Моя история
Василий Blackbirds Возрастные ограничения 16+
Пишу это с полным непониманием и недоумением. Такое впечатление, что моя жизнь сломалась, заглохла и вообще остановилась, хотя вроде серьёзных поводов к этому нет.
Впрочем, вероятно, эта рана глубоко внутри, и всё это время я старательно пытаюсь её захламить всеми возможными способами, сам того не понимая.
Начну с того, что у меня всегда были некие трудности контакта с людьми. Не искал новые связи, общался только с теми, с кем «привычно». Поэтому институт я закончил, общаясь, можно сказать, с одним человеком. По сути, так оно и есть.
Что касается учёбы, то учился я 10 с половиной лет. Почему? Потому что поступил на техническую специальность вместо лингвистики (провалил ЕГЭ по истории, хотя это был единственный экзамен, к которому я серьёзно готовился, тщательно штудируя предмет).
Узнав, что у меня низкий балл по истории, я решил не рисковать и подал документы на техническую специальность. Хотя в итоге прошёл бы и на бюджет по лингвистике, но так или иначе, выбор был уже сделан.
На 5-ом курсе я отчислился, потому что надоело. Надоело покупать предметы-технические, где ничего непонятно; надоело чувствовать себя дураком, только делающим вид, что учится — всех обманывает; наконец, надоело чувствовать это ужасное напряжение, преследовавшее меня и нараставшее с каждым днём…
Итак, сдав только один экзамен из десяти (и то купил игрушку дочери препода), я отчислился и почувствовал такое облегчение, которое не испытывал никогда в жизни. Это был настоящий рай для меня. Те два года просто блаженный нектар — так я их вспоминаю. Я гулял, читал, исполнял обязанности по дому, водил младшего брата и сестру на музыку… это была настоящая свобода и радость.
Потом я с помощью друга устроился работать в магазин. Работал год — было непросто ввиду того, что мне трудно находить контакт с другими людьми. Поэтому было довольно напряжно, но радость, жизнь была.
Владелец магазина как-то спросил меня про старца Паисия Святогорца — знал ли я такого. Я хоть и православный, и с детства хожу в храм — не знал. А когда нашёл книгу — она стала для меня находкой. У меня было много фобий, к примеру дисморфофобия, и эта книга помогала мне успокоиться, не терзаться помыслами, давала радость. С этого момента я решил всеми усилиями идти к Богу, помогать людям, молиться за них. Это стало моим смыслом.
Далее я впервые начал общение с девушкой (через интернет). Она жила в другом городе, далеко от меня — в Сергиевом Посаде, мы были словно родственные души, общались и не могли наговориться. Она была создана словно для меня…
Через полгода общения я отправляюсь в Москву. В страшном волнении я предвкушаю встречу с ней. Честно говоря, я ожидал всего. Предполагал, что она окажется некрасивой или ещё чего. Я был готов ко всему — уже тогда я любил её всеми фибрами души, и ничто не в силах было это разрушить.
Но все мои тревожные мысли, все страхи, опасения — всё ушло в один миг при виде этой необычайно красивой девушки — я никогда раньше такой не видел. Тот день стал лучшим в моей жизни — мы гуляли по снежному городу, я согревал её холодные руки, а потом она проводила меня до железнодорожной станции на электричку до Москвы.
Я приехал домой и… потерял голову. С этого момента эта девушка напрочь поселилась у меня в голове и не желала оттуда выходить, что бы я не делал. К тому же, у меня поселился некий страх, что я её потеряю, что она перестанет мне писать, что я перестану быть ей нужен. Те полгода я провёл вот в таких вот терзаниях, но поездка в Сергиев Посад (теперь уже летом) снова отсекла все тревожные мысли и при этом дала мне новую порцию адреналина. Эта встреча была ничем не хуже, чем первая. А девушка казалась ещё красивее, чем раньше.
Следующее время дома я провёл в душевных терзаниях. Мне казалось, девушка начала от меня отдаляться: всё реже и реже стал получать её сообщения, всё труднее и труднее мне было терпеть время без её смс. На этом фоне я снова забросил учёбу (а восстановился я к тому моменту на третий курс, на заочку).
