Листья, с клёна опавшие.

Листья, с клена опавшие.

Старенький отцовский минивэн, управляемый Ромой, мчался прочь по одному из пригородных трактов. Мчался в сторону густого осеннего леса, в глубине которого скрывался от посторонних глаз коттедж, который друзья сняли, чтобы справить День рождения того, кто сейчас управлял машиной. Внутри их было пятеро: сам Рома, Вика, сидевшая спереди, Артур, Дима и Петя — позади. Где-то поодаль ехало еще несколько машин с друзьями Ромы, имена которых Пете были не известны. В них всех играла музыка, легкая и приятная слуху. Хоть в пути они и находились совсем недолго, Петя уже успел порядком подустать, поскольку парни болтали совершенно без умолку, а такую бесконечно пустую и бестолковую болтовню он не выносил. Петя прислонил голову к стеклу и стал рассматривать горящий желтым золотом осенний пейзаж, пролетавший за окном. Там были дома, околодорожные магазинчики и разные прочие постройки, количество которых все уменьшалось и уменьшалось по мере того, как минивэн отдалялся от города. В конце концов за окном стали видны лишь бесконечные деревья и их густая желто-красная листва, которая так же сплошным ковром укрывала почву. Гораздо приятнее Пете было любоваться природой, столь прекрасной на своем осеннем закате, нежели участвовать в этой бессмысленной беседе: еще успеют наболтаться, наверное. Его начало клонить в сон. Петя зевнул, из-за чего был вынужден оторвать взгляд от окна. Когда его глаза вновь открылись, он невольно взглянул на Вику, сидевшую прямо перед ним. Она, точно как он, прислонила свою голову к окну и разглядывала осень. Теперь он принял свою прежнюю позицию и стал смотреть на нее, уже не в силах оторвать взгляда от ее светло-каштановых волос. Увы, волосы были единственным, чем он мог усладить свой взор, однако он одиннадцатый год учился с ней в одном классе и прекрасно помнил каждую веснушку на ее лице. Невыносимо приятно было ему смотреть на эти волосы. Его взгляд будто путался в них, увязал и безнадежно тонул. Тонул и не хотел, чтобы его спасали. Петя улыбнулся и закрыл глаза, чтобы никто из парней, не дай бог, не заметил его влюбленного взгляда. Цвет желто-красной осени и коричневых волос и веснушек Вики закружились в его воображении в фантастическом танце. Уже нельзя было сказать, что казалось ему прекраснее, ибо ее красота смешивалась с красотою пролетавшего за окном мира, и в каждом опавшем листочке Петя видел цвет ее светло-каштановых волос, а в цвете ее волос — великую красоту осенней листвы. Закрыв глаза, он мечтал и видел, как Вика держит его руку и вместе с ней они бегают по опавшим листьями, лежат на них, рассматривая бесконечно далекие облака и… Сегодня он хотел ей обо всем рассказать. Слишком сильно его измучило это невыносимо жгучее чувство, что изожгло и изгрызло все его существо изнутри. Он был не в силах терпеть более. К тому же, начинался последний год учебы в школе, за которым неизменно идут треклятые экзамены и поступление в университет — терять все равно нечего. Разъедутся. Таким образом, этот учебный год претендовал на то, чтобы стать либо лучшим, либо худшим в его жизни — все должно было решиться сегодня.
Спустя некоторое время машина свернула с основной дороги и поехала по разбитой осенней непогодой грунтовке. Через несколько минут друзья уже стояли перед забором, ограждавшим большой участок и огромный двухэтажный дом на нем. Рюкзаки, еда, напитки и прочие вещи были быстро выгружены и доставлены в дом. С грехом пополам поодаль от дома мальчиками был собран мангал. Было установлено кострище с местами вокруг — бревнами и стульями. Большая оранжевая колонка, которую позднее перенесут внутрь коттеджа, нашла свое место на крыльце. Звуки вызывающей приятные мурашки музыки разорвали глубокую лесную тишину. Девочки стали заготавливать мясо для шашлыка. Веселье начиналось.
