Глава 27. Тобольское заточение

В начале этой главы необходимо рассказать о менее известном, чем ВЧК, но не менее всесильном репрессивном органе Временного Правительства – Чрезвычайной Следственной Комиссии (ЧСК), которую на момент её создания возглавлял бывший присяжный поверенный Муравьёв. По мнению Маклакова, одного из кандидатов на пост ЧСК, Муравьёв «должен был употребить свой адвокатский опыт, чтобы превратить политические разногласия в юридическую ответственность». Задача трудная, но выполнимая, ведь к тому времени в России уже не работали ни старые, ни новые законы, что позволяло строить обвинения подчас не на фактах и документах, а на газетных сплетнях. ЧСК не контролировала ситуацию в «революционных» тюрьмах, где солдатня избивала и грабила заключённых (например, с А.Вырубовой сорвали шейные образки и все кольца). Попадались и настоящие садисты, как тюремный врач Серебренников. Жалобы пострадавших «застревали» у тюремного начальства, которое не выполняло своих обещаний докладывать министру Юстиции о превышениях служебных полномочий теми или иными лицами.

ЧСК перелопатила горы «грязного белья», не гнушаясь ничем, лишь бы состряпать «дело о государственной измене» св. Императорской Четы, никакой «правды», разумеется, не нашла, только спровоцировала новую бурю сплетен, домыслов и клеветы, что имело далеко идущие последствия, т.к. заключение сепаратного мира с Германией, если бы такое действительно имело место, оказалось бы единственным оправданием Февраля. А «далеко идущие последствия» — это утверждения советских историков, в частности, Покровского, что было «не только возможно, но даже несомненно, что Император Николай II сжёг все бумаги, касающиеся сепаратного мира, воспользовавшись попустительством, которое делало ему Временное Правительство». Мельгунов справедливо писал: «Ни на чём не основанное… убеждение Покровского… не может служить доказательством.., что бумаги, подлежавшие сожжению, действительно существовали».

Именно потому, что доказательств «государственной измены» св. Императорской Четы не имелось, был состряпан гнусный миф о «государственной измене» св. Царицы Александры Феодоровны, который подхватили английские «союзники». Вот цитата из передовицы «Почтительный протест» газеты «Дэйли Телеграф»: «Мы искренне надеемся, что у британского правительства нет… намерения дать убежище в Англии Царю и его жене. …Если Англия теперь даст убежище Императорской Семье, то это глубоко и… справедливо заденет всех русских, которые вынуждены были устроить… революцию, потому что их беспрестанно предавали нынешним врагам нашим и их. Мы жалеем, что… приходится говорить это об экзальтированной даме (св. Царице. – Е.М.), стоящей в столь близких родственных отношениях к королю, но нельзя забыть теперь про один факт: Царица стала в центре и даже была вдохновительницей прогерманских интриг, …едва не породивших бесславный мир. Супруга русского Царя никогда не могла забыть, что она немецкая принцесса. Она погубила Династию Романовых, покушаясь изменить стране, ставшей ей родной после замужества. Английский народ не потерпит, чтобы этой даме дали убежище в Великобритании. Царица превратит Англию в место новых интриг. Вот почему у англичан ныне не может быть никакой жалости к… Императрице, ибо она может предпринять шаг, который будет иметь гибельные для Англии последствия. Мы говорим… совершенно откровенно…: об убежище не может быть речи, т.к. для нас опасность слишком велика. Если наше предупреждение не будет услышано и если Царская Семья прибудет в Англию, возникнет страшная опасность для Королевского Дома».

Уже в отставке премьер-министр Англии Дэвид Ллойд Джордж, припёртый к стенке разоблачениями дочери сэра Бьюкенена, признался журналистам, что он «…посоветовал королю не давать разрешения на приезд в Англию Николая II, …в то время мы пытались убедить Керенского продолжать войну с германцами. Позволив Царю приехать в Англию, мы повредили бы нашему ходатайству у Керенского». Но Керенского не надо было убеждать продолжать войну, он хорошо знал свою задачу, а суть дела крылась в волнениях английских левых как отзвуке протеста «товарищей» в России против разрешения эмиграции Государю и этот протест, как думал Дэвид Ллойд Джордж, мог помешать продолжению боевых действий русских войск (то же думали и в Париже, если верить донесениям посла Англии во Франции Берти).

Первые переговоры Милюкова с Англией об эмиграции св. Царской Семьи до самого отказа англичан давали уверенность, как ясно из его статьи «Март-апрель 1917 года», что в рамках его управления Министерством Иностранных Дел «было начато и закончено дело об отъезде… Императора». В 1921 году «Воля России» опубликовала заявление Керенского, будто переговоры с Англией об отъезде Государя возобновил преемник Милюкова Терещенко, и в июне 1917 года был получен «окончательный ответ» (отказ) англичан. В 1932 году Милюков требовал от Терещенко подтверждения этого факта, т.к. «по существу дела эта вторая просьба и второй отказ» казались ему сомнительными, и в специальном письме в редакцию «Последних Новостей» 21 июня 1932 года Терещенко подтвердил, что в мае 1917 года Временное Правительство снова подняло вопрос об эмиграции св. Царской Семьи в Англию: «Наши усилия закончились столь же неудачно, как и шаги, предпринятые в марте 1917 года. В конце июня или начале июля, точно не помню, получился окончательный отказ». Давая интервью «Возрождению», Терещенко заявил: «Последние четырнадцать лет я совершенно уклонился от… политических выступлений. Так же намерен поступать и впредь». Масон Терещенко не пожелал пролить свет на историю, что никак не называлось бы «политическим выступлением», и Мельгунов прав: «…Только обмен мнениями современников может разъяснить то, что для историка подчас не может быть установлено документами». Но что это за «современники», господин Мельгунов? Это сплошь и рядом «лучезарные братья», и я думаю, что никто из них не был заинтересован в установлении исторической истины, т.к. она свидетельствовала бы против них. Бог весть, можно ли разобраться в этой каше интриг, измены, трусости и обмана и разберутся ли в ней когда-нибудь. К сожалению, у меня нет решительно ничего для оправдания факта отправки св. Царской Семьи вместо Крыма в Тобольск. И сколько бы ни пытались переложить вину с Временного Правительства на кабинет Дэвида Ллойд Джорджа и обратно, факт остаётся фактом, а субъективно можно оправдать кого угодно. Но в этом и есть драма беззаконной революции, в этом и есть её суть, что нет объективных оправданий ни для кого. Можно обмануть людей, однако Бога не обманешь: Тобольское заточение обросло чудовищным количеством мемуаров, статей, интервью, мнениями и версиями, ложью и попытками докопаться до правды, а факт остался фактом, — Тобольск был определён как очередное место пребывания св. Царской Семьи задолго до «окончательного отказа» Англии (это ясно из мемуаров Керенского, если отбросить всю словесную «мишуру»).

