СДЕЛКА. Исторический роман...

18+

Богдан Черненко

СДЕЛКА.
Исторический роман в рассекреченных документах

Пятидесятилетие полёта
«Аполлона 8» ощущается


Документ 001

Предисловие, написанное
генералом И. Д. Лисицыным,
30 ноября 2018 года

Разрешите представиться. Меня зовут Иван Дмитриевич Лисицын, мне семьдесят два года, в прошлом я лётчик-истребитель. В запас ушел в звании генерал-майора.
Несколько дней назад со мной неожиданно вышли на связь сотрудники издательства, в котором уже год валяется без движения рукопись моих мемуаров. Но позвонили не обрадовать или огорчить автора, а с просьбой дать свой комментарий на имеющий хождение в сети Интернет некий сборник рассекреченных документов под общим названием «Сделка», в котором часто упоминается моё имя и описываются обстоятельства моей службы. А правда ли, что вы стреляли в упор и чуть не убили президента Никсона? Вас действительно приняли в члены Бильдербергского клуба? Это что же, в Политбюро вообще все были предатели, один Косыгин — красавчег? Можете прокамментить? Вот лишь некоторые вопросы, которые озвучил по телефону милый девичий голосок. Да нет, пожалуй, ответил я девчушке из издательства, и взял на себя обязательства разобраться и перезвонить. Внук распечатал мне сборник «Сделка». Я знал, что ты крут, дед, сказал мне внук, но после этого ты вообще супер герой! Спасибо тебе, внучок, но твой дед не супер и не герой, а, по-чесноку, уставший и многоопытный неудачник. Фигня, дед, но не камменть им ничего, срач будет, не опускайся до их уровня. Напиши лучше предисловие к этому сборнику, и я его по новой залью в Сеть. А мой знакомый гениальный программист, помнишь, по клинтоноидам который работал, хакнет сниппеты Яндекса и Гугла, и в поиске будет выдаваться сборник только с твоим текстом вначале, типо так и было. Окейна? А в предисловии напиши, что сам считаешь нужным.
Хороший совет, внук. Пишу. Галилей, значит, в этот день составил первую карту Луны, а я про ту Луну предисловие пишу.
О чём этот сборник, о чём Сделка? Да, без кавычек и с большой буквы. О «лунной гонке» между СССР и США? О смертельной битве недоразвитого социализма и гнилого капитализма? О предательстве и конце света? И обо всём этом тоже. Именно Сделка оказалась нет, не причиной, погубившей Советский Союз, но большим, блестящим, хромированным «Made in USA» черпаком особо вонючего говна в бочке мёда не наступившего коммунизма. Простите меня, люди. Я был активным участником этой Сделки, а в сборнике «Сделка» числюсь одним из двух главных героев. Ну как — участником? То есть, не стороной Сделки, а вроде агента. Менеджером проекта, внук подсказывает. Да. Надо же, хрень какая! Я был одним из менеджеров проекта по прекращению научно-технического прогресса человечества. Вторым, с американской стороны, был Роберт Скуллз, хотя, отставить был — есть. Я знаю, ты жив, Бобби, тебе подскажут, и ты обязательно это прочитаешь. Не привет тебе, Боб! Помню, ты всегда считал себя патриотом, а значит, сейчас пребываешь в печали. Я не разделяю с тобой твою горечь за Америку, катящуюся в преисподнюю. Вы получили то, к чему стремились. А что получили мы, русские, в результате Сделки? Бочка осталась, да, пустая валяется, гремит, если пнуть, но хоть что-то по сравнению с неисчерпаемым океаном вырожденной материи, в котором американцы целеустремленно тонут. Кто же из нас раньше склеит ласты? Ну да ладно.
Предварять сборник «Сделка» мне особо нечем, сами всё прочитаете, так что, как заведено, буду краток.
На вопрос: «Всё-таки, американцы на Луну летали или всех обманули?» я отвечу чётко и по-военному — летали, ибо имею соответствующий, никем не отмененный приказ Председателя Правительства СССР товарища Косыгина Алексея Николаевича говорить именно так, отвечая на вопрос «Летали ли...», и так далее. Вольно! Со своей стороны замечу, что нельзя сначала стать непревзойденным чемпионом мира по шахматам, а потом даже правила игры забыть, задолго до пенсии и без подлянок от старины Альцгеймера! Совершенно не представляю себе, а воображение у меня есть, как наши американские партнёры из этой своей глубокой западни будут выбираться. То есть, прошу прощения, партнёрами их уже не называют. Американские пиндосы, так, да? Каким образом они туда летали, сколько и чем заплатили Советскому Союзу за возможность попрыгать по Луне перед объективами камер, откуда у них такая застарелая зависть к русским лузерам, проигравшим космическую гонку, и почему они до сих пор мелко мстят нам за свою победу — сборник «Сделка» это прояснит, надеюсь. Меня и Боба Скуллза приняли на работу на весь срок действия секретного соглашения между СССР и США, на пятьдесят лет. С момента заключения Сделки прошел пятьдесят один год. Никто ничего не продлевал, бабки не подбиты, акты сдачи-приёмки не подписаны, обе стороны остались недовольны результатами, а одна из сторон пребывает в непреходящем страхе, ожидая разоблачения, отчего дёргается сразу во все стороны, совершает тупые ошибки, неизобретательно хамит и смешно угрожает.
А вы думали, дорогие читатели, откуда вдруг взялась Вторая холодная война?
;-))
Этот знак внук поставил.
Чем же всё это закончится? Кто победит в этой битве? Много десятков лет назад, во времена Первой холодной войны, я задал такой же вопрос товарищу Косыгину. Я не оптимист, Ваня, с чего бы вдруг, я в Ленинграде работал во время Великой Отечественной, отвечал Алексей Николаевич, но и не пессимист, по той же причине. Я блокадник. Мы всегда будем слабее Запада в интригах, подлянках, хитрожопии, короче, в международных политике и экономике. Друзей у нас всегда будет мало, а вассалов не будет вообще. Не наше это. Но у нас есть один могущественный и проверенный союзник, которого, по недоразумению, Запад считает своим слугой и орудием. Это время. Для нас оно доктор и лечит. Для них — деньги и крутится. Время управляет Вселенной, миллиарды лет, триллионы километров. Я думаю, для времени обидно быть циферками на счету уголовника с Волл Стрит или чемоданами бумажек в сейфе купленного политика. Быть врачевателем для времени несравнимо большее достоинство. Так что на твой вопрос, Иван, я отвечу со всем блокадным оптимизмом. В долгую мы всё равно выиграем.


Документ 010

Офицеру-куратору
от агента «Грек»,
Ницца, яхта «Кристина О.»,
27 декабря 1960 года,
полночь

Верный человек с берега сообщил — меня разоблачили и меньше чем через час они будут здесь. Да я и сам шестым чувством понял, что раскрыт. Скорее всего, сработали крепкие ребята из их новой спецслужбы ЦРУ, прибывшие с избранным президентом США. Так что, пан майор, это моё вам самое последнее донесение. И я этому безмерно рад, как ни странно. Может быть потому, что это шедевр работы разведчика, лучшего я уже не добьюсь никогда!
Микрофоны я демонтировал, магнитофон утопил, пленку с записью переговоров господина Черчилля и избранного президента США сжёг, но сперва расшифровал в печатный текст. Допишу это сообщение, спрячу его в ту же бутылку, что и расшифровку, и приму яд. Ничто не сможет указать, герр полковник, на страну или партию, которой я служил. В смерти начальника службы безопасности греческого миллиардера будут искать следы конкурентов, а не Второго Коминтерна. Ничто не укажет также на причину моей смерти, просто сердце остановилось, яд я приму английский, очень редкий, добытый из печени беременной самки морского ктулху. Он быстро и полностью разлагается на неорганические составные части.
Служил… Я уже пишу о себе в прошедшем времени. Это должно было когда-то случиться. Я готов! Передайте товарищу генералу, что я верю — он позаботится о моей семье.
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Запись беседы
Уинстона Черчилля
и избранного президента США
Джона Кеннеди
25 декабря 1960 года