Прежде чем плохо знакомые друг с другом гости успели заскучать, именинник предложил провести следующую игру: участники становятся в круг и берутся за руки, поочередно касаясь одной из своих ног ноги соседа, стоящего с той стороны от игрока, в направлении которой передавались ходы. Тот, чьей ноги коснулась нога другого игрока, должен переместить ее, обязательно при этом задев ею ногу другого игрока. Нога того, кто совершил ход, остается стоять на месте ее соприкосновения с ногой соседа. Игрок выбывает из игры, если оказывается не в состоянии устоять на ногах или дотянуться до ноги своего соседа. Инициативу Ромы единогласно поддержали и, когда все наспех перезнакомились, игра началась. Едва ли Петя запомнил хоть одно из только что названных ему имен — сейчас его беспокоило кое-что поважнее новых знакомств. Вика тоже согласилась играть, и потому глаза у Пети горели огнем азарта. Сам он с трудом мог бы сказать, почему все то, в чем он совместно с ней участвовал, будь то простая игра или, скажем, совместная подготовка домашнего задания, вызывало у него внутри такое жгучее и одновременно морозящее до глубины души чувство. Лишь только она оказывалась рядом, его мозг сам начинал рисовать картинки того, как все могло бы сложиться. Например, сейчас он представлял, как они, играя, падают, — она на него — улыбаются, и… И так каждый раз, но никогда ничего подобного не происходило. Более, Петя будто боялся того, что может произойти на самом деле в подобной ситуации, того, что может разрушить столь приятные ему фантазии. Теперь они становились в круг, а он не хотел встать рядом с ней, боясь, что что-то может действительно произойти. Парадоксально, к сожалению. Так он и стоял бы, не зная, куда пристроить свое тело, если бы Вика не взглянула на него своими большими карими глазами и, улыбаясь, не протянула бы ему свою руку. Голова у Пети, разумеется, закружилась, но такую возможность он упустить не мог. Не переставая думать о том, как неприятна ей покажется его вспотевшая от волнения ладонь, он взял ее за руку. Справа от него встал один из тех, с кем он только что познакомился, но чьего имени запомнить даже не попытался. Все равно они больше не увидятся — зачем засорять память. Другая рука Вики принадлежала Роме, имениннику, главному заводиле и душе компании. Они смеялись и болтали о чем-то пустяковом, что так не любил Петя. Хотя Рома и считался одним из его хороших друзей, в последнее время Петя стал испытывать к нему невиданную доселе неприязнь. Быть может, это была ревность, но кто же виноват в том, что у него лучше получается поддержать разговор и заставить прелестную даму улыбаться, чем у Пети? От своего мнимого бессилия Петя скрежетал зубами.
Когда все игроки встали в круг и взялись за руки, был сделан первый ход. Ходы передавались против часовой стрелки, так что Вика должна была атаковать Петю. Ему так было даже спокойнее, поскольку иначе ему пришлось бы ходить чересчур осторожно, чтобы ненароком не выбить ее из игры. Порой его чувства походили на одержимость. Итак, с течением времени игроков становилось все меньше. Правый сосед Пети был несколько раз сменен благодаря его усилиям. Сам он играл достаточно хорошо, чтобы не оказаться выбитым из игры Викой. Она, однако, поблажек ему не давала. Так продолжалось до тех пор, пока Рома с каким-то варварским криком не коснулся ее передней ноги: теперь даже если бы она села на шпагат, она не смога бы дотянуться до Петиной ноги. Игроков осталось лишь четверо. Через несколько ходов, они оказались так близко друг к другу, что могли шептать каждому из оппонентов свои проклятия прямо в ухо. Теперь если падать, то только всем вместе. Петя, между тем, смысла продолжать игру не видел, поскольку Вики в ней уже не было, а его соперники, казалось, были готовы сопротивляться вечно. Однако до своего естественного конца игра не дошла: кто-то из заскучавших зрителей с разбегу толкнул упорную четверку сцепившихся игроков, и все они повалились наземь. Далее гости были приглашены в дом.
Внутри было тепло и уютно. Был накрыт стол, на котором стояло множество блюд и различной крепкости напитков. Петя прошел в большой зал на первом этаже, в котором все это и располагалось. На втором этаже находился бильярд и несколько комнат, которые никем не использовались, но, поскольку гостей было довольно-таки много, применение себе они наверняка еще найдут. Так или иначе, отдыхающим вполне хватало первых двух этажей и большой территории вокруг самого дома. Итак, Петя вместе со всеми прошел в зал. Здесь гости пили, ели, общались и развлекались, но он, конечно же, снова чувствовал себя не в своей тарелке. Он очень хотел поболтать с Викой. Боялся, волновался, но хотел. Разумеется, признаваться ей во всем сейчас он не планировал, но избегать ее весь день было бы безумно глупо. В поисках ее он подошел к фуршету, что-то съел, что-то выпил, после наткнулся на Артура, который вел беседу с какими-то двумя незнакомыми ему девочками. Петя решил отвлечься от поисков и подойти.
