Туман

Она шла по тротуару, наступая на тьму. Вокруг нее склизкими щупальцами скользили тени. Она шла шатаясь, опираясь на фонари и глядя лишь на их свет. Ей нельзя во тьму. Никак нельзя.
— Эй, красавица!
Она оглянулась. Мерзковатого вида кучка парней, воняя перегаром направились к ней.
— Не хочешь развлечься в приятной компании?
Под свист и улюлюканье они схватили ее за руки.
— Отпустите! Я Пророк! – ее хриплые возгласы тонули в гоготании парней.
— Пророк, их психушки сбежала что ли? – издевательски кричали они.
— Ты мерзок. Вчера тебя бросила девушка. Твой отец пьет. Ты на грани исключения из той шараги, где торчишь уже второй год. Ты зависим от всего, от чего только можно зависеть. Ты утонул во тьме.
Глаза заводилы этой небольшой компании расширились в ужасе. Его руки плетьми повисли вдоль тела, отпуская девушку.
— Ты во тьме, – мягко сказала девушка, – но я — твой свет.
Коснувшись ладошками его щек, Пророк коснулась его губ. Парень таял от этих прикосновений, ощущая, будто из головы выходит туман. Все становится ясным, он словно глядит в прозрачную воду.
Девушка отстранилась, откашливаясь с болезненным видом. Она судорожно хваталась за горло, не в силах вдохнуть. Наконец, облегченный вдох, и тело с судорогами падает на колени, в лужу, с явным удовольствием вновь и вновь наполняя легкие обжигающим кислородом. Группа мерзких ребят с осветившимися лицами, забыв о ее существовании, отправились прочь. Вновь во тьму.
Она знала, что очистить грехи всех не сможет. Знала, что души имеют свойство запятнываться снова и снова.
Но она готова биться до конца.
Превозмогая боль, она встала, и шатаясь, побрела прочь.
Происки тьмы становятся все настойчивее, и наглее становится сама их суть. Но она Пророк. Она справится. Просто обязана. Лишь она видит свет, живя во тьме. Только она знает, где его искать.
Уже второй месяц Ужасный человек ходил по ее земле, которую она с таким усердием избавляла от теней, с такой кропотливостью наполняла светом. Сегодня был обнаружен четвертый труп маленькой девочки. Она не могла ей помочь (правда?). Маньяка не могли поймать ни полиция, ни она сама. Весьма кроваво расправляясь с малышками, он скрывался во мраке, как тень.
Она вставала рано. Она не любила спать, потому что стоило ей закрыть глаза, как она видела их. Их мучения она переживала как свои. Чувствовала их. Они просили ее сделать что-нибудь. Спасти кого-то или вылечить. Но она не могла помочь всем. Ее с трудом хватало даже на этот район. Она и себе то толком помочь не могла. Каждый божий день она поглощала туман из их душ, но никто не говорил ей спасибо. Ей вообще почти ничего не говорили. Стоило ей помочь кому-то, про нее сразу же забывали. Но она помогала. Всегда. Всем. Иначе не могла. И сейчас она сидела перед стареньким телевизором в сырой квартирке и смотрела новости про очередное убийство, совершенное Ужасным человеком. На этот раз в парке. Ужасный человек взял свой туман.
***
Она нацепила дырявые носки и пальто с катышками и вышла, даже не закрыв хлипкую деревянную дверцу. Замки для честных людей. Кто захочет войти – войдет, и через замки и прочее. Она выросла в приюте. К ней никто не придет. Люди не помнят даже ее лица, а имя — не помнит и она сама. Хотя, если вглядеться глубоко в прошлое, можно вспомнить имя — Домина. Но оно ей никогда не нравилось. Лучше вообще не иметь имени.
Ей вообще ничего в себе не нравилось. Она была недостойна того дара, столь щедро ей данного.