Я согласен с выводом С.Мельгунова: «…Нет никаких данных.., что в недрах Временного Правительства появлялась даже мысль о возможности опубликования итогов расследования ЧСК, которые реабилитировали бы ушедшую со сцены Верховную Власть (и, следовательно, приговорили бы революцию как беззаконную! – Е.М.)».

Кстати, в показаниях следователю Н.Соколову Львов, путая даты, всё же признал, что вопрос о Тобольской ссылке был решён во время его премьерства: «…В первой половине июля Правительство пришло к убеждению, что нахождение Царской Семьи около Петрограда стало… невозможным. Страна явно шла под уклон. Нажим на Правительство со стороны Советов делался всё сильней (близился Октябрь) – Е.М.)… Ясно было, что Царскую Семью… нужно было куда-то увезти из Царского Села. Обсуждение всех вопросов, связанных с этой необходимостью, было поручено Керенскому. …Было решено перевезти её в Тобольск… Решение вопроса о перевозе Семьи… состоялось при мне (ни слова об отказе англичан! – Е.М.)». В Тобольск со св. Царской Семьёй поехали: И.Татищев, В.Долгоруков, Е.Шнайдер, А.Гендрикова, С.Буксгевден, П.Жильяр, священник А.Васильев, К.Нагорный, А.Теглева, Е.Боткин (Т. и Г. Боткины поехали следом месяцем позже), А.Волков, И.Харитонов, И.Седнёв, «дядька» св. Царевича Трупп, комнатная девушка св. Царицы А.Демидова, гувернёр С.Гиббс с прислугой Анфисой (они приехали позже, как испросивший у Керенского отпуск врач В.Деревенко и М.Занотти с прислугой). Всего в Тобольске жило более 40 человек, имена многих, особенно слуг, мне установить не удалось и трудно сказать, почему одни выжили, а др. погибли: никакой логики в уничтожении последних приближённых и слуг св. Царской Семьи я не увидел. Но точно известно, что Керенский посылал в Тобольск выяснить настроение в городе члена Госдумы Вершинина и Макарова, последний называл себя эсером, хотя был обычным каторжанином с двумя годами каторги за уголовное преступление. Известно также, что и отъездом св. Царской Семьи из Царского Села руководил сам Керенский.

«Гуляли до Вятки, та же погода и пыль, — писал в дневнике Государь 2 августа (даты по ст. ст.). – На всех станциях должны были по просьбе коменданта завешивать окна; глупо и скучно!

3 августа. Проехали Пермь в 4 ч. и гуляли за г.Кунгур вдоль реки Сылве по очень красивой долине.

4 августа. Перевалили Урал, почувствовали значительную прохладу. ЕКАТЕРИНБУРГ ПРОЕХАЛИ РАНО УТРОМ (выделено мной. – Е.М.). Все эти дни нагонял нас 2-ой эшелон со стрелками – встречались, как со старыми знакомыми. Тащились невероятно медленно, чтобы прибыть в Тюмень поздно, в 11 ½ ч. …Поезд подошёл почти к пристани, …пришлось только спуститься на пароход. Наш называется «Русь». Началась перегрузка вещей, продолжавшаяся всю ночь. Бедный Алексей опять лёг Бог знает когда! Стукотня и грохот длились всю ночь и очень помешали заснуть мне. Отошли от Тюмени около 6 ч.

5 августа. Плавание по р. Туре. Спал много. У Аликс, Алексея и у меня по… каюте без удобств, все Дочери… в 5-местной, Свита рядом в коридоре; дальше к носу хорошая столовая и маленькая каюта с пианино (такие условия были в I классе! – Е.М.). II класс под нами, а все стрелки 1-го полка, бывшие с нами в поезде, сзади внизу. Целый день ходили наверху, наслаждаясь воздухом. Погода была серая, но тихая и тёплая. Впереди идёт пароход Министерства Путей Сообщения, а сзади – другой пароход со стрелками 2-го и 4-го стрелковых полков и с остальным багажом (стрелки развлекались стрельбой из винтовок по обильной речной дичи. – Е.М.).

Останавливались 2 раза для нагрузки дровами. К ночи стало холодно. Здесь на пароходе наша кухня (Нагорный был поваром, Харитонов и Седнёв – поварятами. – Е.М.)».

Этот настоящий речной конвой перед обедом прошёл мимо села Покровского, где не так давно бывал дома Г.Распутин, и св. Царица не удержалась от слёз, вспомнив добрым словом «Царёва друга».

«6 августа. Плавание по Тоболу,- читаю в Царском дневнике.- Встал поздно, т.к. спал плохо вследствие шума вообще, свистков, остановок и пр. Ночью вышли из Туры в Тобол. Река шире, берега выше. Утро было свежее, а днём стало совсем тепло, когда солнце показалось. …Целый день ходили и сидели на палубе. В 6 ½ ч. пришли в Тобольск, хотя увидели его за час с ¼.

На берегу стояло много народу, — значит, знали о нашем прибытии. Вспомнил вид на собор и дома на горе (был праздник Преображения Господня, колокольный звон встревожил городские власти, т.к. они решили, что звонят в честь прибытия св. Царской Семьи. – Е.М.). Как только пароход пристал, начали выгружать наш багаж. Валя Долгоруков, комиссар (Макаров. – Е.М.) и комендант (видимо, полковник Кобылинский. – Е.М.) отправились осматривать дома, назначенные для нас и Свиты. По возвращении первого узнали, что помещения… без… мебели, грязны и переезжать в них нельзя. Поэтому остались на пароходе и стали ожидать обратного привоза необходимого багажа для спанья.

Поужинали, пошутили насчёт удивительной неспособности людей устраивать даже помещение и легли спать рано».