— И что, вы тут уже несколько месяцев живёте? На яхте. Мистер Черчилль, сэр?
— Называй меня Уинстон, Джон. Хорошо, Джон? Итак, Джон, довели до тебя мнение Старших, в чем твоя главная мистическая задача на каденцию?
— На что?
— Не важно. Так объяснили тебе задачу?
— Я и сам понял. Моя задача — сбрить Кастро бороду и засунуть ему сигару в…
— Нет! Джон, всё предельно серьёзно, не до шуток. Твоя задача — уничтожить Россию. Любым или всеми сразу доступными тебе, президент Джон, средствами. Так чтобы духу коммунизма на этой планете не осталось! У тебя на это есть наше доверие и восемь лет. К шестьдесят восьмому, максимум к шестьдесят девятому году Советы должны быть уничтожены. Это можешь и должен сделать ты. Времени у свободного мира не осталось совсем. Восемь, девять лет, даже не десять!
— Ну что ж. Всё, как мне и обещали. И вы, Уинстон, не растеряли своей легендарной хватки, и сигары у вас замечательные, и коньяк. А ещё обещали, что вы мне всё растолкуете. Растолкуйте, Уинстон, что за спешка?
— Окей, как говорила моя мам. Джон, я консультирую Эм Ай Шесть по вопросам стратегии, а разведчики, в свою очередь, делятся со мной свежими новостями из-за железного занавеса. Так вот, русские готовят по нам удар. Быстрый, обезоруживающий, ядерный, конечно.
— Страшно, Уинстон. Мне уже очень. Где тут ближайшее бомбоубежище?
— Не бойся, Джон. Это будет не сегодня. Это будет в следующем году.
— Уинстон! Это вы о словах Хрущёва, что русские делают ракеты, как хот-доги?
— Русские не делают хот-доги, Джон. Хрущёв говорил о сосисках-грилль. Нет, я не об этом. По данным нашей разведки, русские уже запустили на околоземную орбиту не менее трёх космических пилотов. Возможно даже пятерых. По очереди, по одному пока. Для тренировки. Разведчики очень тщательно процеживают информацию и, если нет окончательной уверенности, говорят — возможно. Так вот, про трёх они уверены полностью. Есть даже имя первого орбитанта — Иван Иванович. И радиопозывной — «Манекен». Поначалу агенты предполагали, что русские не заявляют свой приоритет, потому что запускают в космос смертников и политзаключённых, но потом прояснился их коварный план.
— Так, так, так! Момент, пожалуйста, Уинстон, я плесну себе, чтобы не отвлекаться. Ага, я весь превращаюсь в одно большое ухо!
— Эволюционируй сразу до мозга, Джон. Я ведь не сказки рассказываю внуку, а делюсь агентурными данными, собранными лучшей в мире разведкой. Так вот, эти русские взлетают на орбиту в специальных бронированных капсулах, состоящих из двух частей. Внутри первой, шарообразной части сидит пилот, а вторая часть имеет форму конуса! Понимаешь, о чём я? К капсуле прикреплена конусообразная, стальная, максимальным диаметром восемь футов, то есть огромная ядерная боеголовка!
— Джизас! Э-э. А зачем?
— Капсула с бомбой летит на высоте сто пятьдесят миль со скоростью пять миль в секунду. Её не засекает ни один радар. Ровно над Лондоном или Ню Ёрком пилот тормозит капсулу ракетными импульсами, отстёгивает бомбу, и она в свободном падении летит вниз, чтобы отправить нас всех в Ад! Это бомба, Джон! Не Фау Один, не самолёт. Её не сбить зениткой. Через четыре минуты после отстёгивания, со скоростью больше мили в секунду термоядерная бомба врезается в Букингемский дворец или в Эмпайр Стейтс Здание! По одной бомбе на город будет достаточно, Джон! Очень русский, подлый и экономный план.
— А пилот?
— Что — пилот?
— Ну, пилот, в капсуле который? Он вслед за бомбой вниз падает? Он же затормозил над Лондоном.
— Я не строю из себя большего мудреца, Джон, чем я есть, но думаю, что нет. Пилот вниз не падает. Это же русские. Нищая страна. Опытные пилоты им нужны. Возможно, в капсуле есть выдвижные пропеллеры, которыми пилот, в соответствии с планом его миссии, подруливает, чтобы приземлиться не в зоне поражения, а в Восточной Европе или, в вашем случае, на Кубе.
— Да. Оу, да. Плесну-ка я ещё коньяку. Что я могу добавить к сказанному? Наша новая разведка, ЦРУ тоже напряжённо работает на русском космическом направлении и, готов на пари, наши парни не хуже ваших, в конце концов, многие из них раньше служили в Абвере и Гестапо. Неделю назад вице-президент Дик Никсон передавал оперативное управление НАСА моему вице, Джонсону. Я присутствовал. Мне интересно! Никсон показывал тайно снятые фотографии русской космической капсулы. Это не бомба, Уинстон, прикреплена к капсуле. Это её двигательный отсек. Я без понятия насчёт выдвижных пропеллеров, но знаю точно, что в цехах, где русские собирают капсулы, нет никаких противорадиационных мер защиты. И ещё. Дик рассказал и про Ивана Ивановича, первого пилота капсулы. «Манекен», Уинстон, это не радиопозывной. Как бы сказать, это, собственно, манекен. А Иван Иванович — его имя, это такая русская шутка. Они, должно быть, над ней смеются.
— Это вот что за дерьмо я сейчас выслушал?
— Что — что? Мне повторить?
— Дешёвый такой, на серой послевоенной бумаге напечатанный приключенческий роман я сейчас читаю. В первой же главе убелённый сединами мудрый генерал показывает выскочке-капралу диспозицию войск, а выскочка, этот ирландский недоносок, пьет стаканами неразбавленный виски в присутствии генерала и плюет жёваным табаком на секретные карты. Во всех смыслах дешёвое чтиво. Уверен, через пару абзацев, стоит перевернуть страничку, генерал всадит пяток пуль из верного «Бульдога» недоноску-выскочке в его тупую… (лакуна в записи. Возможно, кто-то из охраны президента США тоже подслушивал разговор и, после слов Черчилля, включил, с перепугу, радиосигнал тревоги, заглушивший микрофоны)
— … в конце концов, враг у нас общий. Ну что, мир, Джон?
— Мир, мир. Конечно, мир, папаша. А насчет их планов? Помню их планы. Всемирная пролетарская революция. Лет сорок уже этим планам.
— Поумнели они. Никакой больше революции, Джон. Вот почему, объясни, русские с таким бешенством, с таким нечеловеческим остервенением разрушали в апреле сорок пятого здание Имперской канцелярии в Берлине? А? Прекрасное, огромное, новое здание! Пригодилось бы для штаб-квартиры германского отделения НКВД! Зачем?
— Ну. Там же Гитлер сидел в подвале, нет?
— Ха, ха! Ты ещё скажи, русские варвары таким образом добывали мрамор для строительства московской подземки! Нет, Джон! Близкий друг Гитлера, Рудольф Гесс, бежавший в Британию в мае сорок первого, открыл мне много страшных нацистских тайн. Пытался, хитрец, таким образом втереться в доверие к премьер-министру Его Величества, то есть не врал. И вот одна из этих тайн: в несущих стенах и в фундаменте здания Имперской канцелярии при строительстве были предусмотрены специальные ниши для хранения и демонстрации немногим посвященным сакральных символов, редчайших реликвий и аномальных артефактов покорённых Рейхом стран и цивилизаций! Понимаешь?
— Нет, Уинстон, уж больно коньяк хорош, я отвлёкся на середине предложения. Ещё раз и попроще можно?
— Скрижали Завета. Миска Будды. Череп Жака Молле. Посох Лао Цзы. Камень из пращи Давида. Карфагенский уроборос. Фартук Джорджа Вашингтона. Перо Кетцалькоатля. И, само собой, Священный Грааль, Копьё Судьбы и Отбойный молоток Мастера Хирама. Для Вечного Жида, когда поймают, была предусмотрена камера с удобствами на самом нижнем уровне здания, рядом с уменьшенной копией мавзолея Ленина. Все эти сокровища нацисты планировали до конца времен запереть в подвалах и нишах стен Имперской канцелярии и закрыть бронированным стеклом.
— И чо?
