Часть II. Глава 6. Война и "репетиция Октября"
Возрастные ограничения 16+
Не освободясь от мира, душа не может любить Бога искренно.
Прп. Серафим Саровский
Зима 1903/04 годов протекала как обычно, правда, св. Царица ждала Наследника Престола, и её здоровье тревожило Государя, да на Дальнем Востоке собирались тучи войны. У неё своя предыстория, связанная с деятельностью масонов и недостаточно освящённая в печати. Чтобы не удлинять повествования, я опишу ниже только личность и работу масона С.Витте, немало потрудившегося ради приближения русской революционной катастрофы, а пока скажу, что в 1894 году Япония развязала войну против Китая за вассальную ему Корею и сразу же показала своё военное и стратегическое превосходство. Весной 1895 года Китай подписал унизительный Симоносекский договор, теряя по нему Тайвань (Формозу), некоторые другие острова и Ляодунский полуостров. Выполнение этих условий приводило к усилению мощи Японии, что шло вразрез с интересами ведущих государств Европы. Россия, Германия, Франция настояли на изменении условий договора, так что японцам пришлось отказаться от Ляодунского полуострова. В 1896 году Россия добилась от Китая концессии на прокладку по Маньчжурии восточного участка Великого Сибирского Пути (Транссибирской магистрали от Челябинска до Владивостока). По мнению нашего правительства, концессия решала две задачи: 1) сокращала протяжённость магистрали (она и так-то была почти 8 тыс. км), чем значительно уменьшала строительные затраты; 2) железная дорога усиливала влияние России в Северном Китае, чтобы не допустить туда Японию, активно развивавшуюся индустриально и явно демонстрировавшую свои территориальные претензии. В 1898 году (С.Витте уже был министром Финансов!) по соглашению с Китаем мы арендовали Ляодунский полуостров и начали создавать там укреплённый форпост и военно-морскую базу Порт-Артур. В то же время Россия, Англия, Германия, Франция, Япония, Китай неоднократно проводили между собой консультации и совещания, пытаясь совместить различные интересы. В России существовали два подхода к решению дальневосточной проблемы. К одному, условно «силовому», склонялись Великий Князь Александр Михайлович, наместник на Дальнем Востоке адмирал Е.Алексеев, председатель Комитета Министров И.Дурново, министр Внутренних Дел В. фон Плеве. Они считали, что в сопредельных с Россией районах нужна жёсткая политика, что всякие уступки и компромиссы вредят России. Ко второму, более мягкому, подходу склонялись С.Витте и министры Иностранных Дел М.Муравьёв и В.Ламздорф.
Св. Царь был за мирное сосуществование, что отвечало его убеждениям и продолжало политику Императора Александра III, вело Россию к процветанию. Но тайные и явные враги этого не хотели.
Русское правительство не исключало возможность войны с Японией, но к ней не стремилось. В 1902 и 1903 годах шли интенсивные переговоры между Петербургом, Токио, Берлином, Лондоном и Парижем, но примечательно, что они ни к чему не привели: Япония настаивала на признании своего господства в Корее, требовала ухода России из Маньчжурии, на что мы, конечно, согласиться не могли, хотя переговоры продолжали. В 1903 году уже было ясно, что Япония активно готовится к войне, что вынудило нас принять ответные меры, и в самом начале 1904 года Россия сосредоточила на Дальнем Востоке 100 тыс. солдат и офицеров и 69 боевых кораблей. Но этого оказалось мало: Япония имела серьёзный численный перевес как на море, так и на суше. Полагаю, что Государя обманывали изменники-масоны, и он имел ложную картину нашей готовности к войне (например, он не знал, что с военно-инженерной точки зрения Порт-Артур был укреплён недостаточно хорошо).
19 января (1 февраля) 1904 года св. Царь сделал в дневнике спокойную запись: «Утро было занятое, и день вообще утомительный… В 9 ½ начался большой бал». Через пять дней последовала запись, которую можно расценивать как сигнал тревоги: «Вечером получил известие о прекращении переговоров с Японией и об отъезде её посланника отсюда».
Однако это сообщение ещё не означало начала войны, т.к. по международным нормам посол Японии обязан был вручить министру Иностранных Дел России ноту о разрыве дипломатических отношений и объявлении войны, потом покинуть Россию, а уже потом начинались боевые действия. Именно такого развития событий Государь и ожидал, но Япония, нарушив все международные нормы, вероломно напала на Россию в ночь на 26 января (8 февраля) 1904 года: десять японских миноносцев атаковали Первую Тихоокеанскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура и вывели из строя два броненосца и один крейсер. 26 января (8 февраля) 1904 года Государь записал в дневнике: «Утром у меня состоялось совещание по японскому вопросу; решено не начинать самим. В 8 часов поехал в театр – шла «Русалка». Очень хороша. Вернувшись домой, получил от Алексеева телеграмму с известием, что этой ночью японские миноносцы произвели атаку на стоявших на внешнем рейде «Цесаревич», «Ретвизан» и «Палладу» и причинили им пробоины. Это без объявления войны?! Господь да будет нам в помощь!»
Не буду приводить домыслы и «доброжелательные» рассуждения о нашей «имперской политике»: многие «прославились» этим, ничего не прояснив. Достоверно известно, что в ночь нападения Японии большинство высших чинов командного состава нашей эскадры и гарнизона Порт-Артура находились на балу у местного губернатора, экипажи наших кораблей, кроме вахтенных, спали и были застигнуты врасплох. Японцы умело использовали и фактор внезапности, и отсутствие командиров на кораблях и позициях береговой обороны, поэтому даже героизм наших матросов и солдат не повлиял на исход боевых действий.
27 января (9 февраля) 1904 года шесть японских крейсеров и восемь миноносцев напали в корейском порту Чемульпо на два легендарных русских корабля – крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец». Ни одно иностранное военное судно из числа находившихся в порту не вмешалось в этот неравный бой! Эта подлость по отношению к России и её морякам-героям, по-моему, недостаточно справедливо объясняется отсутствием официального объявления войны. Я вижу в этом лишнее доказательство враждебного отношения к России и сомнительного понятия о чести у политиков и дипломатов.
В день боя в Чемульпо св. Царь записал в дневнике: «Утром пришла телеграмма с известием о бомбардировании пятнадцатью японскими судами Порт-Артура и о бое с нашей эскадрой. …Потери незначительные. В 4 часа был выход в собор через переполненные залы к молебну. На возвратном пути были оглушительные крики «ура!». Вообще отовсюду трогательные проявления единодушного подъёма духа и негодования против дерзости японцев».
Один Бог знает цену кажущегося спокойствия св. Царя, в дневнике которого о военных действиях очень скоро появились слова: «Больно и тяжело».
А пока в обществе царил патриотический подъём. Япония официально объявила войну России лишь 28 января (10 февраля) 1904 года, а через два дня к Зимнему дворцу пришли студенты с российскими флагами и пели «Боже, Царя храни!», в ответ св. Царская Семья благодарно кланялась им из окон Белой залы. Офицеры Гвардии почитали за честь отправку на фронт, штатские стремились записаться в Красный Крест, а промышленники и коммерсанты соперничали друг с другом, кто больше по-может деньгами правительству быстрее победить наглых иноверцев. Странно, что большинство в первые недели и даже месяцы войны не верило, что она затянется, что могут быть неудачи и т.д., а когда это всё же случилось, патриотический подъём как-то быстро сменился унынием и раздражением, усиливая не просто критические, но и антигосударственные настроения. Лжепатриоты немного забыли историю – можно нанести русской армии отдельные поражения, но окончательно победить её нельзя. Внезапность нападения, близость к театру военных действий и хорошая подготовка армии позволили японцам высадиться в Корее и целиком захватить её.
31 марта (13 апреля) 1904 года подорвался на японской мине броненосец «Петропавловск», погибли адмирал С.Макаров, художник П.Верещагин, большая часть офицеров корабля и около семисот матросов (позже у берегов Сахалина в одиночку был потоплен японцами крейсер «Новик»). С «Петропавловска» спаслись немногие, в их числе Великий Князь Кирилл Владимирович. Св. Царь объявил мобилизацию ряда военных округов, выехал ближе к фронту и благословлял уходившие на фронт войска, раздавал солдатам святые образки. Св. Царица активно участвовала в благотворительных акциях в пользу раненых, новобранцев и фронта.
18 апреля (1 мая) 1904 года японцы, сломив нашу оборону в десять раз большими силами, форсировали реку Ялу и принудили наших оставить позиции у Тюренчена, а через несколько дней они высадились на полуострове Ляодун и осадили Порт-Артур. В результате от основных сил – Маньчжурской армии – оказались отрезаны две пехотные дивизии, составлявшие гарнизон Порт-Артура. Подкрепления подходили нерегулярно (три-четыре пары поездов в сутки, потом восемь пар), поэтому генерал-адъютант А.Куропаткин не отважился на прорыв к Порт-Артуру, а пытался сдержать японцев боями местного значения, но эта тактика не оправдала себя.
Среди причин наших неудач в войне с Японией историками принято называть незавершённость военно-стратегической подготовки вооружённых сил, большую удалённость театра военных действий от главных центров командования армией, ограниченность сети коммуникационных связей: к началу войны мы проложили лишь одну колею Транссибирской магистрали (вторую колею прокладывали уже в ходе войны) и не успели достроить конечную часть магистрали, самую трудную, Кругобайкальскую железную дорогу (её закончили уже в ходе войны). Из-за этого возникли трудности с эвакуацией в тыл раненых и больных, доставкой на фронт подкреплений, оружия, боеприпасов, медикаментов, продовольствия, обмундирования. Превосходство японцев, наверное, было не в лучшей организации их армии, не в большей силе её духа и не в количестве боеприпасов и подкреплений, а в том, что всё это отсутствовало в нашей армии. Привожу отрывок письма из Ляояна от 16 (29) мая 1904 года приват-доцента Военно-Медицинской Академии, заведующего медицинской частью Красного Креста в Маньчжурской армии, будущего лейб-медика Государя и св. мученика Е.Боткина: «…Удручаюсь всё более ходом нашей войны, и не потому только, что мы столько проигрываем и столько теряем, но едва ли не больше потому, что целая масса наших бед есть только результат отсутствия у людей духовности, чувства долга, что мелкие расчёты становятся выше понятий об Отчизне, выше Бога…». С мнением Е.Боткина трудно не согласиться.
28 июля (10 августа) 1904 года оставшиеся корабли Первой Тихоокеанской эскадры под командованием контр-адмирала В.Витгефта попытались прорваться из Порт-Артура во Владивосток, но в Жёлтом море их атаковали японцы. В ходе неравного боя русские понесли большие потери и вынуждены были вернуться в Порт-Артур (в этом бою погиб контр-адмирал В.Витгефт).
1 (14) августа 1904 года группа дислоцированных во Владивостоке судов, вышедшая навстречу кораблям В.Витгефта, приняла в Корейском проливе бой с превосходящими силами японского адмирала Х.Камимура, но потерпела тяжёлое поражение: было выведено из строя одиннадцать наших кораблей – миноносцев, крейсеров, броненосцев. После этого поражения моря Дальнего Востока оказались под полным контролем Японии.
В августе 1904 года на русско-японском фронте произошла очередная катастрофа. Наши войска, пытаясь удержать позиции под Ляояном, не уклонились от большого и кровопролитного сражения с примерно равными силами японского генерала графа Т.Куроки. Несмотря на потери, понесённые в ходе неудачных фронтальных атак, Куроки обошёл наш левый фланг и вынудил генерал-адъютанта А.Куропаткина оставить позиции и отступить к Мукдену.
Но в этом же году случилось в нашем государстве долгожданное радостное событие: в св. Царской Семье 30 июля (12 августа) 1904 года родился Сын, Наследник Престола. Давненько орудия Петропавловской крепости так не грохотали!..
«Незабвенный великий для нас день, в который так явно посетила нас милость Божия,- записал в дневнике Государь.- В час с четвертью у Аликс родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем. …Нет слов, чтобы достаточно благодарить Бога за ниспосланное Им утешение в эту годину трудных испытаний…».
Рождение долгожданного Наследника Престола омрачилось его врождённым недугом – гемофилией. Он оказался одним из немногих «счастливцев» (в его время их было всего 15%), кто не умер от гемофилии в раннем возрасте. Если говорить подробно, гемофилия – одно из наследственных заболеваний, связанных с недостатком тромбоцитов, дефицитом некоторых факторов свёртывания крови. Болеют гемофилией главным образом мужчины, женщины – лишь носители мутантного гена и передают болезнь сыновьям. В «Свете невечернем…» монахиня Нектария (Мак Лиз) писала, что «Александре Феодоровне этот генетический дефект достался от бабушки, королевы (Англии.- Е.М.) Виктории, и она передала его Алексею». Принцесса Англии Алиса (мать Александры Феодоровны) оказалась носителем гемофилии, через неё болезнь перешла к Александре Феодоровне, а уже потом – к Российскому Престолонаследнику.
По словам монахини Нектарии, св. Царевич Алексей родился крепким и здоровым внешне, был милым весёлым мальчиком, «и только спустя несколько недель Родители стали замечать с беспокойством первые признаки гемофилии».