Св. Царская Семья решила оставаться на пароходе «Русь», пока спешно ремонтировали присмотренное жильё, где, впрочем, кухня работала, и еду на «Русь» возили оттуда. Даже стрелкам-охранникам пришлось скучать, возможно, поэтому 8 (21) августа были разрешены прогулки на «Руси» с высадкой на берег. 9 (22) августа стрелки с конвойного парохода «Кормилец» переехали в своё помещение в городе, очевидно, в дом купца Корнилова, куда позднее поселили Т. и Г. Боткиных. Из-за неудобства, холода и сильной качки немного заболели св. Царевич Алексей и св. Царевна Мария. 11 (24) августа запись в Царском дневнике: «Алексей спал мало, он перебрался на ночь к Аликс, ухо у него поправилось, рука побаливала, Марии лучше. День… тихий. Всё утро ходили наверху. Днём пошли вверх по Тоболу. Высадились на левый берег, ушли по дороге, а вернулись вдоль реки с разными затруднениями весёлого свойства. В 6 ч. пришли в Тобольск и с сильным треском подошли к пароходу «Товарпар», обломав об него обшивку борта.

13 августа. Встали пораньше, и последние вещи были немедленно уложены. В 10 ½ я с Детьми сошёл с комендантом и офицерами на берег и пошёл к нашему новому жилищу. Осмотрели весь дом снизу до чердаков. Заняли второй этаж, столовая внизу. В 12 ч. был отслужен молебен и священник (Тобольский священник Алексий (Васильев). – Е.М.) окропил все комнаты св. водой. Завтракали и обедали с нашими. Пошли осматривать дом, в котором… Свита. Многие комнаты ещё не отделаны и имеют непривлекательный вид. Затем пошли в так называемый садик – скверный огород, осмотрели кухню и караульное помещение. Всё имеет старый, заброшенный вид. Разложил свои вещи в кабинете и в уборной, которая наполовину моя, наполовину Алексея. Вечер провели вместе…».

Началась пытка бездействием, особенно тяжело отражавшаяся на св. Царе и Детях, на молодых и здоровых членах Свиты. 14 (27) августа зашёл проститься уезжавший в Москву комиссар Макаров (о Вершинине Государь не упоминал в дневнике). Прогулка в садике, качели, молитвы, наклеивание в альбом старых фотографий, чтение, игра в домино и бэзик, загорание на балконе… Вот и всё, что было дозволено. Ну, правда, разрешалось посидеть вечером у костра в том же садике, который Его Величество то и дело именовал «так называемый садик» в первые дни жизни в Тобольске.

«15 августа. Утро было серое и холодное, — писал в дневнике св. Царь, — около часа вышло солнце, и день настал отличный. Алексей встал, Утром на улице появилась Рита Хитрово (фрейлина Государыни М.Хитрово. – Е.М.), приехавшая из Петрограда, и побывала у… Гендриковой. Этого было достаточно, чтобы вечером у неё произвели обыск.

19 августа. Вследствие вчерашнего происшествия Настенька лишена права прогулок по улицам в течение нескольких дней, а бедная Рита Хитрово должна была выехать обратно с вечерним пароходом! …Утром высидели в саду час, а днём – 2 ч. Устроил себе там висячий турник.

20 августа. …В саду нашёл себе работу – срубил сухую сосну. После чая, как все эти дни, читал с Дочерьми на балконе под палящими лучами солнца. Вечер был тёплый и лунный.

21 августа. Днём срубил сухую берёзу и наколол… дрова.

22 августа. Читали.., провели 3 ч. в саду и вечером по обыкновению играли в кости.

23 августа. Сегодня два года, что я приехал в Могилёв. Много воды утекло с тех пор! …Перекапывал с Кирпичниковым (слуга, работавший на кухне в доме бывшего Тобольского губернатора, где разместили св. Царскую Семью. – Е.М.) парниковую землю в садике. Прошёл тёплый ливень.

24 августа. …Приехал …Деревенко с семейством, это… событие дня. Плохие известия с фронта… подтвердились; сегодня узнали, что Рига оставлена и наши войска далеко отступили на северо-восток (газеты опаздывали в Тобольск на шесть дней. – Е.М.)».

Ригу сдали немцам из-за падения морального состояния наших войск. Кроме того, это входило в план развала России (когда Ленин дал согласие на Брест-Литовский мир, он и не думал требовать назад все потерянные территории Российской Империи, омытые кровью её народа). Этот «первый комиссар» и главный военный преступник, достойный виселицы не меньше, чем его старший брат-народоволец, этот наёмный убийца миллионов людей отработал на совесть германо-масонские золотые марки!.. Но мало того: когда Рига пала и открылась прямая дорога на Петроград, началось прикрытое словом «эвакуация» разбазаривание золотого запаса Царской России, о чём я уже упоминал. Фактически, мне кажется, сдача Риги открыла «прямую дорогу» к Октябрю.

«25 августа. …Прогулки в садике делаются невероятно скучными; здесь чувство сидения взаперти гораздо сильнее, нежели было в Царском Селе. Работал с Кирпичниковым в парниках», — писал в дневнике св. Царь. И далее: «27 августа. …В 11 ч. была отслужена обедница (даже под охраной никого не пускали ни в обычный храм, ни в Тобольский Софийско-Успенский собор. – Е.М.). Нам всем очень нравится священник, который служит у нас; поют четыре монахини. Алексей пролежал в кровати из предосторожности.

28 августа. Утром узнали о кончине Ек. Ил.Татищевой; срочную телеграмму сын её (И.Татищев. – Е.М.) получил на восьмой день! Погода… свежая и серая. Алексей встал и ходил по комнате. У Дочерей тоже насморки, но они выходят в сад. На балконе… никто не сидел. Читал много. И Татищев и Валя были нездоровы.

29 августа. …В 11 ч. была отслужена обедница. …После обеда прочитали.., что генерал Корнилов провозгласил себя диктатором, …что он смещён с должности Верховного Главнокомандующего, а на его место назначен генерал Клембовский.

1 сентября. Прибыл новый комиссар от Временного Правительства Панкратов и поселился в Свитском доме с помощником своим, каким-то растрёпанным прапорщиком. На вид – рабочий или бедный учитель. Он будет цензором нашей переписки».

Как писала Т.Мельник (Боткина), идейному эсеру Панкратову было «лет под пятьдесят». Живя со своим помощником и другом по ссылке прапорщиком Никольским (он отбывал семилетний срок за уголовное преступление) в доме Свиты, Панкратов говорил о себе, что в девятнадцать лет держал на квартире в Киеве подпольную типографию, большое количество нелегальной литературы, прятал революционерку и убил пришедшего её арестовать жандарма, за что получил четырнадцать лет Шлиссельбургской крепости и ссылки в Вилюйск. Приехав в Тобольск комиссаром, он столкнулся с невероятным моральным упадком: в городе по-настоящему хорошими работниками от обойщика до электрика оказались пленные немцы, в крайне плохом состоянии были водопровод и канализация, так что первое время оба дома – Свитский и Царский (последний назывался ещё «Домом Свободы») – заливало нечистотами, поэтому 4 (17) сентября 1917 года св. Царь убедил Е.Боткина «привлечь на это внимание комиссара Панкратова, который пришёл в некий ужас от здешних порядков (слова Государя. – Е.М.)».