— Так это только половина страшного ужаса, Джон. Слушай дальше. С весны тридцать восьмого года Гитлер стал покорять страну за страной. Покорять, это я вежливо сказал, уничтожать. А уничтожить страну значит сожрать, поглотить, забрать себе самое главное из ее культурного наследия — архивы, актуальные документы и собственность тайных Братств и закрытых Обществ, сердце, так сказать, покорённой страны. Год за годом, с тридцать восьмого по сорок четвёртый подвалы рейхсканцелярии забивались книгами, сборниками древних заклинаний, свитками, пергаментами и клинописными табличками, содержащими самые жуткие тайны человеческой истории и ответы на предельные вопросы, которые люди себе ещё даже не задают. Тупица Геринг загромождал свои виллы картинами и скульптурами, а умница Гиммлер заполнял свои закрома знаниями. Именно ради этих архивов в первую очередь и разрушали русские рейхсканцелярию в апреле сорок пятого. Они торопились, генерал Паттон был поблизости и мог отнять Берлин у русских, им повезло, они успели, а он просто не захотел. Все эти архивы теперь в Москве, все современные документы, где имена, явки, связи, ступени иерархий и подчинения, долгосрочные планы действий «А», «Бэ» и «Цэ», ну и доверенности на имущество и пароли к банковским счетам на предъявителя, всё это отныне хранится в подвалах Кремля. И не мёртвым грузом, русские изучают их, сверяют данные с текущей политической действительностью и, конечно, встраивают новую информацию в свои злокозненные планы. В свой самый главный подлый план, даже скажу!
— Скажите же, Уинстон. Какой такой план? А почему вы не пьете? Отличный коньяк, рекомендую. А, ну да, это же ваш коньяк.
— Стоит мне только зажмуриться на минутку, перед глазами во всех подробностях проявляется картина нашей гибели! Последних дней свободного мира! Я расскажу тебе, президент Джон, как это будет происходить. Я вижу весь ужас в мельчайших деталях, я нюхаю этот смрад отчаяния, я слышу все звуки, даже все мысли участников драмы конца! Вот мерзкий очкарик, старший майор КГБ вздрагивает и отбрасывает от себя древний манускрипт. Ему страшно, он только что узнал тысячелетнюю тайну. Пламя свечи дрожит, отражаясь в стеклах его пенсне. Но он не простой читатель, он не зря старший майор. Тонкие его губы растягиваются в гнусную улыбку, спина распрямляется. Он подбирает манускрипт и спешит к начальству, прочь из подвала, наверх, в Спасскую башню. А там уже очередь в приёмной, капитаны, полковники, один генерал. Все что-то узнали в архивах и спешат доложить. Но чу! Секретарша разводит руками, она сама в недоумении, начальство не принимает никого! Стихают разговоры в приёмной, только холодный сквознячок шевелит редкие волосы немолодых офицеров, толпящихся в полукруглом мрачном помещении. И вдруг резкий порыв ветра врывается в приемную через не застеклённые бойницы Спасской башни, дверь в кабинет распахнута, к собравшимся выходит Маршал НКВД СССР, высокий худой старик с острыми ушами и порочным лицом. Что это? К мундиру старика прилип принесённый ветром лист бумаги. Маршал дальнозорко щурится в текст. Что за?! Расшифровка тайнописи судового журнала «Санта-Марии»? Во времена Колумба пирамиды затопленной Атлантиды ещё торчали из под воды у берегов Кубы? Организовать военную экспедицию на Остров Свободы? Старик комкает листок и швыряет мусором в секретаршу. Та привычно уворачивается. «Товарищи офицеры, — говорит старик. — Сворачиваем дрочить в дальний ящик! Слова побоку, нас нет-нет, но и заждались великие дела! Инопланетяне, Атлантида, Гоморра, всё потом будет. Всё после победы, которая близка. Будем заканчивать с этим Западом. Теперь уже совсем, ибо хватит позволять себе терпеть их ещё. Всем получить конверты с приказами, переодеть то, что сейчас в полевую форму и искрой на аэродром»! А на аэродромах батальоны, полки, дивизии самолетов, десантные, ракетные, с бомбами, тюремные, половина стартует на запад, в Европу, другая на север, через Арктику к вам, Джон, в Америку. Только один — в Китай, маленький, быстрый, уведомить. Стаи, легионы, тучи красно-коричневые пересекают границы России с Восточной Европой, огромная тень накрывает Северный полюс. Операция «Я покажу тебе свободу!» началась. Сотни истребителей, тысячи пилотируемых крылатых ракет, реактивные вертолеты, это конец. А что же западные лидеры? А ничего! Во Франции де Голль, в Италии криптокоммунист, в Австрии никто, в Германии вообще Аденауэр! Диктатор Испании по радио говорит, что он всегда был за рабочий класс, и напоминает соотечественникам, что им, испанцам, никогда не нравились эти варвары по ту сторону Атлантики, и что мы, испанцы, всегда этих мразей кололи, резали и жарили всеми доступными способами. А что же Америка, спросишь ты, Джонни? А в Америке президент Эйзенхауэр, он на мавзолее Ленина стоял, он парад русских войск приветствовал, он до донышка испуган с тех пор. А сенатор Маккарти мёртв, Комиссия по борьбе с антиамериканцами закрыта, некому защитить Запад, дохлые все. Или на пенсии. И это красные орды ещё не пересекли западные границы Польши и Богемии! Ещё десять-тридцать минут и первые самолеты начнут садиться прямо на Елисейские Поля, на Курфюрстендамм, на Площадь Святого Петра и на Даунинг стрит. Ещё пара часов и уродливые бомбардировщики с красными звездами на крыльях, кроша своими шасси желтые такси и черные лимузины, один за другим приземлятся на Бродвей и Пенсильвания-авеню. Наш мерзкий старший майор на особом счету у маршала, и поэтому ему достался самый ответственный участок всей операции, Лондон. А в чем суть операции? Вот прилетели они, десант высадили, сопротивления не встретили, что теперь? Поднимать бунт в доках Ню Ёрка и Лондона? Возбуждать монахов Рима и проституток Парижа? Вести на Капитолий негров Вашингтона? Я упоминал, что план их коварен? Упоминаю. Больше никаких запечатанных вагонов, штурмов дворцов и гражданских войн. Новая война это битва символов и знаков, не ядерная, конечно. А вот какая. Старший майор рассылает десантуру во все концы Британии, полупьяные солдаты хватают в офисах Сити владельцев крупнейших компаний, в особняках Белгравии вытаскивают из тёплых кроваток директоров и заместителей директоров важнейших банков, поджигают шотландские замки и отлавливают разбегающихся глав и наследников древнейших аристократических фамилий. Захватчики знали всё до деталей, места жительства, расписания работы, тайные страсти сильных мира сего. Я вижу всё это, рыдания сжимают мое горло, внутри меня что-то обливается чем-то. Всех пойманных, всю элиту собирают в толпы и огораживают колючей проволокой на центральных площадях. Женщин отдельно, их, бедняжек, со связанными руками, рассаживают вдоль витрин дорогих универмагов, а в самих витринах устанавливают самые большие телевизоры. На главных улицах крупнейших городов Запада, не только столиц, растягивают проекционные экраны, всех телевизионщиков Европы и Америки арестовывают и доходчиво объясняют им, на кого они теперь работают. День ещё не закончился. С начала атаки прошло всего несколько часов! А толпы за колючей проволокой, надо признать, не тысячные, там только лучшие люди своих стран. В Лондоне, на Трафальгарской площади это человек триста. Уже совсем пьяная десантура оттесняет пленённых от центра к периметру площади, к колючей проволоке. Колонну Нельсона валят бульдозером, оттаскивают тягачами и топят в Темзе. Вот-вот наступит вечер! На место колонны, по приказу нового начальства, лондонские уголовники в компании с предателями-лейбористами притаскивают маты из соседних спорт-клубов. Вспыхивают прожекторы, операторы суетятся у камер, репортёры проверяют звук. Зачем всё это? Русские очень быстро учатся, я предупреждал! А мне что ответил Трумен на мои предложения? Немыслимо?! Тупая скотина. На чем я? Ах, да. Под свет софитов, в прицелы телекамер, с микрофоном в руках выходит старший майор, тот самый, мерзкий. Но это мы с тобой про него знаем, а остальным зрителям он нравится. Сейчас он не в военной форме, а в шортах и спортивной курточке легкомысленного цвета. На ногах у него сандалии, на голове красная панама. И улыбается, как портье из Майами, натренировался, ублюдок, долгими ночами у себя в подвале в перерывах между допросами! Он подносит микрофон ко рту и на исторический центр Лондона опускается звенящая тишина. Неожиданно майор приветствует собравшихся кличем амазонских индейцев! Йоу, друзья мои, орёт майор! Сегодня мы с вами отпразднуем конец капитализма, мои новые товарищи! Вы всё уже поняли, умный передовой угнетаемый класс, ваши бывшие хозяева вас не ценили. Мы это исправим. И