Баба-яга с казанского Арбата
Борис Возрастные ограничения 18+
1.
В Казани, как и в Москве, есть свой Арбат – знаменитая пешеходная улица Баумана. И кого только ни встретишь на ней! Маститые и начинающие художники готовы в считанные минуты нарисовать портрет любого прохожего. Иногда получаются забавные шаржи. Как-то раз я попросил выпускника художественной школы, зарабатывающего на хлеб созданием рисунков для туристов, запечатлеть на бумаге и меня. Недолго думая, мастер взялся за работу. Карандаш в его руке все время двигался так быстро, что, признаюсь, я стал даже сомневаться в успехе. Как оказалось, зря. Минут через десять паренек вручил мне мой портрет. На куске ватмана был изображен грозный борец сумо с моим лицом, который готовился к предстоящей схватке.
Помимо художников, публику на казанском Арбате развлекали многочисленные заводчики экзотических попугайчиков и любопытных обезьянок. Возле них всегда было много детворы. Взрослые, особенно иногородние и зарубежные туристы, не проходили мимо уличных музыкантов. Помню, как в 2018 году, буквально за пару месяцев до начала матчей чемпионата мира по футболу, местная полиция стала гонять этих певцов, барабанщиков, гитаристов. Ребята даже обратились за помощью в редакцию газеты «Московский комсомолец – Поволжье», где мне в ту пору довелось работать корреспондентом. Однажды я пошел с ними на улицу Баумана, слушал их выступление и готовил репортаж. Тогда все, слава Богу, обошлось. Музыкантам аплодировали и кричали: «Браво!». Ребята были счастливы.
А еще примелькалась на казанском Арбате бедно одетая старушка, передвигавшаяся с помощью костыля. Она брела в самую гущу людей, чтобы выпросить несколько рублей на хлеб. Правда, много лет я уже не видел эту женщину, но слышал о ее нелегкой доле от знакомых полицейских…
2.
— А-р-р! – каркнула на весь казанский Арбат скрюченная старушонка и, подняв над головой костыль, отчаянно погрозила вслед убегающей стае вороватых собак, попытавшейся было прошмыгнуть под высокие ворота Государственного Банка.
Избавившись таким образом от своих заклятых врагов, женщина побрела дальше. Воскресный день только начинался. Согретые лучами еще теплого августовского солнца, нехотя просыпались фешенебельные магазины, гостиницы и церковь Богоявления. Несколько человек с цифровыми фотокамерами о чем-то оживленно спорили на непонятном языке. Увидев одинокую старушку, они замерли и невольно поморщились. Брезгливость в этот момент можно было оправдать: неподвижное, коричневое лицо инвалида, изрытое глубокими желтыми морщинами, не только отталкивало, но и внушало суеверный страх, возникающий при виде мертвого человека…
Местные сорванцы-мальчишки, пробегавшие мимо по своим, только им одним ведомым делам, решили избавить иностранных туристов от лишних отрицательных эмоций и вмешались:
— Опять ты здесь, Баба-яга?! Сколько же можно тебя гонять? Проваливай скорее!
Старушка пролепетала что-то невнятное, но очень похожее на «ухожу, детки!» и поспешила прочь.
3.
Бабу-ягу звали Верой Петровной. Раньше она работала почтальоном в одном из городских отделений связи и, как все представители этой профессии, была бойкой, аккуратной и трудолюбивой. К пяти часам утра убегала на службу, убирала территорию перед почтой, иногда принимала всю корреспонденцию, сортировала ее по участкам и только потом отправлялась в долгий путь с сумкой наперевес, до отказа заполненной газетами, конвертами и деньгами.
Раз зимой, за несколько дней до наступления Нового года, Вера Петровна, озябшая и злая, вернулась с участка в контору. В светлом уютном помещении назревал скандал. Возле служащих, опираясь на костыли, стояла старушка в сером пальто и видавшей виды зеленой армейской шапке. Она, задыхаясь, попросила наполнить ее канистру артезианской водой, которую работники почтового ведомства могли потреблять в неограниченных количествах, в отличие от жителей окрестных улиц.
— Да поймите же, я – инвалид, мне нельзя обычную воду пить!
— Женщина, вам сто раз уже сказано: здесь государственное учреждение, а не дом престарелых и не богадельня какая-нибудь. Я вот работаю с деньгами, мне некогда, отстаньте! – зашипела на старушку заведующая почтой.
— А из почтальонов мне никто не поможет?
— Нет, все работники заняты!