Велика же была разница между самой суровой Царской тюрьмой и революционным узилищем!.. Вскоре местные власти исправили положение: выгребные ямы очистили и расширили, в обоих домах поставили ванны… Это говорит о том, что Панкратов имел более широкие полномочия, чем простой «цензор переписки» и чем начальник Отряда Особого Назначения полковник Кобылинский.

По-моему, приезд Панкратова никак не связан с глупой историей с М.Хитрово, близкой подругой А.Гендриковой. Хитрово была столь наивна, что полагала, будто её неожиданный (без разрешения Временного Правительства) приезд в Тобольск пройдёт незамеченным, а с дороги, а с дороги посылала родственникам открытки: «Я теперь похудела, т.к. переложила всё в подушку (она обвязала себя пакетами с корреспонденцией, в том числе стихи С.Бехтеева, которые она успела-таки передать Гендриковой и о которых речь пойдёт ниже. – Е.М.)» или «Население относится отлично, всё подготовляется с успехом». Хитрово арестовал полковник Кобылинский в доме Свиты во время её мирного разговора с Гендриковой и Е.Боткиным. Корреспонденцию, остававшуюся у Хитрово, отобрали, всех допросили, причём Хитрово, как говорили, держала себя на допросе вызывающе. В Петроград её отправили под конвоем. Была ли Хитрово провокатором – интересный вопрос. Т.Мельник (Боткина), например, считала: «Хитрово должна была подумать.., что её внезапный отъезд, её переписка и появление… в глухом Тобольске сразу будет отмечено… властями, придиравшимися к каждому пустяку, каким и была её поездка. Она уехала… не по поручению каких-либо организаций и главным образом для того, чтобы как-нибудь… повидать Царскую Семью. Может быть, она и лелеяла мечту подготовить почву к освобождению Их Величеств, но можно было понять, что не здесь… главная сеть организаций, настолько появление Хитрово было наивно. Ясно было, что на неё не стоило тратить революционного пыла. Для Их Величеств последствия были несомненно неприятные, т.к. из-за этого уволили Макарова, …безусловно иначе настроенного, чем Панкратов».

Имелись ли на самом деле организации, желавшие освободить св. Царскую Семью или хотя бы только Государя, — другой вопрос, требующий ответа. В дневнике Нарышкиной от 4 (17) июля 1917 года читаем: «Только что ушла княгиня Палей. Сообщила по секрету, что партия молодых офицеров составила безумный проект: увезти их (св. Царскую Семью. – Е.М.) ночью на автомобиле в один из портов, где их будет ждать английский пароход. …Нахожусь в несказанной тревоге. Да и куда бежать, когда всюду расставлены мины (на море. – Е.М.)». Керенскому в вопросе о буквально фантастической возможности похищения св. Царя из Царского Села верить нельзя: он сам себе противоречил, говоря следователю Н.Соколову одно, а в мемуарах – другое. Не зря сказано: «На воре шапка горит». К ночи 7 (20) июля, когда Керенский ушёл в отставку, Правительство определённо опасалось контрреволюции. В этих условиях достаточно было и какого-нибудь ложного сигнала тревоги, — сообщения о кем-то сказанных «опасных» словах – чтобы комфортабельный Александровский дворец обернулся грязным домом в сибирской глуши. Вот что сказал заместитель Керенского Некрасов 6 (19) августа 1917 года в беседе с представителями прессы: «Решение было принято… Правительством в середине июля, …когда прорыв на фронте мог угрожать Петрограду. …Правительство признало, что ДЛЯ БОЛЬШЕЙ ИЗОЛЯЦИИ (выделено мной. – Е.М.)… Царской Семьи от контрреволюционных сил, а равно и от эксцессов революции, лучше, чтобы Царская Семья находилась в более отдалённом от Петрограда месте (ещё раньше, 2 (15) августа, в такой же беседе Некрасов сказал, что вопрос о Тобольске подняли по военно-политическим соображениям и решили положительно на секретном заседании Правительства. – Е.М.)».

С.Мельгунов писал: «Показательна дата – 7 июля, когда… (министр Иностранных Дел. – Е.М.) крайне спешно счёл нужным в день отставки премьера осведомить иностранных дипломатов о принятии решения относительно Царя. …Факт осведомления не служит ли доказательством.., что английские разговоры (так в цитате! – Е.М.) по существу не были завершены? Очевидно, решение могло быть принято только по возвращении Керенского прервавшего свою поездку по фронту в связи с событиями… на улицах столицы, — он вернулся в 6 ч. вечера 6 июля. Трудно уяснить… непонятной причины, вызвавшей… экстренное решение (а не просто «под шумок» ли? – Е.М.). Предусмотрительность была чрезмерная. О возможности приближения… немцев, только что начавших своё выступление в ответ на русское, не могло ещё быть речи (в представлении современников немцы могли использовать конъюнктуру для реставрации… Монархии и заключения мира). В обстановке, при которой произошла ликвидация июльского большевистского мятежа, нельзя было думать о возможности… немедленного рецидива: даже орган интернационалистов, горьковская «Новая Жизнь» писала 7 июля, что прибывшие с фронта войска были так «зверски» настроены, что рвались… на заводы и фабрики с целью расправиться с бунтовщиками. Объяснение приходится искать в том впечатлении, которое произвёл на лидеров демократии размах… поднявшихся антибольшевистских настроений. Боязнь, что размеры движения сыграют на руку контрреволюции, помешала впоследствии вскрыть большевистский гнойник… Глава… правительства «Спасения революции» (Керенский. – Е.М.) в своих исторических изысканиях решительно отстраняет лично от себя – едва ли основательно – обвинения в подчинённости охватившему демократию гипнозу контрреволюции».

