Моральное уродство

— Эй, педик!

Никита на автомате повернул голову на звук.

— Тебе жить надоело или как?

Его плечо едва заметно дернулось, но тут же расслабилось: говоривший, стриженый практически налысо парень в синем спортивном костюме, стоял к нему спиной и обращался явно к кому-то другому. Один из приятелей спортивного, одетый в белую футболку и светлые джинсы, двинулся было вперед, но тот остановил его жестом и в развалку подошел к остановившейся на противоположной от Никиты стороне дворика фигуре сам.

— Чтоб я тебя с этой челкой тут больше не видел, понял?

Мимо них прошли две молодые женщины с колясками, бросив в сторону синего и его молчаливой жертвы презрительный взгляд. С балкона третьего этажа, опираясь на перила голой грудью, за развитием ситуации наблюдал флегматичного вида мужик с сигаретой. По площадке, в паре метров от двух друзей, терпеливо ожидающих третьего обратно, беззаботно носилась детвора. Обычный чертановский дворик в обычный солнечный день. Идиллия.

— Ты понял или нет?!

Владелец белой футболки бегло огляделся вокруг, словно проверяя, нет ли какой угрозы, и немного зацепился взглядом за Никиту. «Надо идти, — подумал тот и ноги понесли его к подъезду. – Никому нет дела. Почему мне должно быть?» Спортсмен говорил еще что-то, явно на повышенных тонах, но за Никитой уже захлопнулась тяжелая металлическая дверь. Еще пара минут – и он поставил пакет с покупками (пивные бутылки призывно звякнули) на пол своей обшарпанной кухни.

В ванной Никита стянул с себя серую, чуть мешковатую футболку и отстраненно уставился в зеркало. Бледная кожа – следствие нелюбви к солнечным ваннам. Несколько мелких прыщиков на груди – вероятно, от не слишком здорового питания. Обычная, немного сутулая фигура, не очень худая, но и без мышечного рельефа – начинал сказываться сидячий образ жизни. Редкая, неопрятного вида, темная щетина на лице – лень и нежелание следить за собой. Ничего особенного, словом, но…

Что произошло сегодня? Он опять опоздал на пары (чертов универ, почему он так далеко?). Ему трижды наступили на ногу в автобусе и дважды – в метро. В ближайшем магазине снова не оказалось его любимых чипсов со вкусом сыра и лука. Тоже ничего особенного, но…

Может быть, дело в том, что произошло во дворе? Никита оперся руками на раковину и приблизил к зеркалу лицо, вглядываясь в свои зеленовато-серые глаза. Он уже не раз видел во дворе ту троицу. Когда он только переехал в Чертаново, проходить мимо них ему было некомфортно – они прочно ассоциировались у него со школьными хулиганами-отморозками, которых он не без причины старательно избегал. Со временем, однако, он привык к тому, что они не обращают на него внимания. Его вполне устраивало такое положение дел. Сегодня же, услышав грубый окрик, он напрягся, да. Но заметив, что обращаются не к нему, сразу расслабился. Моментально. И…

Да. Вот оно. Облегчение. В тот момент он испытал облегчение.

— Ничего страшного не произошло, — сказал он вполголоса своему отражению. – Просто местная шпана с кем-то повздорила. Это бывает. Никто не обращает внимания на такие вещи.

Доводы казались логичными, но взгляд отражения стал только тяжелее. Никита вдруг заметил, что у него болят пальцы, сжимающие край раковины. «Мне надо выпить,» — подумал он. Мысль сулила еще один момент предательского облегчения. Он вздохнул, опустил глаза и поплелся на кухню за пивом, стараясь не думать о том, что рискует запустить вечный цикл из облегчения и вины за него.

Нужно было отвлечься. Что было до того, как он закончил этой жалкой жизнью? До того, как мир стал враждебным и непонятным? До того, как он узнал сладковато-горький вкус дешевого пива из московских супермаркетов? Никита сделал глоток и закрыл глаза, прислонившись спиной к стене. На его губах вдруг проступила несмелая улыбка. Море. Конечно же, до этого было море.