Внешние кровотечения от царапин, ссадин и т.п. самых обычных для здорового человека причин таили для св. Царевича опасность смерти от потери крови (ведь кровь могла и не свернуться). Но самую большую опасность представляли внутренние кровотечения. Если внешние кровотечения всё же можно было как-то контролировать, то внутренние кровоизлияния вызывали болезненные гематомы, боли в суставах с повышением температуры, бредом, невозможностью двигаться. Кровоизлияния могли случиться при падениях или ушибах во время обычной детской игры или же от поездки по тряской дороге, как это и произошло однажды в Спале. В то время ничто, кроме морфия, никакое средство не могло облегчить страданий больного, но этот препарат мог сделать человека морфинистом, поэтому оно не применялось. Существовал ещё эфир, правда, его частое употребление могло привести к эфиромании. Приступы болезни св. Царевича описаны многими, и их подробности ужасны. Страдания длились то дни, то целые недели. Всё складывалось для святой Царской Семьи крайне напряжённо и с человеческой, и с династической точки зрения. Надежда на улучшение здоровья Сына не покидала св. Родителей, хотя они прекрасно понимали, что все медицинские светила ничего сделать не в состоянии. Оставалось надеяться на чудо да на милость Божию.
Св. Николай II, несмотря на постоянную тревогу за Сына, должен был предпринимать решительные меры для помощи ещё державшемуся героическому гарнизону Порт-Артура, формировать и оснащать новую армию, способную переломить ход войны на суше, разгромить и сбросить японцев в море (такая армия на большом национальном подъёме была создана к лету 1905 года). Государь и Комитет Министров решили использовать единственный шанс спасти гарнизон крепости и оставшиеся суда Первой Тихоокеанской эскадры, деблокировав Порт-Артур с моря. Для этого св. Царь приказал сформировать Вторую Тихоокеанскую эскадру из кораблей Балтийской эскадры.
20 сентября (3 октября) 1904 года вновь сформированная эскадра под командованием адмирала З.Рожественского вышла из Кронштадта. Она состояла из восьми эскадренных броненосцев, трёх броненосцев береговой обороны, трёх броненосных крейсеров, шести лёгких крейсеров, девяти миноносцев. Эскадре предстояло обогнуть Европу, Африку и мимо мыса Доброй Надежды, через Индийский океан идти к Порт-Артуру. Сам по себе этот беспримерный переход надо считать подвигом.
В то же время на нас шло активное «наступление» дипломатов США, Англии, Германии, Франции, пытавшихся склонить св. Царя к мирным переговорам с Японией. Эти страны, конечно, были заинтересованы в истощении России и желали бы продолжения войны, невзирая на кровное родство с Домом Романовых германской и британской Монархий, так как видели, что более России истощена войной Япония: там налоговое бремя выросло на 85%, а в России – всего на 5%. Запад боялся, что японцы лишатся всех завоеваний, и всеми силами, в том числе и масонскими, стремился не дать нам победить: тактика изматывания противника на суше, героизм русских солдат и матросов, шедших на смерть за Веру, Царя и Отечество, не позволили японцам одержать быструю и лёгкую победу над Россией и поставили их на грань краха. Поэтому пока настоящие патриоты совершали чудеса храбрости на фронте, лжепатриоты в тылу тоже совершали «подвиги» за иностранные деньги и ещё едва заметную помощь от министра Финансов Витте. Так, 15 (28) июля 1904 года террорист Сазонов взорвал бомбой В. фон Плеве. «Кроме него,- записал в дневнике Государь,- убит его кучер и ранены семь человек, в том числе командир моей роты Семёновского полка капитан Цветинский – тяжело. В лице доброго Плеве я потерял друга и незаменимого министра Внутренних Дел. Строго Господь посещает нас Своим гневом».
Сменивший фон Плеве на посту министра Внутренних Дел князь П.Святополк-Мирский стал проводить с согласия Государя более мягкую политику в отношении оппозиции, надеясь этим усыпить её. Однако результат получился прямо противоположный, стоило лишь Святополку-Мирскому заявить о своём намерении снять ряд соратников В. фон Плеве, смягчить цензуру, амнистировать многих политических заключённых. Подняли голову студенты и «передовые» земства. Так называемые «патриоты» открыто посылали в адрес японского Императора телеграммы с пожеланиями победы или с поздравлениями по случаю поражения наших войск. Предатели России, сидя в глубоком тылу, использовали войну, чтобы посеять смуту, вызвать активные беспорядки для ниспровержения Царской Власти. И Япония вместе с союзниками, понимая, что наше сопротивление на фронте в конце концов расшибёт ей лоб, воспользовались ситуацией, щедро финансируя наших революционеров по масонским каналам.
С 30 сентября (13 октября) по 9 (22) октября 1904 года в Париже проходили совещания оппозиционных и революционных партий России, многие члены и руководители которых были масонами. Кроме «Союза Освобождения» и эсеров, в совещаниях участвовали польские, латышские, армянские, грузинские и финские радикалы. Сохраняя свои методы «борьбы за свободу», эти партии и группы сошлись в одном: уничтожении Самодержавия и его замене «свободным демократическим строем на основе всеобщей подачи голосов». Они также приняли резолюцию о «праве национального самоопределения» народов, живших на территории Российской Империи.
С 6 (19) по 9 (22) ноября 1904 года в Петербурге прошёл съезд земцев. Он принял резолюцию из одиннадцати статей, содержащих, в частности, требования «неприкосновенности жилища, личной свободы, свободы совести, свободы слова, свободы печати, свободы собраний и ассоциаций, гражданского равенства, расширения полномочий земств» и т.п. Одновременно с этим проводимые «Союзом Освобождения» в крупных городах России публичные банкеты развивали «передовые идеи» в гораздо более радикальном смысле.
В день окончания работы съезда земцы принесли П.Святополку-Мирскому выработанную съездом и одобренную одиннадцатью предводителями дворянства декларацию. В ней освящённый веками принцип Самодержавия должен был поддерживаться «лишь на условиях выборных представителей в законодательной работе»,- написал в книге «Николай II» современный французский либеральный историк и писатель А.Труайя.
Студенты, в свою очередь, требовали прекращения войны и созыва Учредительного Собрания. Что и говорить, славно работало японское (и не только японское!) золото… Хуже всего, конечно, что на него имелся спрос.
В начале декабря св. Царь, обеспокоенный серьёзными брожениями в обществе, принял предводителя Московского дворянства князя П.Трубецкого, который попытался напугать Государя якобы существовавшей пропастью между Троном и народом и убедить св. Царя принять во внимание описанную декларацию. Его величество, видно, не ожидал такого поступка от предводителя дворянства, возмутился позицией Трубецкого и сухо ответил: «Мужик конституцию не поймёт, а поймёт только одно, что Царю связали руки, и тогда – я вас поздравляю, господа».
П.Святополк-Мирский представил Государю резолюцию из одиннадцати пунктов и предложил в Государственный Совет избранных провинциальными организациями делегатов. Тем самым, по мнению министра, конституция делалась возможной лишь через десять-двадцать лет. У Государя состоялось совещание Великих Князей и высших сановников России, на котором весьма опытный и преданный Монархии К.Победоносцев, оценивая предложение Святополка-Мирского, заявил, что Православие не позволяет Царю изменить устои своей власти. Резолюция П.Святополка-Мирского была раскритикована министром Финансов и министром Юстиции. Витте (он уже был председателем Комитета Министров) внёс разногласие, сказав, что оставленный без изменений прежний внутриполитический курс может привести к несчастью. Короче, Витте и Святополк-Мирский оказались в меньшинстве, но Государь прислушался ко всем мнениям и назначил повторное совещание. Оно состоялось 8 (21) декабря 1904 года с участием Великих Князей Владимира Александровича и Сергея Александровича. В конце совещания Государь поручил С.Витте подготовить соответствующий Указ с учётом предложений Святополка-Мирского, но при этом намекнул, что они нуждаются в редакции. Однако Витте умело притворился непонятливым и сохранил в окончательном варианте Указа пункт о необходимости допуска в Государственный Совет выборных делегатов от общественности. 11 (24) декабря 1904 года Витте привёз Государю в Царское Село окончательный вариант Указа. Государь в целом Указ одобрил, но пункт о выборных делегатах поставил под сомнение, т.к. он подрывал авторитет Монархии, не имея ничего общего с историческим опытом правления русского Православного Царя. Преувеличивая свою значимость, Витте в мемуарах писал об этой встрече с Государем так: «Если Его Величество искренно, бесповоротно пришёл к заключению, что невозможно идти против всемирного исторического течения, то этот пункт в Указе должен остаться; но если Его Величество, взвесив значение этого пункта и имея в виду, что этот пункт есть первый шаг к представительному образу правления, со своей стороны находит, что такой образ правления недопустим, что он его… никогда не допустит, то… с этой точки зрения осторожнее было бы этот пункт не помещать».
Если такие слова действительно имели место, то Витте намеренно и ловко лукавил, дабы сохранить доверие Государя. Присутствовавший при разговоре Великий Князь Сергей Александрович одобрил ответ Витте, а св. Царь записал в дневнике свою реакцию: «Да, я… ни в коем случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо считаю его вредным для вверенного мне Богом народа, и поэтому я последую вашему совету и этот пункт вычеркну».
Государь отлично понимал: власть Православного Царя находилась под угрозой вовсе не со стороны «всемирного исторического течения», как выразился Витте, а со стороны неизмеримо более страшных и разрушительных сил, малейшая уступка которым неминуемо повлечёт за собой новые, ещё большие уступки. Пока что эти силы маскировались мнимой борьбой за свободу, но главное-то заключалось в ответе на вопрос: ОТ ЧЕГО свобода? От охраняемых властью Монарха законов государственных и общественных? Поэтому опубликованный 12 (25) декабря 1904 года Указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка» служил подтверждением намерений Государя «сохранять в неприкосновенности Основные Законы Империи». Кроме того, Указ предусматривал необходимое улучшение состояния провинциальных школ и установление веротерпимости, в частности, в отношении религиозных сект (в условиях войны с иноверцами это было серьёзным послаблением). Наряду с этим св. Царь получил от предводителя Черниговского дворянства телеграмму с «конституционной» резолюцией, принятой Черниговским земством. «Нахожу этот поступок дерзким и бестактным. Заниматься вопросами государственного управления – не дело земских собраний, круг занятий которых ясно очерчен законом»,- начертал на телеграмме Государь. «Правительственный Вестник» опубликовал и телеграмму, и слова св. Царя.
Витте утверждал, что он был против этой публикации. Оппозиция высказалась незамедлительно. Сначала Московское земство заявило о солидарности с Черниговским, затем Тверское дворянство прислало Государю телеграмму с одобрением действий земских и дворянских «конституционных» собраний. В Москве студенты не просто забастовали: они врывались в редакции газет, в Земскую и Городскую Управы, разбили булыжниками окна в доме Московского генерал-губернатора, устраивали демонстрации с красными флагами, требуя прекращения войны… Интеллигенция проводила в Петербурге, Москве, других крупных городах России торжественные банкеты. На одном из таких банкетов на шестьсот персон в Москве подвыпившие «борцы за счастье народа» горланили: «Долой Самодержавие!»
В деревне простой крестьянин-богоносец, «соль Земли Русской», как называл его П.А.Столыпин, всегда верил в Царя-батюшку, и только те, кто плохо трудился, а значит, плохо жил, шли к таким разбойным «народным Царям», как Болотников, Разин, Пугачёв… Подавляющему большинству честно трудящегося крестьянства бунты были не нужны, Царь гарантировал возможность спокойно трудиться и пользоваться плодами своего труда, но, к сожалению, не от одного Царя зависела благополучная жизнь крестьянина. Психология мужика-работника того периода нашей истории, к которому относится моё повествование, точно передана знаменитым русским поэтом С.Есениным (1895-1925) в поэме «Анна Снегина»:
Мы в важные очень не лезем,
Но всё же нам счастье дано:
Дворы у нас крыты железом,
У каждого сад и гумно,
У каждого крашены ставни,
По праздникам мясо и квас.
Недаром когда-то исправник
Любил погостить у нас.
Оброки платили мы к сроку,
Но, грозный судья, старшина
Всегда прибавлял к оброку
По мере муки и пшена.
И чтоб избежать напасти,
Излишек нам был без тягот.
Раз — власти, на то они власти,
А мы лишь простой народ.
За всё в ответе власть, которая существует где-то в другом мире, а они, мужики, живут сами по себе. Их дело землю пахать, а не воевать со смутьянами. АВОСЬ Царь-батюшка сам справится – ведь у него войска… Не нашлось для св. Царя среди любимых мужиков ни сотни верных ни в первую смуту, ни во вторую. Революционеры «обрабатывали» крестьян мифами о «Царских миллионах в Аглицком банке», о скупости и жестокости Государя.