мы отомстим за вас этим лордам и пэрам, этим вырожденцам, начинающим день, похмеляясь шампанским, и заканчивающим свою бессмысленную жизнь раком, и показывает пальцем на собранных за колючкой! Английский у майора, надо сказать, безупречный, с лёгким нью-гемпширским акцентом, видимо, произношение таким, как он ставили пленные американские лётчики. Йоу-йоу, продолжает майор. Месть наша, однако, будет не жестокая, а весёлая, запоминающаяся навсегда, вы, товарищи, о ней внукам рассказывать будете, обещает майор. Новый свободный западный класс, орёт майор в микрофон. Вау, радуется он, как аборигены Манхеттена. Ваши бывшие господа сейчас будут вас развлекать своей неподдельной жуткой болью, будут брызгать в вашу сторону не бутафорской кровью и подохнут для вашего удовольствия не по написанному сценарию, а до смерти! Я представляю вашему вниманию непобедимого русского воина Емельяна Федоренко! В круг света выходит огромный монстр, с уродливой мускулатурой, чей бицепс толще моей ноги. На нём только плавки и посреди широченной груди на верёвочке болтается какой-то языческий талисман, даже обуви на нём нет. Боец этот, кстати, совсем не молод, к пятидесяти. Я понимаю ваш ваусторг, товарищи, орёт майор, и обещаю, вас ждёт ещё немало сюрпризов сегодня! Разрешите мне представить вам первого бойца сегодняшних поединков — глава английского банкирского Дома Ротшильдов, Дэвид Йошка Ротшильд Средний, товарищи! О, ужас! На импровизированный ринг вытаскивают полуодетого старика с трясущейся головой. Он щурится от яркого света, трёт глаза, видит в двух шагах от себя голого русского монстра, хватается за сердце и падает на маты. Мёртв. Первый поединок закончен? И не начинался. Ха, ха, ха, смеётся старший майор, а у нас ещё есть банкиры! На маты выталкивают не старого мужчину в грязном костюме с добрым и мудрым лицом. Это заместитель и близкий родственник только что погибшего старика, Эй Джей Пи Морган Восьмой. Он смотрит в упор на русского Емельяна, он готов биться, он будет мстить. Ах, Джонни, Джонни, подлость русских не знает ни второго дна, ни третьего! И ещё один участник нашего первого поединка сегодня, кричит в микрофон майор, встречайте, принц Филипп, герцог Эдинбургский, муж королевы Елизаветы, товарищи! До смерти биться будете, уродцы, смеётся он несчастным в лицо. Голый русский монстр, оказывается, не боец, а судья поединка! Это не талисман у него на верёвке, а футбольный свисток. Судья берёт откуда-то из темноты оружие и кидает под ноги участникам. Принцу Филиппу достаётся древняя боевая реликвия, только что украденный из запасников Британского музея здоровенный Рог Золотого Тельца, а Моргану Восьмому — огромный Серп из нержавеющей стали с позолоченным кровостоком во всю длину кривого лезвия. Какой цинизм! Какое ехидство! Бейтесь, гады! Кто не будет биться, того я пристрелю, обещает судья. Где-то в Хэрродсе, сидя на мраморном полу, плачет Королева, смотрит в телевизор на своего мужа и не может утереть слёз, руки скованы за спиной русским железом. Если бы каким-то фантастическим способом, зрители в Вашингтоне или Риме смогли подсмотреть лондонскую трансляцию с Трафальгарской площади, они бы завыли от возмущения. Там, на Национальной аллее у Капитолия, на площади Святого Петра, около Эйфелевой башни и так далее происходят точно такие же события! Везде похожий старший майор в панамке и шлёпанцах комментатором поединков, такие же монстроподобные русские судьи с обнаженным торсом и избитые, в разорванных одеждах, но держащиеся с достоинством лучшие граждане своих стран — бойцы на ринге. Что? Что за «хр-р-р», Джон? Джон!
— А!? Ну да, ну да. Монстроподобно. Ужасно, когда русский с обнаженным торсом. Это я понял. Я заснул? Нет, что вы, Уинстон, это нам с вами показалось. Я думал. Я много думал.
— Не обижай меня, Джон. Я всё вижу. Всё! Вот вижу — Папа Римский дубасит Иерихонской Трубой вяло отбивающегося Последнего из Габсбургов! Ещё бы не вяло, он отмахивается Пролетарской Рваной Цепью, а она тяжеленная.
— Уинстон, оу! Или как там модно, йоу, Уинстон!
— А вот Правнучка Рокфеллера, молодая юркая девчонка, двухфутовой Золотой Звездой Героя Труда с зазубренными гранями крошит в бефстроганофф писательницу Айн Рэнд, которой для защиты подлые русские дали только Проданную Верёвку Капитализма!
— Брейк, Уинстон! Тайм аут! Стоп, папаша! Выдыхайте, спокойнее, легче. Скушайте эту дольку лимона. Отлично! Я проникся этим мрачным, как его, символизмом. Я всё понял, Уинстон, и запишу про ощущения конца себе в политическую программу. Я о другом хочу спросить. Эта ваша Эм Ай Шесть рассказала, что случилось у русских два месяца назад?
— Эм Ай? Планы русских провидела сильнейший медиум Лондона, Джейн Вульф, а не разведка. Нет. И что же случилось у русских?
— Аллес, Уинстон, капут у них случился, зиг фак, как говорит один мой приятель-штурмбанфюрер. Чего и следовало ожидать. У них ракета взорвалась на стартовой площадке. Пол космодрома разнесло к чертям. Десять маршалов погибло, куча инженеров. Политбюро теперь долго-долго будет махать красным флагом, разгоняя поднявшуюся до небес вонь, а нищим кочевникам придется весь следующий год вокруг бывшего космодрома металлолом собирать. Иван Иванычи же, в свою очередь, перестанут вводить в заблуждения и всякие мысли английских джентльменов и на долгие годы займутся пуганием крыс в складских бараках. Закончилась, короче, русские, ваша космическая программа, толком не начавшись. Научитесь сначала холодильники делать.
— Не спеши, Джон. Споткнулся, упал, даже лицо в кровь и нос сломан, ещё не значит тяжко болен и сейчас умрет. Вспомни, что ваши великие умы говорили в конце сороковых. Русским, говорили они, восстанавливать свой довоенный потенциал лет пятьдесят. А мы с тобой сейчас их космическую программу обсуждаем.
— Уинстон, вы смертельно устали. И потому тупите. Окончательно. То есть, уже не отдохнёте, чтобы с новыми силами и всё такое. Э-э. Я имею ввиду, конечно, вы, европейцы, мистер Черчилль, сэр. Ну, то есть, ну, вы поняли. Первая Мировая, Вторая Мировая, кто их замутил, а? Сто пятьдесят миллионов трупов, Уинни, две жуткие войны, вы их начали, а мы, Америка, закончили. Вы не доделали, не справились, не пробили стену действительности, не добежали, не доползли даже до финиша. Не прошли краш-тест. Отсюда этот ваш символизм, голубка этого вашего Пикассо, летает теперь над Европой и срёт миром и дружбой лузерам на головы. Аллес! Брысь с ринга истории! И, ха-ха, колонну Нельсона прихватите с собой.
— Россия — не Европа, Джон!
— Европа, Уинстон, мне карту показывали. Вон Спутник их первый, смешно, нравится, запоминается, друзьям рассказать, сперматозоид такой, мутировавший от радиации. Или другие спутники, с отправленными космосу Лайками. Русские тоже теперь воюют символами. Но рулят дела, а не жесты. Первым орбитантом во Вселенной будет американец, у ребят из НАСА всё готово, а весь русский символизм растает, как выхлопной дым в зеркале заднего вида. И пусть тает, а мне пора к жене, нельзя её одну надолго оставлять. Наш гостеприимный хозяин, я видел, подмигивал ей сразу всеми своими хитрыми глазками, гадёныш греческий. А у него, у хозяина, миллиард самых настоящих, не символических долларов есть, так что вы понимаете мою спешку, Уинстон.
— Одумайся, парень! Русские не верят ни в Завет, ни в кредит! Ни запретов для них нет, ни предписанных действий. А значит они самый опасный народ за всю историю этой планеты!
— Очень уж вы давно тут, на яхте, Уинни. Какой завет, какой кредит? ХХ съезд у них был, слышали? Римскими цифрами, Экс Экс. Они сами себе два креста могильных поставили на прошлое своё и, похоже, на будущее, потому что настоящее у них пока есть, в их настоящем, ночью, под светом тусклых прожекторов и примитивную музыку азиатской балалайки, на разрушенном космодроме бывшие сталинские зэки смывают с бетона сажу, оставшуюся от бывших сталинских маршалов. Вау, как я умею! Жди меня, Голливуд, но не раньше тысяча девятьсот шестьдесят девятого года!