***

Некоторые детские проблемы, когда их вспоминают в более сознательном возрасте, кажутся откровенно смешными. Взрослые имеют тенденцию забывать сопровождавшее их ощущение угрозы. В частности, тринадцатилетнему Никите угрожал неминуемый позор. Дело в том, что он совершенно не умел танцевать и более того, никогда в жизни не танцевал еще с девочкой.

В последний момент заметив летящий в его сторону оранжевый резиновый мяч, Никита отбил его ногой в сторону Вовки, тощего, больше всех в лагере загорелого паренька, товарища по команде, и снова погрузился в мрачные мысли.

Когда отряд принимал решение показать простенький танец с коротким парным элементом на закрытие смены, Никита не решился признаться в отсутствии необходимых навыков, посчитав это обстоятельство постыдным. Тогда он как-то не подумал о том, что будет делать, когда настанет момент истины. Эта мысль пришла к нему лишь несколько дней спустя. Сначала он решил было признаться ребятам и отказаться от участия, но чем больше проходило времени, тем страшнее было это сделать. Оставался один вариант – искать Ленку, которую назначили его партнершей, и просить себя потренировать. Но это тоже было куда легче подумать, чем сделать…

Мяч снова летел в его сторону и момент был практически упущен. Нелепо вскинув ногу, Никита все же попал по нему каким-то чудом, но к Вовке мяч был отправлен по не самой удачной траектории, чуть выше, чем было нужно. Тот, не успев сориентироваться, совершил ошибку – отбил его ладонью, а не ногой. Долговязый Валера, успевший уже прославиться в узких кругах своей вредностью, демонстративно не стал его ловить, разведя руки в стороны в наигранном возмущении.

— Ага, проиграли! – тут же набросился на него Вовка. – Сегодня на ужине отдавайте свои яблоки.

— С чего бы? – Валера развел руки еще шире, не сумев сдержать победную ухмылку.

— Да, с чего бы? – поддержал его рассудительный Костя, важно поправив очки. – Уговор был – играть без рук.

— Да-а-а? – скептически протянул Вовка, лихорадочно придумывая контраргумент. – А был уговор, что кто рукой, тот проигрывает, а? Никит, скажи им!

— Ну нет, — ответил тот, не раздумывая – его мысли все еще занимала проблема предстоящего танца. – Без рук – значит, без рук. Отдаем яблоки на ужине.

Вовка на секунду беззвучно открыл рот, пораженный таким предательством.

— Да ты…да иди ты! Сам отдавай! И пас давать нормально научись, из-за тебя проиграли! Надоели вы мне, пойду лучше позагораю.

Обиженный на весь мир и, в особенности, на Никиту, он развернулся и быстро зашагал по песку в сторону моря. За ним подпрыгивающей трусцой победителя устремился Валера, выкрикивая на ходу, как лозунг:

— Без рук – так без рук! Без рук – так без рук!

Костя с осуждением вздохнул и направился к тени ближайшего дерева, где десять минут назад оставил толстую, потрепанную и не по его годам сложную книгу об Айвенго. Внимание Никиты же моментально переключилось на мелькнувшую за чьими-то спинами в отдалении рыжую косу. Он сжал кулаки, собираясь с духом, шумно выдохнул и направился в сторону Лены.

Как назло, она была не одна. Ее окружала целая стайка пищащих о чем-то девчонок. Разобрать предмет разговора Никите не удалось – при его приближении они разом замолчали и насмешливо уставились на его сконфуженную физиономию. Отступать было поздно, так что он просто выпалил на одном дыхании:

— Лен, давай как-нибудь танец поретепи…порепетируем?

Белобрысая Света прыснула в кулак, а хор из трех-четырех девчачьих голосов многозначительно протянул:

— О-о-о!

— Ой, Ленка-то, жениха нашла, — подвизгивая от восторга, озвучила общую мысль мелкая Наташа. – Гляньте, какой серьезный, ну просто кавалер!

Лена густо покраснела и уперла руки в бока, пытаясь имитировать уверенность:

— Еще чего. Что там репетировать-то, шаг вперед, шаг назад, поворот. И так справимся.

Доводить дело до «тили-тили-тесто» Никита, чье лицо стремительно приближалось по цвету к его же ярко-красным плавкам, тоже не хотел, поэтому выдавил из себя что-то похожее на «ну да, точно» и поспешно ретировался, тщетно стараясь не слушать громкое хихиканье за спиной.