Кроме беспорядков, организованных на японские деньги, 20 декабря 1904 года (2 января 1905 года) пришло известие о капитуляции Порт-Артура. Тут тоже не обошлось без измены: в течение одиннадцати месяцев доблестный гарнизон держался под артобстрелами японцев и отбивал атаки превосходящих сил врага с ощутимыми для него потерями, но 2 (15) декабря 1904 года во время артобстрела погиб блестящий организатор и душа обороны Порт-Артура генерал-майор Р.Кондратенко (его посмертно произвели в генерал-лейтенанты), место которого занял генерал-адъютант барон А.Стессель, и уже через восемнадцать дней он почему-то счёл положение крепости настолько безнадёжным, что направил к японцам парламентёров с предложением о капитуляции Порт-Артура, хотя гарнизон имел всё необходимое, чтобы ещё держаться. У меня нет прямых доказательств выполнения бароном Стесселем масонского «заказа», но сдача крепости усилила упаднические настроения в обществе и, как следствие, антиправительственную агитацию, поставила под угрозу шедшую на помощь Порт-Артуру эскадру З.Рожественского, усилила доводы в пользу бесперспективности войны и обрекла на жестокий японский плен тысячи русских офицеров, солдат и матросов с уцелевших кора-блей погибшего В.Витгефта, сражавшихся за Веру, Царя и Отечество.
Существуют серьёзные разночтения в количестве наших пленных. Например, историк С.Ольденбург писал о 45 тыс. человек, «в том числе около 28 тыс. способных носить оружие», А.Труайя называл цифру 35 тыс., а изданный в СССР в 1947 году «Атлас офицера» — около 30 тыс.; при этом то же издание содержит сведения, что при осаде Порт-Артура мы потеряли убитыми и ранеными 27 тыс. человек, а японцы – 112 тыс. «21-го декабря. …Получил ночью потрясающее известие от Стесселя о сдаче Порт-Артура японцам ввиду громадных потерь и болезненности гарнизона и полного израсходования снарядов (очевидно, Стессель солгал Государю, пользуясь тем, что его сведения нельзя проверить.- Е.М.)!.. – написано в Царском дневнике.- Защитники – все герои и сделали более того, что можно было предполагать. На то, значит, воля Божья! В 10 час. Подъехали к станции Березина… Оттуда поезд пошёл к станции Бобруйск… и в 12 ½ отправился по направлению к Минску».
Какое удивительное совпадение: Государь находился около тех самых мест, где почти через двенадцать лет будет расположена его Ставка, куда придёт известие о гораздо более страшной измене, приведшей к его вынужденному отречению от Престола и к чудовищной национальной катастрофе, какой ещё не знала русская история.
Св. Царь усердно молился за Отечество, болезненно переживая гибель каждого солдата, каждого, кто состоял на его, Государевой, службе… Так было с Н.Боголеповым, с твёрдым в своих убеждениях, безгранично преданным Государю Д.Сипягиным, добрым, милым, бывшим со своей супругой (внучкой поэта Вяземского) одним из немногих друзей св. Царской Четы, неоднократно и за-просто принимавшим её у себя дома… Так было с В. фон Плеве…
«31 декабря… Мороз усилился, была вьюга,- писал в дневнике св. Царь.- После завтрака поехали в Софийский собор на панихиду по убитым и погибшим в Порт-Артуре. В 4 часа былина ёлке в местном лазарете».
Так уж устроен человек, что даже в самой критической ситуации он не перестаёт надеяться на луч-шее, а в Новый Год особенно. Не был исключением и св. Царь. Война считалась уже проигранной, но Государь не переставал надеяться на поворот к лучшему. Вечером 1 (14) января 1905 года он записал в дневнике: «Да благословит Господь наступивший год, да дарует Он России победоносное окончание войны, прочный мир и тихое, безмятежное житие!.. Погулял. Отвечал на телеграммы. Обедали и провели вечер вдвоём. Очень рады остаться на зиму в родном Царском Селе».
Здесь он мог немного отдохнуть от столичной суеты, хотя обязательно бывал на офицерских собраниях разных полков, расквартированных вблизи Царского Села, принимал приезжавших из столицы министров, сам выезжал в Петербург, но на короткое время, для выполнения государственных обязанностей. 6 (19) января 1905 года Государь приехал в город для приёма послов и посланников и празднования Крещения Господня. Согласно традиции, св. Царь присутствовал на водосвятии на невской «иордани», а затем перешёл в открытый павильон на берегу Невы, чтобы просто понаблюдать за традиционным купанием православных в ледяной воде, которое иностранцы считали (и считают по сей день) «диким» обычаем «странных» русских; в это время с Васильевского острова был произведён артиллерийский салют, и вдруг… просвистела картечь!.. «Один городовой был ранен,- записано в Царском дневнике.- На помосте нашли несколько пуль; знамя Морского корпуса пробито». В окружении Государя пошёл разговор о попытке покушения, однако расследование показало, что орудие забыли – забыли! – разрядить после прошедших накануне манёвров… Приём послов и посланников не отменили, хотя в Зимнем дворце картечь повредила несколько окон, но этот инцидент, конечно, испортил Государю праздник, ведь был ранен городовой, напуган народ, да и ему самому, разумеется, жутковато было ни с того ни с сего оказаться под картечью. В 4 часа того же дня Государь уехал в Царское Село.
Возникают вопросы, а надо ли было св. Царю покидать столицу, в которой сразу после сдачи японцам Порт-Артура внутренние враги спровоцировали волнения среди рабочих? И кто же конкретно эти внутренние враги Российской Империи? На эти вопросы не без преувеличения дал ответ нелегальный журнал «Освобождение», который издавался за рубежом: «Вся интеллигенция и часть народа; всё земство, вся печать, часть Городских Дум, все корпорации (юристы, врачи и т.д.)… Нам обещали поддержку социалистические партии… За нас вся Финляндия… За нас угнетённая Польша и изнывающее в черте оседлости еврейское население». Однако при таком мажоре та же газета высказывала опасения: «Если русские войска одержат победу над японцами.., свобода будет преспокойно задушена под крики «ура!» и колокольный звон торжествующей Империи».
На первый взгляд, ничего конкретного, если не считать «изнывающего в черте оседлости еврейского населения» и «поддержки социалистических партий». Над этим стоит задуматься. О нарастающей сионистский угрозе Православию и вообще христианству достаточно подробно написал С.Нилус в книге «Великое в малом» (катастрофа 1917 года привела к засилью евреев, планомерно уничтожавших русское население России), а «поддержка социалистических партий» — это помощь особой касты продажных профессиональных революционеров-масонов, которые ничего не умели делать, кроме революций, ещё со времён Оливера Кромвеля. Сионисты и социалисты объединились ради разрушения великой Царской России, ради её распятия на Голгофе Коминтерна и во имя удовлетворения своей алчности и властолюбия под архивным лозунгом «Свобода, Равенство, Братство». Для этого не только японские агрессоры, но и все другие средства были хороши, лишь бы ослабить, очернить и сокрушить русское Самодержавие.
Подрывная деятельность, оплачиваемая Японией, Англией, США и некоторыми другими «доброжелателями» России, привела-таки к желаемым для них результатам. 3 (16) января 1905 года началась забастовка мастерских Путиловского завода, а четыре дня спустя забастовали рабочие ещё 382 предприятий, затем 9 (22) января 1905 года случилось событие, которое историки окрестили Кровавым воскресеньем.
В центре драмы оказался уроженец Полтавской губернии Г.Гапон – личность во многом тёмная. Прекрасно владея даром убеждения и слова, он занял заметное место в рабочей среде Петербурга: создал и возглавил в 1904 году легальную общественную организацию «Собрание Русских Фабрично-Заводских Рабочих Санкт-Петербурга», деятельность которой сначала проходила с одобрения и под покровительством Департамента Полиции. Этот период позднее получил название «по-лицейского социализма» и неразрывно связан с именем полковника С.Зубатова, главы Московского Охранного Отделения в 1896-1902 годах, а затем начальника Особого Отдела центрального аппарата Министерства Внутренних Дел. В молодости он увлекался революционным движением, но потом разочаровался в нём и стал убеждённым сторонником Монархии. С.Зубатов считал: «Те, кто идут против Монархии в России, идут против России; с ними надо бороться не на жизнь, а на смерть».
С.Зубатов, как и многие убеждённые, широко мыслившие монархисты, видел новую для России опасность – рабочее движение. Низкий уровень жизни и плохие условия труда делали рабочих особо восприимчивыми к агитации радикальных группировок марксистского толка. Рабочая среда превращалась во взрывной материал. Для предотвращения такого развития событий С.Зубатов предложил создавать под контролем властей легальные союзы (что-то вроде профсоюзов), которые бы выражали и отстаивали интересы рабочих. Идеология замысла была проста: русский Царь находился вне партий, был главой всего русского народа, а не какой-то отдельной его части, поэтому беды рабочего люда не могли быть безразличны властям, поставленным Монархом. Предложение С.Зубатова встретило активную поддержку Великого Князя Сергея Александровича, Московского генерал-губернатора. Вот что он писал в начале февраля 1902 года своему Брату Великому Князю Павлу Александровичу: «Сегодня у меня были приятные минуты: я принимал депутацию рабочих со всех механических заводов и мастерских Москвы, которым я устроили провёл устав общества самопомощи. Дело очень интересное, серьёзное, даже скажу ОПАСНОЕ – обоюдоострое, но, по моему крайнему разумению, НЕОБХОДИМОЕ по теперешним временам».
Власть серьёзно хотела быть бесстрастным арбитром в социальных конфликтах и спорах между предпринимателями и рабочими, стремилась дать трудящемуся люду надежду, поддержку против «акул капитализма». Это способствовало возникновению в Петербурге гапоновской организации, устав которой утвердило Министерство Внутренних Дел 15 (28) февраля 1904 года, так что к концу года имела целых семнадцать отделений во всех рабочих кварталах Петербурга. Задача её заключалась в способствовании трезвому, разумному времяпрепровождению, укреплению русского самосознания, правовому просвещению. Рабочие платили очень небольшие членские взносы и получали право пользоваться бесплатной юридической консультацией, библиотекой, посещать лекции, концерты. Они собирались в клубах или чайных, где проходили встречи и беседы. Эти собрания посещали многие сотни, даже тысячи человек, и всё вроде бы обстояло мирно. Но перед рабочими регулярно выступал Гапон, причём вовсе не с миролюбивыми проповедями православного священника, а со страстными обличениями хозяев-капиталистов и проникновенными картинами общей несправедливости. Словом, Гапон не только сам сошёл с христианского пути, но так или иначе сбивал с него других, вместо спокойствия он сеял недовольство и возмущение, зато быстро прослыл радетелем за «народное дело».
Так и неизвестно, когда возникла идея идти к Государю, искать у него «правды и защиты», однако уже в декабре 1904 года она широко обсуждалась на собраниях. Забастовка на петербургских предприятиях в начале января 1905 года, вызванная увольнением нескольких рабочих-путиловцев, ускорила ход событий, и рабочие почти единогласно приняли решение идти к св. Царю с петицией.
Большинство рабочих не ознакомили с полным перечнем требований (его составила небольшая «группа уполномоченных» социалистов во главе с Гапоном), сказали только, что они идут к св. Царю просить «помощи трудовому люду». Не надо забывать также – в петиции были, кроме экономических, ещё и политические требования, причём некоторые носили откровенно провокационный характер, потому что подрывали основы государственного устройства. К ним относятся требования созыва «народного представительства», полной политической свободы, «передачи земли народу».
Гапон с кучкой приспешников дружил с определёнными представителями власти, был подстрекаем лидером сионисткого движения, инженером и финансистом Петром (Пинзахом) Рутенбергом и безусловно знал опасность идеи подачи петиции, но надеялся как раз на то, что сам акт «народно-го шествия» может привести к непредсказуемым последствиям. Авторы петиции не просто выдвигали перечень требований, но хотели, чтобы св. Царь тут же перед толпой «поклялся выполнить их», что было абсолютно невозможно. Гапон вёл себя совершенно аморально: лгал властям, изображая законопослушного подданного, лгал рабочим, что их надежды и интересы ему ближе все-го на свете, лгал Богу, разглагольствуя о мире и любви, а в душе поклоняясь террору и насилию,- уже после провокации 9 (22) января 1905 года выяснилось, что Гапон давно вынашивал план общественной акции, способной вызвать эсеро-коммунистическую смуту в России.
Вместо того, чтобы вовремя изолировать десяток организаторов шествия, военные и полицейские власти столицы доверились «слову Гапона», что шествия не будет. Государь ничего не знал о готовящейся акции, ему сообщили о ней в последний момент. Вечером 8 (21) января 1905 года Его Величество, находясь в Царском Селе, записал в дневнике: «Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120 тыс. человек. Во главе рабочего союза какой-то священник-социалист Гапон».
Власти успели разглядеть двойную игру Гапона и стянули в столицу много войск, чтобы, не применяя оружия, отрезать шествию пути к центру города. Это не остановило Гапона. Не остановило его и отсутствие св. Царя в Петербурге, делавшее идею вручения Государю петиции заведомо невыполнимой. 9 (22) января 1905 года он повёл-таки рабочих к Зимнему дворцу, разрешив нести иконы и хоругви, а сам лицемерно нёс большое распятие. Но главный подвох заключался в том, что к этому «крестному ходу» присоединились вооружённые револьверами эсеры, которые в разных частях города в нужный момент стали стрелять в солдат, чем вызвали вынужденный ответный залповый огонь, т.к. создавалось впечатление, будто стрелявших провокаторов много. Имелось немало не-винных жертв, но Гапон уцелел (возможно, солдаты не захотели стрелять в священника). Тысячи людей всё же прорвались к Зимнему дворцу. Св. Царь горько переживал случившуюся трагедию, в которой было много пострадавших и виноватых. «Тяжёлый день! – записал он в дневнике.- В Петербурге произошли серьёзные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять… Господи, как больно и тяжело!» Но лично он уже ничего не мог изменить. Престиж власти основательно пострадал.
