цветные игры - игра света
Возрастные ограничения
Смит Джон, законопослушный гражданин. И, по мнению его коллег – наш мистер Смит; высокий, белозубый, ценный и энергичный сотрудник нашей престижной компании.
Это чёткое, довольно таки лаконичное высказывание, чечёткой выбилось из уст ассистентки, дававшей интервью одной невзрачной газетенке, где была посвящена целая колонка о «грандиозной сделке», которую буквально на днях провернул Джон, в свете недавних событий, теперь мистер Смит.
Но либерализм Джона тешился переменами в занимаемой им должности, и к удивлению белокурой ассистентки и вышестоящего руководства, что сопровождалось непониманием, вплоть до полного абсурда. Джон Смит, в один весьма серьёзный день для компании заявил об увольнении. И решительным действием преобразовался в бывшего сотрудника и уже не столь уважаемого мистера в лице одних, но вот другие, естественно по внутреннему убеждению, смело могли предположить, что всё это неспроста, и, мистер Смит в довесок своего происхождения, знает, что делает. И другие, возможно, оказались правы, поскольку Джону поступило предложение, от которого и они вряд ли бы отказались. Но это были лишь некоторые лица, а многие из его старой компании коей является символ церемонии единства и стабильности были не в силах отречься. Для них это означало пойти против истоков устоев традиций компании. И Джону виделись их плоские физиономии, глядевшие на него с укором, а он своенравно твердил «Да что они понимают. Слепые угодники. Наступит день, и они услышат обо мне, и даже те вышестоящие головы с непроницаемыми скользкими самодовольными лицами в момент искривятся от зависти».
На самом деле, Джону, никто ничего не предлагал. Ловкач Джон умело окутывал мифами свою репутацию; да так изящно, что сам в это верил, его фокус состоит из трёх частей и главный заключительный аккорд – ПРЕСТИЖ. Он предприимчиво решил покинуть старый свет, чтобы так сказать отправится в новый свет на поиски выгоды. Да, в этот раз он не стал дожидаться очередной командировки, колониального освоения компанией свежей земли. Он сам может предложить что угодно кому угодно. Лучший агент по продажи недвижимости. Он знает свою цену и это главное преимущество в такой игре. Что касается ползущих слухов, то это сыграет ему на руку. Сарафанное радио всегда работает; всё-таки, какая-никакая реклама.
— Колись Джон, я тебя знаю. Сколько лет мы знакомы? Меня ты не проведёшь…- именно таким образом, случайно в офисном туалете подколол коллега, считающий себя как бы другом. Приятель, но не более того. Бизнес есть бизнес, ничего личного.
— Ты получил стоящее предложение сверху, верно?-
— О чём ты говоришь, Пол. Я ухожу из компании. Нет никакого предложения сверху, меня не повышают в должности, никаких перспектив. Я покидаю эту организацию. Я полагал ты в курсе дел – одним движением наотрез заявил Джон, застегнув ширинку. – Теряешь форму приятель – по-дружески хлопнул Пола по спине и, ухмыляясь, вышел из туалета.
Пол в недоумении уставился в сан фаянс писсуара.
Джон тем временем паковался, скидывая личные вещи в коробку. На минуту придержал потрёпанный бейсбольный мяч, подарок отца. Славный день выдался тогда. Улыбнулся, и в памяти отголоском тихим, хрипловатым тембром душевные слова его старика, наставления отца к сыну. «Я питчер. Ты бэттер. Дуэль питчера и бэттора стержень бейсбольного матча, так и в жизни Джон, ты должен усвоить это правило».
«Твоей подачей отец… сейчас я отбил этот мяч так далеко, что пока эти олухи поймают…да. И вот она пробежка бэттера по всем трём базам с возвратом в дом. Стадион взорвался от восторга, блестящая игра! Но матч не окончен».
Присел, напоследок покрутился в кресле, окинул глубоким взглядом кабинет, вспомнил о листе бумаге на столе у босса «Прошу уволить меня по собственному желанию». Внезапно, рабочий кабинет показался слишком тесным, местами даже почудилось, что он задыхается. Затем резкий выплеск адреналина и в голове закрутилось интересное предложение, переезд, желание провернуть масштабную сделку, показать себя на новом месте, стремление к развитию и Джон открыл дверь, а мистер Смит захлопнул и ушёл. Оставив позади маленькую должность.
По пути домой, Джон, за рулём старенького ниссана напевал под ритмичную музыку играющего радио. Поёт так себе, но чувство ритма имеет. Так же осеняла мысль о том, как он будет стоять у порога в квартиру с коробкой в руках с опьянённой улыбкой «Дорогая я уволен, но к счастью по собственному желанию, потому что нам поступило стоящее предложение». Интересно посмотреть на её реакцию, а впрочем, Кэти безумно обрадуется, ведь это переезд… престижный район». Новая огромная квартира в небоскрёбе, парящая высоко в облаках и мечтах Джона Смита.
Но события развивались в иной последовательности, а именно поздно вечером за ужином. Совместный ужин для Кэтрин и Джона это святое. Не смотря на то, что часто задерживаются на работе и еда заказана из ресторана. Тем не менее, за одним столом хоть и по разные стороны.
— Как дела на работе? – любезно поинтересовался Джон, разрезая стейк.
— Ничего особенного – ответила Кэтрин, запивая водой еду.
— Телефонные звонки, документация, ещё раз многочисленные звонки – устало протянула.
— Благодаря твоей работе у нас хорошая медицинская страховка на всю семью – обвёл вилкой, указывая на себя и Кэтрин.
— Знаю. И на счёт семьи, я хотела тебе кое-что сказать… —
— Миилая – перебивая, затянул Джон в нетерпении рассказать то, что не давало покоя по возвращению домой.
— У меня хорошая новость – глаза Джона засверкали.
— Появился шанс пробиться к успеху. Можешь назвать это «Достойное предложение».
Незатейливые слова, издающие позвякивание чего-то драгоценного и долгожданного. Ещё пару дней назад, они были бы в радость, но теперь для Кэтрин предвещали уныние. Расстройство на нервной почве по поводу внезапной беременности, не вписывающейся в план жизни. «Ребёнок уж точно не входит в его планы. И это его в кавычках достойное предложение подразумевает, что муж захотел поучаствовать в политической игре, выйти на арену славы и почёта. Переезд…другой район города, в тот, где ещё больше шума, меньше времени и, конечно, Джон будет полностью поглощён работой. Действительно крайне неудобное положение. Здесь стоит задуматься; прервать это на начальной стадии, сделать аборт, мы ведь обговаривали, что детей оставим на потом».
— Что скажешь? – огонёк в глазах Джона угас.
— Всё в порядке? –
— Да… Замечательно. Ты так долго этого ждал –
— Не я, а мы…всё идет по плану. Помнишь? –
«И этот его взгляд внушающий чувство безопасности. Он абсолютно отдаёт отчёт своим действиям. И ты непринуждённо с ним соглашаешься».
— Это нужно отпраздновать – Джон взвился на кухню за вином.
— Так о чём? Что ты хотела мне рассказать…извини, что перебил тебя, сама понимаешь, такова моя профессия – он приложил руку к груди, разливая вино по бокалам. Безобидный жест оправдания переходящий в шутку.
— Честно говоря, я уже и забыла, от твоей новости у меня сердце взыграло и всё напрочь вылетело из головы. –
— Хоть что-нибудь должно было остаться? – сострил Джон.
— Конечно. Ты и я. Ужин. Вино – изощрённо подхватила.
— И самая прекрасная женщина…- лукаво бросил Джон, приправив обаятельной улыбкой.
— На что вы намекаете, Джон Смит? – иронично подчеркнула, поставив бокал.
— Всего лишь на один танец, мисс – элегантно вышел из-за стола, предлагая руку.
— К вашему сожалению, вы опоздали со своим предложением. Я миссис – деловито возразила, отдавая руку.
Они плавно кружились под мелодию собственных слов, изящно направляясь в спальню.
Всю ночь, Джона, мучил ненасытный сон. Где он, Мистер Смит, при параде в полной готовности отправиться на собеседование. Он подходит к входной двери поворачивает ручку. Прокручивается. Он предпринимает больше усилий, чтобы открыть дверь, но безуспешно. Пот проступает на лбу, стучит, тарабанит, он весь в поту. Его одолевает жажда. Он следует этой потребности. На кухни, в холодильнике в спешке перебирает бутылки с напитками. Открывает каждую, выпивает на половину, откидывает, принимается наследующую. Где-то между молоком и клюквенным соком он впадает в отчаяние, в надежде набрасывается на раковину, припадает к крану. Вода, чёрная вода наполняет рот, вытекает излишками по щекам, по подбородку. Чёрная, мёртвая вода повсюду, бьёт из недр и не утоляет жажду, он весь пропитан ею. Неожиданно, мистер Смит понимает, что больше не хочет пить. Боковым зрением приглянулась большая, нет, огромная, плетеная корзина. Возникла словно из пустоты специально для него. Чудеса. Ещё сильнее манили яблоки, что наполняли эту корзину. Собранный урожай, неважно кем… на моём столе. Спелые, наливные, сочные. Руки судорожно перебирают каждое яблоко в поисках одного, того самого большого. И вот оно на дне моего счастья. Он берёт его обеими руками и медленно, но верно надкусывает по краям. Вкусно, лишь дёсны болят, кровоточат.
***
Тем временем, когда Джон, был полностью погружён в свой ненасытный сон. По ту сторону на другом континенте через восьми часовой барьер, находясь в глубоком размышлении и даже местами в смятении собственного раздумья, глядя в потолок, переводя глаза от старой к новой точке в поисках к чему прицепиться на гладкой поверхности потолка. Раскинулся на кровати Смирнов Дмитрий, тоже гражданин, но не столь законопослушный, по крайней мере, он сам себя таковым считал.
Переворачиваясь с боку на бок, он никак не мог продолжить спать. Полевую сторону на тумбе застыл неоновый циферблат будильника, стрелки которого указывали шесть тридцать. В это привычное время он встаёт и собирается на работу, но ни сегодня, ни вчера, ни завтра он этого делать не будет, потому что потерял работу. По правую сторону рядышком, крепко спящая жена. В такие минуты, оставаясь один на один с собой, его охватывает, сковывает неуверенность.
Тихо почти бесшумно он покидает спальню. Проходит мимо детской комнаты, на секунду мысленно проникает туда, согревается ощущением; дети спят спокойно, всё хорошо.
На кухни делает себе чай. Наблюдает, как за окном идёт снег. Там внизу машины, люди. На улице ещё темно, но город светится. Всё движется и развивается. Прям-таки растёт на глазах, а вот Дмитрий находится в ступоре. Ценности мигом размываются, и он затрудняется расставить свои приоритеты. Казалось бы, всё чётко стоит на своих местах и вроде бы цель есть, да и стимул движения присутствует, но что-то всякий раз ему мешает. Этакая непреодолимая сила, которая как-то странно оказывается на его пути и её сложно изучить, поскольку она настолько ловкая, хитрая, одним словом проворная. Самое интересное свойство этой силы, что её толком невозможно разглядеть. Она может быть видимой для всех остальных, но не для тебя, и в то же время наоборот. Всякий раз приходится рассматривать под разным углом, ибо главное её преимущество – изменчивость. Коей обладает ветреная дева, с которой он давно знаком, но всё же всё же…
Разбавляя мысли крепким чаем, открывает холодильник. Глаза ищут лимон, но зачем искать, ведь он точно знает с какой полки надо брать. И так нечаянно наткнулся на бутылку. В силу своей профессиональной этики разбивает содержимое по химическому составу; в прозрачной жидкости плавает формула и не имеет значения, что на этикетке, всё равно выделяется слово из пяти букв. Он даже вспомнил, в каком веке появился этот напиток.
Снова господина Смирнова судьба поставила перед выбором; жёлтый лимон или бесцветная отрава тела, бальзам для запечатанной души. На помощь пришли слова жены «Завтра мальчишек в школу отвезёшь» всплыли и зависли посередине и махом красным крестом зачеркнули бутылку в пользу жёлтого.
Со вздохом с неким облегчением почёсывая бороду, взял лимон, захлопнув дверцу холодильника. Уселся за стол, как раз вовремя. Сонная жена пробралась в ванную комнату. Следом проснулись дети. Пока супруга наводила marafet(маленькое окно в Европу) прихорашивалась, остальные трое членов семьи завтракали.
Сыновья улепётывали бутерброды. Глава семьи щёлкал каналы по телевизору. Младший брат ногой под столом дразнит старшего брата с целью завязать стычку, ему вечно неймётся. К счастью обоих старший брат не поддаётся на провокацию. Отец как обычно делает вид, что ничего не замечает. Напряжение растёт. Пощёлкивание каналов заканчивается, телевидение вещает, в эфире новости. Дамочка, милым голоском и деловым тоном поясняет сложившуюся ситуацию. На экране мелькают до боли знакомые цифры, символы; зелёные, голубые, деревянные. Последние уж точно не оправдали своего прозвища.
Финансовая диаграмма встает комком в горле, такого поворота событий он ожидал и всё же всё же…фиаско.
Квартира, ипотека, работа. Цепочка из вагончиков сцепилась с поездом, который стоит, согласно расписанию ожидает отправки. Отстаёт от графика.
Завязалась словесная перепалка между братьями. Раздражительный голос жены вылетел из коридора, она вступила в распрю с неугомонными мальчишками. Её пылкий нрав смешался в этой стычке, таким образом, получилась тяжёлая куча, ввалившаяся на плечи. Его физическая связь определяется взаимодействием с заряженными детьми и женой.
— Так, а ну-ка марш одеваться, а то в школу опоздаете – адекватная реакция, он всегда так.
Сыновья посмотрели на отца, он же в телевизор. Затем переглянулись, обменялись молчаливым перемирием, встали и неуклюже потопали собираться.
Вскоре спустя очередные нарекания и наставления матери для непослушных мальчишек. Да, порой их трое, она иной раз принимает и мужа за большого ребёнка «Мужики они такие. Всё никак не наиграются», семья покинула квартиру.
«Что ж детей в школу отвёз. Жена на работе. Возвращаться домой смысла нет. Пусто». Рассуждения замотали Дмитрия Смирнова. И в течение первой половины дня он метался туда-сюда, что по большей части выражалось простаиванием в пробках, что на дороге, что в голове. И это его зависание тянулось безработной тоской, пока уже ближе к вечеру не зазвучал, подбадривающий рингтон телефона и вся серость ушла в сторону, потому что на связи давний хороший друг Михаил. Поздоровались, ёрничали, забили встречу в спорт баре, возможность глянуть футбольный матч. В былые времена сами с Мишкой играли, а теперь смотрят.
Припарковав машину, так чтобы не утащил эвакуатор, перебежал через дорогу на противоположную сторону туда-где спорт-бар яркое заведение среди серых, мрачных соседей. Вывеска коричневого кирпичного пристанища изливалась зелёным, она притягивала, успокаивала и отчуждала какое-либо внешнее влияние. Отдельный мир, не обделённый вниманием странствующего путника. Время здесь течёт по-своему.
Он с другом у барной стойки наполняют пол-литровые кружки золотистым, пенным.
— Давай, поведай мне, что нового у тебя – спросил старый друг.
— Всё по-старому без изменений – сетовал Дмитрий, сделал глоток, смакуя пшеничный привкус.
— Да ладно…что прям-таки всё хорошо, учитывая нынешнюю обстановку… думаю до этих «перемен» дела шли в гору –
Замерли, следили за игрой на большом экране. Опасный момент. Нападение проходит защиту.
— Что верно, то верно. Я на распутье. Подумываю уехать — вставил Дмитрий.
Защита с трудом забирает мяч. Распасовывает, пытается контратаковать.
— Ну что вы возитесь…Что предлагают? – Михаил напрягся.
— В смысле, там меня кое-чем заинтересовали, говорят, ваши способности здесь низко ценят. У них это ловко выходит. Социальный пакет и всё такое –
Противник вновь завладел мячом.
Дмитрий покопался в кармане брюк, вытащил визитку.
— Сам посмотри –
Неплохая комбинация, навес в штрафную, удар головой и мяч летит в верхний правый угол, но нет: вратарь парирует и спасает команду.
Посетители бара, что в общем числе весьма приличные люди, превратились в ярых болельщиков, их протесты окатили волной стены.