Для подобных случаев у него было припасено особое место, где можно было побыть одному. Дождаться момента, пока вожатая не смотрит, было делом нескольких секунд. Дальше сотня метров по горячему песку в сторону от моря, затем по жухлой траве между кустов к прикрытой ими от посторонних глаз дыре в бетонном заборе.

Забор огораживал, видимо, площадку будущей стройки – это был огромный пустырь с горами песка и несколькими заброшенного вида бетонными блоками, над которыми одиноким жирафом возвышался бог знает сколько времени простаивающий без дела подъемный кран. Лазить туда строжайше запрещалось, поэтому Никита не беспокоился о том, что кто-то может прервать его панические мысли. Напрасно – вскоре он услышал за спиной шорох и понял: на сей раз он здесь не один.

Впрочем, угрозой вторженец не выглядел. Это был Максим, такой же нескладный подросток, как сам Никита, только чуть меньше ростом. За все время своего пребывания в лагере он ни разу не был замечен в какой-либо компании, предпочитая наблюдать за другими со стороны из-под то и дело спадающих на лицо волос. Максим медленно, будто боясь зацепиться за торчащую арматуру, пролез в дыру, поднялся на ноги, быстро оглядевшись, в очередной раз убрал непослушную челку за ухо и подошел к оторопевшему Никите:

— А у тебя тут просторно. И тихо. Мне нравится.

— Ты что тут забыл? – спросил тот растерянно, с тоской подумав, что если нежданный визитер настучит вожатым, его, Никитины, неприятности запросто могут приумножиться.

— Я слышал, тебе нужно порепетировать танец, — тихо ответил Максим. – Я могу помочь.

— Зачем тебе? – удивился Никита.

— Просто я увидел, как ты рассудил ту ситуацию. В игре, помнишь? Пусть себе в ущерб, зато честно. Мне это понравилось. Мелочь, но думаю, не каждый поступил бы так же, — Максим снова поправил волосы. – Мне кажется, что и когда будет действительно нужно, ты сможешь совершить правильный поступок.

Никита задумался. Предложение было еще внезапнее, чем само появление Максима на пустыре. Конечно, оно могло означать спасение от грядущего позора, но…

— Разве пацан может танцевать с пацаном? – с сомнением спросил он.

— Не знаю, — Максим опустил глаза и пожал плечами. – Я подумал, это возможно. Но если не хочешь, то…

— Нет, я хочу, — ответил Никита быстрее, чем успел подумать.

— Ну…тогда приступим?

— Да…- Никита неуверенно почесал затылок. – Приступим.

Танцевать оказалось проще, чем он думал. Под негромкие мерные реплики Максима: шаг вперед, шаг назад, поворот – все как говорила Лена. Левой рукой, вытянутой, он держал руку партнера, а правой едва касался его спины под лопаткой – он все еще был не уверен, что участвует в чем-то допустимом. Пика эта неуверенность достигла несколько минут спустя, когда Максим весело скомандовал:

— Все, меняемся. Теперь я поведу.

Никита замер в замешательстве. Ситуация была достаточно странной и до этого, а соглашаясь на эту тренировку, он не подумал о том, что должен будет выступить и в роли ведомого. Первой его мыслью на этот счет было «Я что, девчонка?»

— Чего застыл? – мягко подколол его Максим. – Мне тоже нужно попрактиковаться. И потом, тебе разве не интересно попробовать себя и во второй роли тоже?

«Нет», — хотел было ответить Никита, но вдруг понял: на самом деле очень даже интересно. Кроме того, раз Максим пошел на это для него, было бы нечестно отказаться ответить тем же. Да и что конкретно в этом плохого, сформулировать для себя он сходу не смог. Тонкие, длинные пальцы сомкнулись на его правой ладони. Никита вдруг почувствовал горячее покалывание на щеках и мысленно поблагодарил судьбу за то, что взгляд его партнера был обращен вниз, к ногам. Вторая рука Максима легла ему под лопатку, а свою он, поколебавшись еще секунду, положил сверху ему на плечо, и они закружились в обратную сторону, понемногу увеличивая темп.

