанные горы, куда даже самый храбрый невежа не осмелился бы проникнуть. Они нашли одинокую долину, похожую на маленький рай. Вместе построили хижину из пальмовых листьев и буковых ветвей, провели в ней два дня, словно во сне. Но Веда не могла забыть ни Равера, ни испанских дикарей, не почитающих никого, кроме себя. Она не могла жить так, как будто ничего не произошло, и отправилась туда, откуда ушла с отцом два дня назад, спасая свою жизнь и свободу, в место, ранее называвшееся домом. Однако там уже не было ни порядка, ни семьи, ни друзей. Всё было разрушено, разворовано и пустынно. Но самое главное: испанцев тоже не было, от них остались лишь пустота и хаос. Единственное, что радовало, так это то, что в доме вождя осталась карта с маршрутом до вражеского лагеря. Очевидно, испанцы не пытались разгадать боверского шифра, они просто не заметили этого листика папируса, и уж тем более не поняли, что за каракули там намазаны. Зато теперь у Веды появился шанс отомстить, который она не собиралась отпускать.

Капитаны испанского отряда были счастливы, как и рядовые, священник встревожен, а Змелюд метал молнии, злился на всех и готов был убить каждого, однако пока ещё было не всё потеряно, ведь священнику тоже нужно было найти Веду и её отца, ведь если он не найдёт и не поймает их, может произойти непредвиденный случай. Как не рыскали солдаты по лесам, всё было без толку, и непредвиденный случай всё-таки произошёл, как не угрожал солдатам священник. Это произошло днём после обеда, когда солдаты отлёживались с набитыми животами ничего не ожидая, кроме приятного зноя и благодатной лени. Даже часовые в тот день особо не старались, полёживая на своих постах. Веде ничего не стоило бесшумно перерезать им глотки и прокрасться в сам лагерь. Затем она безжалостно и бесстрашно своими двумя клинками устроила настоящую резню. Она резала направо и налево, вокруг летала кровь и разные части тела. Змелюд, увидев её, решил успокоить молодую боверку и кинулся к ней. Даже будь Равер на его месте, она бы всё равно не простила. А Змелюда она тем более ненавидела, теперь у неё появилось отвращение к своему соплеменнику, и она со всем отвращением разрезала ему живот, разделив его тело широкой кровавой полосой на две части: верхнюю и нижнюю. Священник, воспользовавшись заминкой, поймал её волосы, дёрнул на себя и ударил её по голове. Она вырубилась. Священник, несмотря на потери, ликовал.

Прошло две недели. За это время священник решил, что мирных жителей правильнее помиловать — ведь они не воины и не замышляли убийств — и продать в рабство, а воинов, как непокорных человеко-убийц, лучше представить суду, затем покинули Америку и на каком-то далёком острове на невольничьем рынке продали мирных пленников за золото и прибыли в Испанию, родину белых дикарей. И вот, спустя две недели после окончательной победы всех бывших боверских воинов — а к их числу причислили и Веду — привели на казнь в столице на центральной площади. Дородный, довольно-таки упитанный палач на платформе в красном мешке на голове с прорезями для глаз разговаривал с благородного вида рыцарем в блестящих доспехах.
— Может, они принят всё-таки увольнительную? — с надеждой глядел на рыцаря палач.
— Сейчас, казнишь индейцев, и я сам за тебя ручаюсь пред королём. — пообещал рыцарь и улыбнулся.
Одного за другим приводили солдаты на платформу, и всем палач, казалось, без жалости, отрубал головы. Наконец очередь дошла до Равера. Звериный взгляд воина обвёл испанцев. Сердце палача зачастило. С трудом срубил голову боверу палач, Веда не удержала в сердце вой, и он вырвался наружу. Когда же её привели на платформу, кровь в палаче закипела, и он еле унял свои чувства. Когда же она положила свою шейку на грубое бревно, он, занеся топор над её головой, прошептал:
— Прокляни меня прежде, чем я убью тебя!
— Прокляну, если не убьёшь. — молвила боверская красавица. Палач мог рубить головы здоровым и сильным мужикам, но хрупкой и обманчиво слабой девушке он просто не мог причинить боль.
— Проклинай! — крикнул палач и швырнул топор в священника, стоящего под платформа. Тот не успел среагировать, и топор раскроил ему череп. Рыцарь, стоявший рядом с палачом, обнажил меч и сделал выпад на палача. Но Веда успела встать между рыцарем и палачом и вынуть клинок из-под лифа, который она швырнула рыцарю в лицо. Острие вонзилось в лоб рыцаря, тот сморщился и проткнул красавицу своим серебристым мечом. Та что-то нашептала, будто заклинание, и изо лба рыцаря стал вытекать по воздуху поток крови, обволакивающий смерчем палача, превращаясь в чёрный костюм. Вокруг платформы забушевал ураган, и все люди с диким испугом толпой покинули площадь и разбежались.

Прошло много времени с тех пор, как площадь опустела. Ураган стих, летучая кровь исчезла, а на тротуар под платформой упали два трупа: раненая в живот Веда и бескровный, раненный в лоб, рыцарь. Небо покраснело, окрасилось в цвет крови. Солнце приобрело цвет волос Веды. Оно смахивало на чёрную дырку в небе. Теперь свет исходил не от солнца, а от неба, и он освещал не уютным привычным, а ужасающе кровавым. На платформе стоял… Палач. Он был не живым, не мёртвым.В чёрном фраке, в чёрных длинных штанах, в чёрных изношенных мокасинах, в чёрном мешке на голове с прорезями для глаз и с огненно красными глазами. На спину спадал чёрный капюшон, в чёрных руках по чёрному топору. Он совсем изменился. Вместо величавого стана, огромного живота, огромных мышц у палача были короткие плечи, ровный тонкий торс, тоненькие ручонки, ноженьки. Он медленно спрыгнул с платформы и пошёл по дорожке вымощенной серым булыжником.