12 (25) января 1905 года за подписью министра Внутренних Дел П.Дурново и министра Финансов В.Коковцева было опубликовано правительственное сообщение, где говорилось, что 9 (22) января погибло 96 и ранено 333 человека. Враги Трона и Династии умышленно завышали (и до сих пор завышают) число жертв, говоря о «тысячах убитых».
С.Ольденбург привёл в своих трудах другую, опять же официальную, цифру – 130 убитых.
О Гапоне можно вкратце сказать следующее: когда войска открыли огонь, Рутенберг вывел его в безопасное место, где ему обрезали волосы (можно сказать, расстригли) и бороду, спрятали, переодели, подготовили его отъезд в Париж, где он был очень популярен среди либералов. На своей популярности Гапон отменно нажился и, вернувшись в Петербург в конце 1905 года, нагло предложил властям КУПИТЬ у него откуда-то взятые планы действий террористов (возможно, это была лишь очередная провокация). Власти отвергли «сделку», но эсеры для страховки повесили Гапона по приказу Рутенбега, инсценировав самоубийство, на одной из дач в Озерках близ Санкт-Петербурга.
После Кровавого воскресенья св. Царь уволил П.Дурново и начальника столичной полиции, одна-ко это мало кого удовлетворило. Случившаяся трагедия имела огромный отрицательный резонанс в обществе, а радикалы всех мастей заполучили такой «козырь», о каком ещё недавно даже и не мечтали. Недовольство заразило и тех, кто не имел отношения к антигосударственной деятельности: 16 членов Императорской Академии Наук и более 300 университетских профессоров дошли до того, что подписали своего рода манифест, утверждавший, что «свобода науки несовместима с современным российским социальным режимом». Адвокаты решили организовать «профессиональный союз», близкий всем революционным группировкам, с целью подготовки умов к идее конституции. Далее «профессиональные союзы» создали литераторы, инженеры, профессиональные служащие… Всё это объединилось в «Союз Союзов». Пресса выглядела не лучше: несмотря на цензуру, она активно упражнялась в критике Самодержавия. Но эти «достижения» никому, кроме левых, пользы не несли: революционные настроения и террор ширились.
10 (23) января 1905 года Государь назначил на пост Петербургского генерал-губернатора Д.Трепова, ранее занимавшего в Москве пост обер-полицеймейстера. Д.Трепов порекомендовал Государю принять депутацию рабочих Петербурга и, получив согласие, допустил в Царское Село 34 представителя пролетариев столичных заводов и фабрик 19 января (1 февраля) 1905 года. Св. Царь принял депутацию, выслушал рабочих и, судя по его дневниковым записям, сказал им следующее: «Вы дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменникам и врагам нашей Родины. Призывая вас идти подавать мне прошение о нуждах ваших, они поднимали вас на бунт против меня и моего правительства… Стачки и мятежные сборища только возбуждают безработную толпу к таким беспорядкам, которые всегда заставляли и будут заставлять власти прибегать к военной силе, а это неизбежно вызывает и неповинные жертвы. Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение. Вы сами… понимаете, что следует быть справедливым и к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности. Но мятежною толпою заявлять мне о своих нуждах – преступно… Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их мне, а потому прощаю им вину их».
Говоря так, св. Царь напомнил рабочим, что они в России никогда не были угнетённым и бесправным сословием, что Монархия уважает, защищает и ни в коем случае не карает безвинных, трудолюбивых подданных, отличая их от «безработной толпы» лентяев, бездарей, не хотевших ни работать, ни духовно развиваться, а потому легко шедших на грабёж, разбой и убийства, став орудием в руках тех, кто по лжеучению К.Маркса (Мордохея Леви) стремился сокрушить Российскую Империю ради установления мифической «всемирной диктатуры пролетариата», истинной угнетательницы и истребительницы не только русских рабочих, но и всего остального нашего народа.
Все революционные события не только у нас, но и в любом другом государстве в корне бесчеловечны и не могут быть оправданы никакими «благими» целями и идеалами. Революция на русской почве вообще не поддаётся сравнению ни с какой, даже самой жестокой войной. И какие такие «демократические преобразования», какое такое «светлое будущее» могут оправдать систематическое убийство людей только потому, что они стояли на страже государственных и национально-нравственных устоев, сложившихся в России ИСТОРИЧЕСКИ, а не в результате сиюминутных решений правительства? И что можно вырастить на кровавом послереволюционном пустыре? Да ничего, кроме того, что было разрушено. Казалось бы, какая простая истина, но как трудно с ней сжиться после кровавого угара социалистических вакханалий, после тяжёлого «демократического» наркоза, сопровождающегося бредом полной свободы неизвестно от чего.
4 (17) февраля 1905 года в самом центре Москвы, в Кремле, среди бела дня террорист Каляев взорвал бомбой карету с Великим Князем Сергеем Александровичем. Взрыв был такой силы, что Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, прибежавшая на место убийства сразу, как только он прогремел, увидела жуткую груду обломков кареты вперемешку с клочьями окровавленной одежды и частями человеческого тела. Елизавета Феодоровна поспешила собрать останки любимого Супруга. В тот ужасный момент, как она призналась позднее своей Сестре Виктории, у неё была лишь одна мысль: «Скорее, скорее – Сергей так ненавидел беспорядок и кровь». «Надо было ощущать поддержку Господа, чтобы в эту же минуту не лишиться чувств и не потерять рассудка»,- писал А.Боханов в книге «Романовы. Сердечные тайны».
Государь записал в дневнике: «Ужасное злодеяние совершилось в Москве: у Никольских ворот дядя Сергей, ехавший в карете, был убит брошенною бомбою, и кучер смертельно ранен. Несчастная Элла, благослови и помоги ей Господь!» А Сестра св. Царя Ольга Александровна, узнав подробности гибели своего Дяди, написала св. Брату в Петербург: «Элла! Как я за неё страдаю, я и сказать не могу. Это чудная, святая женщина – она, видно, достойна тяжёлого креста, поднимающего её всё выше и выше!».
Великого Князя Сергея Александровича похоронили в одном из храмов Кремля. Государь из-за возможности покушения и на него на похоронах не был, чем очень тяготился.
На месте убийства Сергея Александровича на средства Елизаветы Феодоровны воздвигли величественный памятник-крест работы В.Васнецова со словами: «Отче, отпусти им: не ведят бо, что творят». Этот святой памятник простоял недолго и был варварски уничтожен иудо-большевиками, служителями дьявола, с В.Лениным во главе 1 мая 1918 года (дата по н. ст.).
После гибели Сергея Александровича Елизавета Феодоровна отошла от светской жизни, посвятила себя служению Богу и милосердному делу нелицемерной помощи неимущим и больным. Она навестила Каляева, убийцу мужа, в тюрьме, говорила с ним, просила объяснить его поступок, что-бы его понять, искренне простила его и уговаривала подписать прошение о помиловании, даже сама хотела передать документ св. Царю, но Каляев повторил ей в лицо свой революционный бред: «Долой Царя! Долой правительство! Да здравствует партия социал-революционеров!», отказался подписывать прошение и в конце концов был повешен.
Возможно, под впечатлением встречи с Каляевым Елизавета Феодоровна написала св. Императору: «Милый Ники, ради всего святого будь сейчас энергичен. Впереди ещё может быть много смертей. Покончи сейчас же с этим разгулом террора. Прости, если я пишу слишком прямолинейно. Но каждый день, который ты теряешь, только усугубляет положение. Мы должны быть смиренными, но даже Христос считал, что иногда необходимо быть суровыми. Более чем когда-либо дьявол работает сейчас во всём мире. И Россия – единственная страна, сохранившая верность Христовой церкви».
Елизавета Феодоровна продала свои великолепные драгоценности, коллекцию произведений искусства и редкостей, которую многие годы собирал Великий Князь Сергей Александрович, а вырученные деньги отдала больницам и приютам для бедных. Она купила в Москве на Большой Ордынке участок земли, на котором основала центр милосердия и помощи – Марфо-Мариинскую обитель, где устроила больницу, аптеку, школу, детский приют. 10 (23) февраля 1909 года обитель начала свою деятельность. Митрополит Московский и Коломенский Владимир возвёл Елизавету Феодоровну в сан настоятельницы обители. В тот день Великая Княгиня сказала: «Я оставляю блестящий мир.., но вместе со всеми вами я восхожу в более великий мир – мир бедных и страдающих».
Ещё при жизни Великого Князя Сергея Александровича Супруги сделали поистине бесценный вклад в Русское Православие: привезли со священной горы Афон и подарили Церкви один из пер-вых точных списков с чудотворной иконы Божией Матери «Скоропослушница», пребывающей в Афонском монастыре Дохиар. Сейчас список находится в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры в Петербурге и тоже чудотворит, как и все позднейшие копии с него.
Осенью 1910 года Елизавета Феодоровна посетила свою родину, где собрались многие её близкие, в том числе и св. Царская Семья. Отсюда Государь, не скрывая своих горьких переживаний, писал Марии Феодоровне 16 (29) октября: «Элла уже более недели живёт с нами, так что опять все сёстры вместе. Она очень бодро выглядит и, должно быть, сильно берёт на себя, т.к. она тут в первый раз без дяди Сергея. Но ужасно грустно видеть её, для меня и Аликс, в этом сером платье; стран-но, что другим это всё равно, а на нас оно производит самое тяжёлое впечатление! Она так ездит по магазинам в Дармштадте и Франкфурте, и, разумеется, целая толпа мальчишек и зевак бежит сзади. Со мною она почти всегда говорит о церковных вопросах, о епископах, миссионерах и пр.,- так скучно, прости мне Господи!».
По возвращении в Россию Елизавета Феодоровна почти безвыездно находилась в своей обители, отдавая всё время и силы молитве и уходу за немощными и больными. Её сердце разрывалось от горя и тяжёлых предчувствий, потому что она видела вокруг страшное озлобление. В одном из пи-сем она писала: «Я испытываю такую глубокую жалость к России и её детям, которые в настоящее время не знают, что творят». В 1917 году новые власти (коммунисты) сделали Елизавете Феодоровне предложение уехать за границу, но она решительно отказалась, т.к. считала Россию своей родиной, своим домом, своей судьбой, и не хотела её покидать.
У коммунистов не было совершенно никаких веских оснований для расправы над Елизаветой Феодоровной: она не имела прав на Престол, не участвовала в попытках свержения диктатуры богоборцев. Однако не следует забывать, что Ленин и его соратники были маниакально жестоки, что они были связаны с тайным мировым масонским правительством, власть взяли незаконно и выполняли главную задачу – уничтожить как можно больше людей, чтобы легче проводить свои «законы». Для такого режима просто просвещённый человек, да ещё настоятель православного
монастыря, живущий по Божьим Заповедям (именно такой и была Елизавета Феодоровна), представлял настоящую угрозу. Поэтому в апреле 1918 года Елизавету Феодоровну арестовали и отправили под охраной сначала в Пермь, а затем в Алапаевск на Урале, где она и провела в заточении три месяца вместе с последовавшей за ней инокиней Варварой и Великими Князьями Сергеем Михайовичем, Константином Константиновичем (младшим), Иоанном Константиновичем, Игорем Константиновичем (художник И.Глазунов считал, что это были три Сына поэта и Великого Князя Константина Константиновича – К.Р.) и князем В.Палей (Сыном Великого Князя Павла Александровича и княжны О.Палей).
Через сутки после убиения в Екатеринбурге св. Царской Семьи красные нелюди в ночь на 18 июля 1918 года сбросили всех пленников в глубокую Селимскую шахту. Нет, их не убили сначала, их сбросили живыми. Упав с большой высоты, несчастные погибли сразу, поэтому народное предание о том, что Елизавета Феодоровна перевязывала раны своим Родственникам, пела псалмы, легенды о подожжённой сере и неразорвавшихся ручных гранатах – всего лишь легенды. Мгновенная смерть Елизаветы Феодоровны на дне шахты подтверждена сделанной позднее медицинской экспертизой.
Тело Елизаветы Феодоровны оставалось в шахте три месяца и было поднято офицерами Сибирской Белой Армии, временно освободившей Алапаевск от красных. Останки были вывезены из России через всю Сибирь, Монголию, Северный Китай отступающей героической армией. Некоторое время гроб находился в Пекине. Чтобы выполнить последнюю волю Елизаветы Феодоровны, её сёстры и брат сделали в тех условиях почти невозможное: организовали и оплатили перевозку останков в Иерусалим, где на погребении в январе 1921 года присутствовала сестра Виктория, маркиза фон Милфорд-Хейвен. И только в 1992 году Русская Православная Церковь причислила Елизавету Феодоровну к лику святых.
Прп. Максим Исповедник говорил: «Конец настоящей жизни несправедливо, думаю, называть смертью, а скорее избавлением от смерти, удалением из области тления, избавлением от рабства».
(Продолжение следует.)