На улице было сыро и мокро. Девушка плотнее укуталась в пальто и пошла в толпу. Если повезет, там будут дети. Их души теплые. В толпе вообще всегда теплее. Ее бесцветную фигурку никто не замечает. Задумавшись, она выходит к парку. По памяти она находит место. Все следы совершенного здесь зверства уже убраны, но это не отменяет сильной ауры этого места, еще помнившего страх и отчаяние. Она молча смотрит на все это. Внутри нее закипает гнев. Она успокаивает себя, обещая, что найдет его.
Погрузившись во мрак своих мыслей, она стоит там еще несколько часов совершенно неподвижно. Двигаться заставляет голод. Точно, она ведь не ела уже… не суть важно.
Направляясь в магазин, девушка смотрит на небо. Темнеет. Но шагу она не прибавляет.
Ее не испугать тьмой.
Это тьма должна ее бояться.
Стеклянные двери плавно разъезжаются перед ней. Она щурится от электрического света. Она не любит этот свет. Это не свет, а издевательство над светом. Над солнцем. Над ней.
В магазине не видно ни души. Охранник выходит на крыльцо, зажигая сигарету. За единственной работающей кассой сидит женщина средних лет. Девушка идет вглубь магазина. Хлеб, крупа, ряженка. Рукой она пересчитывает мелочь в кармане. Это все, что осталось от ее крошечной зарплаты. Дворники, как известно, мало получают. Она кладет на ленту немногочисленные покупки и неожиданно чувствует туман. Ее глаза смотрят на плотный серый клубок, укутавший голубоватую душу продавщицы.
— Простите… – хриплый голос эхом звучит в стенах магазина. Женщина поднимает взгляд. – У вас умер брат.
— Откуда вы знаете? – не то страх, не то безразличие — различить сложно.
— А еще ваш сын не поступил.
— Что вы… — хочет возмутиться женщина, но не успевает. Две бледные ладони ложатся ей на щеки.
— Я Пророк. Вы страдаете.
— Да, – отвечает женщина, начиная безутешно реветь.
— Вы во тьме. Я покажу вам свет.
Сухие губы девушки накрывают губы продавщицы. Пророк поглощает туман, укутавший душу бедной женщины. Через секунду девушка отстраняется, болезненно хватаясь за грудь.
— Ох… — приходит в себя женщина. – Вам плохо?
Она протягивает к бледной фигурке руки. Девушка качает головой. Дрожащей рукой она протягивает продавщице мелочь.
— Нет, это бесплатно, – улыбается женщина. Надо же, как долго она помнит. Она пробивает товар и отдает пакет девушке.
Когда Пророк уходит женщина ощущает небывалую легкость в груди, но стоит девушке покинуть поле ее зрения, то хрупкий образ навсегда покидает голову продавщицы.
Она плетется по дорожке к ветхому серому зданию. Заходит в квартиру. Кладет покупки на стол и падает на колени, кашляя и выхаркивая кровь и туман. Он выходит обрывками, больно царапая глотку. Когда все успокаивается, девушка ополаскивает лицо водой и без сил падает на кровать.
***
Просыпается она рано. Как всегда. Оказалось, она проспала почти двенадцать часов, хотя должна была всего семь. И лежит на ковре, хотя уснула на кровати. И все еще в пальто. Переодевшись и съев немного хлеба, она включает телевизор, где все говорят о новом убийстве. Она хотела сходит к месту убийства, но сегодня у нее рабочий день.
На самом деле, она любит свою работу. Особенно осенью. Людские потоки небывалых величин проходят мимо нее каждый день, но она словно тень. Невидима для всех. Никто не знает ничего о той силе, которой она наделена, никто не замечает ее вклада в мир. Она не знает, почему она это делает.
Упорство ли, жажда признания, а может быть сумасшествие? Она сама не знает, что ей движет.