***

Никита сделал очередной глоток и поморщился: как обычно, самая гадкая часть оставалась в нижней половине бутылки. Его указательный палец равнодушным механическим движением прокручивал колесико мыши, проматывая один пост за другим в ленте новостей. Самый обычный вечер самого обычного студента, забивающего оперативную память своего мозга информационным мусором вместо того, чтобы готовиться к семинару.

«ШОКИРУЮЩЕЕ ФОТО!..» — выхватили его покрасневшие уже от усталости глаза начало заголовка, и его внимание тут же переключилось на иллюстрацию. В данной роли у поста выступала фотография двух улыбающихся мужчин – пожилого, со смешной лысиной, и помоложе, с черной кучерявой шевелюрой – жмущих друг другу руки. Никита вглядывался в нее несколько секунд, но так и не смог сообразить, что в этом изображении должно было его шокировать. Колесико мыши чуть крутанулось в другую сторону, громко клацнула ее левая кнопка – «Показать полный текст».

«ШОКИРУЮЩЕЕ ФОТО! – снова прочел Никита. – АНДРЕ МАКДАФФ ВСТРЕТИЛСЯ С ЛГБТ-АКТИВИСТАМИ! СТОИТ ЛИ НАМ ОПАСАТЬСЯ НОВОЙ ВОЛНЫ ТОЛЕРАНТНОСТИ В ДЕТСКИХ МУЛЬТФИЛЬМАХ?»

Никита не знал, кто такой Андре МакДафф, зачем он встречался с какими-то активистами и как он связан с детскими мультфильмами. Немного подумав, он пришел к мысли, что не знает также и в чем таком ужасном заключалась предыдущая волна толерантности. Вероятно, потому что давно не смотрел мультфильмы. Пост ответа на эти вопросы не содержал: далее он представлял из себя сплошные ностальгические вздохи по утерянной навсегда доброй и поучительной советской мультипликации. «Может быть, хоть в комментариях кто-то объяснит?» — подумал Никита и одним движением пальца прокрутил пост до конца.

«Валерия Бородинская

час назад

Мда…вымирают мужчины, на западе уж совсем не осталось :( »

Как такой вывод был сделан из фотографии, на которой изображено сразу двое мужчин, Никита не понял, поэтому опрокинул в рот остатки пива из бутылки, подавив смешанный позыв к отрыжке и тошноте, и продолжил листать вниз.

«Сергей Авторитет

10 минут назад

Да все ясно с этими додиками, сплошные покеры с полупокерами)) скоро будут вафлеры свое баловство снимать да детям показывать, базарю. У них на шахмане каждая жося себя паханом считает, а шмакодявки и хавают...»

Этот комментарий Никита дочитывать не стал в силу осознания своей недостаточной лингвистической состоятельности.

«Alex Lex

минуту назад

Лооол, активисты нашлись, да они ж в очко чпокаются, ахаахахах, прям чем ссут там, откуда срут, говно месят, активисты эти»

Никите захотелось помыться.

Разумеется, дураком он не был, и прекрасно знал, что аббревиатура ЛГБТ является одним из самых страшных ругательств, от которого в обществе принято плеваться, едва услышав. Но чтение подобных комментариев укрепляло в нем скорее не уверенность в том, что так все и должно быть, а немой и не до конца сформулированный даже в голове вопрос: «Почему?»

Отчаявшись узнать что-то новое о современных западных мультфильмах, он ткнул курсором мыши в красный крестик в правом верхнем углу экрана и откинулся на спинку стула. Прочитанное подняло в нем смутную тревогу, о причинах которой он предпочитал не задумываться очень уж глубоко. «Меня это не касается, — твердил он себе. — Это. Меня. Не. Касается. Да, я потанцевал с пацаном. Да, несколько раз. Но ведь только ради тренировки. Только ради того, чтобы не опозориться, танцуя с девочкой. И да, потом я танцевал и с девочкой. И мне понравилось!»

Никита заслонил глаза руками от света монитора. У него вдруг вырвался звук, похожий на смущенное фыркание. Да, танцевать ему тогда определенно понравилось.