— Ты серьёзно? – усмехнулся друг и, состроив жалкую гримасу, взял визитку, провёл большим пальцем по выпуклым иностранным буквам, что сверкали золотом на тёмном фоне. -Довольно-таки серьёзная компания. Занимает ведущее место на политической арене —
— Говорю же, сомневаюсь –
Дмитрий был уверен, что Михаил это высмеет. И поэтому нуждался нисколько в совете, а в добром упрёке.
— Брось и ты на это повёлся, думаешь там маслом намазано…тоже мне вербовщики – он откинул визитку, скинул ненужный груз. Прикинулся к бокалу.
Дмитрий посмотрел на визитку на Михаила и залпом осушил бокал.
Бар разразился шквалом криков. Один краше другого и как всегда нашёлся самый громкий, забористый, ведущий всех остальных за собой.
Оба обернулись, стукнули по стойке, поддержали; бармен отозвался и пивные кружки вновь полны.
— Эту страну не победить – подметил Смирнов.
За стеной холод, здесь огонь. Снаружи смирение, а внутри ярость.
Всё стихло. Комментатор без паники в голосе пытается оправдать пропущенный гол. Из углов к центру посыпалась ругань вперемешку с матами. Голосистый снова запускает шарманку «Не вешать нос» такой механизм всегда срабатывает – вечный двигатель. Неважно проиграют или выиграют, всё равно не сломают.
— Лучшая страна в мире! –
— Точно. Лучшее место в мире! –
И в знак единства они чокнулись с улыбками на лице.
Дмитрий взглянул на часы, время поджимает, а ещё только середина второго тайма.
— Кажется мне пора –
Михаил ощетинился, продолжая следить за безнадёжной игрой. — Что и досмотреть уже нельзя –
— Просто я обещал ей. Сам понимаешь, семья. А с этими и так всё ясно –
— Да конечно, но знай, победа или проигрыш… пострадают фанаты.
— Я уже не в том возрасте, чтобы бегать по крыши с автоматом…оставим битвы для молодых –
— Ага. Жене и детям привет –
Дмитрий вышел из бара. Вздёрнул воротник, усмирив своих бесов, настроился на унылую прогулку до дома.
Открыв входную дверь квартиры, его обдало домашним теплом, приятный запах отвергающий депрессию. Его он учуял на лестничной площадке. Любящая жена запекает в духовке любимое блюдо.
Он подходит к ней сзади, когда она занята готовкой с таким серьёзным видом, будто не замечает его. Обнимает за плечи. Она продолжает шинковать салат. Руки плавно спускаются к талии, вдыхает аромат парфюма сквозь каштановую прядь и, шёпотом, нежно напевает на ушко. Оправдывается, по мере объяснений того, где и с кем он был, она, пропуская слова, улавливает запах хмеля.
— Пил – её вопрос есть утверждение самого факта.
— Ну, Кать, ну что ты, в самом деле –
Да, таким образом изловчился Дмитрий обходить «Чрезмерное раздувание пустяков» её сердитость покрытая коркой терпимости, что нарастала годами в совместном браке. И хоть он и она прекрасно понимали, что его тактика давно устарела, но как-то странно всякий раз срабатывала. И вот как ни в чём не бывало, обсуждают мелочи жизни. На повестке дня стоит старший сын, который набедокурил в школе. Жена жалуется мужу. Отец косится на сына потупившего глаза в пол.
— Вселенная этого даже не заметит – буркнул. Такой же упрямый, характер матери.
Отец теребит ему ухо, говорит, что мол, делать так нельзя, нехорошо. Всё звучит убедительно. И самое главное для сына, слова отца, являются успокоительным на фоне беспокойной матери.
На глаза попадается младший, маленький волчонок, крутится вокруг брата.
— Так, а ну ка, оба идите сюда – он подхватывает волчонка.
— Нам предстоит серьёзный мужской разговор – фраза, которую семья слышала не единожды, вызывает у детей смех, а у неё надменность. Он уводит детей в комнату, а она накрывает на стол, убеждаясь, что он хороший отец.
***
Тем временем психофизиологический процесс, на другой стороне, как ни странно идёт своей жизнью.
Кэтрин завязывает Джону галстук, который он предпочёл для собеседования. Важно осознавать, что смысл не в том, что ему нравится такой галстук, а суть в самом навязывании, потому что именно этот галстук соответствует собеседованию.
Он крепит запонки, поглядывает на стрелки наручных часов, поторапливая жену. Надевает пиджак. Она делает последний штрих, зажим для галстука и отходит. Мистер Смит присматривается в зеркало. Да, то, что надо…аксессуары подобраны правильно, точно подходят к костюму по стилю и цвету. Прикидывает пару масок, принимает соответствующее выражение лица. Важно, быть готовым продемонстрировать во всех случаях все свои способности и качественно их преподнести.
Напоследок чмокнул жену в щёчку, прихватил пальто с вешалки, повернул дверную ручку…deja vu…мутным облаком, завис сон, из которого ночью было не выбраться. «В реальности куда проще выйти из любой ситуации, только я знаю, что я могу». Избавился, спускаясь по ступенькам, но осадок остался.
Кэтрин встала на его место у зеркала, расправила халат, погладила ладонью живот «Он ничего не заподозрит, сделаю это тайком, так будит лучше для нас обоих».
«Концентрация внимания, сосредоточиться на предстоящем собеседовании». Поправил зеркало заднего вида, посмотрел в глаза, и заверил себя « Я уверено иду к своей цели и я как никогда твёрд и решителен». Стальные прутья моста. «Большое яблоко примет меня». Встретила «Леди свободы» она растопит лед, прогонит страх и озарит весь мир.
На протяжении всего пути мистер Смит разыгрывал различные сцены своего дебюта на новой должности. Во всех миниатюрах он видел успех. Но к несчастью машина заглохла. Движок отказал. Он не мог этого предвидеть. Он был уже в городе. Оставалось преодолеть пару высоток. Стукнул по рулю, выругался, и в тот же момент приласкал словами машину, чтобы она завилась. Бесполезно. Снова проклял колымагу, оставив её посреди дороги. Под натиском сигналов суетливых водителей, проскочил на тротуар. Сливаясь в толпе пешеходов, столкнулся плечом с рядовым. Папка с документами выскочила из руки, раскрылась, и листы, бланки разлетелись. Он поспешно хватал их на лету, ценные бумаги взвились по ветру через ноги прохожих и прижались к ограде.
И тут Джону стало не по себе, поскольку, засовывая последний подобранный листок в папку, он выпрямился, а передним возникло здание.
— Oh my God! – вы взгляните на это – Что за стены изумительные! Гладкие. Ровные. А каков окрас! Горизонтальные равновеликие чередующиеся полосы. Красные и белые. Сосчитать точное количество полос оказалось затруднительно, высоко уводит глаз в небосвод в лучах солнца, но, кажется их тринадцать. Да, несомненно, это независимое творение тринадцати полос. Сердце Джона затрепетало. В бумажнике зашелестели банкноты с портретами отцов основателей.
Возможно, в суете, он просто не обратил внимания, как оказался подле этого здания. Да и бог с ним, мало ли зданий в этом огромном городе. Но завораживала сама архитектура планировка сооружения поражающая своим величием. Так же удивляло то, что остальные прохожие, мимо бегущие по своим делам люди разных слоёв с различными оттенками собственной принадлежности к тому или иному классу когда-то разделяющихся по цвету кожи образовали массу теперь уже столь привычную, что стали неотъемлемой частью как этого здания, так и самих себя.
Джон расстегнул две верхние пуговицы, сделал глубокий вдох «Воздух восхитительный». Но, как и полагалось, мистер Смит не выдавал своего удивления происходящему вокруг.
Непременно, мистер Смит являясь агентом и человек, которому что-либо предлагают, то ему необходимо всё взвесить и оценить. «Дело стоящее». На что он потратил немало усилий, пришлось рассмотреть здание со всех сторон.
Сначала пустился вправо, не спеша, замеряя каждым шагом, но стоило ответить прохожему туристу, то тут же сбился. Плюнул на подсчёты, ускорился, завернул за угол, следуя вдоль стены взирая на величие… увлёкся и «влепило в лоб», уткнулся в непредвиденный забор, что встал стеной перекрыв проход. Полосы уводили любопытство Джона «Что там? на обратной стороне, на задворках». Возможно, ответ найдётся, если подступить с другого краю. Джон поворотил. Впопыхах бежал так быстро, что со стороны фасада врезался в поток входящих, покидающих, за что получил в свой адрес редкостную брань. Но это его не остановило. А меж тем с левой стороны, наблюдал очередное превосходство, что расположилось в верхнем углу на тёмно-синем фоне – белые пятиконечные звёзды. По мере продвижения было очевидно, что каждая из них занимает своё определённое место.
«Сколько их? Слишком высоко… не сосчитать».
— Пятьдесят – сказал кто-то невзрачным голосом пропитанным равнодушием.
Мистер Смит устремил взгляд вниз. И только сейчас, практически в двух шагах от себя обнаружил бездомного. В разорванном тряпье, что когда-то называлось одеждой вселявшей надежду.
— На срок их пятьдесят – глотнув виски из фляжки, повторил бедняк, при этом смачно отрыгнувший.
«Каким боком этому типу позволено, здесь находиться, не говоря о том, что он своей небрежностью пачкает и пришаркивает стену. Безобразие. Куда смотрят служащие такой серьёзной организации. Нет, с этим мы точно разберёмся, исправим».
Джон, испытывая некое воодушевление мистера Смита, смело выписал циничное замечание, приписывая себя к числу сотрудников этой «великой организации» и окажись у него в руках ежедневник, то обязательно поставил бы заметку на этот счёт.
— Damn it! – вырвалось у Джона.
Та же самая изгородь теперь появилась и с этой стороны. Не подступиться.
«Раз плюнуть, перелезу и делу конец». Джон закинул ногу и начал карабкаться.
— Не стоит этого делать, мистер – донеслось, словно из глубины сознания, предостережение. Джон сполз с забора.
— Что это значит? – спросил, свысока смотря на бедняка.
— Пальтишко попортите, сэр – ухмылка.
« Он смеётся надо мной»
И всё-таки Джон прислушался. Он ещё раз посмотрел на изгородь. Брезгливо с долькой сочувствия оглядел бездомного, а тот в безумной агонии закатился смехом, напевая торжественный гимн, прославляя эту организацию.
«Бедолага». Джону не хотелось наблюдать подобное безумие и терять своё драгоценное время он не намерен. Глупо делать тщетные попытки, влезая туда, куда путь закрыт явно для его блага.
С этим убеждением решил вернуться в исходное положение. Он не утратил интерес к организации, имея кое-какие соображения на этот счёт. Удалось рассмотреть её с трёх сторон и приметить внешние детали, а что касается верхушки, то есть крыши, где располагается самая важная неотъемлемая часть организации — связующее звено. Для ваших глаз она не видима, но так уж завелось, что понять её функцию несложно, по крайней мере, Джону представлялось, что это устройство для защиты компании от пагубного влияния внешних факторов. Разумеется, там шло разграничение, которое подразделяется на приёмные, передающие и приёмно-передающие. В свою очередь все эти приёмы комбинируются, временами перерабатываются, что-то отсеивается, профильтровывается и преподносится в нужном цвете, а отбросы прямиком в подвал. С точки зрения руководство механизм работает безотказно. Но дело в том, что система прогрессирует, технологии развиваются и, кажется, что этот главный инструмент выходит из-под контроля. Но это обман зрения, поскольку там, у пульта управления сидят такие знатоки, у которых в рукаве всегда есть запасной фокус и с помощью ловкости рук они могут исполнять такие трюки, что вводят в заблуждение, и ты сам не заметишь, как поверишь в действительность происходящего.
Пол, приятель Джона был другого мнения по поводу всего этого.
Корпоратив. Пьяный еле на ногах держался ни с того ни сего начал бранить. – Эх вы людишки. Собрались тут. Рассуждаете на тему система против вас. Нет никакого заговора. Этот принцип действует иначе. Вы что думаете, мы марионетки? Нееет…вы сами на это подписались. Эй, Джон…кошелёк или жизнь, что выбираешь?
Перестань, довольно Пол, ты перебрал, уймись.
— Да брось Джон впаривать. Ты посмотри вокруг, оглянись. Здесь все перебрали. Набили карманы. И нам всё мало.
Джон снова посмотрел на организацию. «Иной раз задумаешься, что движет всем этим…внутреннее развитие компании для улучшения собственного уровня жизни или всего на всего соперничество. Амбиции руководства. Хотя одно другому не мешает и, пожалуй, не могут существовать друг без друга».
Давление, приток крови в оба полушария. Оттенок политической игры. Мистер Смит знает своих конкурентов в лицо. Враг не дремлет, пора браться за дело.
***
Покамест Мистер Смит восхищался своей корпорацией, строил планы перспективной работы. На другом конце, хотя какой смысл вести речь о континентах, разделять, столь же неуместно принимать разницу во времени.
Смирнов, он же Дмитрий по обыкновению обременённый надеждой, следуя совету друга, стоял напротив бывшей работы, поглядывая на неё с предельной осторожностью. В глубине души царила первая любовь, которая отдавала горечью, но это всё ничего. Поскольку стоит ей поманить, призвать, то он тут же побежит к ней на встречу. Такова его природа. «И всё же всё же…». Что-то его останавливает. Здесь, он, как бы стоит в сторонке, но непосредственно на него влияет рабочая обстановка новой организации. В нём непроизвольно бродят прошлые навыки и качества, а слова прораба при строительных работах шумят прибойными волнами в голове. «В первую очередь трудолюбие! Внимательность! Усидчивость залог нашего качества! И главное, Смирнов, доводить до конца начатое дело!».
С этим гулом прошлого, пронизанным до фанатизма, Смирнов в настоящем смотрел на проделанную работу без железного занавеса. Он перебирал конструктивные системы схемы зданий, определяя к какому типу, относится организация на данный момент. Подчёркивал наружность стен, претерпевших не один окрас. Взять хотя бы что когда-то по одним данным они были раздвоено белые, но существует мнение, что они были красные. Затем малинового цвета, после были из красного с белой каймой в центре с золотым орлом, по этому поводу было много споров. И, тем не менее, потом преобразовались в окрас, состоящий из трёх горизонтальных равновеликих полос белого, синего и красного с золотым двухголовым орлом. Так же была некая странность, что является вполне естественным для любой эпохи, полосы в определённые дни имели свойство менять цвет на чёрно-жёлто-белые. Это касалось лишь руководства и приближённых сотрудников.
«Откровенная привилегия» сейчас у господина Смирнова это вызывает улыбку с тонкой грустью.
Они так заигрались, что стены попали под влияние соседних организаций. Причём всё происходило не косвенно, а на архитектуру здания при строительстве, что впоследствии отразилось на цветовой гамме.
Между делом Смирнова пронзила тупая боль в правом колене, старая травма былых времён. Как помнится тогда, в феврале с ним приключилась беда. Вероятно, всё к этому и шло; плохое знание правил строительных работ; специфика применения инструментов и оборудования; опасные условия труда и никакого умения, да и желания работать в команде.
Внезапно в тот самый февраль конструктивная система не выдержала и отголоском октября…всё с ног на голову перевернулось. Несомненно, произошедшие перемены помогли в истории пережить страшные времена, от которых весь мир содрогнулся.
Возвращаясь к тому преобразованию, Смирнов помнит сладость полузабытья. И там, на строительных лесах его поддёрнуло, затем толчок и по инерции здание начало рушиться, но нашёлся тот, кто подхватил их своей великой идеологией. Выстроились. При этом несущий остов стал монолитным, то есть стены, колонны и перекрытия изготавливаются на стройплощадке. Сотворили единое целое. Здесь вся сущность Смирнова окрылялась ностальгией от одной мысли о том рабочем процессе. По пути, которого были устранены главные источники массовых страданий и страхов. Дмитрий, не скрывая потирает колено, что ради этого пришлось превозмочь себя, переступая с ноги на ногу. Потому что впоследствии получили стабильное и, как отмечалось нарастающее благополучие. Под натиском невзгод через опыт они выбрали такое жизнеустройство, которое создавалось поколениями. Серп и молот на красном полотне.
В совокупности случившееся далее до сих пор никак не укладывается в голове у Смирнова. Это касается перестройки, да, уже в который раз. В процессе которой, руководство, заглядываясь на западных конкурентов, нехотя признавали, что те опережают их в технологическом отношении.