Прп. Серафим Саровский
Зима 1903/04 годов протекала как обычно, правда, св. Царица ждала Наследника Престола, и её здоровье тревожило Государя, да на Дальнем Востоке собирались тучи войны. У неё своя предыстория, связанная с деятельностью масонов и недостаточно освящённая в печати. Чтобы не удлинять повествования, я опишу ниже только личность и работу масона С.Витте, немало потрудившегося ради приближения русской революционной катастрофы, а пока скажу, что в 1894 году Япония развязала войну против Китая за вассальную ему Корею и сразу же показала своё военное и стратегическое превосходство. Весной 1895 года Китай подписал унизительный Симоносекский договор, теряя по нему Тайвань (Формозу), некоторые другие острова и Ляодунский полуостров. Выполнение этих условий приводило к усилению мощи Японии, что шло вразрез с интересами ведущих государств Европы. Россия, Германия, Франция настояли на изменении условий договора, так что японцам пришлось отказаться от Ляодунского полуострова. В 1896 году Россия добилась от Китая концессии на прокладку по Маньчжурии восточного участка Великого Сибирского Пути (Транссибирской магистрали от Челябинска до Владивостока). По мнению нашего правительства, концессия решала две задачи: 1) сокращала протяжённость магистрали (она и так-то была почти 8 тыс. км), чем значительно уменьшала строительные затраты; 2) железная дорога усиливала влияние России в Северном Китае, чтобы не допустить туда Японию, активно развивавшуюся индустриально и явно демонстрировавшую свои территориальные претензии. В 1898 году (С.Витте уже был министром Финансов!) по соглашению с Китаем мы арендовали Ляодунский полуостров и начали создавать там укреплённый форпост и военно-морскую базу Порт-Артур. В то же время Россия, Англия, Германия, Франция, Япония, Китай неоднократно проводили между собой консультации и совещания, пытаясь совместить различные интересы. В России существовали два подхода к решению дальневосточной проблемы. К одному, условно «силовому», склонялись Великий Князь Александр Михайлович, наместник на Дальнем Востоке адмирал Е.Алексеев, председатель Комитета Министров И.Дурново, министр Внутренних Дел В. фон Плеве. Они считали, что в сопредельных с Россией районах нужна жёсткая политика, что всякие уступки и компромиссы вредят России. Ко второму, более мягкому, подходу склонялись С.Витте и министры Иностранных Дел М.Муравьёв и В.Ламздорф.
Св. Царь был за мирное сосуществование, что отвечало его убеждениям и продолжало политику Императора Александра III, вело Россию к процветанию. Но тайные и явные враги этого не хотели.
Русское правительство не исключало возможность войны с Японией, но к ней не стремилось. В 1902 и 1903 годах шли интенсивные переговоры между Петербургом, Токио, Берлином, Лондоном и Парижем, но примечательно, что они ни к чему не привели: Япония настаивала на признании своего господства в Корее, требовала ухода России из Маньчжурии, на что мы, конечно, согласиться не могли, хотя переговоры продолжали. В 1903 году уже было ясно, что Япония активно готовится к войне, что вынудило нас принять ответные меры, и в самом начале 1904 года Россия сосредоточила на Дальнем Востоке 100 тыс. солдат и офицеров и 69 боевых кораблей. Но этого оказалось мало: Япония имела серьёзный численный перевес как на море, так и на суше. Полагаю, что Государя обманывали изменники-масоны, и он имел ложную картину нашей готовности к войне (например, он не знал, что с военно-инженерной точки зрения Порт-Артур был укреплён недостаточно хорошо).
19 января (1 февраля) 1904 года св. Царь сделал в дневнике спокойную запись: «Утро было занятое, и день вообще утомительный… В 9 ½ начался большой бал». Через пять дней последовала запись, которую можно расценивать как сигнал тревоги: «Вечером получил известие о прекращении переговоров с Японией и об отъезде её посланника отсюда».
Однако это сообщение ещё не означало начала войны, т.к. по международным нормам посол Японии обязан был вручить министру Иностранных Дел России ноту о разрыве дипломатических отношений и объявлении войны, потом покинуть Россию, а уже потом начинались боевые действия. Именно такого развития событий Государь и ожидал, но Япония, нарушив все международные нормы, вероломно напала на Россию в ночь на 26 января (8 февраля) 1904 года: десять японских миноносцев атаковали Первую Тихоокеанскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура и вывели из строя два броненосца и один крейсер. 26 января (8 февраля) 1904 года Государь записал в дневнике: «Утром у меня состоялось совещание по японскому вопросу; решено не начинать самим. В 8 часов поехал в театр – шла «Русалка». Очень хороша. Вернувшись домой, получил от Алексеева телеграмму с известием, что этой ночью японские миноносцы произвели атаку на стоявших на внешнем рейде «Цесаревич», «Ретвизан» и «Палладу» и причинили им пробоины. Это без объявления войны?! Господь да будет нам в помощь!»
Не буду приводить домыслы и «доброжелательные» рассуждения о нашей «имперской политике»: многие «прославились» этим, ничего не прояснив. Достоверно известно, что в ночь нападения Японии большинство высших чинов командного состава нашей эскадры и гарнизона Порт-Артура находились на балу у местного губернатора, экипажи наших кораблей, кроме вахтенных, спали и были застигнуты врасплох. Японцы умело использовали и фактор внезапности, и отсутствие командиров на кораблях и позициях береговой обороны, поэтому даже героизм наших матросов и солдат не повлиял на исход боевых действий.
27 января (9 февраля) 1904 года шесть японских крейсеров и восемь миноносцев напали в корейском порту Чемульпо на два легендарных русских корабля – крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец». Ни одно иностранное военное судно из числа находившихся в порту не вмешалось в этот неравный бой! Эта подлость по отношению к России и её морякам-героям, по-моему, недостаточно справедливо объясняется отсутствием официального объявления войны. Я вижу в этом лишнее доказательство враждебного отношения к России и сомнительного понятия о чести у политиков и дипломатов.
В день боя в Чемульпо св. Царь записал в дневнике: «Утром пришла телеграмма с известием о бомбардировании пятнадцатью японскими судами Порт-Артура и о бое с нашей эскадрой. …Потери незначительные. В 4 часа был выход в собор через переполненные залы к молебну. На возвратном пути были оглушительные крики «ура!». Вообще отовсюду трогательные проявления единодушного подъёма духа и негодования против дерзости японцев».
Один Бог знает цену кажущегося спокойствия св. Царя, в дневнике которого о военных действиях очень скоро появились слова: «Больно и тяжело».
А пока в обществе царил патриотический подъём. Япония официально объявила войну России лишь 28 января (10 февраля) 1904 года, а через два дня к Зимнему дворцу пришли студенты с российскими флагами и пели «Боже, Царя храни!», в ответ св. Царская Семья благодарно кланялась им из окон Белой залы. Офицеры Гвардии почитали за честь отправку на фронт, штатские стремились записаться в Красный Крест, а промышленники и коммерсанты соперничали друг с другом, кто больше по-может деньгами правительству быстрее победить наглых иноверцев. Странно, что большинство в первые недели и даже месяцы войны не верило, что она затянется, что могут быть неудачи и т.д., а когда это всё же случилось, патриотический подъём как-то быстро сменился унынием и раздражением, усиливая не просто критические, но и антигосударственные настроения. Лжепатриоты немного забыли историю – можно нанести русской армии отдельные поражения, но окончательно победить её нельзя. Внезапность нападения, близость к театру военных действий и хорошая подготовка армии позволили японцам высадиться в Корее и целиком захватить её.
31 марта (13 апреля) 1904 года подорвался на японской мине броненосец «Петропавловск», погибли адмирал С.Макаров, художник П.Верещагин, большая часть офицеров корабля и около семисот матросов (позже у берегов Сахалина в одиночку был потоплен японцами крейсер «Новик»). С «Петропавловска» спаслись немногие, в их числе Великий Князь Кирилл Владимирович. Св. Царь объявил мобилизацию ряда военных округов, выехал ближе к фронту и благословлял уходившие на фронт войска, раздавал солдатам святые образки. Св. Царица активно участвовала в благотворительных акциях в пользу раненых, новобранцев и фронта.
18 апреля (1 мая) 1904 года японцы, сломив нашу оборону в десять раз большими силами, форсировали реку Ялу и принудили наших оставить позиции у Тюренчена, а через несколько дней они высадились на полуострове Ляодун и осадили Порт-Артур. В результате от основных сил – Маньчжурской армии – оказались отрезаны две пехотные дивизии, составлявшие гарнизон Порт-Артура. Подкрепления подходили нерегулярно (три-четыре пары поездов в сутки, потом восемь пар), поэтому генерал-адъютант А.Куропаткин не отважился на прорыв к Порт-Артуру, а пытался сдержать японцев боями местного значения, но эта тактика не оправдала себя.
Среди причин наших неудач в войне с Японией историками принято называть незавершённость военно-стратегической подготовки вооружённых сил, большую удалённость театра военных действий от главных центров командования армией, ограниченность сети коммуникационных связей: к началу войны мы проложили лишь одну колею Транссибирской магистрали (вторую колею прокладывали уже в ходе войны) и не успели достроить конечную часть магистрали, самую трудную, Кругобайкальскую железную дорогу (её закончили уже в ходе войны). Из-за этого возникли трудности с эвакуацией в тыл раненых и больных, доставкой на фронт подкреплений, оружия, боеприпасов, медикаментов, продовольствия, обмундирования. Превосходство японцев, наверное, было не в лучшей организации их армии, не в большей силе её духа и не в количестве боеприпасов и подкреплений, а в том, что всё это отсутствовало в нашей армии. Привожу отрывок письма из Ляояна от 16 (29) мая 1904 года приват-доцента Военно-Медицинской Академии, заведующего медицинской частью Красного Креста в Маньчжурской армии, будущего лейб-медика Государя и св. мученика Е.Боткина: «…Удручаюсь всё более ходом нашей войны, и не потому только, что мы столько проигрываем и столько теряем, но едва ли не больше потому, что целая масса наших бед есть только результат отсутствия у людей духовности, чувства долга, что мелкие расчёты становятся выше понятий об Отчизне, выше Бога…». С мнением Е.Боткина трудно не согласиться.
28 июля (10 августа) 1904 года оставшиеся корабли Первой Тихоокеанской эскадры под командованием контр-адмирала В.Витгефта попытались прорваться из Порт-Артура во Владивосток, но в Жёлтом море их атаковали японцы. В ходе неравного боя русские понесли большие потери и вынуждены были вернуться в Порт-Артур (в этом бою погиб контр-адмирал В.Витгефт).
1 (14) августа 1904 года группа дислоцированных во Владивостоке судов, вышедшая навстречу кораблям В.Витгефта, приняла в Корейском проливе бой с превосходящими силами японского адмирала Х.Камимура, но потерпела тяжёлое поражение: было выведено из строя одиннадцать наших кораблей – миноносцев, крейсеров, броненосцев. После этого поражения моря Дальнего Востока оказались под полным контролем Японии.
В августе 1904 года на русско-японском фронте произошла очередная катастрофа. Наши войска, пытаясь удержать позиции под Ляояном, не уклонились от большого и кровопролитного сражения с примерно равными силами японского генерала графа Т.Куроки. Несмотря на потери, понесённые в ходе неудачных фронтальных атак, Куроки обошёл наш левый фланг и вынудил генерал-адъютанта А.Куропаткина оставить позиции и отступить к Мукдену.
Но в этом же году случилось в нашем государстве долгожданное радостное событие: в св. Царской Семье 30 июля (12 августа) 1904 года родился Сын, Наследник Престола. Давненько орудия Петропавловской крепости так не грохотали!..
«Незабвенный великий для нас день, в который так явно посетила нас милость Божия,- записал в дневнике Государь.- В час с четвертью у Аликс родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем. …Нет слов, чтобы достаточно благодарить Бога за ниспосланное Им утешение в эту годину трудных испытаний…».
Рождение долгожданного Наследника Престола омрачилось его врождённым недугом – гемофилией. Он оказался одним из немногих «счастливцев» (в его время их было всего 15%), кто не умер от гемофилии в раннем возрасте. Если говорить подробно, гемофилия – одно из наследственных заболеваний, связанных с недостатком тромбоцитов, дефицитом некоторых факторов свёртывания крови. Болеют гемофилией главным образом мужчины, женщины – лишь носители мутантного гена и передают болезнь сыновьям. В «Свете невечернем…» монахиня Нектария (Мак Лиз) писала, что «Александре Феодоровне этот генетический дефект достался от бабушки, королевы (Англии.- Е.М.) Виктории, и она передала его Алексею». Принцесса Англии Алиса (мать Александры Феодоровны) оказалась носителем гемофилии, через неё болезнь перешла к Александре Феодоровне, а уже потом – к Российскому Престолонаследнику.
По словам монахини Нектарии, св. Царевич Алексей родился крепким и здоровым внешне, был милым весёлым мальчиком, «и только спустя несколько недель Родители стали замечать с беспокойством первые признаки гемофилии».