***

Шаг влево — хлопок, шаг вправо — руки вверх, прыжок с поворотом… Достаточно простой танец. К тому же, эту его часть они заблаговременно повторили несколько раз, так что ошибиться было бы сложно, но Никита все равно был напряжен. Он старался неотрывно смотреть себе под ноги — очень уж страшно было поднимать глаза на единодушно хлопающую в такт публику, состоящую в основном из старших отрядов. Еще страшнее было думать о части танца, репетиция которой была отдана на индивидуальное усмотрение каждой пары. Но вот группировка, разбивка, считанные мгновения беспросветного ужаса — и вот она, Ленка, нос к носу, рука в руке. Последние секунды Никита был абсолютно уверен, что в этот миг наступит ей на ногу, или поскользнется на песке и упадет сам, или произойдет еще что-то, означающее немедленный конец света, но случилось то, чего он не ожидал совершенно. Его страх. Он исчез.

Шаг вперед, шаг назад, поворот. Никакой паники, лишь легкое удивление от уверенности собственных движений. Спасибо Максиму, он оказался хорошим учителем. Да и вообще неплохим парнем — так интересно рассказывал об играх на своей «сеге»; а уж когда внезапно вворачивал анекдот, Никита едва на лопатки не опрокидывался от смеха. Вот и он, кстати, танцует с этой дылдой — Никита вдруг понял, что забыл ее имя — едва доставая макушкой ей до подбородка. Кто ему только подобрал такую пару?

На мгновение они сцепились взглядами: зеленовато-серые, немного ошалелые глаза с одной стороны и ясно-голубые, с едва заметными веселыми искорками — с другой. Всего на мгновение, прежде чем глаза Максима скрыла снова упавшая на лицо непослушная прядь волос. А в следующее мгновение Никита наступил-таки Ленке на ногу.

Катастрофы, как ни странно, не случилось. Несмотря на неидеальное местами исполнение, номер по завершении удостоился громких оваций с ободряющим свистом. Неуверенно сияющий Никита скосил глаза на стоявшую справа Лену. Она, радостно смеясь, махала рукой кому-то из своих знакомых в числе публики. Чуть растрепанная рыжая коса, здоровый румянец на щеках — она казалась вполне довольной. Доволен был и он сам. «А ведь это было оно самое, — пришло вдруг осознание. — Первый в жизни танец с девочкой. И это было великолепно».

Когда он занимал свое место в импровизированном зрительном зале, освобождая площадку для следующего отряда, его буквально распирало от гордости. Чуть омрачала триумф только одна мысль — что в процессе, вместо того, чтобы сосредоточиться на новых впечатлениях и запомнить их максимально полно, он думал о каких-то посторонних вещах. О разговорах с Максимом. О репетициях с ним. Почему? «Не знаю», — ответил тогда себе Никита, но в глубине души он знал. Дело было банально в том, что эти репетиции нравились ему даже больше.

Солнце уже село, когда закончил выступление последний отряд. В этот особенный вечер им всем можно было долго не ложиться. Вожатые притащили откуда-то старенький магнитофон и включили бодрую музыку. Большая часть ребят сгруппировалась кучками по 5-6 человек и шумно болтали, каждая о чем-то своем, пытаясь вдоволь наговориться перед расставанием. Никита же сидел чуть в стороне и смотрел на небо, в котором уже начали проклевываться первые звезды. Ему почему-то было немного грустно. Возможно, из-за предстоящего отъезда или следующего за ним учебного года.

— Скучаешь? — на песок рядом с ним опустился Максим.

Его тонкие ноги, согнутые в коленях, забавно торчали из слишком широких шорт. Никита не без труда оторвал взгляд от неба и почти искренне улыбнулся приятелю.

— Да нет, все хорошо. Просто… мы ведь больше не увидимся, — он замялся на секунду и поспешно добавил. — Все мы.

— Скорее всего, — согласился тот и они оба обратили взгляд к звездам.

— Ты все время держался где-то в стороне, — снова нарушил молчание Никита. — Тебе не бывает одиноко?

— Иногда бывает, — ответил Максим. — Особенно по ночам. Но у меня есть секретный способ с этим справляться. Я никому об этом не рассказывал, но тебе расскажу. Мне помогает луна.

— Луна? — переспросил Никита. — Как?

— Ну, она ведь одна на небе. Ее видно с любой точки на планете. Где бы ты ни находился, если ты ясной ночью посмотришь на небо, ты обязательно увидишь ее. И когда я смотрю на луну, то представляю, как в это же время на нее смотрит кто-то другой. Кто-то, с кем мне бы не было одиноко. Луна как бы соединяет нас, понимаешь?