Хотя напрашивается некоторая параллель между Керенским и победно встреченным на Западе убийцей Императора Александра II евреем Гартманом, ускользнувшим от Самодержавного правосудия, я не стану повторяться о масонской «подкладке» революции и «демократии», яснее всего показывающей, что никто и не думал вскрывать «большевистский гнойник», скажу лучше, что в июле 1917 года в войсках усилились промонархические настроения, и десять офицерских организаций (их перечислил А.Деникин в «Очерках Русской Смуты») 31 июля (13 августа) 1917 года направили «коллективное обращение» к «мятежному» Корнилову, настаивая на реставрационном пути, однако крайне левые узнали об этом и «нажали» на Керенского, чтобы заменить «опасный» Крым Тобольском, куда можно было добраться, «минуя области густонаселённые» (слова Керенского). «Реставраторы» не имели ни достаточно денег, ни поддержки у стран Антанты, все их «проекты» были обречены из-за отсутствия безоговорочно монархического руководящего центра: в Тобольске «организация» даже не перепроверяла у лиц Свиты разноречивые слухи о св. Царской Семье и об избиении красногвардейцами офицеров в городе, возникавшие стихийно или распускавшиеся коммунистами с провокационной или устрашающей целью (лишь бывший главноуправляющий Личной Канцелярией св. Царицы и её секретарь граф Я.Ростовцев действовал грамотно, поэтому смог передать с В.Долгоруковым уже в Екатеринбург 80 тыс. р. для св. Царской Семьи). В тех условиях неорганизованность «контрреволюции» вела к гибели многих верных Монархии и просто наивных, как М.Хитрово, людей и усложняла жизнь в Тобольске св. Царственных Мучеников.

И вновь передо мной лаконичный Царский дневник, за строками которого глубочайшая драма не только Их Величеств, но и всех, кто оставался с ними на земле до последней минуты, глубочайшая драма Земли Русской и её многогрешного и многострадального народа (даты по ст.ст.):

«7 сентября. Много были на воздухе; наполнил пруд для уток и пилил дрова для нашей ванны.

8 сентября. Первый раз побывали в церкви Благовещения, в которой служит уже давно наш священник. Но удовольствие было испорчено… дурацкой обстановкой, при которой совершалось наше шествие туда. Вдоль дорожки городского сада, где никого не было, стояли стрелки, а у самой церкви была большая толпа (праздные зеваки. – Е.М.)! Это меня глубоко извело.

14 сентября. …Чтобы избежать скопления народа… у церкви, заказали обедню в 8 ч. Всё обошлось хорошо, стрелки были расставлены по ограде городского сада. Погода стояла плохая – холодная и сырая; всё-таки много гуляли. К Алексею допустили Колю Деревенко (сына врача Деревенко. – Е.М.).

18 сентября. Днём играл с Валей Д. в городки, чего не делал много-много лет. Нездоровье Ольги прошло; она долго сидела на балконе с Аликс. …Написал Мама письмо через цензуру Панкратова.

22 сентября. Гуляли два раза по обыкновению. На днях прибыл наш добрый барон Боде (полковник Лейб-Гвардии, штаб-офицер для особых поручений при гофмаршальской части. – Е.М.) с грузом дополнительных предметов для хозяйства и некоторых наших вещей из Царского Села.

23 сентября. Между этими вещами было 3-4 ящика с винами (в то время вина использовались в медицине. – Е.М.), о чём проведали солдаты здешней дружины, …днём из-за этого загорелся сыр-бор. Они стали требовать уничтожения всех бутылок… После долгого увещевания со стороны комиссара и др. (Тобольский Совдеп тоже не дремал! – Е.М.) было решено всё вино отвезти и вылить в Иртыш (характерный пример советской бесхозяйственности и тупости. – Е.М.). Отъезд телеги с ящиками вина, на которых сидел помощник комиссара с топором в руках и с целым конвоем вооружённых стрелков сзади, мы видели из окон перед чаем.

24 сентября. Вследствие вчерашней истории (я не вдаюсь в её подробности, многое ясно из уже написанного. – Е.М.) нас в церковь не пустили, опасаясь чьей-то возбуждённости. Обедницу отслужили у нас дома. …Долго гуляли, поиграл с Ольгой в городки и пилил.

25 сентября (месяц до «великого Октября»! – Е.М.). Во время нашей прогулки… поганый помощник комиссара… Никольский и три комитетских стрелка осматривали помещения нашего дома с целью отыскать вино.

Не найдя ничего, они вышли через полчаса и удалились. После чая начали переносить к нам вещи, прибывшие из Царского Села.

26 сентября. Долго гулял утром и читал на балконе до завтрака. Днём пилил и играл в городки. После чая разбирали вновь привезённые ковры и украсили ими наши комнаты.

28 сентября. С начала недели у Детей пошли по утрам занятия; продолжаю уроки истории и географии с Алексеем (кроме Жильяра, Гиббса и св. Родителей с Детьми занималась учительница К.Битнер, которой удалось эмигрировать и в эмиграции стать женой полковника Кобылинского. – Е.М.).

29 сентября. На днях Е.С.Боткин получил от Керенского бумагу, из которой мы узнали, что прогулки за городом нам разрешены (история этого документа мне, увы, неизвестна. – Е.М.). На вопрос Боткина, когда они могут начаться, Панкратов, поганец, ответил, что теперь о них не может быть речи из-за какой-то непонятной боязни за нашу безопасность. Все были этим ответом до крайности возмущены».

Меня заинтересовало, превышал ли Панкратов свои полномочия, и я в приложении к книге Т.Мельник (Боткиной) «Воспоминания…» проверил подписанную Керенским инструкцию Панкратову. Цитирую её с незначительными выпусками: «Инструкция комиссару по охране… Царя Николая Александровича Романова, его Супруги и его Семейства… Василию Семёновичу Панкратову.

1. Комиссар по охране Царя и… Членов его Семьи является полномочным представителем Временного Правительства во всём.., что относится к его компетенции.

2. Комиссар имеет право устанавливать порядок охраны… Царя и его Семейства, поскольку это допускается инструкцией…

3. Комиссар имеет право делать указания лицам, которым вверена охрана… Царя и его Семейства, по поводу порядка охраны, ставить им на вид отступления от установленного порядка и, в случае серьёзного нарушения ими правил охранения, устранять их от исполнения обязанностей по охране, донося о том немедленно Временному Правительству в лице министра-председателя (Керенского. – Е.М.).

4. В случае нарушения чинами воинского караула своих обязанностей, комиссар извещает об этом коменданта помещений (Кобылинского. – Е.М.), занятых… Царской Семьёй, на предмет принятия мер к недопущению в дальнейшем нарушений правил караульной службы. Если комиссар получит сообщение по поводу нарушения чинами воинской гарнизонной службы по караулу г.Тобольска, он сообщает об этом соответствующему начальству…

5. Комиссар имеет право проверки караулов как помещений, занятых Царём и его Семейством, так и в г.Тобольске. Обо всех нарушениях караульной службы, в случае их повторения, он немедленно доносит Временному Правительству в лице министра-председателя и сообщает командующему войсками Омского Военного Округа.