Старушка мельком бросила взгляд на служебный вход. Там, толкая друг друга, толпились в предчувствии интересной сцены, которая бы дала повод провести день в сплетнях и осуждениях, почтальоны и уборщица. Видимо, им точно было некогда.
Вера Петровна по своей натуре была незлой и сердобольной женщиной, но сегодня, промерзшая до мозга костей, просто взбесилась, услышав слова старушки, схватила несчастную за локоть и вытолкала на обжигающий мороз… Бабушка посмотрела на почтальона печальными глазами и, ничего не сказав, побрела своей дорогой. А Вера Петровна вернулась на почту, посмотрела на себя в зеркало и отпрянула в страхе. Ее лицо сделалось мертвенно-бледным, глаза покраснели, рот как-то негодующе сжался. Почтальон усмехнулась, покачала головой и вернулась к остальным служащим.
А уже первого января разыгралась трагедия. Муж Веры Петровны, Аркадий, возвращаясь поздно вечером от знакомых, попал под машину, которая тотчас скрылась с места происшествия, оставив еще живого мужчину на белой холодной дороге. Если бы не трескучие морозы в эту ночь, если бы народ не продолжал праздновать Новый год и местность не была бы столь пустынной, то человек остался бы жив…
Но беда, как известно, никогда не приходит одна, а постоянно караулит нас, чтобы нанести удар в самое сердце. После похорон мужа Вера Петровна осталась жить вместе с сыном Алексеем, работавшим после окончания училища слесарем в домоуправлении. Природа щедро одарила молодого человека красотой, умом и силой.
Но летом того же злополучного года на участке Алексея прорвало трубу отопления. Кипяток бил гигантским фонтаном, размывая все вокруг. Аварийные работы пришлось проводить ночью, и Алексей, то ли поторопившись, то ли поскользнувшись, упал прямо в канаву с горячей водой.
Чуть не сошедшая с ума мать бегала по знакомым и незнакомым, чтобы отыскать доноров четвертой группы крови. Переливание сделали, но слишком поздно…
Снова похороны, да к ним разве привыкнешь? Денег у Веры Петровны не было, пришлось занимать у дальних родственников. А они, вернувшись с кладбища, заявили ей:
— Вера, нам завтра на свадьбу идти к знакомым. Надо бы долг отдать!
Вера Петровна всех прогнала. А сама стала пить. Много и часто. На работе и дома. Пить, чтобы хоть на мгновенье оторваться от убивающей ее действительности и вернуться мыслями в прошлое, когда она, Алексей и Аркадий были счастливы вместе.
Денег на водку не хватало, и Вера Петровна стала забирать себе пенсии стариков, проживавших на ее участке. Но это обнаружилось не сразу, потому что жаловаться приходили такие древние обитатели окрестностей, что полагаться на их память и разум почтовые служащие не спешили и яростно защищали коллегу.
Но обман все же открылся, и Веру Петровну уволили. Все чаще она стала просить милостыню на улицах, в лихие времена лишилась дома и из уютных комнат перебралась в полуразрушенные трущобы. Из мебели у нее была разбитая тумбочка, а вместо кровати в углу была накидана гора старых тряпок, полусгнивших кофт и пальто.
4.
Вера Петровна сильно постарела, а ведь ей было-то всего пятьдесят с небольшим. Разве это возраст? Где-то она попала под машину и теперь опиралась на костыль, найденный на помойке. Где-то обожгла лицо, и оно стало красно-коричневым. Бравые ребята-патрульные гоняли женщину, горожане шарахались от нее, уличные мальчишки издевались над ней, как могли. Но всегда был приветлив с Верой Петровной безрукий музыкант, зарабатывавший игрой на губной гармошке. В кармане его потертого плаща постоянно лежала книга Титова «Всем смертям назло».
Часто музыкант и Вера Петровна вместе пили чай и ели бутерброды возле Центрального рынка. Музыкант смеялся и говорил: «Ах, Бабуся-ягуся, кто тебе такое имя придумал?».
Смеялась и сама Баба-яга. Тогда ее изуродованное каменное лицо становилось человеческим.
Вера Петровна часто вспоминала ту старушку, которую она выгнала из здания почты в лютую стужу, и мысленно просила у нее прощения. В эти минуты из глаз текли чистые слезы, и на душе становилось легче.