— Но что если никто подходящий в это время на луну не смотрит?

— Это неважно, — Максим будто с некоторой горечью, но улыбнулся. — Это нельзя проверить. А значит, вопрос только в том, веришь ли ты. Я вот верю.

— Ты странный, — Никита подумал секунду и уточнил. — По-хорошему странный.

— Ты тоже, — отозвался Максим.

— Я обычный, — возразил Никита.

— Это зависит от точки зрения, — Максим пожал плечами. — Ты-то к себе привык. А вот мне кажется, что в тебе что-то есть. Что-то, чего нет ни в ком у нас, в Чертаново. И… ты мне доверяешь?

— Что? — внезапный вопрос сбил Никиту с толку.

— Доверяешь или нет? — настойчиво повторил Максим.

— Ну… наверное, — нерешительно протянул Никита.

— Я хочу сделать одну вещь, — Максим опустил глаза. — Я не уверен, что это будет правильно, но я боюсь, что другого шанса мне не предоставится. Поэтому я прошу тебя не задавать вопросов и просто принять это. Обещаешь?

— Обещаю, — ответил Никита после паузы.

В двух метрах от них галдела компания ребят постарше. Мимо, держась за руки, пробежала отделившаяся от них парочка — смеющаяся словно в эйфории блондинка и не отрывающий от нее влюбленного взгляда подтянутый парень. Вожатые были заняты тем, что пытались как можно более незаметно отпивать из принесенной из каких-то закромов бутылки вина. Откуда-то сзади слышались знакомые голоса: Лена, Вовка, Валера. Пляж был полон народу, но ни одна живая душа не видела, как выстрелив в мозг калейдоскопом неведомых доселе чувств, на пол секунды коснулись Никитиной щеки теплые сухие губы Максима.

А на следующий день они разъехались по домам.

Много раз с тех пор менялось отношение Никиты к этому опыту. Иногда он пытался его отрицать, иногда злился на себя за то, что позволил всему этому случиться, а иногда — за то, что так и не решился узнать точный адрес Максима. Были короткие, прохладные и завершившиеся ничем «отношения» с одноклассницей, на всем протяжении которых он не мог отделаться от ощущения, что это что-то не то. Когда ему не спалось, он то жадно вглядывался в луну, то напротив, прятал от нее взгляд. И все же, когда он поступил в московский университет, вопрос, где искать квартиру для съема, был однозначно решен заранее: «Что-то, чего нет ни в ком у нас, в Чертаново». Плевать, что далеко и неудобно.

Первое время он вцеплялся взглядом в каждое встречное лицо, но быстро перегорел. Поиск иголки в стоге сена всегда был неблагодарным занятием. Может быть, эта затея была изначально обречена на провал. Или, может, он просто был недостоин…

А потом не было ничего. Только экран монитора и дешевое пиво. Поистине жалкое существование.

***

Проснувшись в три часа дня, Никита сразу понял, что на сегодняшний семинар он не поедет. Во-первых, было уже поздно. Во-вторых, его мутило, то ли от вчерашнего мерзкого пойла, то ли от вчерашних же тяжелых мыслей. Долгое время он провел лежа, хмуро разглядывая ровный белый потолок.

В конце концов из постели его выгнал голод. Но дойдя до кухни шаткой походкой новообращенного зомби, он понял, что ни один кусок ему сейчас в горло не полезет. Несколько секунд он все же потратил на изучение скудного содержимого холодильника. Еще несколько — на обратную дорогу до комнаты. Скрипнула кнопка включения компьютера. Встроенный в него вентилятор загудел в тишине оглушительно, как готовящийся ко взлету самолет. Еще две минуты пролетели, как пули над ухом, и Никита уставился на стандартные обои своего рабочего стола. Ему казалось, что он вязнет во времени, как муха в киселе, но бросив взгляд на часы в правом нижнем углу, он обнаружил, что уже близится вечер. Наконец, разорвав один из множества слоев оцепенения, его рука потянулась к мыши.

Теперь с экрана на него вопрошающе смотрела строка поиска в интернет-браузере. Помедлив еще немного, он наконец набрал так давно терзавший его вопрос: «почему». Очередная пауза — Никита вспоминал корректный термин: «гомосексуализм».