6. Комиссару принадлежит право удалять из помещений, занятых… Царской Семьёй, лиц Свиты и прислуги, находящихся в… этих помещениях.

7. Право просмотра переписки, адресованной Членам… Царской Семьи, а также отправляемой ими, принадлежит исключительно комиссару. Задержанная переписка направляется им министру-председателю.

8. Комиссар по соглашению с местными властями устанавливает порядок надзора и регистрации лиц, прибывающих в г.Тобольск и отъезжающих.

9. Комиссар 2 раза в неделю телеграммами посылает министру-председателю… донесения, а также извещает о всех экстренных обстоятельствах.

10. Всем гражданским и воинским властям надлежит оказывать комиссару всяческое содействие, а комиссару в экстренных случаях предлагается принимать меры, кои он найдёт нужным.

11. Один экземпляр этой инструкции находится у министра-председателя, а другой выдаётся под расписку комиссару».

Как видно, полномочия Панкратова были более чем широкими, и если он счёл инцидент с вином «экстренным случаем», никто не мог его удержать от отмены разрешения Керенского на прогулки за городом св. Царской Семьи. Отдельные места его воспоминаний совершенно не внушают доверия, но на некоторые стоит обратить внимание. Так, комиссар писал, что Е.Боткин обратился к нему с вежливым намёком (даже не с просьбой!), что хорошо бы Их Величествам гулять по городу и за городом, т.к. длинные вечера однообразны, а о побеге Государь с Государыней и не думают, и «господин комиссар» может не беспокоиться. Сперва Панкратов не хотел разрешать прогулки, ссылаясь на др. «причины» и на отсутствие у него нужных «прав», но, услышав слова: «Тогда я сам буду ходатайствовать перед Временным Правительством», сказал: «Я не протестую. Хлопочите». Через несколько дней Панкратова попросили зайти к Государю. Извинившись за беспокойство, он сказал комиссару: «Я хотел бы просить вас разрешить осмотреть город. Чего вы боитесь за нас?» Ответ был: «Я не имею… разрешения от Временного Правительства. …Есть и другие причины…». Св. Царь поинтересовался: «Когда же оно будет? Нам интересно осмотреть город, церкви. Город старинный, исторический». Панкратов, веривший мифам о покойном Распутине, бестактно спросил: «Вы здесь были, кажется?» Государь всё понял и сухо ответил: «Проездом… несколько часов».

Как писал позднее Панкратов, его беспокоили не прогулки Государя, а инструкция Керенского и обстоятельства: «Что-то грозное надвигалось на Россию после истории с генералом Корниловым. …Революция вступила в новую фазу…».

К «обстоятельствам» следует отнести блеф об «организации» из трёхсот офицеров, будто бы ждавших только каких-то денег в Тобольске, чтобы освободить св. Царскую Семью, и то, что, по словам Панкратова, «Временное Правительство само подготовляло зыбучую под собою почву и тем ставило меня в затруднительное положение».

Кроме того, у Панкратова испортились отношения с Исполкомом Тоболсовдепа (председатель – врач Варнаков) после того, как он в резкой форме отклонил настойчивое предложение членов Совдепа Писаревской и Киселевича заменить «ненадёжных» бывших гвардейских унтер-офицеров Кобылинского (это первый состав Отряда Особого Назначения, приказом Керенского заменявшийся новобранцами из Петрограда, которые в феврале 1918 года составили половину Отряда); комиссару также докучал Отрядный Комитет, то и дело жаловавшийся, что лица Свиты «всюду ходят»; нескончаемые письма в адрес св. Семьи со всякими пошлыми шуточками, порнографическими рисунками и угрозами (Панкратов сжигал похабные письма, приходившие даже из США); Е.Боткин (к нему присоединился князь Долгоруков), вежливо и непреклонно повторявший свои просьбы разрешить прогулки по городу и не желавший считаться ни со слухами в городе о баснословной денежной сумме, привезённой св. Царской Семьёй, ни с жалобами Отрядкома, ни с попыткой покушения на Тобольского губернатора… «Чтобы избавить себя от бесконечных разговоров с Боткиным по поводу прогулок, — писал комиссар, — я кое-что рассказал ему, когда ушёл князь Долгоруков.

— Этого я не подозревал… Теперь… понятно. Почему вы сразу не сказали?

— Я уже не раз говорил вам, сколько угрожающих и порнографических писем адресуется на имя… Царя… и его Дочерей. Если бы я хоть одно из них дал вам прочесть, …вы бы ужаснулись. Я уже устаю от всего этого и с нетерпением жду Учредительного Собрания. Тогда уйду.

— Вы, конечно, не передаёте их?

— Странный вопрос с вашей стороны, доктор!

— Извиняюсь, Василий Семёнович, я без всякой предвзятой мысли спросил вас об этом… Теперь я… не буду настаивать на своей просьбе.

За несколько дней до беседы с… Боткиным произошла… скверная история… Из дворцового ведомства, по просьбе Царской Семьи, были посланы вещи, мебель и ковры… Сопровождать их командировали какого-то военного (барона Боде. – Е.М.), который, по-видимому, …плохо был осведомлён о том, что находится в ящиках, а дворцовое ведомство, не снесясь с Тобольском, где недель 5-6 назад был винный погром, отправило несколько ящиков вина. Пока кладь шла в вагоне, всё обходилось благополучно, но… при перегрузке… на пароход в Тюмени 1 ящик разбился, и из него запахло вином. Один из пассажиров, солдат-тыловик, … «унюхал», …сообщил своим товарищам, тоже тыловикам. По прибытии в Тобольск они пустили утку, что вино везётся для офицеров Отряда Особого Назначения, охранявшего Семью… Царя. Ко мне явилось несколько солдат-тыловиков, в том числе и «унюхавший», в сопровождении нескольких из нашего Отряда. Выслушав, в чём дело, я распорядился послать офицера со взводом… охранять кладь на берегу… «Унюхавшему»… это не понравилось. Он начал агитировать тут же против нашего Отряда, особенно против офицеров.

— Вы что хотите?

— Нас, солдат, за выпивку в часть отправляют, …у купцов вино уничтожают, а офицерам – из дворца, — заговорил «унюхавший».

— Не говорите вздора, — перебиваю я, — привыкли… выдумки распространять. Чтобы уличить вас, я… вызову милицию. Откуда вы взяли такие сведения?