Я так беспокоился за неё (а у неё были большие проблемы с родителями, со здоровьем, с непонимающими её другими людьми (прямо как у меня)), что не мог есть, спать, жить. Но я старался всё терпеть и теперь уже сам приглашал её в гости, чтобы она отдохнула. К моему удивлению, она пообещала приехать.
Учёбу я забросил окончательно, мысли вихрем носились в голове, я превратился в одно страдание и не мог терпеть ни отсутствие (а ближе к зиме вестей от неё всё меньше и реже), ни начинающих меня мучить подозрений, что у неё появился кто-то важнее. Всё это потихонечку переставало быть сказкой, сладкой пылью, дурманящей меня. Как сильны были мои чувства радости, счастья при первой встрече с ней, точно такой же спектр чувств я испытывал сейчас, только в обратном направлении.
На пике этого состояния я соглашаюсь на предложение друга пойти на стадион на один из футбольных матчей фк «Ростова». C другом оказывается девушка, и она буквально сияет своей красотой, а ещё у неё такие зелёные глаза… Измождённый страданиями, исступленный одиночеством, в маршрутке по дороге домой я не выдерживаю и касаюсь её нежных рук:
— руки… — произношу я вслух, а потом, не давая себе отчёта, предлагаю ей погадать, не контролируя своих действий.
— ты хиромант? — отзывается девушка и смотрит мне прямо в глаза. Волна самых нежных чувств охватила меня. Боже! И это на глазах моего друга, пригласившего эту девушку и меня на футбол! Как мне должно быть стыдно! Но мне это нужно в данный момент, сейчас… это прикосновение рук… иначе не выдержу страданий.
По иронии судьбы эта девушка живёт совсем недалеко от меня, 8 минут ходьбы. Друг выходит на своей остановке, а я провожаю девушку до дома, находясь под цунами чувств и впечатлений.
Дома я страдаю, понимая, что не могу написать этой девушке, как бы сильно этого не хотел, ведь у меня есть Мэй, и она обещала приехать. А вот уже и зима, вот уже скоро Рождественские каникулы, на которых она должна приехать. Только почему она не пишет?
Девушка всё-таки написала. Написала тогда, когда я был уверен, что я не тот, единственный важный для неё человек, которым я думал являться…
Сказала, что должна мне что-то рассказать, чего я не знаю, но она должна.
Когда она приехала, я уже внутренне разочаровался в ней и на самом деле не хотел её приезда, но с другой стороны я так распереживался в последнее время — боялся за неё, что с ней что-то могло случиться; что присутствие её в доме дало мне наконец долгожданный покой, несмотря на некую холодность внутри.
Маша побыла у меня неделю — мы ходили на хоккей, на концерт группы «Сплин», которые по счастливой случайности давали концерт в Ростове (её любимая группа). Для меня самое главное было — ощущение того, что она рядом, а всё остальное было неважно. Я уже понимал тогда — нам не суждено было быть вместе, но для чего-то мы были нужны друг другу. Может что-то понять? Так или иначе что-то неведомое, невысказанное стояло между нами, блокирующее нас, не дававшее прежним чувствам выйти наружу… Это что-то показалось на заброшенном стадионе в один из холодних зимних вечеров, когда мы, пробравшись через рощу, очутились на пустом заброшенном стадионе: одни на трибуне, без никого, слегка освещаемые прожектором.
Шёл снег, и мы сидели молча — в тишине, пока я вдруг не заметил, что лицо Мэй орошено слезами. Они лились потоком из её прекрасных глаз, и, казалось, этому не было конца…
Это была её исповедь. Слёзы покаяния падали на металлический пол трибуны в то время, как снежинки в красивом незабываемом танце кружились вокруг нас. Она поведала, что любит девушек… с мальчиками она тоже пыталась, но… никак. Она долго плакала, не могла сдержаться, сказала, что и сама не ожидала такого взрыва чувств, а я просто молча обнял её и ощущал себя батюшкой, принимавшим исповедь. Сказать, что бы я что-то почувствовал в этот момент? Отнюдь, все мои чувства ушли ещё раньше вместе с разочарованием от догадок ещё до того, как девушка приехала в Ростов, и теперь я был словно каменное изваяние — без души, чувств, какой-либо эмпатии… Да и как я мог что-то почувствовать, понять, если до этого у меня ни разу не было каких-либо отношений с девушками?
