Сказка о крестьянине Тимофее и проклятой Ямище

В деревне Роговке, что на берегу речки Ваги стоит, жил-был крестьянин Тимофей.

Пошел он как-то раз зимой морозной за дровами. Зашел в дровяник березовый и давай топором махать — только щепки летят. Трудился Тимофей долго не покладая рук и закончил, когда уж солнце садиться стало.

Собрался мужик домой да решил напоследок трубку выкурить. Забил в трубочку свою табачок и отложил, чтобы кисет получше завязать.

Вдруг, откуда ни возьмись, ворон! Упал камнем с небес, трубку в клюв — и унесся на черных крыльях к березовым верхушкам, проклятый вор!

Крестьянин подскочил, кричать стал, ругаться. А ворону хоть бы что — летит да перелетает с ветки на ветку, но не в облака: трубка тяжелая.

Жалко Тимофею трубку! Из доброго мореного дуба она сделана, годами службы проверена. Бросился он в погоню.

Через сугробы да через овраги пробирался, мимо ручьев замерзших да мимо дубов могучих лежал его путь, а ворон все вьется — с трубкой не расстается.

Наконец, выбежал крестьянин на полянку, глядит, а ворон как раз по земле скачет с трубкой в клюве к дыре черной, норе глубокой. Встал столбом человек от удивления. Где это видано, чтобы вороны в земле жили!

А птица меж тем трубку его к яме подволокла и в черноту ее кинула, но сама прыгать не стала. Закаркал ворон в земляную дыру требовательно, а потом крылами взмахнул и с поляны улетел.

Подошел Тимофей к яме и чует: не простая то ямища. Сама круглая, как луна, дна у ней не видно, и веет из нее не землей холодной, а чем-то таким, что волосы дыбом встают.

Не стал мужик в яму руку за трубкой совать, поостерегся, однако ж задумался. Зачем ворон-подлец трубку его туда кинул? Встал он и туда направился, куда тать улетел.

А идти и не долго было. Только крестьянин меж елочек прошел, только дубочек обогнул — и ахнул. Стоит на поляне меж дерев ледяных да на траве мерзлой диво дивное — дикая груша вся в цвету!

На одних ветках той груши цветут цветы, на других ветках завязь зреет, на третьих же висят сочные плоды с боками румяными. На ветвях с плодами сидит ворон и груши клюет.

Тут Тимофей и понял, что ямища волшебная. Умный ворон ей добро таскает, а она за это грушами его кормит даже в самые злые морозы.

Сорвал крестьянин и себе груш и к норе вернулся. Смотрит на нее с недоверием, а руки-то чешутся…

Думал-думал мужик и, наконец, решился желание гадать, но сперва, чтоб для верности, такое же, как у ворона: чтобы груша у него в ограде заплодоносила посередь января месяца.

Взял землепашец кисет. Коли трубка в норе сгинула, пусть и табачок следом отправится! Опустился кисет в темноту и исчез без единого звука. Приговаривает Тимофей:

-Мне бы груш, сочных да сладких, жене на варенье, детям на радость…

И тут словно вздохнула ямища, и шепот тихий из нее поднялся: “Удружил...” Приняла Яма подарочек.

Поспешил тогда крестьянин домой, чтобы в чудодейственной силе ямищи убедиться. Пришел — но не цветет груша во дворе, зря с табачком ароматным расстался… Эх, плюнуть да растереть! Пошел хмурый мужик в дом и спать завалился.

Чуть свет забрезжил, темноту зимнюю разогнал, и будит крестьянина жена.

-Вставай, чудо великое прямо на дворе нашем случилось!

Вскочил Тимофей, из дома выбежал, а там…

-Зацвела! Зацвела груша! Посреди зимы! — Кричит народ. — Чудо экое! Диво дивное!

Дети смеются, мужики с бабами крестятся.

Поверил тогда мужик в ямищу. Взаправду чудеса творит.

Утром были на ветвях цветы, к полудню — завязи, а к вечеру собрал хозяин богатый урожай. Грушевый пир закатили на деревне, со всеми Тимофей сладостью поделился. Спрашивают у него люди: как такое уродилось? А Тимофей ухмыляется в усы да плечами пожимает.

А жена всё допытывается, что такого сделал он, что груша заплодоносила в час неположенный. Рассказал ей тогда муж про ямищу.