Толпа растёт.., все из пришлых солдат (может быть даже и не солдат), которых… в Тобольске скопилось до 2 тыс. …Порою они осаждали Губернский Комиссариат и Городскую Управу, требуя отправки, подвод и продовольствия. Многие выкрикивали: «Мы кровушку проливали на фронте!» …Судя по их бумагам, это были тыловики. Чтобы быстрее добиться их успокоения, я… послал за городским головой и начальником милиции, явился и председатель Тобольского Исполкома врач Варнаков.

— Я не могу допустить хранение… вина в части города, где содержится Семья… Царя, и т.к. здесь распущен слух, что вино это прислано… для офицеров нашего Отряда, предупреждаю, что это ложь, и впредь до официального выяснения, кому назначалось это вино, прошу милицию принять его на хранение».

Милиция, Городская Управа и больницы отказались принять вино. Панкратов повторил просьбу, но получил вторичный отказ. Тогда он, взяв на себя всю ответственность, предложил уничтожить вино.

«…Все начали… жалеть доброе вино.., — вспоминал Панкратов. — Но никаких мер никто не предлагал. Собравшаяся же толпа, серая и тёмная, ждала наступления вечера… Надо было выбирать между уничтожением вина и уничтожением людей. Выбор ясен.

Был составлен протокол, который я подписал. И всё вино… было выброшено в Иртыш. Недовольная толпа растаяла. Уходя, многие открыто ворчали:

— Сколько добра в Иртыш спущено по капризу комиссара…

— А всё же вино было прислано для офицеров, — ворчали некоторые солдаты нашего Отряда, — надо будет спросить комиссара, когда получится ответ из Петрограда…

— А этого полковника (Кобылинского. – Е.М.) назад до ответа мы не отпустим, — прибавил Рысев (рядовой Лейб-Гвардии 2-го стрелкового полка, глава Солдатского Комитета одной из рот, бывший в Отряде Особого Назначения. – Е.М.).

Поход на офицеров не удался, но приблизительно в это время зародилась идея нападения на дом губернатора… (на св. Царскую Семью «похода» не было. – Е.М.). Всех этих условий не могли знать ни Боткин, ни Долгоруков».

Боткин, возможно, и вправду многого не знал, но он ничего не сказал Государю о письмах с угрозами и похабством, которые сжигал Панкратов. Св. Царь тоже не знал подробностей истории с вином, поэтому в дневнике он и назвал Панкратова «поганцем», хотя Панкратов не был циничен и жесток в отношении св. Царской Семьи, а выискивать неточности в его воспоминаниях – пустое дело: безбожие, антимонархическая пропаганда и революция помешали Панкратову раскаяться и стать тем действительно неплохим человеком, каким он описал себя.

Вечером 30 сентября (13 октября) 1917 года уехал из Тобольска барон Боде, 1 (14) октября пришло известие о высадке немецкого десанта на Эзеле и Даго. О дальнейшей жизни св. Царской Семьи читаем в дневнике Государя (даты по ст.ст.):

«2 октября. Теперь все наши, желающие погулять, обязаны ходить по городу в сопровождении стрелков.

4 октября. Мы вспоминали сегодня Конвойный праздник (день учреждения Личного Е.И.В. Конвоя. — Е.М.) в прежние годы. …После всенощной Алексей получил подарки.

5 октября. В день именин Алексея не попали в церковь к обедне из-за упрямства Панкратова, а в 11 ч. у нас был отсужен молебен. …Вечером Алексей устроил нам свой кинематограф.

6 октября. Узнали о приезде вчера… Гиббса, но его ещё не видели, вероятно, потому, что привезённые им вещи и письма не подверглись осмотру!

7 октября. Наконец появился Гиббс, …рассказывал нам много интересного о жизни в Петрограде. В 9 ч. у нас была… всенощная.

10 октября. Приехавшая сюда два дня… назад К.М.Битнер (позже она стала супругой Е.Кобылинского.- Е.М.) передала мне письмо от Ксении (из Крыма. – Е.М.). Она сегодня начала заниматься с Детьми, кроме Ольги, по разным предметам.

17 октября. 29 лет прошло со дня нашего спасения при крушении поезда (речь идёт об «инциденте с гнилой шпалой», который помог С.Витте обратить на себя внимание Царя Александра III. – Е.М.); кроме меня, никого здесь нет из бывших при этом! …С Алексеем занимаюсь теперь только русской историей, передав русскую географию… Битнер. Узнали о приезде Кострицкого (придворного зубного врача. – Е.М.) из Крыма.

20 октября. Сегодня уже 23-я годовщина кончины дорогого Папа, и вот при каких обстоятельствах приходится её переживать! Боже, как тяжело за бедную Россию! Вечером до обеда была отслужена заупокойная всенощная.

21 октября. Утром видели из окон похоронную процессию с телом стрелка 4-го полка; впереди шёл и скверно играл небольшой хор гимназистов. В 11 ч. у нас была… обедня. До чая сидел у Кострицкого. В 9 ч. была всенощная, и затем мы исповедались у о. Алексия.

22 октября. В 8 ч. пошли к обедне и всей Семьёй причастились Св. Таин. Такое душевное утешение в переживаемое время! …Долго пробыли в саду.

23 октября. …Сегодня 27-я годовщина моего отъезда в заграничное плавание (речь идёт о том путешествии, когда св. Царь посетил провидца Теракуто. – Е.М.).

26 октября. От 10 до 11 ч. сидел у Кострицкого. Вечером простился с ним.Он уезжает в Крым.

29 октября. Встали в 7 ч. с полной темнотой и в 8 ч. пошли к обедне. …Сегодня производили сбор пожертвований на улицах вещами в пользу армии на фронте (таких мероприятий при Монархии не проводили. – Е.М.).

3 ноября. Дорогой Ольге минуло 22 года; жаль, что ей… пришлось провести день… рождения при нынешней обстановке. В 12 ч. у нас был молебен.

4 ноября. Утром был обрадован письмом от Ксении. Выпало много снега, очищал… место для прогулки…

Уже 2 дня не приходят агентские телеграммы, — должно быть, неважные события происходят в больших городах! В 9 ч. была всенощная».

Панкратов писал, что ещё до Октября Государь переписывался более или менее регулярно лишь с Ксенией Александровной и отмечал, что в св. Царской Семье Александра Феодоровна и Дети редко писали и прохладно относились к Бабушке, «благодаря известным отношениям между последней и Александрой Феодоровной». Об этом нелегко говорить, но Мария Феодоровна даже в лихолетье не смогла преодолеть неприязнь к своей св. Августейшей Невестке, судя по дневникам, её отношение к св. Царице так и не изменилось.