Жаль только, что с работы приходится поздно возвращаться. Она не любит тьму и мрак. Не любит вечер. Она ведь принадлежит свету. Не туману, не склизкой, липкой тьме, а чистому, непорочному свету. Только ему.
Она возвращается и идет спать.
И так почти каждый день. Это все напоминает петлю, медленно затягивающуюся ей поперек шеи.
Через несколько дней у нее выходной, и она идет на место преступления. Надеется, что остались еще следы, и она сможет его найти. Рано или поздно он ошибется.
Но вечером она снова пластом падает на кровать. Данный ей Богом (а им ли?) дар выматывает, высушивает ее до дна, изничтожает. И она наслаждается этим.
Сегодня она видела ту продавщицу вновь. Туман снова липкой жижей обвился вокруг ее души. Она ее не узнала.
Что бы она не делала, все без толку. Люди опять грешат, все равно не понимают. Живут своими, глухими ко всему, маленькими желаниями, все думы их, все их действия направленны только на поддержание баланса между своими страхами и иллюзиями. Чертовы эгоцентрики. И чтобы она для них не сделала, они не заметят.
От бессилия она заплакала. Взревела навзрыд, раздирая горло и приводя в негодность связки, выла и выплескивала накопившееся в ней. Она ревела от тоски и отчаяния. Ревела от того, что сколько бы она не делала добра, сколько бы не лила света на людей – это им не поможет. Мрака все равно больше. Он, как мерзкий сорняк, пустил свои корни везде, в каждом из нас. И чтобы уничтожить его, нужно уничтожить всех.
***
Дни шли, сменяя друг друга и ничем друг от друга не отличаясь. Она жила стараясь, выбиваясь из сил. Она почти не спала. А если и спала, то плохо, из-за кошмаров, совершенно не высыпаясь. Но сегодня она уснула почти на сутки. И не видела ни просьб, ни лиц. Ничего.
А проснулась в одежде. Так иногда бывает. Сегодня был шестой раз.
За окном снова был дождь, как будто Бог лил слезы о том, что когда-то создал людей. Пульт от телевизора так долго не мог найтись, что она уже забыла зачем вообще хотела его включить. Но когда включила, вновь разочаровалась. Шестой труп.
Ужасный человек в этот раз превзошел сам себя. Она опять его не поймала, он снова, как тень, прошмыгнул мимо нее. Она была уверена, что, лишь завидев его, сразу бы все поняла. Но он просто не попадался ей, как будто бы знал, что к ней не стоит подходить.
За свои злодеяния он был достоин смерти. Но она не смогла бы убить. Она – любимая игрушка Господа, сможет ли она грешить?
Пройдя по скрипучим половицам, он зашла на кухню. Открыла почти пустой холодильник. Хлеб, кефир и несколько диких яблок. Недурно.
Иногда она слышала голос в голове. Она звала его Господом. Он внушал доверие.
***
«Проснись», — голос Господа бил по черепу изнутри. Сон был, как скользкое желе, холодный и мокрый, она тонула в нем.
«Проснись»
«Проснись, прошу тебя»
«Я знаю, что не должен вмешиваться не в свое время… Но проснись, пожалуйста»
«Открой глаза»
И она открыла.
Первое, что она увидела — была кровь. Ярко алая, скатывающаяся по рукам крупными каплями, вкуснопахнущая, как дурман.
Второе, что она увидела — был труп. Маленькая, свернувшаяся от дикого предсмертного ужаса, маленькая девочка.
А третьим — был нож. Холодно-обжигающая сталь в руке, лежавшая приятным грузом. И кровь, мерно текшая по лезвию.
С легким головокружением, она огляделась. Парк. Нет, подлесок. Чуть за ним — автотрасса.
Она еще раз посмотрела на труп. К горлу подступила тошнота. Она с бессильной яростью бросилась на землю.
Ужасный человек ведь убивал девочек…
Она схватилась руками за голову и начала надрывно плакать. Она не Пророк. Не свет. А мрак, похуже все их.