Новый день пришел — дерево грушевое снова уснуло. Ветки оголились и замерзли. Как и не было плодов!

-Вот! — Говорит жена. — Кончилось диво дивное.

Думает Тимофей: за один кисет волшебство, видать, один день лишь работает. Больше надо.

Покумекали они с женой да решили, что надобно в этот раз больше просить. Просить такого, чтобы на всю жизнь хватило. Золота просить надо!

Собрал Тимофей по дому все, что сердцу дорого: отцову саблю, большое блюдо с росписью сулецкой, бусы женины, — и пошел.

Явился крестьянин к ямище и загадывает:

-Надобно мне золота… Надобно мне его столько, чтобы земли купить от деревни Роговки до деревни Маковки и чтобы хоромы построить всем на зависть! Что за это возьмешь?

И тут шепчет из Ямищи:

-Крест… Отдай крест…

Испугался крестьянин. Крестик деревянный, что на шее висит, схватил, и страшно стало ему. Никак нечистый с ним разговаривает!

-Саблю возьми, блюдо возьми!.. — Показывает ямище Тимофей дары, а оттуда только лишь шепот: крест нужен, снимай крест!

Подумал мужик… Боязно ему крест снимать, да золота хочется, и земель, и хором. Снял он крестик и в Ямищу кинул.

Тотчас же налетел ветер, завыл, заревел, мужика со всем добром подхватил и прямиком в ямищу закинул, и полетел Тимофей через темноту кромешную. Наконец, ни жив ни мертв от страха, упал и оказался в пещере подземной.

Пещера та невелика, грибы-гнилушки по стенам растут, тьму малость разгоняют. Своды подземные корневища устилают, а посередь пещеры на камне стоит человеческая голова! Голова глазами сверкает, волоса у ней и борода длинные-длинные, по земле ползут, извиваются. Губы черные в жестокой усмешке кривятся.

Хотел крестьянин по привычке за крестик схватиться, да нету креста! Сам снял!

-Ну здравствуй, человече! С крестом расстался — и мне попался… — Посмеивается голова. — Я — колдун Годогост! Будешь служить мне, ежели свободу хочешь получить. А откажешься — со света сживу и тебя, и все семейство твое!

Пал Тимофей на колени.

-Сделаю, что ты велишь. Только семью не тронь!

Молвит колдун Годогост:

-Бился я когда-то с лихой ведьмой на горе, что под ярчайшей звездой на севере стоит. Голову она мне снесла, а туловище мое там, на горе осталось. Пойди туда да тело мое возверни. Тогда освобожу тебя!

И дохнул колдун изо всех сил. Снова ветер поднялся, крестьянина подхватил да из ямищи выкинул.

Тимофей погоревал да делать нечего. Надо теперь тулово колдуну принесть, а то быть беде! Завернул он домой в деревню, ни словом ни с кем не перекинувшись, мешок взял и пошел на север, где гора стоит под звездой северной, ярчайшей.

Шел Тимофей лесами, шел лугами, через реки переправлялся, в озера холодные окунался. Из дома вышел он зимой, а до горы дошел, когда снега сошли.

Поднялся крестьянин на гору и видит: стоит дом расписной на самой вершине, в доме дева златовласая живет, а подле дома пастух стало коз пасет. Да пастух не обычный: нет у него головы!

Понял Тимофей, что это тулово колдуна и есть. Стало быть, златовласая девица — ведьма сама.

Стал земледелец за домом наблюдать. Дева в горнице все время почти сидит, а тулово коз пасет. Как какая козочка от стада отобьется, идет безглавый за ней и тащит животину назад. Решил мужик тогда одну козочку схватить да бежать что есть сил, пока тулово, за ним следующее, от взгляда ведьмы не скроется. А там уж он безголового скрутит, в мешок засунет и к ямище дотащит.

Вот улучил Тимофей момент, когда ведьма в дом ушла, подкрался к стаду, козу — хвать! — и бежать кинулся. А тулово — за ним!

Да так быстро безглавый бежит, как заяц скачет. Догнал пастух Тимофея, козу отобрал. Кинулся мужик его скручивать, да силища в руках у тулова бычья. Схватил безголовый землепашца, швырнул оземь да колотить принялся.

Вдруг, голос певучий раздался, чудищу отступить велел. Выдохнул крестьянин, глаза открыл, а над ним — лицо девичье, недовольное.