— А это мой братан Петя. Петр Единцев! — Артур явно был уже навеселе, — Пр-р-рошу любить и жаловать!
— Приветики, — девочки ответили хором и засмеялись.
— Привет.
Артур представил их, но имен Петя снова не запомнил. Они разговорились, и он уже почти было позабыл о своей первоначальной цели. Светловолосая девочка в ярко-синих линзах, за которыми не видно было ни настоящего цвета ее глаз, ни ее саму, ехидно улыбаясь, предложила провести остаток дня вчетвером, как бы ненароком при этом коснувшись Петиной ладони. Тогда его как будто окатили водой. Он тут же опомнился и отдернул руку, будто обжегшись.
— Ребят, простите, но я не могу. Я должен кое-что успеть сделать сегодня, так что я, пожалуй, пойду. Может…
— … в другой раз, — буркнула линзоглазая. — Иди.
Она была явно расстроена тем, что он не взял у нее ни номера, ни инстаграмма, но, увы, сердце его было уже навеки оккупировано другой девушкой, а флиртовать с кем-то еще он себе не позволял. Петя оставил своих собеседников и продолжил поиски — на этот раз удача ему улыбнулась. Его отчаянно бороздящий пространство взгляд сам собою наткнулся на нее. Вика стояла совершенно одна с напитком в руке, грустно покачиваясь в такт музыке. Петя не преминул подойти.
— Чего грустишь?
Она усмехнулась и, помолчав, ответила, глядя ему прямо в глаза:
— Мне тут не нравится, Петь.
Слова «может, свалим отсюда» сами собою лезли к нему на язык, но он пересилил себя и сумел удержаться от совершения опрометчивого поступка.
— Почему?
— Тут тухло. И все эти люди… Ты запомнил хоть кого-нибудь из них?
Ее волосы, как листва; веснушки, как звезды… Ее взгляд был таким… Чистым… Искренним… Она смотрела прямо… Внутрь…
— А? Да… Нет. Ни одного, — сказал он и, подумав, добавил, — едва ли я встречу кого-то из них еще хотя бы раз, не говоря уже о том, чтобы общаться с этими людьми дальше.
— Вот и я так думаю, — вздохнула она. — Слушай, может…
Вероятно судьбоносное ее предложение не было произнесено до конца, так как Вика, как и все прочие люди, находившиеся в зале, была отвлечена громкими криками Димы, Ромы и еще одного незнакомого ни Пете, ни Вике мальчика. Эти трое стояли на столе посреди зала и, перебивая друг друга, с руками у рта объявляли следующую игру.
Правила были предельно простыми: игроки садились в круг и передавали друг другу губами игральную карту. Получалось так, что губы двух игроков разделяла только лишь одна карта, и если она упадет, а игроки не успеют среагировать, — результат очевиден. Пете не слишком хотелось играть в эту, но сесть рядом с Викой и нарочно уронить карту… Нет, он был честен перед собой и, тем более, перед ней, так что на такую уловку бы ни за что не пошел. Однако пока он колебался, размышляя о том, стоит ли ему вступать в игру, Вика взяла его за руку и повела в круг — сопротивляться он не стал. На этот раз она была справа от него. По левую руку от Пети пристроилась та линзоглазая девочка, явно намереваясь продолжить их общение, но Петя снова не был на это настроен; сейчас его беспокоило совершенно другое. Справа от Вики свое место нашел Рома и завел со своей неизменной соседкой разговор. Это определенно была ревность. «В таком случае, — подумал он, — если она намерена развлекаться с ним, то у меня есть эта… В общем, посмотрим, кто кого.» И наконец прежде остававшиеся без ответа обращения желающей пообщаться девочки были услышаны. Они теперь точно так же болтали и смеялись, как это делали Вика и Рома. Все-таки вынудила его линзоглазая записать ее номер. Он, хоть и не хотел этого делать, но все же согласился его взять, и безобидно-игривым вопросом «как тебя записать?» разузнал ее имя. Все же он находил ее привлекательной. Если бы не Вика, возможно, он бы даже ей перезвонил. Но вот все игроки уселись по своим местам, и игра началась. Прошло несколько кругов, а карта все не падала. Либо игроки играли столь хорошо и честно, либо они столь сильно не хотели целовать своих соседей. Особенно осторожен был Петя, чтобы случайно не поцеловать свою соседку справа. Очевидно, что карта не могла переходить от губ к губам без единого падения вечно, так что настал момент, когда карта не удержалась на губах передававшей ее девушки и незаметно и быстро слетела вниз: Вика поцеловала Рому, и оба они, на мгновение опешив, громко рассмеялись и обнялись. Круг сжался за выходом поцеловавшихся, и