Вечер подходил к концу, а мной овладело непонятное, смешанное чувство. Я не знал, как принять сказанное, я не знал, как к этому относиться… здесь было что-то другое, высшее, а я мог только всё испортить. Но я не мог не высказаться. Поэтому (уже дома), когда я, собравшись с духом, открыл рот, слова неудержимым потоком двинулись оттуда; всё накопившееся, всё доселе лежавшее на душе вырвалось наружу. Конечно, это была какая-то ерунда, детский лепет наивного мальчика, до конца пытавшегося сохранить надежду в любых условиях.
Оставшийся день её приезда мы провели в некоторой тишине, слова были просто уже не нужны. Всё, что мы должны были сказать друг другу — сказали, остальное не имело значение… для меня самым главным было то, чтоб она следовала тому Пути, который есть у каждого из нас, чтобы не теряла его. Я бы назвал его «путь к вечности» что ли.
На прощание в аэропорту мы обнялись и последний раз посмотрели в глазах друг другу. Какое-то обоюдное понимание промелькнуло в наших взглядах, и когда я ехал, слегка потерянный, обратно домой, чувствовал и какое-то огромное опустошение в душе, и одновременно некое удовлетворение от сделанного дела…
Та неделя была самой тяжелой в моей жизни.
С той поры прошло уже некоторое время, мы больше не виделись с Мэй, а переписка окончательно заглохла. Душевная пустота преследует меня, и часто, ночами, когда я долго не могу заснуть — образы девушки появляются передо мной, а её грустные зелёные глаза словно зовут куда-то…
Моя жизнь остановилась…
Впрочем, вероятно, эта рана глубоко внутри, и всё это время я старательно пытаюсь её захламить всеми возможными способами, сам того не понимая.
Начну с того, что у меня всегда были некие трудности контакта с людьми. Не искал новые связи, общался только с теми, с кем «привычно». Поэтому институт я закончил, общаясь, можно сказать, с одним человеком. По сути, так оно и есть.
Что касается учёбы, то учился я 10 с половиной лет. Почему? Потому что поступил на техническую специальность вместо лингвистики (провалил ЕГЭ по истории, хотя это был единственный экзамен, к которому я серьёзно готовился, тщательно штудируя предмет).
Узнав, что у меня низкий балл по истории, я решил не рисковать и подал документы на техническую специальность. Хотя в итоге прошёл бы и на бюджет по лингвистике, но так или иначе, выбор был уже сделан.
На 5-ом курсе я отчислился, потому что надоело. Надоело покупать предметы-технические, где ничего непонятно; надоело чувствовать себя дураком, только делающим вид, что учится — всех обманывает; наконец, надоело чувствовать это ужасное напряжение, преследовавшее меня и нараставшее с каждым днём…
Итак, сдав только один экзамен из десяти (и то купил игрушку дочери препода), я отчислился и почувствовал такое облегчение, которое не испытывал никогда в жизни. Это был настоящий рай для меня. Те два года просто блаженный нектар — так я их вспоминаю. Я гулял, читал, исполнял обязанности по дому, водил младшего брата и сестру на музыку… это была настоящая свобода и радость.
Потом я с помощью друга устроился работать в магазин. Работал год — было непросто ввиду того, что мне трудно находить контакт с другими людьми. Поэтому было довольно напряжно, но радость, жизнь была.
Владелец магазина как-то спросил меня про старца Паисия Святогорца — знал ли я такого. Я хоть и православный, и с детства хожу в храм — не знал. А когда нашёл книгу — она стала для меня находкой. У меня было много фобий, к примеру дисморфофобия, и эта книга помогала мне успокоиться, не терзаться помыслами, давала радость. С этого момента я решил всеми усилиями идти к Богу, помогать людям, молиться за них. Это стало моим смыслом.