А в Петрограде в ночь на 25 октября (7 ноября) 1917 года произошёл бескровный переворот: лёгкий крейсер «Аврора» выстрелил из носового орудия (главный калибр) в сторону Зимнего дворца холостым зарядом, толпа матросов и солдат без боя захватила Зимний и стала громить дворцовые винные погреба, а потом пьяная матросня и солдатня начала беспощадно убивать. Не буду описывать все ужасы расправ над «бывшими», как офицерам забивали в плечи гвозди по числу звёздочек на погонах или как всех толпами сгоняли на баржи, включая детей, женщин, стариков, отбуксировывали на середину Ладожского озера или в Финский залив и там топили… Глядя на те события из сегодняшнего дня, я уверен: главная цель Октября – превратить могучую Россию в сырьевой и земельный придаток Запада с назначаемой «интернациональными» кукловодами властью, которая довела бы великий русский народ до полной тупости, бездуховности и безнравственности, что происходило на протяжении 70-ти лет и продолжается теперь.

Ленин начал невиданный в истории человечества холокос (это слово не зря убрано из всех толковых словарей советского периода, но по звучанию оно соответствует словосочетанию «выхолащивание страны»). Ему было необходимо «выхолостить» Дом Богородицы, т.к. достигнуть поставленной «интернационалом» цели «еврейской революции» (см. «Дневник писателя» Ф.М.Достоевского) только и можно было, «выхолостив» всё преемственное, стерев генетическо-духовную связь поколений всех российских сословий от крестьянства до Монарха. Ни народ, ни культура, ни вера, ни государственность, ни традиции вообще не должны были уцелеть, как во Франции 1793 г. И я думаю, Государь, в царствование которого Земля Русская расцвела и были явлены Валаамская, Порт-Артурская («Торжество Пресвятой Богородицы») и Державная иконы Божией Матери, многое предвидел своим святым сердцем. Быть может, несмотря на предсказания св. провидцев, Его Величество не представлял себе масштабов русской катастрофы, сравнимой лишь с 200-летним монгольским игом и растянувшейся до наших дней, а быть может, свято верил в наше спасение, в победу Добра над Злом… Мы не можем (по крайней мере сейчас) постичь нашего Царя-Искупителя: наши сердца не чувствуют его, глаза – не видят, уши – не слышат, а разум затмила навязанная нам суета и пропасть грехов, которые «Россия распятая» ещё не осознала и не раскаялась в них.

Из Петрограда давно не приходило в Тобольск ни газет, ни телеграмм. Лишь 13 (26) ноября «появились телеграммы из армии, но не из Петрограда (слова Государя. – Е.М.)». 17 (30) ноября он писал: «…Тошно читать описания в газетах того, что произошло две недели… назад в Петрограде и Москве! Гораздо хуже и позорней событий Смутного времени». И на др. день: «Получилось… известие.., что какие-то трое парламентёров нашей 5-й армии ездили к германцам впереди Двинска и подписали предварительные… условия перемирия!». Коммунисты спешили с Брестским мирным договором и расколом русского общества.

Все завоевания и жертвы России и св. Царской Семьи были уничтожены почти на пороге победы. Растаяла и мечта Государя поставить в Петрограде памятник погибшим в мировой войне воинам его армии.

Моральный распад среди местной солдатни возрастал. После Октября солдатам перестали выплачивать жалованье, а вдовам – пособие. Даже среди стрелков Кобылинского началось брожение из-за того, что им 3 месяца не выплачивали суточное жалованье. Пришлось спешно занять нужную сумму в местном банке, однако Панкратов перестраховался и запретил на следующий день службу у св. Царской Семьи по случаю праздника Введения во Храм Пресвятой Богородицы. От всех переживаний Государь приболел. 26 ноября (9 декабря) 1917 года местные власти устроили для Георгиевских кавалеров обед и «прочие увеселения в Народном Доме (слова Государя. – Е.М.)». Он писал: «Но в составе нашего караула от 2-го полка было несколько… кавалеров, которых их товарищи некавалеры не пожелали подсменить, а заставили идти по наряду на службу – даже в такой день! Свобода!!!».

28 ноября (11 декабря) 1917 года св. Царевны Татьяна, Анастасия с В.Долгоруковым и П.Жильяр усиленно готовились к домашнему спектаклю в день именин Государя, который 6 (19) декабря записал: «Мои именины провели спокойно и не по примеру прежних лет. В 12 ч. был… молебен. Стрелки 4-го полка в саду, бывшие в карауле, все поздравили меня, а я их – с полковым праздником. Получил три именинных пирога и послал один караулу. Вечером Мария, Алексей и Жильяр сыграли очень дружно маленькую пьесу… (название по-французски, перевода нет. – Е.М.); много смеху было (это при +10 в доме и при -20 на улице! – Е.М.)».

Через день надвинулись тучи: приехали два стрелка из Царского Села от 1-го полка (один из них – бывший служащий в Ливадийском дворце) для проверки газетных слухов, что «Государь сбежал», а Отряд Кобылинского «разложился». Теперь трудно сказать точно, были ли эти двое самостийными проверяющими от Солдатского Комитета 1-го полка или на них была возложена более важная миссия от «Ильича», но 13 (26) декабря, когда в Киеве, Петрограде и Москве лилась кровь патриотов, комиссар Панкратов направил в Петроград то ли перестраховочную, то ли провокационную – тёмная история – телеграмму, говорившую прежде всего о его политической слепоте: «Во все газеты. Все слухи о побеге… Царя… ложны. Вся Семья находится в г.Тобольске, охраняется… Отрядом Особого Назначения гвардейских стрелков полков 1-го, 2-го и 4-го, которые сопровождали… Царя с Семьёю из Царского Села. …В городе и уезде тихо. В губернии подготовляются выборы в Губернское Земство.

Комиссар Временного Правительства Панкратов, его помощник В.Никольский и комендант Е.С.Кобылинский (Панкратов оправдывал телеграмму желанием опровергнуть «провокационные» газетные слухи о побеге Государя, но сам выглядит предателем. – Е.М.)».


Св. Царская Семья не знала об этой телеграмме, которая, несомненно, легла на стол главы ВЧК Ф.Дзержинского или Ленина. Для св. Царственных Узников снова настало зловещее затишье.

После Брест-Литовского мира коммунисты формально объявили демобилизацию, так что из Отряда Кобылинского стали уходить честные люди, призванные на службу ещё до на ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)