Годы шли. Давно уже не видно на улицах безрукого музыканта, пропала куда-то и Вера Петровна. Наверное, измученная ежедневными заботами, тихо уснула она в своем ветхом жилище, и Господь Бог отвел ее душу туда, где ей будет по-настоящему хорошо. Как не было при жизни…
В Казани, как и в Москве, есть свой Арбат – знаменитая пешеходная улица Баумана. И кого только ни встретишь на ней! Маститые и начинающие художники готовы в считанные минуты нарисовать портрет любого прохожего. Иногда получаются забавные шаржи. Как-то раз я попросил выпускника художественной школы, зарабатывающего на хлеб созданием рисунков для туристов, запечатлеть на бумаге и меня. Недолго думая, мастер взялся за работу. Карандаш в его руке все время двигался так быстро, что, признаюсь, я стал даже сомневаться в успехе. Как оказалось, зря. Минут через десять паренек вручил мне мой портрет. На куске ватмана был изображен грозный борец сумо с моим лицом, который готовился к предстоящей схватке.
Помимо художников, публику на казанском Арбате развлекали многочисленные заводчики экзотических попугайчиков и любопытных обезьянок. Возле них всегда было много детворы. Взрослые, особенно иногородние и зарубежные туристы, не проходили мимо уличных музыкантов. Помню, как в 2018 году, буквально за пару месяцев до начала матчей чемпионата мира по футболу, местная полиция стала гонять этих певцов, барабанщиков, гитаристов. Ребята даже обратились за помощью в редакцию газеты «Московский комсомолец – Поволжье», где мне в ту пору довелось работать корреспондентом. Однажды я пошел с ними на улицу Баумана, слушал их выступление и готовил репортаж. Тогда все, слава Богу, обошлось. Музыкантам аплодировали и кричали: «Браво!». Ребята были счастливы.
А еще примелькалась на казанском Арбате бедно одетая старушка, передвигавшаяся с помощью костыля. Она брела в самую гущу людей, чтобы выпросить несколько рублей на хлеб. Правда, много лет я уже не видел эту женщину, но слышал о ее нелегкой доле от знакомых полицейских…
2.
— А-р-р! – каркнула на весь казанский Арбат скрюченная старушонка и, подняв над головой костыль, отчаянно погрозила вслед убегающей стае вороватых собак, попытавшейся было прошмыгнуть под высокие ворота Государственного Банка.
Избавившись таким образом от своих заклятых врагов, женщина побрела дальше. Воскресный день только начинался. Согретые лучами еще теплого августовского солнца, нехотя просыпались фешенебельные магазины, гостиницы и церковь Богоявления. Несколько человек с цифровыми фотокамерами о чем-то оживленно спорили на непонятном языке. Увидев одинокую старушку, они замерли и невольно поморщились. Брезгливость в этот момент можно было оправдать: неподвижное, коричневое лицо инвалида, изрытое глубокими желтыми морщинами, не только отталкивало, но и внушало суеверный страх, возникающий при виде мертвого человека…
Местные сорванцы-мальчишки, пробегавшие мимо по своим, только им одним ведомым делам, решили избавить иностранных туристов от лишних отрицательных эмоций и вмешались:
— Опять ты здесь, Баба-яга?! Сколько же можно тебя гонять? Проваливай скорее!
Старушка пролепетала что-то невнятное, но очень похожее на «ухожу, детки!» и поспешила прочь.
3.
Бабу-ягу звали Верой Петровной. Раньше она работала почтальоном в одном из городских отделений связи и, как все представители этой профессии, была бойкой, аккуратной и трудолюбивой. К пяти часам утра убегала на службу, убирала территорию перед почтой, иногда принимала всю корреспонденцию, сортировала ее по участкам и только потом отправлялась в долгий путь с сумкой наперевес, до отказа заполненной газетами, конвертами и деньгами.
Раз зимой, за несколько дней до наступления Нового года, Вера Петровна, озябшая и злая, вернулась с участка в контору. В светлом уютном помещении назревал скандал. Возле служащих, опираясь на костыли, стояла старушка в сером пальто и видавшей виды зеленой армейской шапке. Она, задыхаясь, попросила наполнить ее канистру артезианской водой, которую работники почтового ведомства могли потреблять в неограниченных количествах, в отличие от жителей окрестных улиц.
— Да поймите же, я – инвалид, мне нельзя обычную воду пить!
— Женщина, вам сто раз уже сказано: здесь государственное учреждение, а не дом престарелых и не богадельня какая-нибудь. Я вот работаю с деньгами, мне некогда, отстаньте! – зашипела на старушку заведующая почтой.
— А из почтальонов мне никто не поможет?
— Нет, все работники заняты!