Далее я впервые начал общение с девушкой (через интернет). Она жила в другом городе, далеко от меня — в Сергиевом Посаде, мы были словно родственные души, общались и не могли наговориться. Она была создана словно для меня…
Через полгода общения я отправляюсь в Москву. В страшном волнении я предвкушаю встречу с ней. Честно говоря, я ожидал всего. Предполагал, что она окажется некрасивой или ещё чего. Я был готов ко всему — уже тогда я любил её всеми фибрами души, и ничто не в силах было это разрушить.
Но все мои тревожные мысли, все страхи, опасения — всё ушло в один миг при виде этой необычайно красивой девушки — я никогда раньше такой не видел. Тот день стал лучшим в моей жизни — мы гуляли по снежному городу, я согревал её холодные руки, а потом она проводила меня до железнодорожной станции на электричку до Москвы.
Я приехал домой и… потерял голову. С этого момента эта девушка напрочь поселилась у меня в голове и не желала оттуда выходить, что бы я не делал. К тому же, у меня поселился некий страх, что я её потеряю, что она перестанет мне писать, что я перестану быть ей нужен. Те полгода я провёл вот в таких вот терзаниях, но поездка в Сергиев Посад (теперь уже летом) снова отсекла все тревожные мысли и при этом дала мне новую порцию адреналина. Эта встреча была ничем не хуже, чем первая. А девушка казалась ещё красивее, чем раньше.
Следующее время дома я провёл в душевных терзаниях. Мне казалось, девушка начала от меня отдаляться: всё реже и реже стал получать её сообщения, всё труднее и труднее мне было терпеть время без её смс. На этом фоне я снова забросил учёбу (а восстановился я к тому моменту на третий курс, на заочку).
Я так беспокоился за неё (а у неё были большие проблемы с родителями, со здоровьем, с непонимающими её другими людьми (прямо как у меня)), что не мог есть, спать, жить. Но я старался всё терпеть и теперь уже сам приглашал её в гости, чтобы она отдохнула. К моему удивлению, она пообещала приехать.
Учёбу я забросил окончательно, мысли вихрем носились в голове, я превратился в одно страдание и не мог терпеть ни отсутствие (а ближе к зиме вестей от неё всё меньше и реже), ни начинающих меня мучить подозрений, что у неё появился кто-то важнее. Всё это потихонечку переставало быть сказкой, сладкой пылью, дурманящей меня. Как сильны были мои чувства радости, счастья при первой встрече с ней, точно такой же спектр чувств я испытывал сейчас, только в обратном направлении.
На пике этого состояния я соглашаюсь на предложение друга пойти на стадион на один из футбольных матчей фк «Ростова». C другом оказывается девушка, и она буквально сияет своей красотой, а ещё у неё такие зелёные глаза… Измождённый страданиями, исступленный одиночеством, в маршрутке по дороге домой я не выдерживаю и касаюсь её нежных рук:
— руки… — произношу я вслух, а потом, не давая себе отчёта, предлагаю ей погадать, не контролируя своих действий.
— ты хиромант? — отзывается девушка и смотрит мне прямо в глаза. Волна самых нежных чувств охватила меня. Боже! И это на глазах моего друга, пригласившего эту девушку и меня на футбол! Как мне должно быть стыдно! Но мне это нужно в данный момент, сейчас… это прикосновение рук… иначе не выдержу страданий.
По иронии судьбы эта девушка живёт совсем недалеко от меня, 8 минут ходьбы. Друг выходит на своей остановке, а я провожаю девушку до дома, находясь под цунами чувств и впечатлений.
Дома я страдаю, понимая, что не могу написать этой девушке, как бы сильно этого не хотел, ведь у меня есть Мэй, и она обещала приехать. А вот уже и зима, вот уже скоро Рождественские каникулы, на которых она должна приехать. Только почему она не пишет?