Взяли образцы, скопировали и попытались внедрить. В результате получилась, обрекая на провал, сказал товарищ Мишка инженер
— Фикция –
Тогда, Смирнов с ломом в руках не предал этому значения и на том решили снова пренебречь правилами строительных работ, раздробив фундамент. Здание затрещало по швам, произошла реорганизация. Наступил тяжёлый декабрь «Ох стены, вы бедные мои». Штукатуры, маляры сделали свою работу и стены сменили масть. Три горизонтальные равновеликие полосы вновь заняли почётное место.
Смирнова уволили. Новое руководство дало чёткое разъяснение – Спрос подвержен сезонности –
Некогда массовая востребованная профессия утратила стабильность. Смирнов пожал плечами
— Что поделаешь тут, ведь и вправду на дворе зима –
Позвал товарища Мишку инженера, но был крайне удивлён, когда увидел перед собой Михаила агента по продажи недвижимости, а тот, подмигнув, сказал – Потом всё объясню –
Смирнов прибрал рабочие инструменты и, спотыкаясь, побрёл домой, превозмогая усталость. Позже Дмитрий сам всё осознал. Геометрическая задачка решена, что и требовалось доказать.
Спустя период не сезонности, перед Смирновым составилась система двух линейных уравнений с двумя неизвестными.
Дмитрий стоял в стороне размышлял, стараясь раскрыть замысел насыщенный приуроченностью и суетой окружающего. Возможно, он преувеличивал, поскольку был не задействован в столь бурном процессе.
Там у дверей наблюдал за бесцеремонным швейцаром. Довольно таки увлекательное занятие. Даже издали его манера движения бросалась в глаза, и вы можете не увидеть, не услышать, но знаете, что привратник стоит на страже порядка. Конечно, его действия не всегда соблюдались с установленными обязанностями, но каков антураж.
В основном ничего особенного: встреча и проверка посетителей, поставок; открытие дверей.
На эту тему Смирнову легко рассуждать, когда смотришь со стороны.
Этот сторож у ворот обладает недюжинной силой, выправка которого носит военный характер. Помнится, раньше Дмитрий видел похожие черты лица, да, его ливрея претерпела немало изменений. К примеру, головной убор; в одно время это была двууголка из чёрного бархата, после фуражка с красным пошивом.
Всех неточностей Дмитрий не помнит, а Смирнов неохотно вспоминает. И когда его отстранили, то цвет фуражки потерял красноту, а следом и вся ливрея утратила оттенок партии. Появились отдельные эмблемы на разных частях тела, но тело то одно целое и служит своему хозяину-голове. Без дисциплины никуда. Такая парадигма. Сейчас униформа вновь обрела чёткость, скинула с бортов галуны и указывает синий цвет.
Дмитрий увлёкся демагогией, приблизился чуть ближе и тем самым попал под внимание привратника. Хотя тот его присутствие давно заприметил и держал так сказать на карандаше.
Двойственное подглядывание. Причём оба избегали встречных взглядов. Смирнов опасался пойти на контакт. Неуверенность, нет, вероятно, он испытывал недоверие и, на то были причины и следствия. А вот привратник в силу своей компетентности ждал подходящего случая.
Стало быть, Дмитрий не мог преодолеть себя. Он шагнул вперёд, приоткрыл рот, но тут же оборвался и, хотел было повернуть обратно, и, вдруг произошёл подходящий случай.
— Господин Смирнов –
Дмитрий замер. Повременил, невольно обернулся.
Бесцеремонный привратник дерзко снизу вверх осмотрел его. Скользнул по предписанию, черты лица размякли, переменный голос.
— Господин Смирнов. Ну что же вы, в самом деле, всё никак не решитесь –
Дмитрий выразил непонимание.
— Вам назначено – подсказал учтивый служащий.
— Мне? Что действительно? –
— Да. Согласно указаниям – слуга народа выпустил из рук инструкцию, ловко подхватив чемоданчик долгожданного посетителя. Пристойно подвёл к входу, растворив врата.
У Дмитрия аж зашептало в душе «Впустили. И всё же…
***
По согласованию без условных границ пространства-времени, Джон был в преддверии открытия для себя новых перспектив.
Стоит отметить, что он уже успел оценить и всё взвесить. И имея значительный противовес в свою пользу, поспешил посетить и ознакомиться с внутренней структурой организации.
Дело оставалось за ушлым малым. Швейцар у дверей. Лояльности ему не занимать. Несмотря на приветливость и улыбчивость он умело и обезоруживающе выпроваживал даже самых буйных клиентов. Джон сразу же сделал заметку на то, что тот непомерно распыляется, переоценивая свои способности. Надлежит соответствовать возложенным обязательствам. Никакой небрежности. И вы убедитесь в этом сами, заявлял он всем своим внешним видом. Его ливрея оставалась неизменной на протяжении всей истории компании, разве что вносились некоторые поправки естественным путём через собственный опыт.
Джон не боится остаться в простаках «Кто не рискует, тот не пьёт шампанского». Проталкиваясь, встретил пристальный взгляд. Глаза буравили Джона, отчего у него внутри всё пало, но ухмылка хитрости не сходила с лица. Своего рода визитная карточка. Проходной билет.
Швейцар натянул улыбку и преградил рукою путь.
— Э…вы по представлению? –
Джон возмутился — Yes of course! –
— Разумеется, мистер Смит – заверил привратник, учтиво открыв врата.
Джон принял должным столь удачный ход. Идущий по коридору на встречу успеху. Признаться, он сконфузился, когда каждый его шаг будоражил и тревожил стены. Стены расплывались красками жизни, прорисовывая истинный цвет, суливший отпечаток в их истории. Эпизод за эпизодом.
Был тёплый сухой майский вечер, не предвещавший беды.
У речного берега протекала естественная жизнь племени.
На белых камнях у воды сидели молодожёны. Они смотрели друг на друга и по обычаю должны понять могут ли быть счастливы вместе.
Ловля у реки прекратилась. Развели огонь. По кругу блуждала трубка мира. Смуглый вождь с великими перьями на голове, восседал на шкуре бизона. Его морщины мудрости дрогнули.
— Ненужно много слов, чтобы сказать правду –
Слова и земля по праву принадлежали племени.
Зоркий глаз юного чёрного ястреба увидел в дали огонь, отражающийся в глазах приближающихся захватчиков со своей правдой и факелами свободы.
Лицо захватчика призрак Джона, тот же нос, брови, взгляд тигра.
Прогремели выстрелы, просвистели стрелы, замахали топоры, воздух наполнился свободой. Белые камни оросила тёмно-алая кровь.
Мистер Смит пошатнулся. Наверное, это из-за цвета крови, его он не переносил. К счастью для Джона, поблизости оказался услужливый пожилой мужчина, который учтиво и своевременно сумел подхватить.
— Что с вами? Возьмите себя в руки мистер Смит, неподобающе впадать в такую тягость, где же ваша выправка! — Неожиданное, яркое подтрунивание привело Джона в рассудок. Он осмотрел старичка «Что за аристократишка?»
— Джон, извольте сопроводить вас –
«Дворецкий. Судя по фраку точно дворецкий. Тем не менее, не стоит задаваться перед этим выскочкой. Мало ли кем он может быть. Сейчас, когда я здесь, нет права на ошибку. Второго шанса может и не представиться. Стоит при служить и присмотреться, к тому же престарелый сам пошёл на контакт».
Раскатистая речь эхом уходила в потолок. Он заявлял, что несёт ответственность за тщательную разработку схемы распределения обязанностей.
Джон, краем, углядел со стены ещё четыре кровавые бойни с племенами с французским акцентом. Но на этом он решил не задерживаться, а шёл дальше, держался позади сопровождающего, который цокал каблуками, словно породистый конь, деликатно сложив руки за спину. Джону не нравились подобные манеры. Он терпеть не мог все эти господские штучки. И поэтому держался поодаль, ему хотелось быть независимым.
Мысль о независимости встревожила стены. Не правда ли, поразительно, что нематериальное благо перевоплощается и становится материальным.
Мистер Смит увидел себя в первых числах сентября. Он занимался сборкой урожая. В широкополой шляпе с закатанными рукавами с подтяжками штанин.
Подул ветер в паруса корабля и вместе с ним пришёл акт о гербовом сборе.
Джон смахнул пот со лба.
— Налоги без представительства – ТИРАНИЯ! –
Сыны свободы поддержали.
— НЕТ НАЛОГАМ БЕЗ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА! —
Дома английских должностных лиц охватил огонь.
Объявили бойкот. Английский чай сбросили с кораблей.
Ночью на ферму к Джону прискакал на лихом коне приятель Пол, торговец пушниной.
Обеспокоенная жена громкими возгласами мужчин выскочила во двор. Разразился скандал. Пол обвинял в измене короне. Джон осуждал и высмеивал Пола за привязанность к короне.
— Я не приму эту сторону –
— Тогда наши пути разошлись –
В ночном небе сверкнула молния, произошёл раскол.
Под проливным дождём Пол ускакал за красным мундиром. Джон прошлёпал за охотничьим ружьём.
Утром с первыми лучами солнца под бой барабанов, плечом к плечу, мерным шагом пошли в атаку красные мундиры. Но независимость не дрогнула и, рассредоточившись, крепко держали ружья.
Раздался залп орудий. Штыки вонзились в грудь. Дымный порох окутал всё вокруг.
Прицельный выстрел Джона отправил белый парик врага в лужу крови. С тех пор он больше не видел красного мундира. После кровопролитного сражения возвратившись в край родной, Джон со словами – Стремление к счастью – посчитал должным образом наречь своего первенца в честь погибшего приятеля Пола.
Мистер Смит обратился к настоящему, но поступки прошлого сошли со стен и по коридору витали весомые личности в итоги организовавшие конгресс. Множество лиц, Джон отдавал право одному, кем, несомненно, восхищался. Вот он встал и без того выше всех остальных заседавших. В военной форме настоящий майор, когда-то бывший землемер. Честно говоря, Джон, ему немного льстил. Присутствовали и другие чины, но суть такова, что внешне, что внутри шла борьба.
Застучало в висках, зазвенело в ушах от криков и всего прочего.
— Где взять порох! –
— Нужна организованная подготовка! –
Вдохновению не было предела. Мнения разделились на фракции. Некоторые требовали немедленного объявления войны и были те, что призывали дружить. В центре поднялся человек с тем же именем, что и наш мистер Смит. Он сыграл выдающуюся роль в примирении фракций. Его замысел предлагал пока повременить с войной, но он знал, что скажут «Тирания подавляется войной». И пусть, выиграю время, а когда народ будет готов, тогда и повоюем.
Джона потянуло вперёд сквозь омут. И прахом всё развеялось.
— Завораживающая дух постановка. Выдающийся актёрский состав, не правда ли? –
« Да, как он смеет, чёртов аристократишка». Джон, чуть было не взорвался.
— Это вам не театр и не игра – но вслух сказал лишь это.
— Право, право мистер Смит не стоит так усердствовать –
Престарелый во фраке продолжал всяким образом подтрунивать, а его своенравные манеры, жесты кое он выкидывал, к примеру; малый поклон с изящным отточенным движением руки. На конец исполнения пристукивал каблучком, изысканно указывая Джону в каком направлении надо следовать. И резюмировал одобрительным кивком с лукавым прищуром.
Необъяснимо, но факт, на мгновение Джону почудилось, что он сам никакой не мистер, возможно даже и не Смит, и вовсе не хозяин своих действий. Это возмутительно, он был уверен, что эту компанию организовали предприимчивые люди, почти со всего света и нет никакого определённого акцента. С таким же успехом можно выделить всякого проходимца.
Услышал притягательный трогающий душу детский смех. Безвольно он поддался к нему и опустился в прошлое. Туда где в выстроенном загоне для лошадей, он обучает сына верховой езде. Придерживает за стремя и даёт наставления.
— Полегче Пол, прежде всего, важно научиться крепко, держаться в седле –
Светлокудрый мальчишка громко смеётся. Играющая радость. Ему хочется помчаться рысью, но отец его сдерживает.
— Вот так молодцом…почувствуй ритм движения лошади –
Шло время насыщенное вечерними рассказами отца в кругу семейного очага о сражениях за свободу и независимость. Мальчишка вытянулся в крепкого юношу. Под влиянием внешних хлопот, забот о состояние семьи, менялся его маленький внутренний мир. Благодаря предприимчивости Джона они перестали выращивать рис «Табак больше принесёт нам прибыли».
Мистера Смита одолел кашель. На минуту он поднялся из глубины прошлого. Аристократ закурил трубку и, почувствовав на себе не добрый взгляд своего гостя, предпринял попытку предложить сигару, но Смит, отнекиваясь, замахал руками, разгоняя дым.
— Нет, я бросил эту пагубную привычку –
— Прошу меня извинить, я из вежливости, всего лишь думал вам услужить –
По мановению волшебства слова дым развеялся.
Под пылающим жёлтым карликом, великим надсмотрщиком, истощая землю и чёрных людей, хлопковый пояс лелеял белую кожу несчастных богов.
Один из них только что сошедший с повозки, после объезда владений в присутствии подобных ему господ, пожал руку партнёру, одобрив заключённую сделку по продажи мелкой собственности.
В знак почтения ему преподнесли трубку из вереска. Деловито закурив, предложил всем разместиться в летней столовой в шикарном особняке. Отдал указания надзирателю Эрни
— Позаботься о благополучном переводе собственности во владения наших новых друзей –
Среди растущего белого золота по полю бежит босая пятилетняя девочка. Её огрубевшие ступни уже не обжигает раскалённая докрасна земля.
Мать роняет плетёную корзину. На лице страх.
Эрни схватил её дочь, обмотав шею кнутом, волоком потащил в распоряжение новых партнёров по бизнесу.
Смеркалось и на закате дня с последними лучами с тяжёлым сердцем, с охоты возвращался юный Пол. Он не спешил обременённый тяжестью и без добычи в который раз. Его конь и две борзые повиновались воли хозяина. Приученные животные верно служить стремились домой, а юного Пола не приручить. Он оттягивает поводья, томиться в собственной печали и, приближаясь к усадьбе, был в смятение «На что мы всё променяли: тёплый семейный очаг на трёх этажный холодный, белый особняк; трудолюбивую ферму на дармовые плантации; лицо отца на увесистое имя плантатора».
— Чья эта жизнь? – вопрос. Ответ начертан на лицах рабов.
— И кто тут раб? Мы или они… –
Напротив дома в саду он спрыгнул с коня, взбежал по каменным ступенькам беседки, ухватился за перила « У неё всегда были ответы на мои вопросы». Кажется, ещё вчера он видел здесь в тени крон деревьев, среди цветущих растений отдыхающую от болезни родную матушку. Её бархатистая белоснежная кожа была под стать беседке, а кружевные узоры крыши сочетались со шляпкой.
Болезнь забрала своё и ушла вместе с матушкой. Краска облупилась и пожелтела. На следующий день хозяин усадьбы хладнокровно приказал – Перекрасить –
Увёл коня в конюшню, стараясь не смотреть на столб, к которому привязан провинившийся Обака: он силился защитить ту самую пятилетнюю девочку, никто и не спрашивал что она его дочь.
Пол не оборачивался, но ощущал застывшие белки глаз, торчавшие из темноты на фоне багряного заката.
Скользнул с первого на второй этаж, невзирая на громкие забавы богов. «Низко ты пал. Кто тобою правит? Король хлопок».
Утром, растворив ставни окна, северный ветер призвал юношу.
Последним делом Пол на протяжении часа слушал удары хлыста в такт своему сердцу.
Обака, закатив глаза, внемлет смотрителю солнцу, чтобы прижигало раны.
Эрни, повинуясь хлопковой короне, измученный потом и предрассудками рассекает чёрную плоть.
Безмолвные лица застыли на плантациях хлопка.
— Кто тут раб? Мы или они… –
И без того хотел сбежать, но не удержался в порыве гнева. Прощание было недолгим. Сабля по рукоять пронзила Эрни. Кнут выпал из мозольной ладони. Толчком сапога юноша повалил бездыханное тело. Сухая земля пропиталась кровью раба.
Оседлав коня, Пол, без сожаления скинув прошлое с сердца, мчался, словно ветер без преград. За ним никто не гнался. Видимо плантатор был столь занят делами, сделками, что категорически не хватало времени на своенравного беглеца или всё-таки, где-то под маской, скрытая от общества сущность отца говорила – Сына не остановить. Он весь в меня… Смит –
Там на севере Пол обрёл новое, открылось второе дыхание. Другая жизнь, в которой он возводил мосты, конструировал паровозы. Благодаря механизированным машинам был частично заменён, тот самый чёрный ручной труд.