Внешние кровотечения от царапин, ссадин и т.п. самых обычных для здорового человека причин таили для св. Царевича опасность смерти от потери крови (ведь кровь могла и не свернуться). Но самую большую опасность представляли внутренние кровотечения. Если внешние кровотечения всё же можно было как-то контролировать, то внутренние кровоизлияния вызывали болезненные гематомы, боли в суставах с повышением температуры, бредом, невозможностью двигаться. Кровоизлияния могли случиться при падениях или ушибах во время обычной детской игры или же от поездки по тряской дороге, как это и произошло однажды в Спале. В то время ничто, кроме морфия, никакое средство не могло облегчить страданий больного, но этот препарат мог сделать человека морфинистом, поэтому оно не применялось. Существовал ещё эфир, правда, его частое употребление могло привести к эфиромании. Приступы болезни св. Царевича описаны многими, и их подробности ужасны. Страдания длились то дни, то целые недели. Всё складывалось для святой Царской Семьи крайне напряжённо и с человеческой, и с династической точки зрения. Надежда на улучшение здоровья Сына не покидала св. Родителей, хотя они прекрасно понимали, что все медицинские светила ничего сделать не в состоянии. Оставалось надеяться на чудо да на милость Божию.
Св. Николай II, несмотря на постоянную тревогу за Сына, должен был предпринимать решительные меры для помощи ещё державшемуся героическому гарнизону Порт-Артура, формировать и оснащать новую армию, способную переломить ход войны на суше, разгромить и сбросить японцев в море (такая армия на большом национальном подъёме была создана к лету 1905 года). Государь и Комитет Министров решили использовать единственный шанс спасти гарнизон крепости и оставшиеся суда Первой Тихоокеанской эскадры, деблокировав Порт-Артур с моря. Для этого св. Царь приказал сформировать Вторую Тихоокеанскую эскадру из кораблей Балтийской эскадры.
20 сентября (3 октября) 1904 года вновь сформированная эскадра под командованием адмирала З.Рожественского вышла из Кронштадта. Она состояла из восьми эскадренных броненосцев, трёх броненосцев береговой обороны, трёх броненосных крейсеров, шести лёгких крейсеров, девяти миноносцев. Эскадре предстояло обогнуть Европу, Африку и мимо мыса Доброй Надежды, через Индийский океан идти к Порт-Артуру. Сам по себе этот беспримерный переход надо считать подвигом.
В то же время на нас шло активное «наступление» дипломатов США, Англии, Германии, Франции, пытавшихся склонить св. Царя к мирным переговорам с Японией. Эти страны, конечно, были заинтересованы в истощении России и желали бы продолжения войны, невзирая на кровное родство с Домом Романовых германской и британской Монархий, так как видели, что более России истощена войной Япония: там налоговое бремя выросло на 85%, а в России – всего на 5%. Запад боялся, что японцы лишатся всех завоеваний, и всеми силами, в том числе и масонскими, стремился не дать нам победить: тактика изматывания противника на суше, героизм русских солдат и матросов, шедших на смерть за Веру, Царя и Отечество, не позволили японцам одержать быструю и лёгкую победу над Россией и поставили их на грань краха. Поэтому пока настоящие патриоты совершали чудеса храбрости на фронте, лжепатриоты в тылу тоже совершали «подвиги» за иностранные деньги и ещё едва заметную помощь от министра Финансов Витте. Так, 15 (28) июля 1904 года террорист Сазонов взорвал бомбой В. фон Плеве. «Кроме него,- записал в дневнике Государь,- убит его кучер и ранены семь человек, в том числе командир моей роты Семёновского полка капитан Цветинский – тяжело. В лице доброго Плеве я потерял друга и незаменимого министра Внутренних Дел. Строго Господь посещает нас Своим гневом».
Сменивший фон Плеве на посту министра Внутренних Дел князь П.Святополк-Мирский стал проводить с согласия Государя более мягкую политику в отношении оппозиции, надеясь этим усыпить её. Однако результат получился прямо противоположный, стоило лишь Святополку-Мирскому заявить о своём намерении снять ряд соратников В. фон Плеве, смягчить цензуру, амнистировать многих политических заключённых. Подняли голову студенты и «передовые» земства. Так называемые «патриоты» открыто посылали в адрес японского Императора телеграммы с пожеланиями победы или с поздравлениями по случаю поражения наших войск. Предатели России, сидя в глубоком тылу, использовали войну, чтобы посеять смуту, вызвать активные беспорядки для ниспровержения Царской Власти. И Япония вместе с союзниками, понимая, что наше сопротивление на фронте в конце концов расшибёт ей лоб, воспользовались ситуацией, щедро финансируя наших революционеров по масонским каналам.
С 30 сентября (13 октября) по 9 (22) октября 1904 года в Париже проходили совещания оппозиционных и революционных партий России, многие члены и руководители которых были масонами. Кроме «Союза Освобождения» и эсеров, в совещаниях участвовали польские, латышские, армянские, грузинские и финские радикалы. Сохраняя свои методы «борьбы за свободу», эти партии и группы сошлись в одном: уничтожении Самодержавия и его замене «свободным демократическим строем на основе всеобщей подачи голосов». Они также приняли резолюцию о «праве национального самоопределения» народов, живших на территории Российской Империи.
С 6 (19) по 9 (22) ноября 1904 года в Петербурге прошёл съезд земцев. Он принял резолюцию из одиннадцати статей, содержащих, в частности, требования «неприкосновенности жилища, личной свободы, свободы совести, свободы слова, свободы печати, свободы собраний и ассоциаций, гражданского равенства, расширения полномочий земств» и т.п. Одновременно с этим проводимые «Союзом Освобождения» в крупных городах России публичные банкеты развивали «передовые идеи» в гораздо более радикальном смысле.
В день окончания работы съезда земцы принесли П.Святополку-Мирскому выработанную съездом и одобренную одиннадцатью предводителями дворянства декларацию. В ней освящённый веками принцип Самодержавия должен был поддерживаться «лишь на условиях выборных представителей в законодательной работе»,- написал в книге «Николай II» современный французский либеральный историк и писатель А.Труайя.
Студенты, в свою очередь, требовали прекращения войны и созыва Учредительного Собрания. Что и говорить, славно работало японское (и не только японское!) золото… Хуже всего, конечно, что на него имелся спрос.
В начале декабря св. Царь, обеспокоенный серьёзными брожениями в обществе, принял предводителя Московского дворянства князя П.Трубецкого, который попытался напугать Государя якобы существовавшей пропастью между Троном и народом и убедить св. Царя принять во внимание описанную декларацию. Его величество, видно, не ожидал такого поступка от предводителя дворянства, возмутился позицией Трубецкого и сухо ответил: «Мужик конституцию не поймёт, а поймёт только одно, что Царю связали руки, и тогда – я вас поздравляю, господа».
П.Святополк-Мирский представил Государю резолюцию из одиннадцати пунктов и предложил в Государственный Совет избранных провинциальными организациями делегатов. Тем самым, по мнению министра, конституция делалась возможной лишь через десять-двадцать лет. У Государя состоялось совещание Великих Князей и высших сановников России, на котором весьма опытный и преданный Монархии К.Победоносцев, оценивая предложение Святополка-Мирского, заявил, что Православие не позволяет Царю изменить устои своей власти. Резолюция П.Святополка-Мирского была раскритикована министром Финансов и министром Юстиции. Витте (он уже был председателем Комитета Министров) внёс разногласие, сказав, что оставленный без изменений прежний внутриполитический курс может привести к несчастью. Короче, Витте и Святополк-Мирский оказались в меньшинстве, но Государь прислушался ко всем мнениям и назначил повторное совещание. Оно состоялось 8 (21) декабря 1904 года с участием Великих Князей Владимира Александровича и Сергея Александровича. В конце совещания Государь поручил С.Витте подготовить соответствующий Указ с учётом предложений Святополка-Мирского, но при этом намекнул, что они нуждаются в редакции. Однако Витте умело притворился непонятливым и сохранил в окончательном варианте Указа пункт о необходимости допуска в Государственный Совет выборных делегатов от общественности. 11 (24) декабря 1904 года Витте привёз Государю в Царское Село окончательный вариант Указа. Государь в целом Указ одобрил, но пункт о выборных делегатах поставил под сомнение, т.к. он подрывал авторитет Монархии, не имея ничего общего с историческим опытом правления русского Православного Царя. Преувеличивая свою значимость, Витте в мемуарах писал об этой встрече с Государем так: «Если Его Величество искренно, бесповоротно пришёл к заключению, что невозможно идти против всемирного исторического течения, то этот пункт в Указе должен остаться; но если Его Величество, взвесив значение этого пункта и имея в виду, что этот пункт есть первый шаг к представительному образу правления, со своей стороны находит, что такой образ правления недопустим, что он его… никогда не допустит, то… с этой точки зрения осторожнее было бы этот пункт не помещать».
Если такие слова действительно имели место, то Витте намеренно и ловко лукавил, дабы сохранить доверие Государя. Присутствовавший при разговоре Великий Князь Сергей Александрович одобрил ответ Витте, а св. Царь записал в дневнике свою реакцию: «Да, я… ни в коем случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо считаю его вредным для вверенного мне Богом народа, и поэтому я последую вашему совету и этот пункт вычеркну».
Государь отлично понимал: власть Православного Царя находилась под угрозой вовсе не со стороны «всемирного исторического течения», как выразился Витте, а со стороны неизмеримо более страшных и разрушительных сил, малейшая уступка которым неминуемо повлечёт за собой новые, ещё большие уступки. Пока что эти силы маскировались мнимой борьбой за свободу, но главное-то заключалось в ответе на вопрос: ОТ ЧЕГО свобода? От охраняемых властью Монарха законов государственных и общественных? Поэтому опубликованный 12 (25) декабря 1904 года Указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка» служил подтверждением намерений Государя «сохранять в неприкосновенности Основные Законы Империи». Кроме того, Указ предусматривал необходимое улучшение состояния провинциальных школ и установление веротерпимости, в частности, в отношении религиозных сект (в условиях войны с иноверцами это было серьёзным послаблением). Наряду с этим св. Царь получил от предводителя Черниговского дворянства телеграмму с «конституционной» резолюцией, принятой Черниговским земством. «Нахожу этот поступок дерзким и бестактным. Заниматься вопросами государственного управления – не дело земских собраний, круг занятий которых ясно очерчен законом»,- начертал на телеграмме Государь. «Правительственный Вестник» опубликовал и телеграмму, и слова св. Царя.
Витте утверждал, что он был против этой публикации. Оппозиция высказалась незамедлительно. Сначала Московское земство заявило о солидарности с Черниговским, затем Тверское дворянство прислало Государю телеграмму с одобрением действий земских и дворянских «конституционных» собраний. В Москве студенты не просто забастовали: они врывались в редакции газет, в Земскую и Городскую Управы, разбили булыжниками окна в доме Московского генерал-губернатора, устраивали демонстрации с красными флагами, требуя прекращения войны… Интеллигенция проводила в Петербурге, Москве, других крупных городах России торжественные банкеты. На одном из таких банкетов на шестьсот персон в Москве подвыпившие «борцы за счастье народа» горланили: «Долой Самодержавие!»
В деревне простой крестьянин-богоносец, «соль Земли Русской», как называл его П.А.Столыпин, всегда верил в Царя-батюшку, и только те, кто плохо трудился, а значит, плохо жил, шли к таким разбойным «народным Царям», как Болотников, Разин, Пугачёв… Подавляющему большинству честно трудящегося крестьянства бунты были не нужны, Царь гарантировал возможность спокойно трудиться и пользоваться плодами своего труда, но, к сожалению, не от одного Царя зависела благополучная жизнь крестьянина. Психология мужика-работника того периода нашей истории, к которому относится моё повествование, точно передана знаменитым русским поэтом С.Есениным (1895-1925) в поэме «Анна Снегина»:
Мы в важные очень не лезем,
Но всё же нам счастье дано:
Дворы у нас крыты железом,
У каждого сад и гумно,
У каждого крашены ставни,
По праздникам мясо и квас.
Недаром когда-то исправник
Любил погостить у нас.
Оброки платили мы к сроку,
Но, грозный судья, старшина
Всегда прибавлял к оброку
По мере муки и пшена.
И чтоб избежать напасти,
Излишек нам был без тягот.
Раз — власти, на то они власти,
А мы лишь простой народ.
За всё в ответе власть, которая существует где-то в другом мире, а они, мужики, живут сами по себе. Их дело землю пахать, а не воевать со смутьянами. АВОСЬ Царь-батюшка сам справится – ведь у него войска… Не нашлось для св. Царя среди любимых мужиков ни сотни верных ни в первую смуту, ни во вторую. Революционеры «обрабатывали» крестьян мифами о «Царских миллионах в Аглицком банке», о скупости и жестокости Государя.
Кроме беспорядков, организованных на японские деньги, 20 декабря 1904 года (2 января 1905 года) пришло известие о капитуляции Порт-Артура. Тут тоже не обошлось без измены: в течение одиннадцати месяцев доблестный гарнизон держался под артобстрелами японцев и отбивал атаки превосходящих сил врага с ощутимыми для него потерями, но 2 (15) декабря 1904 года во время артобстрела погиб блестящий организатор и душа обороны Порт-Артура генерал-майор Р.Кондратенко (его посмертно произвели в генерал-лейтенанты), место которого занял генерал-адъютант барон А.Стессель, и уже через восемнадцать дней он почему-то счёл положение крепости настолько безнадёжным, что направил к японцам парламентёров с предложением о капитуляции Порт-Артура, хотя гарнизон имел всё необходимое, чтобы ещё держаться. У меня нет прямых доказательств выполнения бароном Стесселем масонского «заказа», но сдача крепости усилила упаднические настроения в обществе и, как следствие, антиправительственную агитацию, поставила под угрозу шедшую на помощь Порт-Артуру эскадру З.Рожественского, усилила доводы в пользу бесперспективности войны и обрекла на жестокий японский плен тысячи русских офицеров, солдат и матросов с уцелевших кора-блей погибшего В.Витгефта, сражавшихся за Веру, Царя и Отечество.