Девушка всё-таки написала. Написала тогда, когда я был уверен, что я не тот, единственный важный для неё человек, которым я думал являться…
Сказала, что должна мне что-то рассказать, чего я не знаю, но она должна.
Когда она приехала, я уже внутренне разочаровался в ней и на самом деле не хотел её приезда, но с другой стороны я так распереживался в последнее время — боялся за неё, что с ней что-то могло случиться; что присутствие её в доме дало мне наконец долгожданный покой, несмотря на некую холодность внутри.
Маша побыла у меня неделю — мы ходили на хоккей, на концерт группы «Сплин», которые по счастливой случайности давали концерт в Ростове (её любимая группа). Для меня самое главное было — ощущение того, что она рядом, а всё остальное было неважно. Я уже понимал тогда — нам не суждено было быть вместе, но для чего-то мы были нужны друг другу. Может что-то понять? Так или иначе что-то неведомое, невысказанное стояло между нами, блокирующее нас, не дававшее прежним чувствам выйти наружу… Это что-то показалось на заброшенном стадионе в один из холодних зимних вечеров, когда мы, пробравшись через рощу, очутились на пустом заброшенном стадионе: одни на трибуне, без никого, слегка освещаемые прожектором.
Шёл снег, и мы сидели молча — в тишине, пока я вдруг не заметил, что лицо Мэй орошено слезами. Они лились потоком из её прекрасных глаз, и, казалось, этому не было конца…
Это была её исповедь. Слёзы покаяния падали на металлический пол трибуны в то время, как снежинки в красивом незабываемом танце кружились вокруг нас. Она поведала, что любит девушек… с мальчиками она тоже пыталась, но… никак. Она долго плакала, не могла сдержаться, сказала, что и сама не ожидала такого взрыва чувств, а я просто молча обнял её и ощущал себя батюшкой, принимавшим исповедь. Сказать, что бы я что-то почувствовал в этот момент? Отнюдь, все мои чувства ушли ещё раньше вместе с разочарованием от догадок ещё до того, как девушка приехала в Ростов, и теперь я был словно каменное изваяние — без души, чувств, какой-либо эмпатии… Да и как я мог что-то почувствовать, понять, если до этого у меня ни разу не было каких-либо отношений с девушками?
Вечер подходил к концу, а мной овладело непонятное, смешанное чувство. Я не знал, как принять сказанное, я не знал, как к этому относиться… здесь было что-то другое, высшее, а я мог только всё испортить. Но я не мог не высказаться. Поэтому (уже дома), когда я, собравшись с духом, открыл рот, слова неудержимым потоком двинулись оттуда; всё накопившееся, всё доселе лежавшее на душе вырвалось наружу. Конечно, это была какая-то ерунда, детский лепет наивного мальчика, до конца пытавшегося сохранить надежду в любых условиях.
Оставшийся день её приезда мы провели в некоторой тишине, слова были просто уже не нужны. Всё, что мы должны были сказать друг другу — сказали, остальное не имело значение… для меня самым главным было то, чтоб она следовала тому Пути, который есть у каждого из нас, чтобы не теряла его. Я бы назвал его «путь к вечности» что ли.
На прощание в аэропорту мы обнялись и последний раз посмотрели в глазах друг другу. Какое-то обоюдное понимание промелькнуло в наших взглядах, и когда я ехал, слегка потерянный, обратно домой, чувствовал и какое-то огромное опустошение в душе, и одновременно некое удовлетворение от сделанного дела…
Та неделя была самой тяжелой в моей жизни.
С той поры прошло уже некоторое время, мы больше не виделись с Мэй, а переписка окончательно заглохла. Душевная пустота преследует меня, и часто, ночами, когда я долго не могу заснуть — образы девушки появляются передо мной, а её грустные зелёные глаза словно зовут куда-то…
Моя жизнь остановилась…
Вообще, на этом история не закончилась на самом деле, но если бы я продолжил писать — то не уместил бы здесь всё, и решил, что пускай первый опыт спустя долгой продолжительной паузы будет таким.