Документы 020, 021 и 022

Вице-президенту США
Линдону Джонсону,
12 апреля 1961 года,
телефонограмма

Линдон! Алкаш недолеченный! Что опять творится в НАСА? Почему русские снова нас поимели?!
Мне нужен немедленный ответный ход для восстановления нашего престижа. И мне нужен чёткий план того, как нам обогнать русских раз и навсегда. Мне насрать, что это будет — полёт на Луну, Марс или Солнце, но если эти онанисты из НАСА предложат послать в космос очередную обезьяну, я отправлю их на Кубу, воевать с Кастро. А ты, Линдон, поведёшь их в атаку.

Искренне твой,
президент США
Джон Ф. Кеннеди


Директору НАСА
Джеймсу Уэббу,
12 апреля 1961 года,
устно

Дорогой Джеймс!
У тебя есть три недели на подготовку и осуществление ответа русским.
Я в курсе всех проблем НАСА — с космическими капсулами, с мощными ракетоносителями и всё такое. И знаешь что? Я имел оральный секс в извращённой форме с твоими проблемами, дорогой Джеймс. Найди какого-нибудь психа с парой рук и ног, но без шерсти по всему телу, залей ему в глотку бутылку бурбона, посади в ракету и запусти в космос, хотя бы на 15 минут.
И взбодри своих нацистов!
Если они не составят через три недели план, как нам победить русских в космосе, я прикажу напялить на них форму СС и отправить первым же рейсом в Москву.

Ну, я тебя обнимаю,
вице-президент США
Линдон Джонсон


Директору
космических полётов НАСА
профессору фон Брауну,
12 апреля 1961 года,
служебная записка

Милый Вернер!
Наверху все в панике. Обзываются нацистами и пугают русскими. Догадайся почему. До конца апреля предоставь подробный план пилотируемого полёта на Луну. С цифрами. Реальный план, Вернер! Я тебе доверяю.
P. S. Господи Иисусе! Куда я попал?! Мы с Гитлером тебе доверяем, и один из нас уже пустил себе пулю в рот!

Храни тебя хоть кто-нибудь,
директор НАСА
Д. Уэбб


Документ 030

Тому, кого это касается,
01 мая 1961 года.
Сопроводительная записка к
«Плану пилотируемого полёта на Луну»

Мои господа!
Великий арийский философ Майстер Экхарт писал: «Задача науки и техники измерить в Природе всё, что поддаётся измерению. А то, что измерению сопротивляется, измеряемым сделать и измерить уже два раза. И три раза, если отказывается подчиниться, и четыре». Сказано сотни лет назад, сказано гениально. Майстер, уточню, это не имя, а почетное звание в тогдашнем Берлине. После таких гениальных слов великому Майстеру пришлось навсегда бежать в Америку, спасая свою свободу от инквизиции. Эмиграция в Америку — это судьба, это удел всех выдающихся немцев во все времена.
Я, возможно, шучу.
И теперь, когда я привлек ваше внимание своим юмором, я перехожу к основным идеям моего настоящего послания.
Покорение Луны — это покорение реальности! Это первый выстрел в войне со Вселенной, решительный шаг солдата человеческой расы на территорию врага. Первая победа нового Колумба на пути утверждения нашего господства над Миром. Прежде, чем приступить к этой исторической операции, нужно создать для неё Генеральный штаб из истинных ученых, готовых посвятить себя делу НАСы и лично преданных вице-президенту США. Я в этом штабе буду отвечать за стратегию, тактику и успешность всей пилотируемой астронавтики, а подробную карту с планом нашего триумфа вы сейчас держите в руках!
Природа, после Второй Мировой известная под именем реальности, как заметил геноссе Экхарт, сопротивляется, когда её хотят измерить. Остроумно, но не верно. Горькая правда в том, что реальность смотрит на нас, как на шайзэ. Я, я. Именно это неприятно пахнущее, которое столетиями преследовало европейских учёных-алхимиков в их затемнённых лабораториях. Эти средневековые Прометеи первыми отважились подчинить саму Природу, все её стихии своей воле. Романтики! Подчинить стихию себе значит получить власть над самим её бытием, над рождением её и смертью, над причинами её и целями. Добыть из мочи девственницы пятый элемент, а из детского поноса — золото! Сварить жемчуг из предсмертных выделений еретиков, а из их мозгового вещества выпарить философский камень! Дерзкие вызовы, отважные герои, юные сердца! У них не получилось. Природа не сопротивляется и не сотрудничает, какими бы хитроумными механизмами пытливый ум ученого не пытался её вскрыть, какие бы мощнейшие опыты экспериментатор с действительностью не проводил. Любая рана затянется. В Хиросиме и Нагасаки уже опять живут, я проверял. Реальности на нас наплевать. Сколько бы дивизий исследователей по ней не промаршировало, она не изменится, не подчинится, не будет в нашей власти. Ученый, следовательно, выглядит одиноким идиотом во тьме, сжимающим в руке бесполезный штангенциркуль.
Это тезис. Удар врага. На карте красная стрелка с Востока. Платили бы вы, мои господа, бесполезному идиоту, грозящему небу измерительным инструментом, эту тысячу долларов в неделю?
Нет. Но вы платите. А, значит, есть и антитезис.
И я его, этот антитезис, неоднократно и лично наблюдал на нашей подземной ракетной фабрике в Нордхаузене с сорок третьего по сорок пятый год.
Я видел, как быстро растёт молодой учёный-гауптман, с ещё не обсохшим на губах эрзац-молоком. Как юношеский задор его очей сменяется стальным мужским блеском, как фальцет превращается в баритон, и лагерные овчарки начинают выполнять его команды. Как пропитывается кровью и машинным маслом его новенький мундир, как мокнет от пота его аусвайс, как изнашивается шпицрутен и свежий трупный смрад въедается в подошвы его берц. Одновременно с этим я наблюдал результат его действий. Как рабочий ресурс с Востока теряет свою партизанскую подлость и начинает служить делу прогресса, как тухнет надежда в глазах азиатской массы, и даже как предсмертные проклятия сменяются жалкими мольбами о пощаде, стоит только надавить каблуком в правильное место.
Великий предок нынешних американцев, сэр Ньютон, сказал, что действие равно противодействию. Это равенство есть закон реальности! Так всегда. Любое действие исследователя даёт двойное изменение. Меняется и объект, и субъект опыта! Один меткий удар шпицрутеном, всего один! И юный гауптман превращается в мудрого пытателя, а быдло с Востока изъявляет свою подлую суть! Одно действие даёт двойной результат! И это наш антитезис.
А как же тезис? Как же реальность, смеющаяся над тыкающим в неё скальпелем испытателем? Как же Вселенная, которая дефекирует на препарирующего её учёного? Тезис уничтожен, спросите вы?
О, да, тотально уничтожен! Но и антитезис тоже, ха-ха-ха! Это шутка.
Чувствуете, мои господа?
В ваших ладонях сейчас бьется и брызгается капельками влажное сердце немецкой диалектики! И будь я ферфлюхтен, но начинаем синтез!
Наши инструменты покорения реальности — микроскоп и шпицрутен, штангенциркуль и каблук суть техника, продолжающая, усиливающая органы тела. Так зачем себе врать? Отважимся. Делаем то, что должно быть сделано, с чем в душе согласны другие западные мыслители, но боятся вслух признаться.
Укрепляем. Усиливаем. Продолжаем.
Наша невообразимо быстрая и очень-очень огромная, во много раз больше русской ракета, стартующая из Флориды к Луне, уже ко второй минуте полёта сплющит каждого астронавта в кровавый блин, ингредиентами для которого послужат пот, сукровица, лимфа, моча и так далее спинномозговая жидкость героя. Если ракета будет больше ещё в пять, нет в семь раз и стартовать медленнее, к третьей минуте кости героев, их позвонки и черепные коробки разлетятся в крошку от запредельной вибрации. Вместе с ракетой. Решение? Усиливаем и укрепляем!
За год, а лучше за два до старта к Луне кладём всех астронавтов в военный госпиталь. За два года уж точно заживет то, что с нашими парнями сделают лучшие хирурги Запада. Аорты, вены, эти позвонки и доли черепа — всё суть подлежащие замене, как морально устаревшие, изобретения равнодушной Природы! Да, первым астронавтам поначалу будет очень тяжело! Но потом они согласятся, что гораздо приятнее иметь вместо кровеносных сосудов гибкие гофрированные алюминиевые трубки, поймут, насколько удобнее кости из титана, а позвонки из вольфрамовых пружин с пластиковым покрытием. Они оценят, что новая черепная коробка из танковой брони и тазовая кость, заменённая на станину из обеднённого урана гораздо функциональнее тех хрупких органов, которые подсунула им при рождении Природа. Если же в команде астронавтов окажутся чувствительные романтики, которые станут горевать об утраченных внутренностях, то этим ребятам наши специалисты изготовят утешительные призы, например, сварят мыло из их удалённых костей. Думаю, любой романтик будет счастлив порадовать на День независимости своих жену и детей необычным сувениром — бруском мыла, родного, душистого, с запахом мужа и отца и эмблемой НАСА.
В Хьюстоне очень изобретательные врачи и экспериментаторы, я знаком со многими, мы вместе покинули кошмарную Европу в сорок пятом году. Сейчас они, под руководством генерала Вальтера Дорнбергера, испытывают кислородоносную жидкость, которой можно будет заменить кровь астронавта, и насыщенный нейронами кисель, который мы зальем в новый позвоночник нашим героям вместо старомодного спинного мозга. Это необходимо для безопасного туда-сюда преодоления пояса радиации на лунном маршруте. А на этом маршруте отважных американских парней ждет ещё много смертельных опасностей!
Например.
На пути к Луне и обратно с нашими астронавтами будут происходить физиологические случаи, один крупный и до десяти мелких случаев каждый день. Я не могу себе представить репортаж из космоса, где в одном предложении содержались бы слова: триумф Америки, Аполлон, посрать, поссать, скорость семь миль в секунду, космическая очередь в туалет. Мое эстетическое чувство сформировано классическим европейским образованием, простите мне этот недостаток, мои господа. Но, конечно, не из-за моих недостатков, а ради прогресса в том же госпитале астронавтам надо будет заменить отходовыводящие каналы на двухслойные, тонкую и потолще, стальные трубки с нагревательными контурами по периметру, рационально превращающие мочу в пар, а кал в пыль. Это также позволит астронавтам сутками находиться вне модуля на поверхности Луны, подробнее смотри «План...», раздел 14.88, сразу после слов «и гасить, как бы не дергался, не отрывая, пока не начнёт плавиться фильтр».
Мои господа! Я уже пять лет как гражданин США, а, значит, предельно честен с вами. Годы потребуются, чтобы убедить астронавтов при жизни пожертвовать свои кости, черепа, сосуды и мочеполовую систему американской науке. Десятилетия нужны на разработку и испытания ракеты, космической капсулы, лунного модуля и нагревательных двухслойных трубок. Мы, Америка, вступаем в гонку с позиции догоняющего. Обидно! И мы останемся в этой самой позиции, пока не обгоним. Всё это время, ближайшие двадцать, даже тридцать лет, вплоть до триумфа нашей воли, гордая реальность будет смотреть на нас, как на гавно. Через плечо так, одним глазком, уже сделав пару шагов прочь. И снова обидно. Что же делать?! Этот вопрос я задал своему главному начальнику, вице-президенту США господину Джонсону.
— Как?! Как стереть, мой вице-президент, презрительную ухмылку с факинг рожи реальности? — спросил его я.
— Слышь, Браун, ты не тупи, — посоветовал мне этот выдающийся американец. — Вспоминай, давай. Эти твои, европейцы которые, как раньше справлялись с похожими вызовами? Как покоряли реальность?
— Стискивали зубы с силой в тысячи ньютонов, зажимали яйца в кулак и шли напролом, сэр, господин вице-президент, сэр, — отвечал я.
— И что с ними сейчас, с этими несчастными?
— Разруха кругом, пустота в душе, нет зубов и жидкое стекает сквозь синие пальцы, сэр!
— А вот это вот что, Браун?
— Стакан с виски, герр Джонсон, сэр!
— Нет, ниггер, вот это что?
— Ваша белозубая улыбка ровных ярких зубов, мой вице-президент, сэр!
— Так мы кто, европейцы?
— Никак нет, сэр, мы американцы!
— Точняк, ниггер. А наша счастливая улыбка и есть достаточный ответ на все такие вопросы. Это же не у нас вся морда в припудренных синяках и потухший взгляд. Зачем нам воевать с реальностью? Давай её купим.