«Кажется, так?»

Еще пара секунд неторопливого перестука клавиш — и немного по-детски сформулированный вопрос высветился на экране полностью: «почему гомосексуализм это плохо». Браузер равнодушно выдал десяток страниц. Никита наугад тыкнул на первую. «Правда о гомосексуализме,» — гордо гласила шапка сайта. «То, что нужно,» — подумал Никита и углубился в чтение.

"… наукой доподлинно установленно, что гомосексуализм уходит своими корнями в детство субъекта. Исследование показало схожие черты в детстве каждого гомосексуалиста. Все они были воспитаны матерями-одиночками, которые к тому же ненавидели бросивших их мужчин..."

Брови Никиты удивленно поползли вверх. Его семья была полной и даже вполне себе счастливой. Именно родители отправили его тогда в тот злополучный лагерь, и именно они помогали ему оплачивать аренду жилья сейчас, позволяя (по их задумке) полностью сконцентрироваться на учебе. Выходит, «гомосексуализм» — это не про него? Но как тогда объяснить его чувства касательно истории в лагере? Он понадеялся, что дальнейший текст это прояснит.

"… именно это объясняет агрессивную политику мирового ЛГБТ-лобби, направленную в первую очередь на развращение детей. Именно за этим гомосексуалисты так яро рвутся со своей пропагандой в школы и детские сады. Именно поэтому святой долг каждого родителя — не позволить им достичь этой цели..."

Продолжая листать ниже будто присохшей к мыши правой рукой, левую Никита запустил себе в волосы, а его рот сам собой приоткрылся. Он не рвался ни с какой пропагандой в школы и детские сады, и абсолютно точно не входил в мировое ЛГБТ-лобби. Он просто хотел найти ответы, которые позволили бы ему разобраться в своих чувствах. Увы, вместо ответов в его голове было лишь одно короткое, но всеобъемлющее «ЧТО?!»

"… с точки зрения любой мировой религии гомосексуализм является страшным грехом. С точки зрения любого ученого или врача, которого еще не успели запугать или купить — болезнью. Такое единодушие не может быть беспричинным. Любому разумному человеку должно быть очевидно, что такое гомосексуализм на самом деле — глубочайшее и тяжелейшее моральное уродство."

Никита резко поднялся и вышел из-за компьютерного стола.

«Моральное уродство».

Злые слова въедались в мозг, как брызги кислоты. Кулак сам собой врезался в стену, еще и еще, оставив на обоях кровавый след.

«Моральное уродство».

«Это та самая горькая правда, — шепнул ему внутренний голос. — Не беги от нее. Не отрицай. Видимо, так оно и есть.»

«Моральное уродство».

«Мне нужно выпить, — подумал Никита и сглотнул недобравшиеся до глаз слезы. — Мне срочно нужно выпить».

***

В магазин он попал перед самым закрытием. Чипсов со вкусом сыра и лука там снова не оказалось, зато, кроме пива, нашелся дешевый энергетик. На банке был нарисован скалящийся тигр с безумно выпученными глазами. Никита смутно подозревал, что такое сочетание напитков для его печени будет совершенно убийственным. И именно поэтому горел мрачной решимостью попробовать.

На выходе из магазина его застал противный липкий дождь, так что в свой двор Никита заворачивал практически бегом, не собираясь сбавлять темп до самого подъезда.

— Тебе внатуре жить надоело, да?!

Еще пара шагов по инерции и Никита замер, как вкопанный. Но слова снова были обращены не к нему.

— Знаешь, как мы с такими, как ты, поступаем? Ща покажу…

Раздался приглушенно-звонкий удар кулака об чью-то скулу. Знакомый уже синий спортивный костюм. Одной рукой он держит кого-то за ворот короткого бежевого плаща. Вторая уже занесена для нового удара. Рядом еще двое и все. Больше никого во дворе нет. Снова удар — и человек в плаще падает на мокрый асфальт. С трех сторон на него сыпятся пинки.

Никита беспомощно огляделся. Кто-то должен был вмешаться. Кто-то должен был помочь.

«Мне кажется, что и когда будет действительно нужно, ты сможешь совершить правильный поступок», — всплыли в голове полузабытые слова.