Существуют серьёзные разночтения в количестве наших пленных. Например, историк С.Ольденбург писал о 45 тыс. человек, «в том числе около 28 тыс. способных носить оружие», А.Труайя называл цифру 35 тыс., а изданный в СССР в 1947 году «Атлас офицера» — около 30 тыс.; при этом то же издание содержит сведения, что при осаде Порт-Артура мы потеряли убитыми и ранеными 27 тыс. человек, а японцы – 112 тыс. «21-го декабря. …Получил ночью потрясающее известие от Стесселя о сдаче Порт-Артура японцам ввиду громадных потерь и болезненности гарнизона и полного израсходования снарядов (очевидно, Стессель солгал Государю, пользуясь тем, что его сведения нельзя проверить.- Е.М.)!.. – написано в Царском дневнике.- Защитники – все герои и сделали более того, что можно было предполагать. На то, значит, воля Божья! В 10 час. Подъехали к станции Березина… Оттуда поезд пошёл к станции Бобруйск… и в 12 ½ отправился по направлению к Минску».
Какое удивительное совпадение: Государь находился около тех самых мест, где почти через двенадцать лет будет расположена его Ставка, куда придёт известие о гораздо более страшной измене, приведшей к его вынужденному отречению от Престола и к чудовищной национальной катастрофе, какой ещё не знала русская история.
Св. Царь усердно молился за Отечество, болезненно переживая гибель каждого солдата, каждого, кто состоял на его, Государевой, службе… Так было с Н.Боголеповым, с твёрдым в своих убеждениях, безгранично преданным Государю Д.Сипягиным, добрым, милым, бывшим со своей супругой (внучкой поэта Вяземского) одним из немногих друзей св. Царской Четы, неоднократно и за-просто принимавшим её у себя дома… Так было с В. фон Плеве…
«31 декабря… Мороз усилился, была вьюга,- писал в дневнике св. Царь.- После завтрака поехали в Софийский собор на панихиду по убитым и погибшим в Порт-Артуре. В 4 часа былина ёлке в местном лазарете».
Так уж устроен человек, что даже в самой критической ситуации он не перестаёт надеяться на луч-шее, а в Новый Год особенно. Не был исключением и св. Царь. Война считалась уже проигранной, но Государь не переставал надеяться на поворот к лучшему. Вечером 1 (14) января 1905 года он записал в дневнике: «Да благословит Господь наступивший год, да дарует Он России победоносное окончание войны, прочный мир и тихое, безмятежное житие!.. Погулял. Отвечал на телеграммы. Обедали и провели вечер вдвоём. Очень рады остаться на зиму в родном Царском Селе».
Здесь он мог немного отдохнуть от столичной суеты, хотя обязательно бывал на офицерских собраниях разных полков, расквартированных вблизи Царского Села, принимал приезжавших из столицы министров, сам выезжал в Петербург, но на короткое время, для выполнения государственных обязанностей. 6 (19) января 1905 года Государь приехал в город для приёма послов и посланников и празднования Крещения Господня. Согласно традиции, св. Царь присутствовал на водосвятии на невской «иордани», а затем перешёл в открытый павильон на берегу Невы, чтобы просто понаблюдать за традиционным купанием православных в ледяной воде, которое иностранцы считали (и считают по сей день) «диким» обычаем «странных» русских; в это время с Васильевского острова был произведён артиллерийский салют, и вдруг… просвистела картечь!.. «Один городовой был ранен,- записано в Царском дневнике.- На помосте нашли несколько пуль; знамя Морского корпуса пробито». В окружении Государя пошёл разговор о попытке покушения, однако расследование показало, что орудие забыли – забыли! – разрядить после прошедших накануне манёвров… Приём послов и посланников не отменили, хотя в Зимнем дворце картечь повредила несколько окон, но этот инцидент, конечно, испортил Государю праздник, ведь был ранен городовой, напуган народ, да и ему самому, разумеется, жутковато было ни с того ни с сего оказаться под картечью. В 4 часа того же дня Государь уехал в Царское Село.
Возникают вопросы, а надо ли было св. Царю покидать столицу, в которой сразу после сдачи японцам Порт-Артура внутренние враги спровоцировали волнения среди рабочих? И кто же конкретно эти внутренние враги Российской Империи? На эти вопросы не без преувеличения дал ответ нелегальный журнал «Освобождение», который издавался за рубежом: «Вся интеллигенция и часть народа; всё земство, вся печать, часть Городских Дум, все корпорации (юристы, врачи и т.д.)… Нам обещали поддержку социалистические партии… За нас вся Финляндия… За нас угнетённая Польша и изнывающее в черте оседлости еврейское население». Однако при таком мажоре та же газета высказывала опасения: «Если русские войска одержат победу над японцами.., свобода будет преспокойно задушена под крики «ура!» и колокольный звон торжествующей Империи».
На первый взгляд, ничего конкретного, если не считать «изнывающего в черте оседлости еврейского населения» и «поддержки социалистических партий». Над этим стоит задуматься. О нарастающей сионистский угрозе Православию и вообще христианству достаточно подробно написал С.Нилус в книге «Великое в малом» (катастрофа 1917 года привела к засилью евреев, планомерно уничтожавших русское население России), а «поддержка социалистических партий» — это помощь особой касты продажных профессиональных революционеров-масонов, которые ничего не умели делать, кроме революций, ещё со времён Оливера Кромвеля. Сионисты и социалисты объединились ради разрушения великой Царской России, ради её распятия на Голгофе Коминтерна и во имя удовлетворения своей алчности и властолюбия под архивным лозунгом «Свобода, Равенство, Братство». Для этого не только японские агрессоры, но и все другие средства были хороши, лишь бы ослабить, очернить и сокрушить русское Самодержавие.
Подрывная деятельность, оплачиваемая Японией, Англией, США и некоторыми другими «доброжелателями» России, привела-таки к желаемым для них результатам. 3 (16) января 1905 года началась забастовка мастерских Путиловского завода, а четыре дня спустя забастовали рабочие ещё 382 предприятий, затем 9 (22) января 1905 года случилось событие, которое историки окрестили Кровавым воскресеньем.
В центре драмы оказался уроженец Полтавской губернии Г.Гапон – личность во многом тёмная. Прекрасно владея даром убеждения и слова, он занял заметное место в рабочей среде Петербурга: создал и возглавил в 1904 году легальную общественную организацию «Собрание Русских Фабрично-Заводских Рабочих Санкт-Петербурга», деятельность которой сначала проходила с одобрения и под покровительством Департамента Полиции. Этот период позднее получил название «по-лицейского социализма» и неразрывно связан с именем полковника С.Зубатова, главы Московского Охранного Отделения в 1896-1902 годах, а затем начальника Особого Отдела центрального аппарата Министерства Внутренних Дел. В молодости он увлекался революционным движением, но потом разочаровался в нём и стал убеждённым сторонником Монархии. С.Зубатов считал: «Те, кто идут против Монархии в России, идут против России; с ними надо бороться не на жизнь, а на смерть».
С.Зубатов, как и многие убеждённые, широко мыслившие монархисты, видел новую для России опасность – рабочее движение. Низкий уровень жизни и плохие условия труда делали рабочих особо восприимчивыми к агитации радикальных группировок марксистского толка. Рабочая среда превращалась во взрывной материал. Для предотвращения такого развития событий С.Зубатов предложил создавать под контролем властей легальные союзы (что-то вроде профсоюзов), которые бы выражали и отстаивали интересы рабочих. Идеология замысла была проста: русский Царь находился вне партий, был главой всего русского народа, а не какой-то отдельной его части, поэтому беды рабочего люда не могли быть безразличны властям, поставленным Монархом. Предложение С.Зубатова встретило активную поддержку Великого Князя Сергея Александровича, Московского генерал-губернатора. Вот что он писал в начале февраля 1902 года своему Брату Великому Князю Павлу Александровичу: «Сегодня у меня были приятные минуты: я принимал депутацию рабочих со всех механических заводов и мастерских Москвы, которым я устроили провёл устав общества самопомощи. Дело очень интересное, серьёзное, даже скажу ОПАСНОЕ – обоюдоострое, но, по моему крайнему разумению, НЕОБХОДИМОЕ по теперешним временам».
Власть серьёзно хотела быть бесстрастным арбитром в социальных конфликтах и спорах между предпринимателями и рабочими, стремилась дать трудящемуся люду надежду, поддержку против «акул капитализма». Это способствовало возникновению в Петербурге гапоновской организации, устав которой утвердило Министерство Внутренних Дел 15 (28) февраля 1904 года, так что к концу года имела целых семнадцать отделений во всех рабочих кварталах Петербурга. Задача её заключалась в способствовании трезвому, разумному времяпрепровождению, укреплению русского самосознания, правовому просвещению. Рабочие платили очень небольшие членские взносы и получали право пользоваться бесплатной юридической консультацией, библиотекой, посещать лекции, концерты. Они собирались в клубах или чайных, где проходили встречи и беседы. Эти собрания посещали многие сотни, даже тысячи человек, и всё вроде бы обстояло мирно. Но перед рабочими регулярно выступал Гапон, причём вовсе не с миролюбивыми проповедями православного священника, а со страстными обличениями хозяев-капиталистов и проникновенными картинами общей несправедливости. Словом, Гапон не только сам сошёл с христианского пути, но так или иначе сбивал с него других, вместо спокойствия он сеял недовольство и возмущение, зато быстро прослыл радетелем за «народное дело».
Так и неизвестно, когда возникла идея идти к Государю, искать у него «правды и защиты», однако уже в декабре 1904 года она широко обсуждалась на собраниях. Забастовка на петербургских предприятиях в начале января 1905 года, вызванная увольнением нескольких рабочих-путиловцев, ускорила ход событий, и рабочие почти единогласно приняли решение идти к св. Царю с петицией.
Большинство рабочих не ознакомили с полным перечнем требований (его составила небольшая «группа уполномоченных» социалистов во главе с Гапоном), сказали только, что они идут к св. Царю просить «помощи трудовому люду». Не надо забывать также – в петиции были, кроме экономических, ещё и политические требования, причём некоторые носили откровенно провокационный характер, потому что подрывали основы государственного устройства. К ним относятся требования созыва «народного представительства», полной политической свободы, «передачи земли народу».
Гапон с кучкой приспешников дружил с определёнными представителями власти, был подстрекаем лидером сионисткого движения, инженером и финансистом Петром (Пинзахом) Рутенбергом и безусловно знал опасность идеи подачи петиции, но надеялся как раз на то, что сам акт «народно-го шествия» может привести к непредсказуемым последствиям. Авторы петиции не просто выдвигали перечень требований, но хотели, чтобы св. Царь тут же перед толпой «поклялся выполнить их», что было абсолютно невозможно. Гапон вёл себя совершенно аморально: лгал властям, изображая законопослушного подданного, лгал рабочим, что их надежды и интересы ему ближе все-го на свете, лгал Богу, разглагольствуя о мире и любви, а в душе поклоняясь террору и насилию,- уже после провокации 9 (22) января 1905 года выяснилось, что Гапон давно вынашивал план общественной акции, способной вызвать эсеро-коммунистическую смуту в России.
Вместо того, чтобы вовремя изолировать десяток организаторов шествия, военные и полицейские власти столицы доверились «слову Гапона», что шествия не будет. Государь ничего не знал о готовящейся акции, ему сообщили о ней в последний момент. Вечером 8 (21) января 1905 года Его Величество, находясь в Царском Селе, записал в дневнике: «Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120 тыс. человек. Во главе рабочего союза какой-то священник-социалист Гапон».
Власти успели разглядеть двойную игру Гапона и стянули в столицу много войск, чтобы, не применяя оружия, отрезать шествию пути к центру города. Это не остановило Гапона. Не остановило его и отсутствие св. Царя в Петербурге, делавшее идею вручения Государю петиции заведомо невыполнимой. 9 (22) января 1905 года он повёл-таки рабочих к Зимнему дворцу, разрешив нести иконы и хоругви, а сам лицемерно нёс большое распятие. Но главный подвох заключался в том, что к этому «крестному ходу» присоединились вооружённые револьверами эсеры, которые в разных частях города в нужный момент стали стрелять в солдат, чем вызвали вынужденный ответный залповый огонь, т.к. создавалось впечатление, будто стрелявших провокаторов много. Имелось немало не-винных жертв, но Гапон уцелел (возможно, солдаты не захотели стрелять в священника). Тысячи людей всё же прорвались к Зимнему дворцу. Св. Царь горько переживал случившуюся трагедию, в которой было много пострадавших и виноватых. «Тяжёлый день! – записал он в дневнике.- В Петербурге произошли серьёзные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять… Господи, как больно и тяжело!» Но лично он уже ничего не мог изменить. Престиж власти основательно пострадал.