Документ 050

Запись беседы
Первого секретаря ЦК КПСС
Н. С. Хрущёва с
Генеральным конструктором
С. П. Королёвым,
Москва, Кремль,
22 ноября 1963 года

(лакуна в записи)

— Времена суровые наступают, Сергей Палыч. Война, понимаешь, холодная идет. Что это вообще за такое, холодная война? Это как? Снежинки из пушки? Матюки вместо выстрелов? Что это они на Западе выдумали? Штык из сосульки? Они гомосеки что ли все? И что будет значить — победить в такой войне? Я недавно, в августе общался с Рокфеллером, говорю ему, что вы за педерасты такие, не вслух конечно, что это вы придумали? Зачем назначили фашистского генерала, Адольфа этого, автора плана «Барбаросса» начальником военного комитета НАТО? В апреле же шестьдесят первого назначили, пронюхали заранее, бляди, про полёт Гагарина и, значит, так нам ответили. Позор же, нет? Ты знаешь, что такое конвергенция, Сергей Палыч?
— Наверно, сближение, если с латыни, Никита Сергеич.
— Ага, капитализма и социализма сближение. Они с нас берут пример, начинают уважать рабочий класс, ну и нас зовут, мол, тоже сближайтесь. Давайте учить друг друга. Что скажешь? Для начала, говорят, нужен этот, как его, символический факт.
— Акт, Никита Сергеич. А нам оно надо? Вы же сами только что всё объяснили. Зачем нам с гомосеками факт, даже символический?
— Так-то оно да. Но просто времена, Сергей Палыч, времена суровые наступили. Лучшие парни всей Земли требуют от нас ясности и отчётливости. Никита, говорят, ботинком об стол в ООН уже не возбуждает массы, Гагарин улыбкой больше не радует! Трудящимся нужна победа над капитализмом, полная и окончательная. Прошлогодняя суета в Карибском море, что это вообще было? Почему Ню Ёрк есть, спрашивают, почему Вашингтон? Почему не застеклённая пустыня там, почему не ветры радиоактивные гуляют? Если не бомбите, то хотя бы сияйте, просят. Что мне им ответить? Терпи, брат Фидель, как брат Лумумба терпел, земля ему пухом? А мы мирные люди, капитализм сам сдохнет, ждите восьмидесятого года, коммунизм засияет. Этот фашист, мне докладывали, который обещал американцев на Луну первыми доставить, фон Шварц, который, фон Негр, как его? Что думаешь, Сергей Палыч, не соврал он? Доставит?
— Думаю, что фон Браун не туда бредёт, не той дорогой, Никита Сергеич. И если не передумает — не доставит.
— Как это? Объясни мне, академик — крестьянскому сыну, по-простому, как ты умеешь.
— В Белоруссии скоро начнут выпускать карьерный самосвал грузоподъёмностью тридцать тонн. В его двигателе двенадцать цилиндров. У гоночных машин тоже двенадцать и больше цилиндров в моторах. Фон Браун же хочет вывести на орбиту и к Луне несколько тысяч тонн всего пятью-шестью огромными двигателями. В огромных камерах или цилиндрах топливо горит неравномерно, не даёт мощности, солярка зря жжётся и бьёт мотор вибрациями. Ошибается фон Браун, не сгодится такая ракета для Луны. Для лунной ракеты нужно много малых двигателей, над чем мы сейчас и работаем.
— Работаем, говоришь. Да, бывали дни суровые у нас, не то, что сейчас. Прочитал я твой доклад академикам, Сергей Палыч. Вон он на столе лежит. Что могу сказать? Лучше б я его и не видел ни разу. И никто. Совсем недавно, при товарище Сталине тебя за такие речи из партии попёрли бы прямиком на Колыму, а при товарище Троцком расстреляли бы самым жестоким образом. Слава КПСС, мы не при товарище Сталине живём, а мне — спасибо. Я ведь чего тебя позвал сегодня вечером? Две новости у меня для тебя, плохая и плохая. С какой начать?
— Ну, начните с плохой, Никита Сергеич.
— Уволить я тебя хотел. Не советские у тебя мысли, Сергей Палыч. Мда… Получил я на днях по секретным каналам от одного товарища письмо, дай-ка я тебе из него зачитаю. Так. Тут про Берлин, тут про масонов… Ага. Линдон Джонсон — лживый, не просыхающий синяк, фон Браун — фагот! Что это такое — не перевели, наверно, ругательство. Я окружён пидарасами, Никита! Во! Дошло, наконец! Дальше пишет, ко мне приходят парни из ЦРУ и рапортуют, что первый пилотируемый полёт на Луну возможен минимум через двадцать лет с вероятностью успеха пятьдесят на пятьдесят. Я им — что это за испражнения крупного рогатого скота вы мне тут катаете? Какого скунса вам до Луны? Вы уже с Кастро разобрались? А они ржут мне в лицо, Никита, можешь себе представить? Я уже из себя вышел, ору — где этот музыкальный инструмент фон Браун, где этот рваный нацик? Почему ослиные дыры из ЦРУ мне про космос докладывают? Короче, прогнал их всех. Сел писать это письмо. Господин Первый секретарь Никита! Сэр! Мы, США, передовая техническая держава во всех областях. Например, наш сверхскоростной самолет «Ха Пятнадцать» этим летом впервые допрыгнул до орбиты. Но в ракетной технике Советский Союз гораздо более нулёвый прохладный, чем мы. Предлагаю нам и вам совместно и пилотируемо лететь на Луну. Я даже согласен, чтобы советский пилот первым ступил на Луну, при условии, что подошва ботинка скафандра на нём будет американская. Кратко: с вас лунная ракета и всё такое, с нас — деньги. Я сейчас лечу в командировку, в Техас, через несколько дней вернусь и предлагаю уже в начале декабря нам встретиться в Вене и обсудить все детали. Вот такое письмо, Сергей Палыч. Денег предлагает товарищ Кеннеди.
— Просто предложить им больше нечего, Никита Сергеич.
— То есть ты не изменил своего мнения, ты против конвергенции?
— Конвергенция, контрибуция, консумация — зачем весь этот наукообразный словесный шлак? Сотрудничество с ними бесполезно для нас и даже для них. Вселенная это первая, это вторая и третья космические скорости. Мы в космосе работаем, мы по орбите летаем, они туда подпрыгивают. Мы женщину любим, а они подглядывают. Что у нас общего может быть? Как я это смогу нашим людям объяснить? Взять у них деньги и отдать им свою любимую, свою цель, к которой шёл годами? И кто ж мы будем после этого? И как мы посмотрим после этого на свою любовь?
— Романтик ты, Сергей Палыч, Магадан тебя не исправил. Иди, работай.
— А людям что сказать?
— Что, что? Отменяется консумация пока. Не вернулся товарищ Кеннеди из командировки, убили его час назад. Во как. Теперь у них главным — лживый синяк. Это вторая плохая новость. А чтобы ясно и отчетливо: дорогой Сергей Павлович! Товарищ Королёв! Приказываю, Луну американцам не отдавать!