Светлое будущее. Он обзавёлся семьёй, точнее встретил свою возлюбленную и, познакомился с её родителями. Добрые отзывчивые люди. Обручились.
«Интересно…такие разные жизни совсем непохожие… и могут сосуществовать в одном мире. Там на юге, здесь на севере. Равновесие тонкая грань и рано или поздно баланс нарушится это неизбежно. Либо мы, либо они». Его посещала эта мысль и, не без причины, которых нашлось достаточно, чтобы положить конец вражде. «Пора свергнуть богов посеявших страдания в нашем мире».
Такова была причина для Пола, остальные нашли свои. Но суть в том, не разрушив, не построишь.
Непостижимо.
Юг остался верен традициям, тем более плантатор Смит. И по старой привычке объявил о независимости.
Дело докатилось до крайностей, и ни о каком союзе и речи быть не могло.
— Распад –
— Простите, что? – переспросила леди.
— Война – повторил суровый генерал.
— Пора сынок, поторапливайся, мы выдвигаемся –
Она предчувствовала, что так будет, а он не хотел об этом ничего говорить, потому что так надо. Расстались две руки. В одной осталось его тепло в другой её нежный платочек. Дали обещание, что сохранят до следующей встречи. Разлука пылью от копыт встала посреди дороги между ними.
И где бы он ни был, в любое время, будь то в июле, переходя ручей и в отблесках воды, он видел её изумрудные глаза.
Шли в атаку, затем отступали и так день за днём, год за годом, теряя счёт потерь, страданий и утрат. Временами он переставал понимать, кто проигрывает и побеждает. Иной раз ему мерещилось лицо отца, когда жал на спусковой крючок.
По ночам будь они спокойны от сражений, с соратником по оружию жарили мясо и тот рассказывал о своём детстве, а он, вспоминая, смотрел на огонь. Костёр трещал, шипел, рассказывая о прошлой жизни, в которой нет места для будущего. Вскипало и тут же угасало. Безразличие.
Лето-перелом, взяли крепость. Он стоял на вершине. Внизу трупы поверженного врага. Взирал, вкушая победу, пытался возрадоваться, но не было радости, ни грусти и всему этому нет конца. Не видно ни за хребтом, ни в лесу, нигде.
Однажды в сентябре, он выдался тогда особенно жарким. Очередное сражение в первых числах. Армия во главе с генералом, под началом которого в одном из корпусов служил наш Пол, предпринял наступление и, ему удалось переправить армию и зайти в тыл городу, имеющему стратегическое значение, практически без борьбы. Генерал посчитал, что сама госпожа удача сопутствует им. И решил, что не стоит медлить при таком раскладе. К тому же не давали покоя недавние промашки из-за нерасторопности, а это прозвище – спящий генерал. «Что они понимают… и какого это? Когда от тебя зависит каждый шаг». И хоть нутром чуял «Что-то здесь не так».
Он принял решение двигаться дальше, наступать тремя корпусами по трём дорогам.
Пол, хотел бы отправиться с четырнадцатым корпусом, идти через голубиные горы, чтобы быть поближе к ясному небу, но их корпус пошёл другой дорогой. Приказ защищать переправу от войск южан.
Возводили оборонительный рубеж к западу от ручья реки, название которой вертелось на языке, раньше он знал, но теперь забыл.
Делал насыпь из земли наружного рва, укладывал речную гальку, потирая пальцами гладкие полукруглые камни.
Позже вечером у собратьев по оружию, как и заведено за едой и выпивкой завязался спор. Пол без участия, прикрывшись, кемарил в уголке и, краем уха слушал. Мелькнуло, и вспомнил слова отца о борьбе за свободные земли. Спор продолжался. Грубая фраза
— Кровавая река! Вот как её прозвало когда-то жившее там племя-
«Река смерти» подумал Пол.
Яркое чистое утро наполнило Пола свежими силами. Прошлой ночью видел дивный сон, в котором он и она венчались в местной церкви. Проснувшись, всем целым был погружён в этот сон, где он снова держит её за руку. Всё происходящее здесь и сейчас словно не существует. Зыбкое и ничтожное.
Никакого волнения, трепета, не смотря на то, что буквально вчера враг переправился через ручей, развернул войска для атаки. Они наблюдали и знали, что бой состоится. Вызов принят.
Снаряжаясь по обыкновению, сделал, взял восьмигранную коробку с оснащёнными магазинами для винтовки. Потирая приклад, задумался, отвлёкся на минуту, да какой там в такой спешке, секунда «Может последний раз и всё закончится». И далее машинально отточенные движения, действия. Отрепетированная трагедия.
Выстрел. Перезарядка; двинул от себя спусковую скобу, гильза вылетела с глухим щелчком в сознании отдельный звук от взрывов артиллерии; вернул назад рычаг, медный патрон поддался в патронник, взвёл курок.
Прицел равно мушка. Семь зарядов. Семь секунд. Семь серых жизней. Всё просто. О… вот он ещё один, серый мундир, верхом, размахивает саблей в другой руке револьвер.
Забавно, он и не представлял, что это произойдет именно так. Быстро. Не было никаких речей, сомнений. Навёл, узнал, но палец рефлекторно спустил крючок. Конь вздыбился и он упал.
Ярость: В бушующем океане, синие и серые волны сошлись в рукопашном бою.
Гром: Небо в раскатах криков, боль стонущего тела.
Он не чувствует, не слышит. Пробился, ломая руки, приподнял его за грудь. Всхлип, бурлящая пена изо рта, прохрипел – Возмужал…ты…глаза…она…-
Безрассудство посеяло на поле панику. Сферическая граната разорвалась над головой. Осколок, гул в ушах перемешался с кровью. Помутнело, задыхаясь под грузом навалившихся тел. Стало темно.
Просвет. Санитарные повозки по узким тропинкам.
После шторма, поражения, оказались заточённые в городе. И там в этой неприступной крепости лежал с перевязанной головой, бился в лихорадке.
Осада, принёсшая голод, тянула дни. Наступил октябрь, жар отступил.
Послышался девичий голосок в листве осеннего сада
— Пол –
Приподнялся, вытащил испачканный скомканный платок, когда-то чистый и аккуратно свёрнутый.
Встал, полусогнувшись, отталкиваясь от стены рукой, выбрался наружу. Ослеплённый дневным светом рассматривал силуэт в блике тёмных пятен.
— Нет – крик отчаяния. разуверившийся в надежде.
«Невозможно, отец, невысокого роста, сутулый, светло-коричневая борода».
Пригляделся, показалось. Напрягся, попытался встать смирно, не вышло. В ответ холодные голубые глаза отсалютовали. Проскакал совсем рядом. Наверное, в штаб. Неразговорчивый главнокомандующий генерал.
Смирился. И ради неё решил, что должен вернуться любой ценой, бороться, преодолевая препятствия, захватывая окопы у подножья, подхватывая знамя павшего солдата, взбираясь на вершину победы.
В апреле последнего года вернулся. Повязка на левый глаз. Боевой конь ковылял еле живой.
Старенькие ступеньки крылечка заскрипели. Она вышла и не сразу поверила, что это он. Многое изменилось. Не стало родителей, опустел, обветшал дом и время тут не причём. Но вопреки всему она дождалась.
Отстроились заново и, как-то раз в дверь постучался гость. Пол его признал, давний знакомый, старый друг отца. Почтенный политический деятель, как ни странно имя этого мистера, Джон. Пожилой с седыми бакенбардами, обладая проницающим видением, поднимал актуальные темы для обсуждения и решения проблем, затрагивая понятия касающиеся личности, общества, власти и о свободе. Приводя посылки для умозаключения говорил, что важно улавливать и чувствовать границу этих понятий и, что стоит чётко различать и правильно подбирать принципы, средства для их реализации.
Малютка дочь потянула скатерть, и чашка с чаем чуть было не опрокинулась со стола. К счастью Пол успел это предотвратить.
— Видишь, Пол, есть необходимость защитить общество от внешних и внутренних угроз на стадии младенчества. Но недопустимо, чтобы это вмешательство совокуплялось с корыстными целями власти –
— Деспотизм – упрекнул Пол
— Да. Но на пути к прогрессу это оправдано –
Пол отвлёкся, а вокруг стола витали призраки. Отец и белые камни прошлого, которые сопровождают его настоящее, преследуя будущее.
— Куда и к чему мы идём? Построили фабрики, наняли людей, запустили машины. Предприятия производят, рынок предлагает нужные экономические блага. Сделки. Конкуренция. Неутолимая жажда. Остров мечты, где возможно всё. Утопия –
— Тогда мой друг, мы анти утописты – сказал философ.
Такова сущность человека. Ценность его существования заключается в наложение ограничений на свободу других людей.
Они ещё долго рассуждали и дискутировали, поскрипывая в креслах качалках на веранде. И встретив сумерки, наблюдали, как алое солнце забирает тяжесть бытия за горизонт.
***
Смирнов всё так же плёлся позади. На уме «что же за новое указание». Старался не оглядываться, не крутил головой по сторонам, а шёл и ждал.
По правде, было некое возмущение, но представлялось оно смутно. Возможно, из-за того что ему не хотелось в этом копаться, ворошить кости прошлого, и всё же…уши и глаза не закроешь. Стены сверкали, шептались. Поневоле он посматривал на них, а они на него. Признаться Дмитрий такого поворота событий не ожидал, да и просто не осознавал того что видел. На глазах буквально всё переворачивалось. У него аж голова кругом пошла. Смена полюсов. Дрейф континентов. Вода, брызги разлетались. Несколько капель попали на нос, одним словом узрел он потом, и не один. И самое интересное, что в центре внимания порой и во главе стоял он. «Странные земли не наши они». Подумал, смахнув рукавом «не так всё было. Чтобы мы, да когда-то в кой-то веке, имели право первенства в зарождение, стояли у истоков цивилизации. Да где это видано написано. Неправда это, потому что есть учебники… в конце концов читали, учили».
По пути столкнулся плечом с монахом, летописец невнятно обругал Смирнова за неряшество. Пробурчал что-то себе в бороду и продолжил составлять, записывать – в лето…-
Смирнов его поправил – То есть в году –
Но тот и слушать не желал, а может, вынужден был под властью собственных и главенствующих предубеждений, домыслов «И всё же ни из-за своей гордости под таким-то натиском, да в таких условиях». Дмитрий осмотрелся, посочувствовал.
Тем не менее, следом по другой стороне держал свой путь ещё один монах, агиограф. Вероятно, ученик того первого. Смирнов заглянул в свод, перепись не состыкуется «чтоб тебе неладно было».
Спросил – Где она? –
— Кто? –
— Истина –
Монах устало покачал головой. И вовсе не от старости. Обременённый вздох, пошёл по протоптанной тропинке по-своему с присущей ему походкой. Дмитрий проводил его обеспокоенным взглядом «Надо бы разобраться…ну да ладно, буду придерживаться своего маршрута».
Что касается привратника, того и след простыл вместе с чемоданчиком. Дмитрий нисколько не удивился. Смирнов привык сам по себе, так ему лучше, уютней что ли. Взбодрился, и перед ним раскинулось нечто невообразимое, великое – в трёх цветах.
Направил взор на север, скользил по побережью белого моря. Столько снега, льда. И среди этого белого ему стало так чисто, никаких примесей. Он будто бы парил, пролетая границы сплошных лесов, степей, и не заметил, что оказался в центре в самой синеве великих рек, под ним простиралась не объятая равнина.
Затем занесло южнее. Там его нрав ожесточился с выступами красного, а брови почернели вдоль чёрного моря.
Он был повсюду и в тот же миг нигде. Всё это невозможно обхватить, но и отнять нельзя, что–то необъяснимое гудело внутри. Превосходство, дающее уверенность и нет нужды никуда идти доказывать «Жаль, что в действительности всё иначе, потому что найдутся те, кому не по нраву ваше превосходство».
Забылся и видел себя в свете ничему и никому не обязывающем, без принуждения среди дубов, так бы и жил. Черпал силу света. Но поражала дикость, поклонялся сверхъестественным идолам, что-то было в этом, некая связь с природой, а что если не случайно. И увидел обоюдно острые мечи, быков, священные обряды, бойня и там всё вперемешку, и люди уже не человек «Что тут скажешь? Не поняли, не разглядели эту тайну в свете…».
«И всё же…хорошо…деревянные бани, запах. Сам себя хлещешь, и нет ни до чего дела, моя хата с краю. И почему не жилось спокойно…всё между собой что-то поделить, не смогли». Это Смирнов теперь так рассуждает, потому что сейчас идёт в сторонке, наблюдает. Вот и пришёл тот, кто делает, пока он лежал на печи.
Временами он, конечно, вставал, выглядывал в окошко и, если был какой беспорядок на дворе, то брался за дело, а бывало и так, что и вовсе дождётся незваных гостей у порога, и сам не поймёт, откуда взялись они на мою голову. «Понимаете ли, сидят, пьют, едят, да ещё и хозяйничают, а то дело уйдут и с собой что-нибудь прихватят». И так в каждом дворе курам на смех. Только потом сообразили, Смирнов с соседом через забор переговорили, на том и порешали прогнать чужаков.
— Дойдёт же до дурака, после того как шишку набьёшь –
Дмитрий почесал темечко, как бы поворчал на самого себя, то есть на того что в отражении. Вот уж действительно, казалось бы, теперь, настоящий, он должен видеть недостатки. Ведь знает, что через забор договориться не выйдет, раздробленность то осталась, и он, и сосед, каждый на своём уме будут стоять, так оно и выходит, на одни и те же грабли наступают, причём побросали их те самые незваные гости, а эти дураки косятся друг на друга. Смех и грех. И если бы не ощущение не покидающей боли неподвластной времени, Дмитрий, может быть, и посмеялся, но горечь тех дней заставила склонить голову.
Он брёл по коридору в молчании сознания. Не смотрел, потому что чувствовал, что творится и там и здесь.
Пучками стояли разбитые дружины во имя одной цели, но не в едином порыве.
Этим серым утром встали ради света своей земли. Против тьмы в грозе чужеземных кочующих глаз.
Тучей взвились их стрелы нагоняя жуть, свистели. Из этой тьмы вихрем били саблями, маневрируя крепкими стременами.
Ему пришлось ощутить всё и сразу. Пар из-под кожаного шлема врага. Нарастающий топот копыт, молниеносный рассекающий взмах, звон бронзовых блях расколотого шлема.
Был одним из павших пешцев и в тот же миг выступал в рядах конницы.
Прикрылся круглым щитом от летящей тучи. Лязг лопнувшего железного кольца кольчужной рубахи. Проскочила с широким плоским наконечником стрела. Но ничего, продолжил рубить разящим мечом, поглядывая из-под венца щита, как други его бьются, и, не усмотрел с левого края неприятеля, но четырёхгранное копьё князя опередило того. Обменялись: благодарность. Не зевай.
Изрядно бились. Тьма рассеивалась, авангард отступал – западня. Вымпелы с точность часового механизма привели в действие коварный план врага.
Попал в самую тьму. Строй развалился от удара тяжёлых всадников, чью броню ему не пробить. Кольцо уплотняло междоусобицу.
Заколебались, и в ужасе бежал, сминая свои полки. Гонимый, преследуемый пожирающим страхом душу и тело, добрался до песчаного берега. Трясущимися руками припал к доскам судовой обшивки и перед отплытием оттолкнул оставшиеся ладьи. Пустые, неживые образы брошенных не кровных, но родных братьев.
Стоял у стойки судового навеса, притупляя чувство вины, искал утешение на поверхности воды. Медленное спокойное течение рябью играло с воображением. Ветер нёс привкус метала. Стон, протяжные крики из-под досок, издыхание остатка жизни переходящее в пир и ликование победителя усевшегося сверху.
И не судить ему. Так и преклонился, придерживая рану, перед ордой. И не без труда приспособился, открывая в себе новые умения, хитрые качества жизни. И были те, кто приобрёл последовательность, гибкость в управлении. Клеймо жёсткости, да, плата была высока. И между делом приходилось отбиваться от многочисленных захватчиков. Устремляясь на защиту уязвимых границ, Смирнов не признает, что сам тому виной, а наберётся мужества, выйдет вперёд и примет натиск. Беда в том, как подметил Смирнов, окунувшись во всё это, когда глубоко ныряешь в самый омут, ты всё равно не поймёшь и не увидишь дальше своего носа. Опустил забрало и делаешь то, что в твоих силах.