точно так же все сжалось у Пети внутри. Он хоть и понимал, что все это не более чем игра, но они поцеловались прямо на его глазах! Его некогда лучший друг и она. Теперь Петя больше не остерегался линзоглазой девчонки и, когда карта отклеилась от ее губ, хотел было податься ей навстречу, но прочие игроки начали голосить и они были вынуждены отложить свой поцелуй на потом. По правилам из игры выходит та пара, между которой карта сочла необходимым упасть, а не та, что непременно поцеловалась, так что все было честно. Наверное, так было даже лучше, ведь разум Пети обуревали ревность и злоба, а поступки, совершенные под воздействием этих эмоций, редко доводят до добра. Он со своей новой знакомой вышел из круга и, уверив ее в том, что вернется с минуты на минуту, отошел в сторону.
Вика стояла около фуршета и болтала с Ромой. Петя подошел к ним и вступил в разговор:
— О, Единцев! Ну как? Словил свой первый поцелуй? — весело встретил его Рома.
— Пронесло.
— Очень жаль, слушай, я вот только что Вике предложил: хочешь поиграть в «Правду или действие»? Мы собираемся подняться наверх, в одну из тех комнат. Ты с нами?
— Конечно. Я в деле.
— И подружку свою позови, — съязвила или пошутила Вика. — Вы с ней, кажется, не закончили.
Участников было всего семеро: Рома, Вика, Артур, Дима, Петя и те две девочки, линзоглазая и ее подруга, с которыми, как оказалось, все уже были знакомы. «Правда или действие» была только «для своих», так что участвовать можно было только по личному разрешению именинника. Игроки запаслись напитками и едой и поднялись наверх. Пройдя мимо оккупированного спящими гостями бильярдного, стола они свернули в довольно просторную комнату, хорошо и уютно обставленную. В ней почти не были слышны звуки музыки, доносившейся с первого этажа, так что это место идеально подходило для того, чтобы уединиться. Петя расположился у окна, оказавшись между Артуром и подружкой линзоглазой. Солнце уже близилось к линии горизонта, освещая своими последними лучами дом, и отдыхающих в нем людей, что было прекрасно видно из окна. Часть этих лучей озаряла комнату через окно своим ярко-желтым светом и приходилась прямо на лицо сидевшей напротив окна Вике. Она щурилась и улыбалась. Ее волосы и веснушки горели всеми красками осени, а заливаемая солнечными лучами кожа приобрела приятный теплый оттенок. Петя не мог отвести взгляд от нее, но был приведен в чувства Артуром, который с вопросом «чего завис?» толкнул его в бок. Правила игры всем были прекрасно известны, так что игра началась безо всяких предварительных объяснений.
Пете никогда не нравилась эта игра как минимум потому, что она часто оканчивалась не на самой позитивной ноте. Он не хотел, чтобы кто-то ссорился и портил свои отношения с кем-либо из присутствующих, но тем не менее играл сам. Ожидания эти, к его великому сожалению или счастью, оправдались. Очередность ходов определяла лежащая в центре комнаты бутылка. Ни разу за всю игру она не указала на Петю, зато многократно указывала на его соседей и прочих игроков. Поначалу действия и вопросы были совершенно безобидными, однако позже, когда игроки вошли в раж, игра ужесточилась. Началось все с того, что Рома загадал лупоглазой поцеловать одного из своих соседей, которым, разумеется, оказался Петя. Не таким он представлял себе свой первый поцелуй: он отчетливо чувствовал сладковатый вкус помады на ее жадных губах. Она явно добилась своего. При этом Петя от такого опыта был не в восторге, не говоря уже о его совести и верности предмету своего воздыхания, но дело было сделано, и игра продолжала свой ход. Далее Артур был вынужден Димой допить все напитки, горячительные и не очень, что были принесены игроками в эту комнату. После того как он осушил последнюю бутылку, он вышел из игры, так как его нутро, по-видимому, не было готово к такой безжалостной атаке. После, подруга линзоглазой была вынуждена признаться в чем-то таком, что крайне расстроило саму линзоглазую и едва не привело к ссоре. Вике пришлось танцевать прямо на бильярдном столе, который был всюду обложен спящими людьми, которые, разумеется, были разбужены и в хмельном бреду полезли приставать к бедной танцовщице. Игра закончилась, когда напряжение достигло своего апогея: Дима задал Роме тот подлый вопрос, без которого «Правда или действие» редко обходится.