Старушка мельком бросила взгляд на служебный вход. Там, толкая друг друга, толпились в предчувствии интересной сцены, которая бы дала повод провести день в сплетнях и осуждениях, почтальоны и уборщица. Видимо, им точно было некогда.
Вера Петровна по своей натуре была незлой и сердобольной женщиной, но сегодня, промерзшая до мозга костей, просто взбесилась, услышав слова старушки, схватила несчастную за локоть и вытолкала на обжигающий мороз… Бабушка посмотрела на почтальона печальными глазами и, ничего не сказав, побрела своей дорогой. А Вера Петровна вернулась на почту, посмотрела на себя в зеркало и отпрянула в страхе. Ее лицо сделалось мертвенно-бледным, глаза покраснели, рот как-то негодующе сжался. Почтальон усмехнулась, покачала головой и вернулась к остальным служащим.
А уже первого января разыгралась трагедия. Муж Веры Петровны, Аркадий, возвращаясь поздно вечером от знакомых, попал под машину, которая тотчас скрылась с места происшествия, оставив еще живого мужчину на белой холодной дороге. Если бы не трескучие морозы в эту ночь, если бы народ не продолжал праздновать Новый год и местность не была бы столь пустынной, то человек остался бы жив…
Но беда, как известно, никогда не приходит одна, а постоянно караулит нас, чтобы нанести удар в самое сердце. После похорон мужа Вера Петровна осталась жить вместе с сыном Алексеем, работавшим после окончания училища слесарем в домоуправлении. Природа щедро одарила молодого человека красотой, умом и силой.
Но летом того же злополучного года на участке Алексея прорвало трубу отопления. Кипяток бил гигантским фонтаном, размывая все вокруг. Аварийные работы пришлось проводить ночью, и Алексей, то ли поторопившись, то ли поскользнувшись, упал прямо в канаву с горячей водой.
Чуть не сошедшая с ума мать бегала по знакомым и незнакомым, чтобы отыскать доноров четвертой группы крови. Переливание сделали, но слишком поздно…
Снова похороны, да к ним разве привыкнешь? Денег у Веры Петровны не было, пришлось занимать у дальних родственников. А они, вернувшись с кладбища, заявили ей:
— Вера, нам завтра на свадьбу идти к знакомым. Надо бы долг отдать!
Вера Петровна всех прогнала. А сама стала пить. Много и часто. На работе и дома. Пить, чтобы хоть на мгновенье оторваться от убивающей ее действительности и вернуться мыслями в прошлое, когда она, Алексей и Аркадий были счастливы вместе.
Денег на водку не хватало, и Вера Петровна стала забирать себе пенсии стариков, проживавших на ее участке. Но это обнаружилось не сразу, потому что жаловаться приходили такие древние обитатели окрестностей, что полагаться на их память и разум почтовые служащие не спешили и яростно защищали коллегу.
Но обман все же открылся, и Веру Петровну уволили. Все чаще она стала просить милостыню на улицах, в лихие времена лишилась дома и из уютных комнат перебралась в полуразрушенные трущобы. Из мебели у нее была разбитая тумбочка, а вместо кровати в углу была накидана гора старых тряпок, полусгнивших кофт и пальто.
4.
Вера Петровна сильно постарела, а ведь ей было-то всего пятьдесят с небольшим. Разве это возраст? Где-то она попала под машину и теперь опиралась на костыль, найденный на помойке. Где-то обожгла лицо, и оно стало красно-коричневым. Бравые ребята-патрульные гоняли женщину, горожане шарахались от нее, уличные мальчишки издевались над ней, как могли. Но всегда был приветлив с Верой Петровной безрукий музыкант, зарабатывавший игрой на губной гармошке. В кармане его потертого плаща постоянно лежала книга Титова «Всем смертям назло».
Часто музыкант и Вера Петровна вместе пили чай и ели бутерброды возле Центрального рынка. Музыкант смеялся и говорил: «Ах, Бабуся-ягуся, кто тебе такое имя придумал?».
Смеялась и сама Баба-яга. Тогда ее изуродованное каменное лицо становилось человеческим.
Вера Петровна часто вспоминала ту старушку, которую она выгнала из здания почты в лютую стужу, и мысленно просила у нее прощения. В эти минуты из глаз текли чистые слезы, и на душе становилось легче.
Годы шли. Давно уже не видно на улицах безрукого музыканта, пропала куда-то и Вера Петровна. Наверное, измученная ежедневными заботами, тихо уснула она в своем ветхом жилище, и Господь Бог отвел ее душу туда, где ей будет по-настоящему хорошо. Как не было при жизни…
Рецензии и комментарии 3