Документ 040

Доклад Главного конструктора
академика Королёва С. П.
Комиссии по внеземным делам
Академии наук СССР,
07 ноября 1963 года.
«Смысл Луны»

Братья академики!
На днях мне позвонили из ЦК КПСС и попросили сделать праздничный доклад о достижениях советской космонавтики. Докладываю: мы достигли. Доклад окончен. Можно праздновать.
Но сначала поговорим.
Вспомним лозунг. Догоним и перегоним. По большинству видов гражданской промышленности нам надо догонять сытый Запад. Кроме космической. Почему так? Получись иначе, Запад объяснил бы свою победу культурным или цивилизационным превосходством над нами. Расовое превосходство подразумевалось бы, но втихую, чтобы советский солдат не услышал. А как нам самим себе объяснить наш Космос и то, что космос — наш?
Начну от истоков.
Вот, казалось бы, мы с капитализмом живём в одной и той же реальности, и их неприличные тайны раскрыли и наш строй описали одни и те же Маркс, Энгельс и Миклухо-Маклай, казалось бы. Не кажется. Вспомним то знаменитое место из «Капитала» Маркса: «Господь, которого нет! Сделай так, чтобы пролетарская революция победила где угодно, только не в стране русских. Пойми, Господь, я никого больше об этом попросить не могу, а тебя как раз и нет». И так далее, в том числе и нецензурно. Он не зря боялся, Маркс, и он напрасно молился.
Мы не капиталисты, мы можем сами себе не врать. Наша революция победила не по Марксу. Наш строй — это новый русский космизм, так мы с соратниками его называем. Мы позволили себе развитие идей, не согласованных с немецким генштабом, мы давно уже мысленно потопили корабль с Троцким и долларами, а логичный для Запада, и единственно возможный там социализм мы уничтожили восемнадцать лет назад. Пролетарская революция должна была победить в стране завистливого, капризного, европеоидного рабочего класса, а победила в империи воинов. Мы сейчас движемся по совершенно неизведанной земле, по никому не известному лесу, по горам, которые никто даже издалека не видел. Мы прокладываем человечеству путь к счастью сквозь окончательную, исчерпывающую, истинную реальность, сквозь пространства, которые ни в экстазе, ни в кошмарах, не являлись, не мерещились, ни святым, ни мудрецам. Вот какие мы замечательные, по каким заповедникам без спросу шляемся. Но это ни разу не ответ на вопрос про наш космос и почему.
Здесь и далее я буду говорить о пилотируемых космических полётах.
Что же наши неудачливые коллеги из-за «лужи»? Почему третий год мелко копошатся, на сто километров с трудом подпрыгивая на своих ракетках? Почему не летают, как людям предназначено, по орбите? Может быть, они ущербны от рождения? Конечно, нет! Мы, слава Богу, не европейцы, людей по параметру происхождения в шеренги не строим. Люди на Западе точно такие же, как и мы. За исключением того, что мы строим коммунизм, а они, несчастные, выживают при капитализме, то есть в обществе, где правят паразиты.
Почему так? Люди мы одинаковые, Энгельс и Миклухо-Маклай у нас общие, но они ползают, а мы летаем. В чём причина?
Пару десятилетий назад я провёл некоторое время в командировке в Магаданском крае и там, в тишине и душевном покое, под бескрайним северным небом у меня было много времени для спокойных размышлений и поиска философских обоснований нового русского космизма. И библиотека в тех местах была замечательная и собеседники исключительно образованные. Долгими вечерами, под палящим космическим холодом Луной на пляжах Охотского моря мы читали друг другу лекции обо всём.
Поделюсь выводами.
Давно не заглядывал в отчётность, но десять лет назад треть научных публикаций в мире была на русском языке. Пятьдесят лет назад — не более трёх процентов.
Давно не смотрел статистики, но десять лет назад наше народное хозяйство росло на двадцать процентов в год. Капитализм таких темпов никогда не увидит.
В этом ли ответ? В науке и экономике?
В былые времена освоение нового и неизведанного людьми происходило в уже привычной среде, где огонь горит, колесо катится, ветер надувает паруса. Покорение космоса человеком — это переход в активно враждебную среду, это бег с барьерами на 400 километров по минному полю, под обстрелом и на одной загипсованной ноге, переход в среду невозможную не только для человека, но и вообще для любой сложно организованной материи. Космическая техника это сложно организованная материя, почти как человеческий мозг. Для такой материи Космос никогда не станет привычным, никогда не будет нашим домом, но всегда враждебным местом.
Давайте коротко проследим за работой советского главного конструктора по фамилии, скажем, Князев, который руководит группой, проектирующей пилотируемый аппарат. Какие проблемы решают инженеры?
Космический корабль принципиально отличается от всех других видов транспорта: автомобилей и самолетов, подводных лодок и воздушных шаров, шлюпок и авианосцев, велосипедов и колесниц с четвёркой лошадей. Космический корабль, покинув атмосферу, летит в бесконечно чуждом человеку пространстве: перепады температур от абсолютного нуля до десятков миллионов градусов, жуткой силы гравитационные поля, бешеные скорости, убийственная радиация, немыслимые расстояния.
Например. На низких орбитах не нужна защита корабля от опасных космических лучей. Но уже для лунного пилотируемого аппарата такая защита необходима, иначе космонавты быстро и в мучениях помрут при прохождении окружающего Землю пояса радиации, начинающегося с орбиты высотой в тысячу километров. Для защиты экипажа из двух человек, по проведённым расчётам, требуется внешний свинцовый корпус массой в двадцать тонн. Возможные решения проблемы — в два-три раза более мощный ракетоноситель. Или два пуска обычной сверхтяжёлой ракеты, на одной — корабль, на второй — свинцовая защита. Или, оптимально, старт корабля к Луне через полярную область, где можно обойти радиационные пояса, но вернуться на Землю надо будет тем же путем. Первые два варианта утяжелят корабль в два-три раза, отчего потребуется сократить обитаемое пространство, ужать систему жизнеобеспечения космонавтов, сократить число научных приборов. Третий вариант потребует настоящего инженерного прорыва — создания новейшей системы управления кораблем, нужной для свободного маневрирования по орбитам и передовых двигателей с возможностью многократного включения, то есть именно того, для чего мы все здесь сегодня собрались — научно-технического прогресса. В отдаленном же будущем защиту экипажа от радиации надо будет производить собственным магнитным полем корабля, питающимся от ядерного или термоядерного реактора, что опять требует инженерных подвигов. Прогресса человеческого требует.
Космос предельно опасен для человека и всегда таким будет. Но задачу-то по освоению Вселенной выполнять надо уже сейчас!
А потому необходим компромисс между пространственными, временными и функциональными характеристиками пилотируемого космического аппарата.
Пространственные — это массогабаритные свойства аппарата, к ним самые строгие требования. Не нынешние, а ещё только перспективные ракеты поднимут на орбиту всего сто тонн. Временные характеристики — это про надежность и срок службы аппарата. Функциональные — это набор приборов для управления самим кораблем, жизнедеятельностью экипажа, системы для изучения Вселенной.