— Р-р-рома! Правда, так правда! Давай, скажи нам всем, к кому из здесь присутствующих ты ис-с-спытываешь симпатию!
Алкоголь, видимо, заставил Диму на время забыть, что такое мужская солидарность. Иного объяснения такому поступку Петя подобрать не мог, но вопрос был уже задан, и комната ждала ответа от быстро бледнеющего Ромы. Он попытался было отшутиться, но присутствующие сделать этого не позволили: игра требовала правды, а, когда Рома, глубоко вздохнув и низко опустив голову, эту правду ей предоставил, разразилась буря. После минутного всеобщего молчания и паралича, Вика вскочила на ноги и, громко хлопнув дверью, выбежала из комнаты, Рома накинулся на Диму, желая по заслугам воздать ему за такой удачный вопрос, девочки стали о чем-то шептаться, а Петя, недолго думая, последовал за убегающей Викой. Спустя несколько мгновений он уже был на улице, стоял позади нее, не решаясь приблизиться ни на шаг. Он трепетал. Было уже темно, и единственным освещением для улицы служили горящие желтым огнем окна дома и такая же желтая лампочка, висевшая над входной дверью, на крыльце. Была слышна музыка.
— Петя? — не оборачиваясь, прошептала она.
— Вика… — не шевелясь, ответил он.
— Может, свалим отсюда?
— Давай.
И они ушли в темноту, вышли за пределы участка, поднялись на небольшую возвышенность в нескольких сотнях метров от него и расположились на маленькой засыпанной листьями полянке на ее вершине. Ушли, так и не отведав жарившихся до самого вечера шашлыков, не проведя ни секунды, сидя вокруг костра с другими ребятами, не дождавшись, когда именинник задует положенные ему восемнадцать свеч. Всю дорогу туда они хранили величайшее молчание. Тишину нарушали лишь отдаленные звуки музыки и шуршание кленовой листвы под ногами. Теперь они были одни. С холмика открывался вид на тот дом, в котором они еще недавно веселились вместе со всеми, на бесконечную кленовую рощу, на бесконечно далекие огни города, на бесконечно черную ночь. Они сели прямо на листву. Рядом. И вперили свои взгляды далеко в темноту. Петя слышал, как дрожит ее дыхание, и видел клубы выдыхаемого ею белого пара. Вика слышала, как яростно стучит его бедное сердце. Она прервала молчание:
— Ты как?
— А ты?
— Прекрасно.
— Честно?
— Нет. Хочешь правды?
— Если ты хочешь рассказать, то давай.
Тут она загорелась.
— Сам-то как думаешь? Мой лучший друг только что на людях признался мне в своих чувствах! Мы же друзья с самой начальной школы, а тут, в последний наш учебный год… Так не должно быть, понимаешь? Не должно. Я так и думала, что я ему нравлюсь, но Рома… Он ведь мой друг, не возлюбленный, не парень. Я даже…
— Тогда в чем проблема? — перебил он ее сухим и подрагивающим голосом.
— Что?
— В чем проблема? Если он действительно твой друг, то ты должна просто принять это и объяснить ему все.
— Я не такая глупая, — усмехнулась она в ответ. — Я это прекрасно понимаю. Просто, это сложно. Мне не в первый раз в жизни признается парень, друг, но сейчас это особенно тяжело. Я дружу с ним, хорошо, крепко, но любовь, это не дружба, это другое.