И т ...
(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)
Это чёткое, довольно таки лаконичное высказывание, чечёткой выбилось из уст ассистентки, дававшей интервью одной невзрачной газетенке, где была посвящена целая колонка о «грандиозной сделке», которую буквально на днях провернул Джон, в свете недавних событий, теперь мистер Смит.
Но либерализм Джона тешился переменами в занимаемой им должности, и к удивлению белокурой ассистентки и вышестоящего руководства, что сопровождалось непониманием, вплоть до полного абсурда. Джон Смит, в один весьма серьёзный день для компании заявил об увольнении. И решительным действием преобразовался в бывшего сотрудника и уже не столь уважаемого мистера в лице одних, но вот другие, естественно по внутреннему убеждению, смело могли предположить, что всё это неспроста, и, мистер Смит в довесок своего происхождения, знает, что делает. И другие, возможно, оказались правы, поскольку Джону поступило предложение, от которого и они вряд ли бы отказались. Но это были лишь некоторые лица, а многие из его старой компании коей является символ церемонии единства и стабильности были не в силах отречься. Для них это означало пойти против истоков устоев традиций компании. И Джону виделись их плоские физиономии, глядевшие на него с укором, а он своенравно твердил «Да что они понимают. Слепые угодники. Наступит день, и они услышат обо мне, и даже те вышестоящие головы с непроницаемыми скользкими самодовольными лицами в момент искривятся от зависти».
На самом деле, Джону, никто ничего не предлагал. Ловкач Джон умело окутывал мифами свою репутацию; да так изящно, что сам в это верил, его фокус состоит из трёх частей и главный заключительный аккорд – ПРЕСТИЖ. Он предприимчиво решил покинуть старый свет, чтобы так сказать отправится в новый свет на поиски выгоды. Да, в этот раз он не стал дожидаться очередной командировки, колониального освоения компанией свежей земли. Он сам может предложить что угодно кому угодно. Лучший агент по продажи недвижимости. Он знает свою цену и это главное преимущество в такой игре. Что касается ползущих слухов, то это сыграет ему на руку. Сарафанное радио всегда работает; всё-таки, какая-никакая реклама.
— Колись Джон, я тебя знаю. Сколько лет мы знакомы? Меня ты не проведёшь…- именно таким образом, случайно в офисном туалете подколол коллега, считающий себя как бы другом. Приятель, но не более того. Бизнес есть бизнес, ничего личного.
— Ты получил стоящее предложение сверху, верно?-
— О чём ты говоришь, Пол. Я ухожу из компании. Нет никакого предложения сверху, меня не повышают в должности, никаких перспектив. Я покидаю эту организацию. Я полагал ты в курсе дел – одним движением наотрез заявил Джон, застегнув ширинку. – Теряешь форму приятель – по-дружески хлопнул Пола по спине и, ухмыляясь, вышел из туалета.
Пол в недоумении уставился в сан фаянс писсуара.
Джон тем временем паковался, скидывая личные вещи в коробку. На минуту придержал потрёпанный бейсбольный мяч, подарок отца. Славный день выдался тогда. Улыбнулся, и в памяти отголоском тихим, хрипловатым тембром душевные слова его старика, наставления отца к сыну. «Я питчер. Ты бэттер. Дуэль питчера и бэттора стержень бейсбольного матча, так и в жизни Джон, ты должен усвоить это правило».
«Твоей подачей отец… сейчас я отбил этот мяч так далеко, что пока эти олухи поймают…да. И вот она пробежка бэттера по всем трём базам с возвратом в дом. Стадион взорвался от восторга, блестящая игра! Но матч не окончен».
Присел, напоследок покрутился в кресле, окинул глубоким взглядом кабинет, вспомнил о листе бумаге на столе у босса «Прошу уволить меня по собственному желанию». Внезапно, рабочий кабинет показался слишком тесным, местами даже почудилось, что он задыхается. Затем резкий выплеск адреналина и в голове закрутилось интересное предложение, переезд, желание провернуть масштабную сделку, показать себя на новом месте, стремление к развитию и Джон открыл дверь, а мистер Смит захлопнул и ушёл. Оставив позади маленькую должность.
По пути домой, Джон, за рулём старенького ниссана напевал под ритмичную музыку играющего радио. Поёт так себе, но чувство ритма имеет. Так же осеняла мысль о том, как он будет стоять у порога в квартиру с коробкой в руках с опьянённой улыбкой «Дорогая я уволен, но к счастью по собственному желанию, потому что нам поступило стоящее предложение». Интересно посмотреть на её реакцию, а впрочем, Кэти безумно обрадуется, ведь это переезд… престижный район». Новая огромная квартира в небоскрёбе, парящая высоко в облаках и мечтах Джона Смита.
Но события развивались в иной последовательности, а именно поздно вечером за ужином. Совместный ужин для Кэтрин и Джона это святое. Не смотря на то, что часто задерживаются на работе и еда заказана из ресторана. Тем не менее, за одним столом хоть и по разные стороны.
— Как дела на работе? – любезно поинтересовался Джон, разрезая стейк.
— Ничего особенного – ответила Кэтрин, запивая водой еду.
— Телефонные звонки, документация, ещё раз многочисленные звонки – устало протянула.
— Благодаря твоей работе у нас хорошая медицинская страховка на всю семью – обвёл вилкой, указывая на себя и Кэтрин.
— Знаю. И на счёт семьи, я хотела тебе кое-что сказать… —
— Миилая – перебивая, затянул Джон в нетерпении рассказать то, что не давало покоя по возвращению домой.
— У меня хорошая новость – глаза Джона засверкали.
— Появился шанс пробиться к успеху. Можешь назвать это «Достойное предложение».
Незатейливые слова, издающие позвякивание чего-то драгоценного и долгожданного. Ещё пару дней назад, они были бы в радость, но теперь для Кэтрин предвещали уныние. Расстройство на нервной почве по поводу внезапной беременности, не вписывающейся в план жизни. «Ребёнок уж точно не входит в его планы. И это его в кавычках достойное предложение подразумевает, что муж захотел поучаствовать в политической игре, выйти на арену славы и почёта. Переезд…другой район города, в тот, где ещё больше шума, меньше времени и, конечно, Джон будет полностью поглощён работой. Действительно крайне неудобное положение. Здесь стоит задуматься; прервать это на начальной стадии, сделать аборт, мы ведь обговаривали, что детей оставим на потом».
— Что скажешь? – огонёк в глазах Джона угас.
— Всё в порядке? –
— Да… Замечательно. Ты так долго этого ждал –
— Не я, а мы…всё идет по плану. Помнишь? –
«И этот его взгляд внушающий чувство безопасности. Он абсолютно отдаёт отчёт своим действиям. И ты непринуждённо с ним соглашаешься».
— Это нужно отпраздновать – Джон взвился на кухню за вином.
— Так о чём? Что ты хотела мне рассказать…извини, что перебил тебя, сама понимаешь, такова моя профессия – он приложил руку к груди, разливая вино по бокалам. Безобидный жест оправдания переходящий в шутку.
— Честно говоря, я уже и забыла, от твоей новости у меня сердце взыграло и всё напрочь вылетело из головы. –
— Хоть что-нибудь должно было остаться? – сострил Джон.
— Конечно. Ты и я. Ужин. Вино – изощрённо подхватила.
— И самая прекрасная женщина…- лукаво бросил Джон, приправив обаятельной улыбкой.
— На что вы намекаете, Джон Смит? – иронично подчеркнула, поставив бокал.
— Всего лишь на один танец, мисс – элегантно вышел из-за стола, предлагая руку.
— К вашему сожалению, вы опоздали со своим предложением. Я миссис – деловито возразила, отдавая руку.
Они плавно кружились под мелодию собственных слов, изящно направляясь в спальню.
Всю ночь, Джона, мучил ненасытный сон. Где он, Мистер Смит, при параде в полной готовности отправиться на собеседование. Он подходит к входной двери поворачивает ручку. Прокручивается. Он предпринимает больше усилий, чтобы открыть дверь, но безуспешно. Пот проступает на лбу, стучит, тарабанит, он весь в поту. Его одолевает жажда. Он следует этой потребности. На кухни, в холодильнике в спешке перебирает бутылки с напитками. Открывает каждую, выпивает на половину, откидывает, принимается наследующую. Где-то между молоком и клюквенным соком он впадает в отчаяние, в надежде набрасывается на раковину, припадает к крану. Вода, чёрная вода наполняет рот, вытекает излишками по щекам, по подбородку. Чёрная, мёртвая вода повсюду, бьёт из недр и не утоляет жажду, он весь пропитан ею. Неожиданно, мистер Смит понимает, что больше не хочет пить. Боковым зрением приглянулась большая, нет, огромная, плетеная корзина. Возникла словно из пустоты специально для него. Чудеса. Ещё сильнее манили яблоки, что наполняли эту корзину. Собранный урожай, неважно кем… на моём столе. Спелые, наливные, сочные. Руки судорожно перебирают каждое яблоко в поисках одного, того самого большого. И вот оно на дне моего счастья. Он берёт его обеими руками и медленно, но верно надкусывает по краям. Вкусно, лишь дёсны болят, кровоточат.
***
Тем временем, когда Джон, был полностью погружён в свой ненасытный сон. По ту сторону на другом континенте через восьми часовой барьер, находясь в глубоком размышлении и даже местами в смятении собственного раздумья, глядя в потолок, переводя глаза от старой к новой точке в поисках к чему прицепиться на гладкой поверхности потолка. Раскинулся на кровати Смирнов Дмитрий, тоже гражданин, но не столь законопослушный, по крайней мере, он сам себя таковым считал.
Переворачиваясь с боку на бок, он никак не мог продолжить спать. Полевую сторону на тумбе застыл неоновый циферблат будильника, стрелки которого указывали шесть тридцать. В это привычное время он встаёт и собирается на работу, но ни сегодня, ни вчера, ни завтра он этого делать не будет, потому что потерял работу. По правую сторону рядышком, крепко спящая жена. В такие минуты, оставаясь один на один с собой, его охватывает, сковывает неуверенность.
Тихо почти бесшумно он покидает спальню. Проходит мимо детской комнаты, на секунду мысленно проникает туда, согревается ощущением; дети спят спокойно, всё хорошо.
На кухни делает себе чай. Наблюдает, как за окном идёт снег. Там внизу машины, люди. На улице ещё темно, но город светится. Всё движется и развивается. Прям-таки растёт на глазах, а вот Дмитрий находится в ступоре. Ценности мигом размываются, и он затрудняется расставить свои приоритеты. Казалось бы, всё чётко стоит на своих местах и вроде бы цель есть, да и стимул движения присутствует, но что-то всякий раз ему мешает. Этакая непреодолимая сила, которая как-то странно оказывается на его пути и её сложно изучить, поскольку она настолько ловкая, хитрая, одним словом проворная. Самое интересное свойство этой силы, что её толком невозможно разглядеть. Она может быть видимой для всех остальных, но не для тебя, и в то же время наоборот. Всякий раз приходится рассматривать под разным углом, ибо главное её преимущество – изменчивость. Коей обладает ветреная дева, с которой он давно знаком, но всё же всё же…
Разбавляя мысли крепким чаем, открывает холодильник. Глаза ищут лимон, но зачем искать, ведь он точно знает с какой полки надо брать. И так нечаянно наткнулся на бутылку. В силу своей профессиональной этики разбивает содержимое по химическому составу; в прозрачной жидкости плавает формула и не имеет значения, что на этикетке, всё равно выделяется слово из пяти букв. Он даже вспомнил, в каком веке появился этот напиток.
Снова господина Смирнова судьба поставила перед выбором; жёлтый лимон или бесцветная отрава тела, бальзам для запечатанной души. На помощь пришли слова жены «Завтра мальчишек в школу отвезёшь» всплыли и зависли посередине и махом красным крестом зачеркнули бутылку в пользу жёлтого.
Со вздохом с неким облегчением почёсывая бороду, взял лимон, захлопнув дверцу холодильника. Уселся за стол, как раз вовремя. Сонная жена пробралась в ванную комнату. Следом проснулись дети. Пока супруга наводила marafet(маленькое окно в Европу) прихорашивалась, остальные трое членов семьи завтракали.
Сыновья улепётывали бутерброды. Глава семьи щёлкал каналы по телевизору. Младший брат ногой под столом дразнит старшего брата с целью завязать стычку, ему вечно неймётся. К счастью обоих старший брат не поддаётся на провокацию. Отец как обычно делает вид, что ничего не замечает. Напряжение растёт. Пощёлкивание каналов заканчивается, телевидение вещает, в эфире новости. Дамочка, милым голоском и деловым тоном поясняет сложившуюся ситуацию. На экране мелькают до боли знакомые цифры, символы; зелёные, голубые, деревянные. Последние уж точно не оправдали своего прозвища.
Финансовая диаграмма встает комком в горле, такого поворота событий он ожидал и всё же всё же…фиаско.
Квартира, ипотека, работа. Цепочка из вагончиков сцепилась с поездом, который стоит, согласно расписанию ожидает отправки. Отстаёт от графика.
Завязалась словесная перепалка между братьями. Раздражительный голос жены вылетел из коридора, она вступила в распрю с неугомонными мальчишками. Её пылкий нрав смешался в этой стычке, таким образом, получилась тяжёлая куча, ввалившаяся на плечи. Его физическая связь определяется взаимодействием с заряженными детьми и женой.
— Так, а ну-ка марш одеваться, а то в школу опоздаете – адекватная реакция, он всегда так.
Сыновья посмотрели на отца, он же в телевизор. Затем переглянулись, обменялись молчаливым перемирием, встали и неуклюже потопали собираться.
Вскоре спустя очередные нарекания и наставления матери для непослушных мальчишек. Да, порой их трое, она иной раз принимает и мужа за большого ребёнка «Мужики они такие. Всё никак не наиграются», семья покинула квартиру.
«Что ж детей в школу отвёз. Жена на работе. Возвращаться домой смысла нет. Пусто». Рассуждения замотали Дмитрия Смирнова. И в течение первой половины дня он метался туда-сюда, что по большей части выражалось простаиванием в пробках, что на дороге, что в голове. И это его зависание тянулось безработной тоской, пока уже ближе к вечеру не зазвучал, подбадривающий рингтон телефона и вся серость ушла в сторону, потому что на связи давний хороший друг Михаил. Поздоровались, ёрничали, забили встречу в спорт баре, возможность глянуть футбольный матч. В былые времена сами с Мишкой играли, а теперь смотрят.
Припарковав машину, так чтобы не утащил эвакуатор, перебежал через дорогу на противоположную сторону туда-где спорт-бар яркое заведение среди серых, мрачных соседей. Вывеска коричневого кирпичного пристанища изливалась зелёным, она притягивала, успокаивала и отчуждала какое-либо внешнее влияние. Отдельный мир, не обделённый вниманием странствующего путника. Время здесь течёт по-своему.
Он с другом у барной стойки наполняют пол-литровые кружки золотистым, пенным.
— Давай, поведай мне, что нового у тебя – спросил старый друг.
— Всё по-старому без изменений – сетовал Дмитрий, сделал глоток, смакуя пшеничный привкус.
— Да ладно…что прям-таки всё хорошо, учитывая нынешнюю обстановку… думаю до этих «перемен» дела шли в гору –
Замерли, следили за игрой на большом экране. Опасный момент. Нападение проходит защиту.
— Что верно, то верно. Я на распутье. Подумываю уехать — вставил Дмитрий.
Защита с трудом забирает мяч. Распасовывает, пытается контратаковать.
— Ну что вы возитесь…Что предлагают? – Михаил напрягся.
— В смысле, там меня кое-чем заинтересовали, говорят, ваши способности здесь низко ценят. У них это ловко выходит. Социальный пакет и всё такое –
Противник вновь завладел мячом.
Дмитрий покопался в кармане брюк, вытащил визитку.
— Сам посмотри –
Неплохая комбинация, навес в штрафную, удар головой и мяч летит в верхний правый угол, но нет: вратарь парирует и спасает команду.
Посетители бара, что в общем числе весьма приличные люди, превратились в ярых болельщиков, их протесты окатили волной стены.
— Ты серьёзно? – усмехнулся друг и, состроив жалкую гримасу, взял визитку, провёл большим пальцем по выпуклым иностранным буквам, что сверкали золотом на тёмном фоне. -Довольно-таки серьёзная компания. Занимает ведущее место на политической арене —
— Говорю же, сомневаюсь –
Дмитрий был уверен, что Михаил это высмеет. И поэтому нуждался нисколько в совете, а в добром упрёке.