-Ума ли ты не имеешь, что решил у меня козочку украсть? — Молвит ведьма. — А знаешь ли, что могу я тебя самого в козла превратить, и тогда до конца дней стоять тебе в хлеву?

Взмолился Тимофей:

-Не губи, чаровница! Выслушай вперед! Не козу хотел я у тебя увести, а пастуха твоего!

И поведал ей мужик про колдуна да про глупость свою. Выслушала его ведьма, призадумалась…

-Все мы молодыми бываем да наивными. — Сказала, наконец. — Я — Улада, ворожея и мест этих смотрея. Был Годогост-колдун мужем моим, но силу обрел громадную, стал выше всех себя ставить и зло учинять. Чуть что не по его: поля жег, скот морил да людей губил. Чудом победить мне его удалось. Нет, не отдам я тебе тулово. Коли та голова да на этих плечах окажется, придет миру конец!

Пригорюнился крестьянин: как же ему теперь власть колдуна сбросить, себе и семье своей жизнь спасти? Спросил он об этом Уладу-ворожею. Она и говорит:

-Позарился ты на богатство, совесть свою ради того переступил и наказание заслужил. Но, коли ошибку свою понял, помогу тебе.

Скакала по двору козочка. Дева подошла и козочку по лбу щелкнула, так та и упала, словно каменная.

-Вот тебе помощница. — Говорит ворожея. — Положи ее в мешок и иди назад. Как пред головой окажешься, начни мешок развязывать, но не торопись. Покуда развязывать будешь, ищи крест свой, и как найдешь — надевай. Тут-то козу выпусти, и унесет она тебя из подземелья невредимым. После же накопай земли и перекрести ее, и землею этой подземелье засыпь.

Послушался Тимофей Уладу-ворожею. Мешок с козой на плечо закинул и пошел обратно той же дорогой. Аж к лету вернулся он в родной лес, к ямище — норище.

Шепот несется из ямы:

-Принес ли тело мое?

-Принес, господин, принес.

Спустился крестьянин в пещеру. Там все так же: голова колдуна Годогоста на камне стоит, волоса по земле тянутся, да гнилушки мерцают.

-Принес ли тело? — Спрашивает снова колдун.

-Принес, господин. Сейчас мешок развяжу.

Положил мужик ношу на землю, стал узел распускать, а сам взглядом по земле шарит, крестик свой ищет. Блюдо видит, саблю видит… И видит его, в бороде он запутался!

-Где мое тело? — Спрашивает злой колдун в третий раз.

Бросился Тимофей вперед, к кресту, схватил его, на шею надел и крикнул:

-А вот оно!

Распахнул мешок, а оттуда коза выскочила.

Заревел колдун, закричал заклятия черные да ругательства разные, но Тимофей на спину козе прыгнул, за рога схватил, да понеслась она вверх.

Был путь в подземелье близкий, а из подземелья — далекий. За мгновение под землю крестьянин спустился, а из-под земли на козе волшебной целую вечность до поверхности добирался. А колдун кричит, заклятия черные крепнут, на спину давят, затылок леденят.

Наконец, выскочила коза из ямищи, а в лесу уже зима! Всю осень из колдунова логовища коза скакала! Дерева в снежные наряды одеты, поземка над поляной метет. Тут козочка крестьянина с себя скинула и домой понеслась, к хозяйке. А Годогост-колдун под землей не унимается, все больше распаляется и грохочет уж, как гром, из проклятого подземелья.

Стал землепашец снегом ямищу засыпать, а сам думает: снег-то весной растает, и будет злодей снова лесорубов заманивать… Не бывать тому!

Руки зябнут у мужика, а делать дело нужно. Стал он землю рыть — а она за зиму выстыла, затвердела, что камень. Закричал Тимофей:

-Землица родная, тебе с весны до осени я кланяюсь, плугом пашу, зерном засеваю, урожай собираю, тебя, кормилица моя, почитаю! Землица золотая, отогрейся!

Слезы горькие по щекам Тимофеевым покатились и в землю ушли. И отозвалась земля, отогрелась и крестьянину поддалась. Нарыл он землицы, перекрестил ее и ямищу засыпал!

Тут же стих гром подземный, и голос колдуна затих. Злодействам его конец пришел!

Вернулся Тимофей домой. Жена уж и не надеялась мужа увидеть — на шею бросилась, слезами залилась. Закатили они пир на всю деревню и зажили в мире и согласии.