Из упавшего на бордюр пакета раздался глухой звон разбившегося стекла. Никита не думал об этом. Он хотел окрикнуть агрессоров, но его «стойте» вышло настолько слабым, что он сам едва его услышал. Не успев придумать что-либо конкретное, он подбежал к троице, продолжавшей лениво, но от души пинать лежачего — и тут же получил толчок в грудь, от которого едва не упал.

— Тебе че надо? — спросил у Никиты спортивный, агрессивно сплюнув ему под ноги. — Вали отсюда. Не видишь — педика уму-разуму учим…

Тут он на мгновение осекся, будто увидев что-то в глазах внезапного заступника, и тут же с пониманием осклабился.

— А, так ты, может тоже из этих, а? Признавайся, голубок.

Теперь все трое обступили Никиту. Тот вдруг понял, что не имеет ни малейшего понятия, что нужно сказать или сделать в сложившейся ситуации. А еще — что у него вдруг ужасно скрутило живот. Один из нападавших панибратски положил руку ему на плечо — скинуть ее Никите не удалось — и вдруг с хрустом ударил головой в нос. Никита согнулся, прижав ладони к лицу. В лужу вместе с прозрачными каплями закапали красные.

— Ща тебя тоже научим, как мужиком быть. А ну, пацаны…

Договорить синий не успел — в его затылок врезались сложенные вместе кулаки его изначальной жертвы.

— Ах ты, крыса! — взвыл он и поставленным ударом в челюсть отправил наглеца обратно на землю.

В лицо Никите резко прилетело чье-то колено в жестких джинсах и тот опрокинулся на спину прямо в луже. Нападавшие развернулись было в сторону незнакомца в плаще, но Никита из последних сил, уже совсем ничего не соображая, успел схватиться за ногу в синих спортивных штанах.

Что было дальше, Никита запомнил плохо — судя по обнаруженным позже следам, его неоднократно ударили ногой по голове. Пинки сыпались будто со всех сторон, а он просто лежал, тщетно стараясь прикрыть одновременно лицо, живот и бока. И все же сквозь боль, сквозь грязь и кровь пробивалось странное чувство, похожее на удовлетворение.

Ведь каждый удар, что попадал по нему, не попадал по другому.

Какое-то время спустя, он понял, что все закончилось. Все тело болезненно пульсировало, а по лицу будто проехались катком. Голова закружилась при попытке встать и он оперся на руки. Возникла первая мысль: а он? Как там он? К счастью, человек в бежевом плаще, лежавший в нескольких метрах от Никиты, пошевелился и застонал.

Еще одна героическая попытка подняться, на сей раз, успешная, и Никита протянул незнакомцу руку.

— Все в порядке, — с некоторым трудом проговорили его распухшие губы. — Они ушли. Ты можешь встать?

Второй пострадавший схватился за его руку тонкими, длинными пальцами и, охнув от боли, поднялся на ноги. Робко, снизу вверх поднялись на лицо Никиты ясные голубые глаза, наполовину скрытые непослушной челкой. Тот вдруг понял, что забыл, как дышать.

— С… спасибо, — прошептал Максим, поправил волосы и прерывисто вздохнул. — Спаси… постойте, а мы… мы не встречались раньше?

— Ты… ты потанцуешь со мной еще? — выдохнул Никита прежде, чем успел подумать.
Повисла пауза и мысли понеслись по нейронам в его голове, как из прорванной трубы, с пугающей быстротой.

Какие к черту танцы? Посмотри на себя — весь мокрый, опухший, в грязи, в крови, хрен знает, в чем. Да и потом, он же парень! Он, небось, и думать забыл о тех глупостях, на кой ему твое моральное уродство? А вспомни, сколько ты медлил, прежде чем подойти? И что полезного ты вообще сделал в итоге? Кому нужен такой трус и слабак? Господи, да более идиотское предложение и придумать слож…

Тонкие, длинные пальцы вновь сомкнулись на его грязной ладони. У Максима под левым глазом растекался багровый синяк, но он улыбался, и в его улыбке было больше правды, чем в любой статье из интернета. Такой правды, что способна в момент прогнать все плохие мысли и будто бы даже облегчить физическую боль.

— Только с одним условием, — тихо сказал он и в его глазах заплясали знакомые искорки. — В этот раз я веду первым.