— Брось и ты на это повёлся, думаешь там маслом намазано…тоже мне вербовщики – он откинул визитку, скинул ненужный груз. Прикинулся к бокалу.
Дмитрий посмотрел на визитку на Михаила и залпом осушил бокал.
Бар разразился шквалом криков. Один краше другого и как всегда нашёлся самый громкий, забористый, ведущий всех остальных за собой.
Оба обернулись, стукнули по стойке, поддержали; бармен отозвался и пивные кружки вновь полны.
— Эту страну не победить – подметил Смирнов.
За стеной холод, здесь огонь. Снаружи смирение, а внутри ярость.
Всё стихло. Комментатор без паники в голосе пытается оправдать пропущенный гол. Из углов к центру посыпалась ругань вперемешку с матами. Голосистый снова запускает шарманку «Не вешать нос» такой механизм всегда срабатывает – вечный двигатель. Неважно проиграют или выиграют, всё равно не сломают.
— Лучшая страна в мире! –
— Точно. Лучшее место в мире! –
И в знак единства они чокнулись с улыбками на лице.
Дмитрий взглянул на часы, время поджимает, а ещё только середина второго тайма.
— Кажется мне пора –
Михаил ощетинился, продолжая следить за безнадёжной игрой. — Что и досмотреть уже нельзя –
— Просто я обещал ей. Сам понимаешь, семья. А с этими и так всё ясно –
— Да конечно, но знай, победа или проигрыш… пострадают фанаты.
— Я уже не в том возрасте, чтобы бегать по крыши с автоматом…оставим битвы для молодых –
— Ага. Жене и детям привет –
Дмитрий вышел из бара. Вздёрнул воротник, усмирив своих бесов, настроился на унылую прогулку до дома.
Открыв входную дверь квартиры, его обдало домашним теплом, приятный запах отвергающий депрессию. Его он учуял на лестничной площадке. Любящая жена запекает в духовке любимое блюдо.
Он подходит к ней сзади, когда она занята готовкой с таким серьёзным видом, будто не замечает его. Обнимает за плечи. Она продолжает шинковать салат. Руки плавно спускаются к талии, вдыхает аромат парфюма сквозь каштановую прядь и, шёпотом, нежно напевает на ушко. Оправдывается, по мере объяснений того, где и с кем он был, она, пропуская слова, улавливает запах хмеля.
— Пил – её вопрос есть утверждение самого факта.
— Ну, Кать, ну что ты, в самом деле –
Да, таким образом изловчился Дмитрий обходить «Чрезмерное раздувание пустяков» её сердитость покрытая коркой терпимости, что нарастала годами в совместном браке. И хоть он и она прекрасно понимали, что его тактика давно устарела, но как-то странно всякий раз срабатывала. И вот как ни в чём не бывало, обсуждают мелочи жизни. На повестке дня стоит старший сын, который набедокурил в школе. Жена жалуется мужу. Отец косится на сына потупившего глаза в пол.
— Вселенная этого даже не заметит – буркнул. Такой же упрямый, характер матери.
Отец теребит ему ухо, говорит, что мол, делать так нельзя, нехорошо. Всё звучит убедительно. И самое главное для сына, слова отца, являются успокоительным на фоне беспокойной матери.
На глаза попадается младший, маленький волчонок, крутится вокруг брата.
— Так, а ну ка, оба идите сюда – он подхватывает волчонка.
— Нам предстоит серьёзный мужской разговор – фраза, которую семья слышала не единожды, вызывает у детей смех, а у неё надменность. Он уводит детей в комнату, а она накрывает на стол, убеждаясь, что он хороший отец.
***
Тем временем психофизиологический процесс, на другой стороне, как ни странно идёт своей жизнью.
Кэтрин завязывает Джону галстук, который он предпочёл для собеседования. Важно осознавать, что смысл не в том, что ему нравится такой галстук, а суть в самом навязывании, потому что именно этот галстук соответствует собеседованию.
Он крепит запонки, поглядывает на стрелки наручных часов, поторапливая жену. Надевает пиджак. Она делает последний штрих, зажим для галстука и отходит. Мистер Смит присматривается в зеркало. Да, то, что надо…аксессуары подобраны правильно, точно подходят к костюму по стилю и цвету. Прикидывает пару масок, принимает соответствующее выражение лица. Важно, быть готовым продемонстрировать во всех случаях все свои способности и качественно их преподнести.
Напоследок чмокнул жену в щёчку, прихватил пальто с вешалки, повернул дверную ручку…deja vu…мутным облаком, завис сон, из которого ночью было не выбраться. «В реальности куда проще выйти из любой ситуации, только я знаю, что я могу». Избавился, спускаясь по ступенькам, но осадок остался.
Кэтрин встала на его место у зеркала, расправила халат, погладила ладонью живот «Он ничего не заподозрит, сделаю это тайком, так будит лучше для нас обоих».
«Концентрация внимания, сосредоточиться на предстоящем собеседовании». Поправил зеркало заднего вида, посмотрел в глаза, и заверил себя « Я уверено иду к своей цели и я как никогда твёрд и решителен». Стальные прутья моста. «Большое яблоко примет меня». Встретила «Леди свободы» она растопит лед, прогонит страх и озарит весь мир.
На протяжении всего пути мистер Смит разыгрывал различные сцены своего дебюта на новой должности. Во всех миниатюрах он видел успех. Но к несчастью машина заглохла. Движок отказал. Он не мог этого предвидеть. Он был уже в городе. Оставалось преодолеть пару высоток. Стукнул по рулю, выругался, и в тот же момент приласкал словами машину, чтобы она завилась. Бесполезно. Снова проклял колымагу, оставив её посреди дороги. Под натиском сигналов суетливых водителей, проскочил на тротуар. Сливаясь в толпе пешеходов, столкнулся плечом с рядовым. Папка с документами выскочила из руки, раскрылась, и листы, бланки разлетелись. Он поспешно хватал их на лету, ценные бумаги взвились по ветру через ноги прохожих и прижались к ограде.
И тут Джону стало не по себе, поскольку, засовывая последний подобранный листок в папку, он выпрямился, а передним возникло здание.
— Oh my God! – вы взгляните на это – Что за стены изумительные! Гладкие. Ровные. А каков окрас! Горизонтальные равновеликие чередующиеся полосы. Красные и белые. Сосчитать точное количество полос оказалось затруднительно, высоко уводит глаз в небосвод в лучах солнца, но, кажется их тринадцать. Да, несомненно, это независимое творение тринадцати полос. Сердце Джона затрепетало. В бумажнике зашелестели банкноты с портретами отцов основателей.
Возможно, в суете, он просто не обратил внимания, как оказался подле этого здания. Да и бог с ним, мало ли зданий в этом огромном городе. Но завораживала сама архитектура планировка сооружения поражающая своим величием. Так же удивляло то, что остальные прохожие, мимо бегущие по своим делам люди разных слоёв с различными оттенками собственной принадлежности к тому или иному классу когда-то разделяющихся по цвету кожи образовали массу теперь уже столь привычную, что стали неотъемлемой частью как этого здания, так и самих себя.
Джон расстегнул две верхние пуговицы, сделал глубокий вдох «Воздух восхитительный». Но, как и полагалось, мистер Смит не выдавал своего удивления происходящему вокруг.
Непременно, мистер Смит являясь агентом и человек, которому что-либо предлагают, то ему необходимо всё взвесить и оценить. «Дело стоящее». На что он потратил немало усилий, пришлось рассмотреть здание со всех сторон.
Сначала пустился вправо, не спеша, замеряя каждым шагом, но стоило ответить прохожему туристу, то тут же сбился. Плюнул на подсчёты, ускорился, завернул за угол, следуя вдоль стены взирая на величие… увлёкся и «влепило в лоб», уткнулся в непредвиденный забор, что встал стеной перекрыв проход. Полосы уводили любопытство Джона «Что там? на обратной стороне, на задворках». Возможно, ответ найдётся, если подступить с другого краю. Джон поворотил. Впопыхах бежал так быстро, что со стороны фасада врезался в поток входящих, покидающих, за что получил в свой адрес редкостную брань. Но это его не остановило. А меж тем с левой стороны, наблюдал очередное превосходство, что расположилось в верхнем углу на тёмно-синем фоне – белые пятиконечные звёзды. По мере продвижения было очевидно, что каждая из них занимает своё определённое место.
«Сколько их? Слишком высоко… не сосчитать».
— Пятьдесят – сказал кто-то невзрачным голосом пропитанным равнодушием.
Мистер Смит устремил взгляд вниз. И только сейчас, практически в двух шагах от себя обнаружил бездомного. В разорванном тряпье, что когда-то называлось одеждой вселявшей надежду.
— На срок их пятьдесят – глотнув виски из фляжки, повторил бедняк, при этом смачно отрыгнувший.
«Каким боком этому типу позволено, здесь находиться, не говоря о том, что он своей небрежностью пачкает и пришаркивает стену. Безобразие. Куда смотрят служащие такой серьёзной организации. Нет, с этим мы точно разберёмся, исправим».
Джон, испытывая некое воодушевление мистера Смита, смело выписал циничное замечание, приписывая себя к числу сотрудников этой «великой организации» и окажись у него в руках ежедневник, то обязательно поставил бы заметку на этот счёт.
— Damn it! – вырвалось у Джона.
Та же самая изгородь теперь появилась и с этой стороны. Не подступиться.
«Раз плюнуть, перелезу и делу конец». Джон закинул ногу и начал карабкаться.
— Не стоит этого делать, мистер – донеслось, словно из глубины сознания, предостережение. Джон сполз с забора.
— Что это значит? – спросил, свысока смотря на бедняка.
— Пальтишко попортите, сэр – ухмылка.
« Он смеётся надо мной»
И всё-таки Джон прислушался. Он ещё раз посмотрел на изгородь. Брезгливо с долькой сочувствия оглядел бездомного, а тот в безумной агонии закатился смехом, напевая торжественный гимн, прославляя эту организацию.
«Бедолага». Джону не хотелось наблюдать подобное безумие и терять своё драгоценное время он не намерен. Глупо делать тщетные попытки, влезая туда, куда путь закрыт явно для его блага.
С этим убеждением решил вернуться в исходное положение. Он не утратил интерес к организации, имея кое-какие соображения на этот счёт. Удалось рассмотреть её с трёх сторон и приметить внешние детали, а что касается верхушки, то есть крыши, где располагается самая важная неотъемлемая часть организации — связующее звено. Для ваших глаз она не видима, но так уж завелось, что понять её функцию несложно, по крайней мере, Джону представлялось, что это устройство для защиты компании от пагубного влияния внешних факторов. Разумеется, там шло разграничение, которое подразделяется на приёмные, передающие и приёмно-передающие. В свою очередь все эти приёмы комбинируются, временами перерабатываются, что-то отсеивается, профильтровывается и преподносится в нужном цвете, а отбросы прямиком в подвал. С точки зрения руководство механизм работает безотказно. Но дело в том, что система прогрессирует, технологии развиваются и, кажется, что этот главный инструмент выходит из-под контроля. Но это обман зрения, поскольку там, у пульта управления сидят такие знатоки, у которых в рукаве всегда есть запасной фокус и с помощью ловкости рук они могут исполнять такие трюки, что вводят в заблуждение, и ты сам не заметишь, как поверишь в действительность происходящего.
Пол, приятель Джона был другого мнения по поводу всего этого.
Корпоратив. Пьяный еле на ногах держался ни с того ни сего начал бранить. – Эх вы людишки. Собрались тут. Рассуждаете на тему система против вас. Нет никакого заговора. Этот принцип действует иначе. Вы что думаете, мы марионетки? Нееет…вы сами на это подписались. Эй, Джон…кошелёк или жизнь, что выбираешь?
Перестань, довольно Пол, ты перебрал, уймись.
— Да брось Джон впаривать. Ты посмотри вокруг, оглянись. Здесь все перебрали. Набили карманы. И нам всё мало.
Джон снова посмотрел на организацию. «Иной раз задумаешься, что движет всем этим…внутреннее развитие компании для улучшения собственного уровня жизни или всего на всего соперничество. Амбиции руководства. Хотя одно другому не мешает и, пожалуй, не могут существовать друг без друга».
Давление, приток крови в оба полушария. Оттенок политической игры. Мистер Смит знает своих конкурентов в лицо. Враг не дремлет, пора браться за дело.
***
Покамест Мистер Смит восхищался своей корпорацией, строил планы перспективной работы. На другом конце, хотя какой смысл вести речь о континентах, разделять, столь же неуместно принимать разницу во времени.
Смирнов, он же Дмитрий по обыкновению обременённый надеждой, следуя совету друга, стоял напротив бывшей работы, поглядывая на неё с предельной осторожностью. В глубине души царила первая любовь, которая отдавала горечью, но это всё ничего. Поскольку стоит ей поманить, призвать, то он тут же побежит к ней на встречу. Такова его природа. «И всё же всё же…». Что-то его останавливает. Здесь, он, как бы стоит в сторонке, но непосредственно на него влияет рабочая обстановка новой организации. В нём непроизвольно бродят прошлые навыки и качества, а слова прораба при строительных работах шумят прибойными волнами в голове. «В первую очередь трудолюбие! Внимательность! Усидчивость залог нашего качества! И главное, Смирнов, доводить до конца начатое дело!».
С этим гулом прошлого, пронизанным до фанатизма, Смирнов в настоящем смотрел на проделанную работу без железного занавеса. Он перебирал конструктивные системы схемы зданий, определяя к какому типу, относится организация на данный момент. Подчёркивал наружность стен, претерпевших не один окрас. Взять хотя бы что когда-то по одним данным они были раздвоено белые, но существует мнение, что они были красные. Затем малинового цвета, после были из красного с белой каймой в центре с золотым орлом, по этому поводу было много споров. И, тем не менее, потом преобразовались в окрас, состоящий из трёх горизонтальных равновеликих полос белого, синего и красного с золотым двухголовым орлом. Так же была некая странность, что является вполне естественным для любой эпохи, полосы в определённые дни имели свойство менять цвет на чёрно-жёлто-белые. Это касалось лишь руководства и приближённых сотрудников.
«Откровенная привилегия» сейчас у господина Смирнова это вызывает улыбку с тонкой грустью.
Они так заигрались, что стены попали под влияние соседних организаций. Причём всё происходило не косвенно, а на архитектуру здания при строительстве, что впоследствии отразилось на цветовой гамме.
Между делом Смирнова пронзила тупая боль в правом колене, старая травма былых времён. Как помнится тогда, в феврале с ним приключилась беда. Вероятно, всё к этому и шло; плохое знание правил строительных работ; специфика применения инструментов и оборудования; опасные условия труда и никакого умения, да и желания работать в команде.
Внезапно в тот самый февраль конструктивная система не выдержала и отголоском октября…всё с ног на голову перевернулось. Несомненно, произошедшие перемены помогли в истории пережить страшные времена, от которых весь мир содрогнулся.
Возвращаясь к тому преобразованию, Смирнов помнит сладость полузабытья. И там, на строительных лесах его поддёрнуло, затем толчок и по инерции здание начало рушиться, но нашёлся тот, кто подхватил их своей великой идеологией. Выстроились. При этом несущий остов стал монолитным, то есть стены, колонны и перекрытия изготавливаются на стройплощадке. Сотворили единое целое. Здесь вся сущность Смирнова окрылялась ностальгией от одной мысли о том рабочем процессе. По пути, которого были устранены главные источники массовых страданий и страхов. Дмитрий, не скрывая потирает колено, что ради этого пришлось превозмочь себя, переступая с ноги на ногу. Потому что впоследствии получили стабильное и, как отмечалось нарастающее благополучие. Под натиском невзгод через опыт они выбрали такое жизнеустройство, которое создавалось поколениями. Серп и молот на красном полотне.
В совокупности случившееся далее до сих пор никак не укладывается в голове у Смирнова. Это касается перестройки, да, уже в который раз. В процессе которой, руководство, заглядываясь на западных конкурентов, нехотя признавали, что те опережают их в технологическом отношении.