12 (25) января 1905 года за подписью министра Внутренних Дел П.Дурново и министра Финансов В.Коковцева было опубликовано правительственное сообщение, где говорилось, что 9 (22) января погибло 96 и ранено 333 человека. Враги Трона и Династии умышленно завышали (и до сих пор завышают) число жертв, говоря о «тысячах убитых».
С.Ольденбург привёл в своих трудах другую, опять же официальную, цифру – 130 убитых.
О Гапоне можно вкратце сказать следующее: когда войска открыли огонь, Рутенберг вывел его в безопасное место, где ему обрезали волосы (можно сказать, расстригли) и бороду, спрятали, переодели, подготовили его отъезд в Париж, где он был очень популярен среди либералов. На своей популярности Гапон отменно нажился и, вернувшись в Петербург в конце 1905 года, нагло предложил властям КУПИТЬ у него откуда-то взятые планы действий террористов (возможно, это была лишь очередная провокация). Власти отвергли «сделку», но эсеры для страховки повесили Гапона по приказу Рутенбега, инсценировав самоубийство, на одной из дач в Озерках близ Санкт-Петербурга.
После Кровавого воскресенья св. Царь уволил П.Дурново и начальника столичной полиции, одна-ко это мало кого удовлетворило. Случившаяся трагедия имела огромный отрицательный резонанс в обществе, а радикалы всех мастей заполучили такой «козырь», о каком ещё недавно даже и не мечтали. Недовольство заразило и тех, кто не имел отношения к антигосударственной деятельности: 16 членов Императорской Академии Наук и более 300 университетских профессоров дошли до того, что подписали своего рода манифест, утверждавший, что «свобода науки несовместима с современным российским социальным режимом». Адвокаты решили организовать «профессиональный союз», близкий всем революционным группировкам, с целью подготовки умов к идее конституции. Далее «профессиональные союзы» создали литераторы, инженеры, профессиональные служащие… Всё это объединилось в «Союз Союзов». Пресса выглядела не лучше: несмотря на цензуру, она активно упражнялась в критике Самодержавия. Но эти «достижения» никому, кроме левых, пользы не несли: революционные настроения и террор ширились.
10 (23) января 1905 года Государь назначил на пост Петербургского генерал-губернатора Д.Трепова, ранее занимавшего в Москве пост обер-полицеймейстера. Д.Трепов порекомендовал Государю принять депутацию рабочих Петербурга и, получив согласие, допустил в Царское Село 34 представителя пролетариев столичных заводов и фабрик 19 января (1 февраля) 1905 года. Св. Царь принял депутацию, выслушал рабочих и, судя по его дневниковым записям, сказал им следующее: «Вы дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменникам и врагам нашей Родины. Призывая вас идти подавать мне прошение о нуждах ваших, они поднимали вас на бунт против меня и моего правительства… Стачки и мятежные сборища только возбуждают безработную толпу к таким беспорядкам, которые всегда заставляли и будут заставлять власти прибегать к военной силе, а это неизбежно вызывает и неповинные жертвы. Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение. Вы сами… понимаете, что следует быть справедливым и к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности. Но мятежною толпою заявлять мне о своих нуждах – преступно… Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их мне, а потому прощаю им вину их».
Говоря так, св. Царь напомнил рабочим, что они в России никогда не были угнетённым и бесправным сословием, что Монархия уважает, защищает и ни в коем случае не карает безвинных, трудолюбивых подданных, отличая их от «безработной толпы» лентяев, бездарей, не хотевших ни работать, ни духовно развиваться, а потому легко шедших на грабёж, разбой и убийства, став орудием в руках тех, кто по лжеучению К.Маркса (Мордохея Леви) стремился сокрушить Российскую Империю ради установления мифической «всемирной диктатуры пролетариата», истинной угнетательницы и истребительницы не только русских рабочих, но и всего остального нашего народа.
Все революционные события не только у нас, но и в любом другом государстве в корне бесчеловечны и не могут быть оправданы никакими «благими» целями и идеалами. Революция на русской почве вообще не поддаётся сравнению ни с какой, даже самой жестокой войной. И какие такие «демократические преобразования», какое такое «светлое будущее» могут оправдать систематическое убийство людей только потому, что они стояли на страже государственных и национально-нравственных устоев, сложившихся в России ИСТОРИЧЕСКИ, а не в результате сиюминутных решений правительства? И что можно вырастить на кровавом послереволюционном пустыре? Да ничего, кроме того, что было разрушено. Казалось бы, какая простая истина, но как трудно с ней сжиться после кровавого угара социалистических вакханалий, после тяжёлого «демократического» наркоза, сопровождающегося бредом полной свободы неизвестно от чего.
4 (17) февраля 1905 года в самом центре Москвы, в Кремле, среди бела дня террорист Каляев взорвал бомбой карету с Великим Князем Сергеем Александровичем. Взрыв был такой силы, что Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, прибежавшая на место убийства сразу, как только он прогремел, увидела жуткую груду обломков кареты вперемешку с клочьями окровавленной одежды и частями человеческого тела. Елизавета Феодоровна поспешила собрать останки любимого Супруга. В тот ужасный момент, как она призналась позднее своей Сестре Виктории, у неё была лишь одна мысль: «Скорее, скорее – Сергей так ненавидел беспорядок и кровь». «Надо было ощущать поддержку Господа, чтобы в эту же минуту не лишиться чувств и не потерять рассудка»,- писал А.Боханов в книге «Романовы. Сердечные тайны».
Государь записал в дневнике: «Ужасное злодеяние совершилось в Москве: у Никольских ворот дядя Сергей, ехавший в карете, был убит брошенною бомбою, и кучер смертельно ранен. Несчастная Элла, благослови и помоги ей Господь!» А Сестра св. Царя Ольга Александровна, узнав подробности гибели своего Дяди, написала св. Брату в Петербург: «Элла! Как я за неё страдаю, я и сказать не могу. Это чудная, святая женщина – она, видно, достойна тяжёлого креста, поднимающего её всё выше и выше!».
Великого Князя Сергея Александровича похоронили в одном из храмов Кремля. Государь из-за возможности покушения и на него на похоронах не был, чем очень тяготился.
На месте убийства Сергея Александровича на средства Елизаветы Феодоровны воздвигли величественный памятник-крест работы В.Васнецова со словами: «Отче, отпусти им: не ведят бо, что творят». Этот святой памятник простоял недолго и был варварски уничтожен иудо-большевиками, служителями дьявола, с В.Лениным во главе 1 мая 1918 года (дата по н. ст.).
После гибели Сергея Александровича Елизавета Феодоровна отошла от светской жизни, посвятила себя служению Богу и милосердному делу нелицемерной помощи неимущим и больным. Она навестила Каляева, убийцу мужа, в тюрьме, говорила с ним, просила объяснить его поступок, что-бы его понять, искренне простила его и уговаривала подписать прошение о помиловании, даже сама хотела передать документ св. Царю, но Каляев повторил ей в лицо свой революционный бред: «Долой Царя! Долой правительство! Да здравствует партия социал-революционеров!», отказался подписывать прошение и в конце концов был повешен.
Возможно, под впечатлением встречи с Каляевым Елизавета Феодоровна написала св. Императору: «Милый Ники, ради всего святого будь сейчас энергичен. Впереди ещё может быть много смертей. Покончи сейчас же с этим разгулом террора. Прости, если я пишу слишком прямолинейно. Но каждый день, который ты теряешь, только усугубляет положение. Мы должны быть смиренными, но даже Христос считал, что иногда необходимо быть суровыми. Более чем когда-либо дьявол работает сейчас во всём мире. И Россия – единственная страна, сохранившая верность Христовой церкви».
Елизавета Феодоровна продала свои великолепные драгоценности, коллекцию произведений искусства и редкостей, которую многие годы собирал Великий Князь Сергей Александрович, а вырученные деньги отдала больницам и приютам для бедных. Она купила в Москве на Большой Ордынке участок земли, на котором основала центр милосердия и помощи – Марфо-Мариинскую обитель, где устроила больницу, аптеку, школу, детский приют. 10 (23) февраля 1909 года обитель начала свою деятельность. Митрополит Московский и Коломенский Владимир возвёл Елизавету Феодоровну в сан настоятельницы обители. В тот день Великая Княгиня сказала: «Я оставляю блестящий мир.., но вместе со всеми вами я восхожу в более великий мир – мир бедных и страдающих».
Ещё при жизни Великого Князя Сергея Александровича Супруги сделали поистине бесценный вклад в Русское Православие: привезли со священной горы Афон и подарили Церкви один из пер-вых точных списков с чудотворной иконы Божией Матери «Скоропослушница», пребывающей в Афонском монастыре Дохиар. Сейчас список находится в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры в Петербурге и тоже чудотворит, как и все позднейшие копии с него.
Осенью 1910 года Елизавета Феодоровна посетила свою родину, где собрались многие её близкие, в том числе и св. Царская Семья. Отсюда Государь, не скрывая своих горьких переживаний, писал Марии Феодоровне 16 (29) октября: «Элла уже более недели живёт с нами, так что опять все сёстры вместе. Она очень бодро выглядит и, должно быть, сильно берёт на себя, т.к. она тут в первый раз без дяди Сергея. Но ужасно грустно видеть её, для меня и Аликс, в этом сером платье; стран-но, что другим это всё равно, а на нас оно производит самое тяжёлое впечатление! Она так ездит по магазинам в Дармштадте и Франкфурте, и, разумеется, целая толпа мальчишек и зевак бежит сзади. Со мною она почти всегда говорит о церковных вопросах, о епископах, миссионерах и пр.,- так скучно, прости мне Господи!».
По возвращении в Россию Елизавета Феодоровна почти безвыездно находилась в своей обители, отдавая всё время и силы молитве и уходу за немощными и больными. Её сердце разрывалось от горя и тяжёлых предчувствий, потому что она видела вокруг страшное озлобление. В одном из пи-сем она писала: «Я испытываю такую глубокую жалость к России и её детям, которые в настоящее время не знают, что творят». В 1917 году новые власти (коммунисты) сделали Елизавете Феодоровне предложение уехать за границу, но она решительно отказалась, т.к. считала Россию своей родиной, своим домом, своей судьбой, и не хотела её покидать.
У коммунистов не было совершенно никаких веских оснований для расправы над Елизаветой Феодоровной: она не имела прав на Престол, не участвовала в попытках свержения диктатуры богоборцев. Однако не следует забывать, что Ленин и его соратники были маниакально жестоки, что они были связаны с тайным мировым масонским правительством, власть взяли незаконно и выполняли главную задачу – уничтожить как можно больше людей, чтобы легче проводить свои «законы». Для такого режима просто просвещённый человек, да ещё настоятель православного
монастыря, живущий по Божьим Заповедям (именно такой и была Елизавета Феодоровна), представлял настоящую угрозу. Поэтому в апреле 1918 года Елизавету Феодоровну арестовали и отправили под охраной сначала в Пермь, а затем в Алапаевск на Урале, где она и провела в заточении три месяца вместе с последовавшей за ней инокиней Варварой и Великими Князьями Сергеем Михайовичем, Константином Константиновичем (младшим), Иоанном Константиновичем, Игорем Константиновичем (художник И.Глазунов считал, что это были три Сына поэта и Великого Князя Константина Константиновича – К.Р.) и князем В.Палей (Сыном Великого Князя Павла Александровича и княжны О.Палей).
Через сутки после убиения в Екатеринбурге св. Царской Семьи красные нелюди в ночь на 18 июля 1918 года сбросили всех пленников в глубокую Селимскую шахту. Нет, их не убили сначала, их сбросили живыми. Упав с большой высоты, несчастные погибли сразу, поэтому народное предание о том, что Елизавета Феодоровна перевязывала раны своим Родственникам, пела псалмы, легенды о подожжённой сере и неразорвавшихся ручных гранатах – всего лишь легенды. Мгновенная смерть Елизаветы Феодоровны на дне шахты подтверждена сделанной позднее медицинской экспертизой.
Тело Елизаветы Феодоровны оставалось в шахте три месяца и было поднято офицерами Сибирской Белой Армии, временно освободившей Алапаевск от красных. Останки были вывезены из России через всю Сибирь, Монголию, Северный Китай отступающей героической армией. Некоторое время гроб находился в Пекине. Чтобы выполнить последнюю волю Елизаветы Феодоровны, её сёстры и брат сделали в тех условиях почти невозможное: организовали и оплатили перевозку останков в Иерусалим, где на погребении в январе 1921 года присутствовала сестра Виктория, маркиза фон Милфорд-Хейвен. И только в 1992 году Русская Православная Церковь причислила Елизавету Феодоровну к лику святых.
Прп. Максим Исповедник говорил: «Конец настоящей жизни несправедливо, думаю, называть смертью, а скорее избавлением от смерти, удалением из области тления, избавлением от рабства».
(Продолжение следует.)
Свидетельство о публикации (PSBN) 4676
Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 24 Августа 2017 года
Автор
Монархист, русофил, ученик Ильи Глазунова. Прозаик, поэт, сценарист.
Также, благодарю автора за посещение моей страницы, за доброжелательность и религиозность. С уважением.