Она выдохнула небольшое белое облачко и легла на спину. Ее взгляд устремился в ночной небосвод. Петя тоже откинулся назад и прилег. Листва щекотала его шею и руки, а голову его не покидала одна навязчивая мысль: «Момента лучше уже не будет». После всего того, что сказала Вика про чувства и друзей, ему было ужасно страшно даже думать о том, чтобы признаться сейчас. Ему казалось, что его шансы на успех бесконечно близятся к нулю, с каждой секундой все ближе и ближе, и потому он набрался смелости и рискнул.
Не глядя, он взял ее заруку, и его рука не была отторгнута.
— Мне страшно, Петь.
— Мне тоже.
—Я боюсь, что вот-вот все закончится. Всего один учебный год — и все. Все мы разъедемся раз и навсегда, и большинство из нас больше никогда не встретится. Даже не в Роме дело. Он мне друг, хороший друг, но мы с ним точно потеряемся, когда настанет пора разлетаться по разным городам. Понимаешь, он ведь мне тоже нравится, но… Я не хочу этого. Не хочу, потому что это должно будет закончится летом, меньше, чем через год.
Она начала тихо плакать, а им начало овладевать отчаяние. Все складывалось довольно неудачно, но… верно она сказала: все закончится меньше, чем через год. Терять нечего. А не выйдет — пострадает немного, а потом проживет остаток школьной жизни свободным.
— Вика…
Она сжала его руку.
— Тихо! Послушай.
Петя затаил дыхание, но решительно ничего не слышал. Вдалеке играла музыка. И ничего больше.
— Не слышишь? Листья шуршат.
Он прислушался еще раз, но все было тщетно.
— Они шуршат все время. Когда мы ходили по ним; и вот сейчас, когда мы лежим и просто дышим, не слышишь?
Она поводила его рукой по листве. Теперь он услышал, но углубляться в обсуждение шелеста опавшей листвы не хотел, хотя что-то внутри него так и кричало «прислушайся».
— Все равно не понимаешь, да? — усмехаясь, всхлипнула она. — Этот звук такой настоящий. Естественный. Не такой как та музыка в доме. Они ведь тут повсюду лежат, шелестят, такие красивые и спокойные, а мы все даже и внимания на них не обращаем.
— Они, как звезды ночью, — Петя будто очнулся ото сна. С того момента, как у него внутри полгода назад что-то переключилось, и до сегодняшнего дня он был словно сам не свой: думал только о ней, мечтал только о ней, хотел быть только с ней. Не как раньше. Раньше он мечтал о всем этом мире, хотел покорить Олимп, а потом он влюбился в свою одноклассницу. С тех пор все в его мироощущении будто подменили, но… Теперь, когда он лежал тут, держась своей потеющей рукой за руку своей любимой девушки, смотрел на бесконечно далекие звезды и слушал бесконечно тихое шуршание опавшей кленовой листвы, ему вновь показалось, что мир гораздо больше, чем один человек.
— Мало кто ночью смотрит на звезды. Хотя они светят совершенно для каждого.
Вика посмеялась.
— Давно ты такого не говорил. Я скучала по этому.
— Я тоже.
Они разглядывали звезды и слушали, как под их телами шуршит кленовая листва.
— Они, — продолжила Вика, — как люди. Не думаешь?
— Однозначно, — ответил он.
— Они все такие же одинаковые.
— И такие же красивые.
— И все они однажды падают со своих деревьев.
— И всех их бесконечно далеко уносит ветром от прежнего дома.
— И однажды настанет день, когда все они сгниют.
— А до того они будут гореть ярким желтым огнем и освещать путь заблудшим нам с тобой и каждому прочему, кто здесь, этой осенью потеряется и попытается вновь себя обрести.
— Даже ночью?
— Даже когда тот закроет глаза.
Она встала и потянула его за руку. Они поднялись. Вика и Петя смотрели вдаль, на светящийся желтым светом дом, на черный лес, на черное небо, на сияющие на нем звезды.
— Тебе следует написать об этом стихотворение. Ты давно ничего не писал.
— Как его назвать?
— Листья, опавшие с клена.
— Листья, с клена опавшие.
Вот и все. Они посмеялись и обнялись. Не целовались и не признавались друг другу в любви. Они были красивы и одинаковы в этой ночи. Очень скоро им предстоит опасть со своих деревьев и быть унесенными ветром за тысячи тысяч километров друг от друга, а после настанет день, когда они сгниют. Но покуда они будут гореть. Гореть и освещать дорогу друг другу и каждому тому, кто этой или любой другой осенью потеряется и попытается вновь себя обрести.