Взяли образцы, скопировали и попытались внедрить. В результате получилась, обрекая на провал, сказал товарищ Мишка инженер
— Фикция –
Тогда, Смирнов с ломом в руках не предал этому значения и на том решили снова пренебречь правилами строительных работ, раздробив фундамент. Здание затрещало по швам, произошла реорганизация. Наступил тяжёлый декабрь «Ох стены, вы бедные мои». Штукатуры, маляры сделали свою работу и стены сменили масть. Три горизонтальные равновеликие полосы вновь заняли почётное место.
Смирнова уволили. Новое руководство дало чёткое разъяснение – Спрос подвержен сезонности –
Некогда массовая востребованная профессия утратила стабильность. Смирнов пожал плечами
— Что поделаешь тут, ведь и вправду на дворе зима –
Позвал товарища Мишку инженера, но был крайне удивлён, когда увидел перед собой Михаила агента по продажи недвижимости, а тот, подмигнув, сказал – Потом всё объясню –
Смирнов прибрал рабочие инструменты и, спотыкаясь, побрёл домой, превозмогая усталость. Позже Дмитрий сам всё осознал. Геометрическая задачка решена, что и требовалось доказать.
Спустя период не сезонности, перед Смирновым составилась система двух линейных уравнений с двумя неизвестными.
Дмитрий стоял в стороне размышлял, стараясь раскрыть замысел насыщенный приуроченностью и суетой окружающего. Возможно, он преувеличивал, поскольку был не задействован в столь бурном процессе.
Там у дверей наблюдал за бесцеремонным швейцаром. Довольно таки увлекательное занятие. Даже издали его манера движения бросалась в глаза, и вы можете не увидеть, не услышать, но знаете, что привратник стоит на страже порядка. Конечно, его действия не всегда соблюдались с установленными обязанностями, но каков антураж.
В основном ничего особенного: встреча и проверка посетителей, поставок; открытие дверей.
На эту тему Смирнову легко рассуждать, когда смотришь со стороны.
Этот сторож у ворот обладает недюжинной силой, выправка которого носит военный характер. Помнится, раньше Дмитрий видел похожие черты лица, да, его ливрея претерпела немало изменений. К примеру, головной убор; в одно время это была двууголка из чёрного бархата, после фуражка с красным пошивом.
Всех неточностей Дмитрий не помнит, а Смирнов неохотно вспоминает. И когда его отстранили, то цвет фуражки потерял красноту, а следом и вся ливрея утратила оттенок партии. Появились отдельные эмблемы на разных частях тела, но тело то одно целое и служит своему хозяину-голове. Без дисциплины никуда. Такая парадигма. Сейчас униформа вновь обрела чёткость, скинула с бортов галуны и указывает синий цвет.
Дмитрий увлёкся демагогией, приблизился чуть ближе и тем самым попал под внимание привратника. Хотя тот его присутствие давно заприметил и держал так сказать на карандаше.
Двойственное подглядывание. Причём оба избегали встречных взглядов. Смирнов опасался пойти на контакт. Неуверенность, нет, вероятно, он испытывал недоверие и, на то были причины и следствия. А вот привратник в силу своей компетентности ждал подходящего случая.
Стало быть, Дмитрий не мог преодолеть себя. Он шагнул вперёд, приоткрыл рот, но тут же оборвался и, хотел было повернуть обратно, и, вдруг произошёл подходящий случай.
— Господин Смирнов –
Дмитрий замер. Повременил, невольно обернулся.
Бесцеремонный привратник дерзко снизу вверх осмотрел его. Скользнул по предписанию, черты лица размякли, переменный голос.
— Господин Смирнов. Ну что же вы, в самом деле, всё никак не решитесь –
Дмитрий выразил непонимание.
— Вам назначено – подсказал учтивый служащий.
— Мне? Что действительно? –
— Да. Согласно указаниям – слуга народа выпустил из рук инструкцию, ловко подхватив чемоданчик долгожданного посетителя. Пристойно подвёл к входу, растворив врата.
У Дмитрия аж зашептало в душе «Впустили. И всё же…
***
По согласованию без условных границ пространства-времени, Джон был в преддверии открытия для себя новых перспектив.
Стоит отметить, что он уже успел оценить и всё взвесить. И имея значительный противовес в свою пользу, поспешил посетить и ознакомиться с внутренней структурой организации.
Дело оставалось за ушлым малым. Швейцар у дверей. Лояльности ему не занимать. Несмотря на приветливость и улыбчивость он умело и обезоруживающе выпроваживал даже самых буйных клиентов. Джон сразу же сделал заметку на то, что тот непомерно распыляется, переоценивая свои способности. Надлежит соответствовать возложенным обязательствам. Никакой небрежности. И вы убедитесь в этом сами, заявлял он всем своим внешним видом. Его ливрея оставалась неизменной на протяжении всей истории компании, разве что вносились некоторые поправки естественным путём через собственный опыт.
Джон не боится остаться в простаках «Кто не рискует, тот не пьёт шампанского». Проталкиваясь, встретил пристальный взгляд. Глаза буравили Джона, отчего у него внутри всё пало, но ухмылка хитрости не сходила с лица. Своего рода визитная карточка. Проходной билет.
Швейцар натянул улыбку и преградил рукою путь.
— Э…вы по представлению? –
Джон возмутился — Yes of course! –
— Разумеется, мистер Смит – заверил привратник, учтиво открыв врата.
Джон принял должным столь удачный ход. Идущий по коридору на встречу успеху. Признаться, он сконфузился, когда каждый его шаг будоражил и тревожил стены. Стены расплывались красками жизни, прорисовывая истинный цвет, суливший отпечаток в их истории. Эпизод за эпизодом.
Был тёплый сухой майский вечер, не предвещавший беды.
У речного берега протекала естественная жизнь племени.
На белых камнях у воды сидели молодожёны. Они смотрели друг на друга и по обычаю должны понять могут ли быть счастливы вместе.
Ловля у реки прекратилась. Развели огонь. По кругу блуждала трубка мира. Смуглый вождь с великими перьями на голове, восседал на шкуре бизона. Его морщины мудрости дрогнули.
— Ненужно много слов, чтобы сказать правду –
Слова и земля по праву принадлежали племени.
Зоркий глаз юного чёрного ястреба увидел в дали огонь, отражающийся в глазах приближающихся захватчиков со своей правдой и факелами свободы.
Лицо захватчика призрак Джона, тот же нос, брови, взгляд тигра.
Прогремели выстрелы, просвистели стрелы, замахали топоры, воздух наполнился свободой. Белые камни оросила тёмно-алая кровь.
Мистер Смит пошатнулся. Наверное, это из-за цвета крови, его он не переносил. К счастью для Джона, поблизости оказался услужливый пожилой мужчина, который учтиво и своевременно сумел подхватить.
— Что с вами? Возьмите себя в руки мистер Смит, неподобающе впадать в такую тягость, где же ваша выправка! — Неожиданное, яркое подтрунивание привело Джона в рассудок. Он осмотрел старичка «Что за аристократишка?»
— Джон, извольте сопроводить вас –
«Дворецкий. Судя по фраку точно дворецкий. Тем не менее, не стоит задаваться перед этим выскочкой. Мало ли кем он может быть. Сейчас, когда я здесь, нет права на ошибку. Второго шанса может и не представиться. Стоит при служить и присмотреться, к тому же престарелый сам пошёл на контакт».
Раскатистая речь эхом уходила в потолок. Он заявлял, что несёт ответственность за тщательную разработку схемы распределения обязанностей.
Джон, краем, углядел со стены ещё четыре кровавые бойни с племенами с французским акцентом. Но на этом он решил не задерживаться, а шёл дальше, держался позади сопровождающего, который цокал каблуками, словно породистый конь, деликатно сложив руки за спину. Джону не нравились подобные манеры. Он терпеть не мог все эти господские штучки. И поэтому держался поодаль, ему хотелось быть независимым.
Мысль о независимости встревожила стены. Не правда ли, поразительно, что нематериальное благо перевоплощается и становится материальным.
Мистер Смит увидел себя в первых числах сентября. Он занимался сборкой урожая. В широкополой шляпе с закатанными рукавами с подтяжками штанин.
Подул ветер в паруса корабля и вместе с ним пришёл акт о гербовом сборе.
Джон смахнул пот со лба.
— Налоги без представительства – ТИРАНИЯ! –
Сыны свободы поддержали.
— НЕТ НАЛОГАМ БЕЗ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА! —
Дома английских должностных лиц охватил огонь.
Объявили бойкот. Английский чай сбросили с кораблей.
Ночью на ферму к Джону прискакал на лихом коне приятель Пол, торговец пушниной.
Обеспокоенная жена громкими возгласами мужчин выскочила во двор. Разразился скандал. Пол обвинял в измене короне. Джон осуждал и высмеивал Пола за привязанность к короне.
— Я не приму эту сторону –
— Тогда наши пути разошлись –
В ночном небе сверкнула молния, произошёл раскол.
Под проливным дождём Пол ускакал за красным мундиром. Джон прошлёпал за охотничьим ружьём.
Утром с первыми лучами солнца под бой барабанов, плечом к плечу, мерным шагом пошли в атаку красные мундиры. Но независимость не дрогнула и, рассредоточившись, крепко держали ружья.
Раздался залп орудий. Штыки вонзились в грудь. Дымный порох окутал всё вокруг.
Прицельный выстрел Джона отправил белый парик врага в лужу крови. С тех пор он больше не видел красного мундира. После кровопролитного сражения возвратившись в край родной, Джон со словами – Стремление к счастью – посчитал должным образом наречь своего первенца в честь погибшего приятеля Пола.
Мистер Смит обратился к настоящему, но поступки прошлого сошли со стен и по коридору витали весомые личности в итоги организовавшие конгресс. Множество лиц, Джон отдавал право одному, кем, несомненно, восхищался. Вот он встал и без того выше всех остальных заседавших. В военной форме настоящий майор, когда-то бывший землемер. Честно говоря, Джон, ему немного льстил. Присутствовали и другие чины, но суть такова, что внешне, что внутри шла борьба.
Застучало в висках, зазвенело в ушах от криков и всего прочего.
— Где взять порох! –
— Нужна организованная подготовка! –
Вдохновению не было предела. Мнения разделились на фракции. Некоторые требовали немедленного объявления войны и были те, что призывали дружить. В центре поднялся человек с тем же именем, что и наш мистер Смит. Он сыграл выдающуюся роль в примирении фракций. Его замысел предлагал пока повременить с войной, но он знал, что скажут «Тирания подавляется войной». И пусть, выиграю время, а когда народ будет готов, тогда и повоюем.
Джона потянуло вперёд сквозь омут. И прахом всё развеялось.
— Завораживающая дух постановка. Выдающийся актёрский состав, не правда ли? –
« Да, как он смеет, чёртов аристократишка». Джон, чуть было не взорвался.
— Это вам не театр и не игра – но вслух сказал лишь это.
— Право, право мистер Смит не стоит так усердствовать –
Престарелый во фраке продолжал всяким образом подтрунивать, а его своенравные манеры, жесты кое он выкидывал, к примеру; малый поклон с изящным отточенным движением руки. На конец исполнения пристукивал каблучком, изысканно указывая Джону в каком направлении надо следовать. И резюмировал одобрительным кивком с лукавым прищуром.
Необъяснимо, но факт, на мгновение Джону почудилось, что он сам никакой не мистер, возможно даже и не Смит, и вовсе не хозяин своих действий. Это возмутительно, он был уверен, что эту компанию организовали предприимчивые люди, почти со всего света и нет никакого определённого акцента. С таким же успехом можно выделить всякого проходимца.
Услышал притягательный трогающий душу детский смех. Безвольно он поддался к нему и опустился в прошлое. Туда где в выстроенном загоне для лошадей, он обучает сына верховой езде. Придерживает за стремя и даёт наставления.
— Полегче Пол, прежде всего, важно научиться крепко, держаться в седле –
Светлокудрый мальчишка громко смеётся. Играющая радость. Ему хочется помчаться рысью, но отец его сдерживает.
— Вот так молодцом…почувствуй ритм движения лошади –
Шло время насыщенное вечерними рассказами отца в кругу семейного очага о сражениях за свободу и независимость. Мальчишка вытянулся в крепкого юношу. Под влиянием внешних хлопот, забот о состояние семьи, менялся его маленький внутренний мир. Благодаря предприимчивости Джона они перестали выращивать рис «Табак больше принесёт нам прибыли».
Мистера Смита одолел кашель. На минуту он поднялся из глубины прошлого. Аристократ закурил трубку и, почувствовав на себе не добрый взгляд своего гостя, предпринял попытку предложить сигару, но Смит, отнекиваясь, замахал руками, разгоняя дым.
— Нет, я бросил эту пагубную привычку –
— Прошу меня извинить, я из вежливости, всего лишь думал вам услужить –
По мановению волшебства слова дым развеялся.
Под пылающим жёлтым карликом, великим надсмотрщиком, истощая землю и чёрных людей, хлопковый пояс лелеял белую кожу несчастных богов.
Один из них только что сошедший с повозки, после объезда владений в присутствии подобных ему господ, пожал руку партнёру, одобрив заключённую сделку по продажи мелкой собственности.
В знак почтения ему преподнесли трубку из вереска. Деловито закурив, предложил всем разместиться в летней столовой в шикарном особняке. Отдал указания надзирателю Эрни
— Позаботься о благополучном переводе собственности во владения наших новых друзей –
Среди растущего белого золота по полю бежит босая пятилетняя девочка. Её огрубевшие ступни уже не обжигает раскалённая докрасна земля.
Мать роняет плетёную корзину. На лице страх.
Эрни схватил её дочь, обмотав шею кнутом, волоком потащил в распоряжение новых партнёров по бизнесу.
Смеркалось и на закате дня с последними лучами с тяжёлым сердцем, с охоты возвращался юный Пол. Он не спешил обременённый тяжестью и без добычи в который раз. Его конь и две борзые повиновались воли хозяина. Приученные животные верно служить стремились домой, а юного Пола не приручить. Он оттягивает поводья, томиться в собственной печали и, приближаясь к усадьбе, был в смятение «На что мы всё променяли: тёплый семейный очаг на трёх этажный холодный, белый особняк; трудолюбивую ферму на дармовые плантации; лицо отца на увесистое имя плантатора».
— Чья эта жизнь? – вопрос. Ответ начертан на лицах рабов.
— И кто тут раб? Мы или они… –
Напротив дома в саду он спрыгнул с коня, взбежал по каменным ступенькам беседки, ухватился за перила « У неё всегда были ответы на мои вопросы». Кажется, ещё вчера он видел здесь в тени крон деревьев, среди цветущих растений отдыхающую от болезни родную матушку. Её бархатистая белоснежная кожа была под стать беседке, а кружевные узоры крыши сочетались со шляпкой.
Болезнь забрала своё и ушла вместе с матушкой. Краска облупилась и пожелтела. На следующий день хозяин усадьбы хладнокровно приказал – Перекрасить –
Увёл коня в конюшню, стараясь не смотреть на столб, к которому привязан провинившийся Обака: он силился защитить ту самую пятилетнюю девочку, никто и не спрашивал что она его дочь.
Пол не оборачивался, но ощущал застывшие белки глаз, торчавшие из темноты на фоне багряного заката.
Скользнул с первого на второй этаж, невзирая на громкие забавы богов. «Низко ты пал. Кто тобою правит? Король хлопок».
Утром, растворив ставни окна, северный ветер призвал юношу.
Последним делом Пол на протяжении часа слушал удары хлыста в такт своему сердцу.
Обака, закатив глаза, внемлет смотрителю солнцу, чтобы прижигало раны.
Эрни, повинуясь хлопковой короне, измученный потом и предрассудками рассекает чёрную плоть.
Безмолвные лица застыли на плантациях хлопка.
— Кто тут раб? Мы или они… –
И без того хотел сбежать, но не удержался в порыве гнева. Прощание было недолгим. Сабля по рукоять пронзила Эрни. Кнут выпал из мозольной ладони. Толчком сапога юноша повалил бездыханное тело. Сухая земля пропиталась кровью раба.
Оседлав коня, Пол, без сожаления скинув прошлое с сердца, мчался, словно ветер без преград. За ним никто не гнался. Видимо плантатор был столь занят делами, сделками, что категорически не хватало времени на своенравного беглеца или всё-таки, где-то под маской, скрытая от общества сущность отца говорила – Сына не остановить. Он весь в меня… Смит –
Там на севере Пол обрёл новое, открылось второе дыхание. Другая жизнь, в которой он возводил мосты, конструировал паровозы. Благодаря механизированным машинам был частично заменён, тот самый чёрный ручной труд.