Требования для этих трёх наборов характеристик через раз взаимно исключающие! В маленький аппарат надо втиснуть системы защиты, управления кораблём, жизнеобеспечения экипажа, научные и технические приборы. Каждый грамм на вес платины!
Отсюда жёсткий компромисс между противоположными требованиями, к которому группа инженера Князева приходит после долгой тяжёлой работы.
Этот жёсткий компромисс и есть готовые к полёту ракетоноситель и космический корабль!
А теперь давайте взглянем на заокеанскую группу инженеров под руководством конструктора, скажем, фон Шварца, занятую такой же работой.
Никакой разницы!
Вычисления группа фон Шварца делает ровно той же математикой, материалы для корабля использует те же самые, космонавты их дышат воздухом, как и мы, ускорение свободного падения, да, во Флориде поменьше, но Космос на равном нашему расстоянии от Земли!
Задачи конструкторские у нас одинаковые, и ответы на них совпадают до третьей цифры после запятой!
Да!
Ещё у них полно толковых инженеров, не убитых на фронте, а, обратно, выросших в тепличных условиях дома или сбежавших из горящей Европы в более прохладное место.
В чем, сука, дело?!
Почему эти сытые гении пресмыкаются под облаками, а мы, нищие партизаны, летаем во Вселенную!?
Хотите ответ? А вот он!
Вообразим на минутку, что ребята фон Шварца работают так же, как наша группа конструкторов. Инженеры достигли жёсткого компромисса, то есть создали какой-никакой, но кораблик для космоса. Назвали его именем бога торговли Меркурия. Все системы испытаны, космонавты обучены, перед отправкой корабля на космодром можно открывать шампанское, не покидая сборочный цех.
Стоп, стоп, стоп, раздаётся вдруг громкое от входа. Погодите-ка праздновать, парни! В цех пришел большой начальник из НАСА, главный манагер, как у них говорят, отвечающий за финансы.
Вот это вот что, тыкает манагер жирным пальцем в обшивку кораблика.
Э-э, это абляционная защита поверхности капсулы, мистер, отвечают ему. Она сгорает слой за слоем при прохождении плотных зон атмосферы, тем самым защищая корабль и экипаж от огня. При спуске температура поверхности до пяти тысяч градусов может подниматься. По Цельсию, мистер.
Я покажу тебе, мистер, ты увидишь у меня Цельсия, орет манагер. Здесь вам не Европа, Гансы! Ну-ка, заменили эту дрянь на высокотехнологичный корпус из бериллия! Такие корпуса может изготовить давнишний партнер НАСА, замечательная компания «Генерал Материалз»! Выполнять! Так. Это что за глупость? Почему стенки капсулы такие толстые?
Так это для того, чтобы давление в одну атмосферу внутри капсулы выдерживать, мистер, то есть, сэр.
Это я сейчас не выдержу, Ганс, и тебя на перепроверку в ФБР отправлю! Манагер гневается. Толстые стенки — тяжёлая капсула! Тяжёлая капсула потребует перерасхода топлива и вообще более мощной ракеты, а значит новых затрат. У нас что тут в НАСА, доллары под ногами валяются? Сократить стенки, снизить давление до трети атмосферного, пусть пилот дышит чистым кислородом! А подготовительный к полёту этап пилот будет проводить в сверхсовременной барокамере, которые поставит нам передовая инженерная компания «Генерал Барокамерс», давний и хороший подрядчик НАСА. Нет, ну вы издеваетесь, европейские нахалы над честным американцем! Эт-то что?
Катапультное кресло, сэр! Дополнительный способ спасения пилота, случись что. Сэр?
Я вам покажу — спасение! Манагер возмущен. Под ноги себе посмотрел, Ганс! А? Видишь там ковер из баксов? Нет, ты мне ответь — видишь бенджаминов? Видишь мёртвых американских президентов под своими подошвами, нацик? Заткнись! Следующая программа НАСА это «Джемини». То есть двухместная капсула, которую мы будем делать на основе этой одноместной, «Меркурия». И где нам, по-вашему, денег взять на следующую программу? Бетон под ногами, Гансы, не доллары! С чем мне в Конгресс идти? С лепетанием о том, что наши бравые парни, боевые лётчики, будущие астронавты беззащитны и нуждаются в каком-то там спасении? Убрали кресла к чёрту, освободили место в капсуле! Всемирно известная компания «Генерал Боинг» уже проектирует двухместную капсулу на основе одноместной и ей удалось сэкономить для НАСА кучу денег. Можете поздравить друг друга с этим, потому что теперь у нас есть средства на лоббирование космических программ НАСА в Сенате и Палате представителей! У вас будет работа, Гансы! Радуйтесь.
И выполняйте, что приказано!
Что отвечает фон Шварц на это вторжение? Ты рот закрой, бухгалтер и иди центы считай в столбик, не лезь не в своё дело, так?! Если бы. Яволь, мой манагер, орёт фон Шварц и ловит своей левой рукой дернувшуюся правую.
В реальности же манагер по финансам не приходит в цех к готовому изделию, а с рождения сидит в голове у каждого капиталистического инженера. И космический корабль, да и вообще вся сложная техника изначально проектируется под цензурой этого жадного воображаемого бухгалтера.
Главная и единственная цель любого труда при капитализме — тупого или творческого, любой деятельности — уголовной или не очень, любых мечтаний — светлых и приземлённых — это прибыль! Успех, удача, деньги, капитал. Прибыль! Вот смысл любого труда при капитализме.
Прибыль — это как паразит, убивающий полный жизни организм.
Я, братья, жил при диком российском капитализме и при НЭПе, у меня были возможности хорошо изучить подлую натуру торгаша и спекулянта.
Любая красивая идея, любая удачная инженерная находка является носителем Истины. Именно Истину ищет инженер или учёный, решая поставленную задачу. Наш инженер. Часто решения такие чрезвычайно просты, изящны и дёшевы в исполнении. Их специалист такой же человек и также концентрируется на поиске Истины в поисках решений. Но среда, в которой работает их спец — неестественна. Капитализм это извращение человеческой природы. Их инженер обязан учитывать такое неотчуждаемое качество готового решения как прибыль, которую капиталист может получить с готового изделия. Прибыль же ни с кем не спорит, в компромиссы с другими тремя обязательными требованиями к космическому кораблю не вступает, она при капитализме должна быть всегда. Но это противоположные устремления! Очень сложно концентрироваться на Истине и прибыли одному сознанию, даже если и попеременно. Сгорит такой ученый от шизы. Им это известно, и специально назначенные люди, не творцы — манагеры, из всех возможных решений отбирают наиболее прибыльные. В каждом случае. Готовый аппарат, поэтому получается максимально выгодным капиталисту, а не максимально надёжным и эффективным. В таком готовом космическом корабле необходимость прибыли разрушит с трудом достигнутые инженерами и учёными компромиссы, собьёт все тонкие настройки, а с учётом задач, для которых корабль строится, сделает просто невозможным покорение капиталистическим человеком Космоса!
Прибыль — это столовая ложка говна в бочке нектара.
Космический корабль — это самый сложно организованный искусстве ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)