Светлое будущее. Он обзавёлся семьёй, точнее встретил свою возлюбленную и, познакомился с её родителями. Добрые отзывчивые люди. Обручились.
«Интересно…такие разные жизни совсем непохожие… и могут сосуществовать в одном мире. Там на юге, здесь на севере. Равновесие тонкая грань и рано или поздно баланс нарушится это неизбежно. Либо мы, либо они». Его посещала эта мысль и, не без причины, которых нашлось достаточно, чтобы положить конец вражде. «Пора свергнуть богов посеявших страдания в нашем мире».
Такова была причина для Пола, остальные нашли свои. Но суть в том, не разрушив, не построишь.
Непостижимо.
Юг остался верен традициям, тем более плантатор Смит. И по старой привычке объявил о независимости.
Дело докатилось до крайностей, и ни о каком союзе и речи быть не могло.
— Распад –
— Простите, что? – переспросила леди.
— Война – повторил суровый генерал.
— Пора сынок, поторапливайся, мы выдвигаемся –
Она предчувствовала, что так будет, а он не хотел об этом ничего говорить, потому что так надо. Расстались две руки. В одной осталось его тепло в другой её нежный платочек. Дали обещание, что сохранят до следующей встречи. Разлука пылью от копыт встала посреди дороги между ними.
И где бы он ни был, в любое время, будь то в июле, переходя ручей и в отблесках воды, он видел её изумрудные глаза.
Шли в атаку, затем отступали и так день за днём, год за годом, теряя счёт потерь, страданий и утрат. Временами он переставал понимать, кто проигрывает и побеждает. Иной раз ему мерещилось лицо отца, когда жал на спусковой крючок.
По ночам будь они спокойны от сражений, с соратником по оружию жарили мясо и тот рассказывал о своём детстве, а он, вспоминая, смотрел на огонь. Костёр трещал, шипел, рассказывая о прошлой жизни, в которой нет места для будущего. Вскипало и тут же угасало. Безразличие.
Лето-перелом, взяли крепость. Он стоял на вершине. Внизу трупы поверженного врага. Взирал, вкушая победу, пытался возрадоваться, но не было радости, ни грусти и всему этому нет конца. Не видно ни за хребтом, ни в лесу, нигде.
Однажды в сентябре, он выдался тогда особенно жарким. Очередное сражение в первых числах. Армия во главе с генералом, под началом которого в одном из корпусов служил наш Пол, предпринял наступление и, ему удалось переправить армию и зайти в тыл городу, имеющему стратегическое значение, практически без борьбы. Генерал посчитал, что сама госпожа удача сопутствует им. И решил, что не стоит медлить при таком раскладе. К тому же не давали покоя недавние промашки из-за нерасторопности, а это прозвище – спящий генерал. «Что они понимают… и какого это? Когда от тебя зависит каждый шаг». И хоть нутром чуял «Что-то здесь не так».
Он принял решение двигаться дальше, наступать тремя корпусами по трём дорогам.
Пол, хотел бы отправиться с четырнадцатым корпусом, идти через голубиные горы, чтобы быть поближе к ясному небу, но их корпус пошёл другой дорогой. Приказ защищать переправу от войск южан.
Возводили оборонительный рубеж к западу от ручья реки, название которой вертелось на языке, раньше он знал, но теперь забыл.
Делал насыпь из земли наружного рва, укладывал речную гальку, потирая пальцами гладкие полукруглые камни.
Позже вечером у собратьев по оружию, как и заведено за едой и выпивкой завязался спор. Пол без участия, прикрывшись, кемарил в уголке и, краем уха слушал. Мелькнуло, и вспомнил слова отца о борьбе за свободные земли. Спор продолжался. Грубая фраза
— Кровавая река! Вот как её прозвало когда-то жившее там племя-
«Река смерти» подумал Пол.
Яркое чистое утро наполнило Пола свежими силами. Прошлой ночью видел дивный сон, в котором он и она венчались в местной церкви. Проснувшись, всем целым был погружён в этот сон, где он снова держит её за руку. Всё происходящее здесь и сейчас словно не существует. Зыбкое и ничтожное.
Никакого волнения, трепета, не смотря на то, что буквально вчера враг переправился через ручей, развернул войска для атаки. Они наблюдали и знали, что бой состоится. Вызов принят.
Снаряжаясь по обыкновению, сделал, взял восьмигранную коробку с оснащёнными магазинами для винтовки. Потирая приклад, задумался, отвлёкся на минуту, да какой там в такой спешке, секунда «Может последний раз и всё закончится». И далее машинально отточенные движения, действия. Отрепетированная трагедия.
Выстрел. Перезарядка; двинул от себя спусковую скобу, гильза вылетела с глухим щелчком в сознании отдельный звук от взрывов артиллерии; вернул назад рычаг, медный патрон поддался в патронник, взвёл курок.
Прицел равно мушка. Семь зарядов. Семь секунд. Семь серых жизней. Всё просто. О… вот он ещё один, серый мундир, верхом, размахивает саблей в другой руке револьвер.
Забавно, он и не представлял, что это произойдет именно так. Быстро. Не было никаких речей, сомнений. Навёл, узнал, но палец рефлекторно спустил крючок. Конь вздыбился и он упал.
Ярость: В бушующем океане, синие и серые волны сошлись в рукопашном бою.
Гром: Небо в раскатах криков, боль стонущего тела.
Он не чувствует, не слышит. Пробился, ломая руки, приподнял его за грудь. Всхлип, бурлящая пена изо рта, прохрипел – Возмужал…ты…глаза…она…-
Безрассудство посеяло на поле панику. Сферическая граната разорвалась над головой. Осколок, гул в ушах перемешался с кровью. Помутнело, задыхаясь под грузом навалившихся тел. Стало темно.
Просвет. Санитарные повозки по узким тропинкам.
После шторма, поражения, оказались заточённые в городе. И там в этой неприступной крепости лежал с перевязанной головой, бился в лихорадке.
Осада, принёсшая голод, тянула дни. Наступил октябрь, жар отступил.
Послышался девичий голосок в листве осеннего сада
— Пол –
Приподнялся, вытащил испачканный скомканный платок, когда-то чистый и аккуратно свёрнутый.
Встал, полусогнувшись, отталкиваясь от стены рукой, выбрался наружу. Ослеплённый дневным светом рассматривал силуэт в блике тёмных пятен.
— Нет – крик отчаяния. разуверившийся в надежде.
«Невозможно, отец, невысокого роста, сутулый, светло-коричневая борода».
Пригляделся, показалось. Напрягся, попытался встать смирно, не вышло. В ответ холодные голубые глаза отсалютовали. Проскакал совсем рядом. Наверное, в штаб. Неразговорчивый главнокомандующий генерал.
Смирился. И ради неё решил, что должен вернуться любой ценой, бороться, преодолевая препятствия, захватывая окопы у подножья, подхватывая знамя павшего солдата, взбираясь на вершину победы.
В апреле последнего года вернулся. Повязка на левый глаз. Боевой конь ковылял еле живой.
Старенькие ступеньки крылечка заскрипели. Она вышла и не сразу поверила, что это он. Многое изменилось. Не стало родителей, опустел, обветшал дом и время тут не причём. Но вопреки всему она дождалась.
Отстроились заново и, как-то раз в дверь постучался гость. Пол его признал, давний знакомый, старый друг отца. Почтенный политический деятель, как ни странно имя этого мистера, Джон. Пожилой с седыми бакенбардами, обладая проницающим видением, поднимал актуальные темы для обсуждения и решения проблем, затрагивая понятия касающиеся личности, общества, власти и о свободе. Приводя посылки для умозаключения говорил, что важно улавливать и чувствовать границу этих понятий и, что стоит чётко различать и правильно подбирать принципы, средства для их реализации.
Малютка дочь потянула скатерть, и чашка с чаем чуть было не опрокинулась со стола. К счастью Пол успел это предотвратить.
— Видишь, Пол, есть необходимость защитить общество от внешних и внутренних угроз на стадии младенчества. Но недопустимо, чтобы это вмешательство совокуплялось с корыстными целями власти –
— Деспотизм – упрекнул Пол
— Да. Но на пути к прогрессу это оправдано –
Пол отвлёкся, а вокруг стола витали призраки. Отец и белые камни прошлого, которые сопровождают его настоящее, преследуя будущее.
— Куда и к чему мы идём? Построили фабрики, наняли людей, запустили машины. Предприятия производят, рынок предлагает нужные экономические блага. Сделки. Конкуренция. Неутолимая жажда. Остров мечты, где возможно всё. Утопия –
— Тогда мой друг, мы анти утописты – сказал философ.
Такова сущность человека. Ценность его существования заключается в наложение ограничений на свободу других людей.
Они ещё долго рассуждали и дискутировали, поскрипывая в креслах качалках на веранде. И встретив сумерки, наблюдали, как алое солнце забирает тяжесть бытия за горизонт.
***
Смирнов всё так же плёлся позади. На уме «что же за новое указание». Старался не оглядываться, не крутил головой по сторонам, а шёл и ждал.
По правде, было некое возмущение, но представлялось оно смутно. Возможно, из-за того что ему не хотелось в этом копаться, ворошить кости прошлого, и всё же…уши и глаза не закроешь. Стены сверкали, шептались. Поневоле он посматривал на них, а они на него. Признаться Дмитрий такого поворота событий не ожидал, да и просто не осознавал того что видел. На глазах буквально всё переворачивалось. У него аж голова кругом пошла. Смена полюсов. Дрейф континентов. Вода, брызги разлетались. Несколько капель попали на нос, одним словом узрел он потом, и не один. И самое интересное, что в центре внимания порой и во главе стоял он. «Странные земли не наши они». Подумал, смахнув рукавом «не так всё было. Чтобы мы, да когда-то в кой-то веке, имели право первенства в зарождение, стояли у истоков цивилизации. Да где это видано написано. Неправда это, потому что есть учебники… в конце концов читали, учили».
По пути столкнулся плечом с монахом, летописец невнятно обругал Смирнова за неряшество. Пробурчал что-то себе в бороду и продолжил составлять, записывать – в лето…-
Смирнов его поправил – То есть в году –
Но тот и слушать не желал, а может, вынужден был под властью собственных и главенствующих предубеждений, домыслов «И всё же ни из-за своей гордости под таким-то натиском, да в таких условиях». Дмитрий осмотрелся, посочувствовал.
Тем не менее, следом по другой стороне держал свой путь ещё один монах, агиограф. Вероятно, ученик того первого. Смирнов заглянул в свод, перепись не состыкуется «чтоб тебе неладно было».
Спросил – Где она? –
— Кто? –
— Истина –
Монах устало покачал головой. И вовсе не от старости. Обременённый вздох, пошёл по протоптанной тропинке по-своему с присущей ему походкой. Дмитрий проводил его обеспокоенным взглядом «Надо бы разобраться…ну да ладно, буду придерживаться своего маршрута».
Что касается привратника, того и след простыл вместе с чемоданчиком. Дмитрий нисколько не удивился. Смирнов привык сам по себе, так ему лучше, уютней что ли. Взбодрился, и перед ним раскинулось нечто невообразимое, великое – в трёх цветах.
Направил взор на север, скользил по побережью белого моря. Столько снега, льда. И среди этого белого ему стало так чисто, никаких примесей. Он будто бы парил, пролетая границы сплошных лесов, степей, и не заметил, что оказался в центре в самой синеве великих рек, под ним простиралась не объятая равнина.
Затем занесло южнее. Там его нрав ожесточился с выступами красного, а брови почернели вдоль чёрного моря.
Он был повсюду и в тот же миг нигде. Всё это невозможно обхватить, но и отнять нельзя, что–то необъяснимое гудело внутри. Превосходство, дающее уверенность и нет нужды никуда идти доказывать «Жаль, что в действительности всё иначе, потому что найдутся те, кому не по нраву ваше превосходство».
Забылся и видел себя в свете ничему и никому не обязывающем, без принуждения среди дубов, так бы и жил. Черпал силу света. Но поражала дикость, поклонялся сверхъестественным идолам, что-то было в этом, некая связь с природой, а что если не случайно. И увидел обоюдно острые мечи, быков, священные обряды, бойня и там всё вперемешку, и люди уже не человек «Что тут скажешь? Не поняли, не разглядели эту тайну в свете…».
«И всё же…хорошо…деревянные бани, запах. Сам себя хлещешь, и нет ни до чего дела, моя хата с краю. И почему не жилось спокойно…всё между собой что-то поделить, не смогли». Это Смирнов теперь так рассуждает, потому что сейчас идёт в сторонке, наблюдает. Вот и пришёл тот, кто делает, пока он лежал на печи.
Временами он, конечно, вставал, выглядывал в окошко и, если был какой беспорядок на дворе, то брался за дело, а бывало и так, что и вовсе дождётся незваных гостей у порога, и сам не поймёт, откуда взялись они на мою голову. «Понимаете ли, сидят, пьют, едят, да ещё и хозяйничают, а то дело уйдут и с собой что-нибудь прихватят». И так в каждом дворе курам на смех. Только потом сообразили, Смирнов с соседом через забор переговорили, на том и порешали прогнать чужаков.
— Дойдёт же до дурака, после того как шишку набьёшь –
Дмитрий почесал темечко, как бы поворчал на самого себя, то есть на того что в отражении. Вот уж действительно, казалось бы, теперь, настоящий, он должен видеть недостатки. Ведь знает, что через забор договориться не выйдет, раздробленность то осталась, и он, и сосед, каждый на своём уме будут стоять, так оно и выходит, на одни и те же грабли наступают, причём побросали их те самые незваные гости, а эти дураки косятся друг на друга. Смех и грех. И если бы не ощущение не покидающей боли неподвластной времени, Дмитрий, может быть, и посмеялся, но горечь тех дней заставила склонить голову.
Он брёл по коридору в молчании сознания. Не смотрел, потому что чувствовал, что творится и там и здесь.
Пучками стояли разбитые дружины во имя одной цели, но не в едином порыве.
Этим серым утром встали ради света своей земли. Против тьмы в грозе чужеземных кочующих глаз.
Тучей взвились их стрелы нагоняя жуть, свистели. Из этой тьмы вихрем били саблями, маневрируя крепкими стременами.
Ему пришлось ощутить всё и сразу. Пар из-под кожаного шлема врага. Нарастающий топот копыт, молниеносный рассекающий взмах, звон бронзовых блях расколотого шлема.
Был одним из павших пешцев и в тот же миг выступал в рядах конницы.
Прикрылся круглым щитом от летящей тучи. Лязг лопнувшего железного кольца кольчужной рубахи. Проскочила с широким плоским наконечником стрела. Но ничего, продолжил рубить разящим мечом, поглядывая из-под венца щита, как други его бьются, и, не усмотрел с левого края неприятеля, но четырёхгранное копьё князя опередило того. Обменялись: благодарность. Не зевай.
Изрядно бились. Тьма рассеивалась, авангард отступал – западня. Вымпелы с точность часового механизма привели в действие коварный план врага.
Попал в самую тьму. Строй развалился от удара тяжёлых всадников, чью броню ему не пробить. Кольцо уплотняло междоусобицу.
Заколебались, и в ужасе бежал, сминая свои полки. Гонимый, преследуемый пожирающим страхом душу и тело, добрался до песчаного берега. Трясущимися руками припал к доскам судовой обшивки и перед отплытием оттолкнул оставшиеся ладьи. Пустые, неживые образы брошенных не кровных, но родных братьев.
Стоял у стойки судового навеса, притупляя чувство вины, искал утешение на поверхности воды. Медленное спокойное течение рябью играло с воображением. Ветер нёс привкус метала. Стон, протяжные крики из-под досок, издыхание остатка жизни переходящее в пир и ликование победителя усевшегося сверху.
И не судить ему. Так и преклонился, придерживая рану, перед ордой. И не без труда приспособился, открывая в себе новые умения, хитрые качества жизни. И были те, кто приобрёл последовательность, гибкость в управлении. Клеймо жёсткости, да, плата была высока. И между делом приходилось отбиваться от многочисленных захватчиков. Устремляясь на защиту уязвимых границ, Смирнов не признает, что сам тому виной, а наберётся мужества, выйдет вперёд и примет натиск. Беда в том, как подметил Смирнов, окунувшись во всё это, когда глубоко ныряешь в самый омут, ты всё равно не поймёшь и не увидишь дальше своего носа. Опустил забрало и делаешь то, что в твоих силах.
И т ...
(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)
С уважением, Порохов.