Нечистая сила.

Все вы знаете где у нас за домами гаражи стоят? Нет, не металлические. Эти в другой стороне. Там ещё дорога между ними проложена. Вдоль неё, справа и слева косо-криво выложенные из кирпича гаражи. А сверху плиты, покрытые рубероидом. Да, они. Вот, это было в субботу, под вечер. В тот день Михайлович наловил много рыбы. Я шёл со своего гаража, прохожу мимо, а он в багажнике копается. Дай, думаю, гляну. Заглянул, а у него рыбы пол багажника. Гад, ещё ворота прикрыл, чтобы никто не увидел.

— Ничего себе! Здорово!

— Здравствуй! – Михайлович протёр свою руку тряпкой, быстро пожал мою и стал снова копошиться с рыбой, перекладывая её в сетки, не обращая на меня никакого внимания.

— Михалыч, тебя закон о пяти килограммах не касается? — в шутку спросил я.

— «Закон о колосках»? Так они и создают такие законы, чтобы никто их не исполнял. Мы тут добрую тысячу лет рыбу ловим. Никак не переловим. Чем только не ловили, и острогой, и бреднем, и сетями. И всё нипочём этой рыбе. Куда только не продавали её. Государство пришло, большую химию да сливы канализационные понастроило, вот и исчезла рыба. А рыбаки им виноваты, денег с нас гребут. По судам таскают.

— А на что ловил?

— Что было, на то и ловил. Ты рыбнадзор что ли?

Хотел было спросить ещё где ловил, пришлось промолчать. Михайлович был не в духе.

— У тебя и щучка, жерех, подлещик, сорожка, густёрка.

— Ты иди, иди куда шёл.

Да больно надо. Я уже чуть было отошёл, но тут навстречу попался Шовкат. Мы поздоровались. Михайлович выглянул из полуоткрытых ворот и позвал к себе Шовката. – «Подожди меня, мне с тобой поговорить надо. Перевезти кое-какие вещи», — сказал Шовкат, и подошёл к Михайловичу. Тот сунул ему сетку с рыбой, Шовкат взглянул во внутрь и сказал, с него магарыч. Михайлович долго отнекивался, и тогда Шовкат предложил всем посидеть у него в гараже. Михайлович глянул на меня, но согласился. Шовкат отдал мне ключи от своего гаража и попросил открыть. Сам он сходит домой, отнесёт щучку с остальной рыбой. Михайлович кому-то звонил.

Гараж у Шовката был ладный. Во-первых, Шовкат во времена дефицита, когда строился гараж, достал дополнительные кирпичи к тем, которое отпускали на постройку гаража. И гараж у него получился длиннее, чем у всех, метра на полтора. Перед машиной оставалось много свободного пространства. Во-вторых, в самом гараже было всё опрятно. Все полки были закрыты или занавесками, или дверцами. Единственное, что оставалось открытым, это станочки. Он их стащил с завода, когда тот закрывался в девяностые. Миниатюрный сверлильный станок из ГДР. Отечественный точильный станок и тиски. Я нашёл раскладной стол и стулья. Раскрыл и поставил их на пол. Тем временем Михайлович перегрузил рыбу к сыну в автомобиль, и они уехали.

Через некоторое время Михайлович вернулся с тяжёлой сеткой. Из неё он выложил на столик водку, колбасу, сыр, хлеб, консервы. На пол поставил пиво. Мне стало неудобно, и я тоже сгонял к себе в гараж, принёс армянского коньяка.

— Ты сейчас где работаешь? – Михайлович придвинул ко мне консервы с «открывашкой», а сам стал нарезать колбасу и хлеб.

— На «Газели». Продукты развожу. Будто ты не в курсе. В двенадцать уже заканчиваю. Правда с шести начинаю.

— Хорошая работа.

И тут в гараж зашли Шовкат с Супониным. Они тоже пришли не с пустыми руками. Супонин мужик богатый, гараж купил недавно. Между нами и им существовала невидимая преграда вплоть до одного события. Как-то Супонин мчался по трассе, на одном из т-образных перекрёстков в левом ряду стояли две машины и уныло мигали «поворотниками». Им надо было повернуть налево. Это были водовозка и фура. Трасса была перегружена и их никто не пропускал. Супонин уже сделал все свои дела, возвращался обратно, фура и ЗИЛок с водой продолжали стоять. И тогда он развернулся, почти проехал этот перекрёсток и стал преграждать встречное движение. ДПСники, стоявшие напротив, увидев такое нахальство стали следить за тем, что будет происходить дальше. Супонин вылез из машины, подтянул свои шорты, поправил майку, и стал махать грузовикам, чтобы они начали пересекать перекрёсток. Один из водителей, которых Супонин остановил, отчаянно ругался, сигналил и матерился. Конечно, Супонин нарушил все мыслимые и немыслимые правила дорожного движение. За это его можно было один раз расстрелять, три раза осудить, пять раз лишить и послать на пересдачу прав, десять раз оштрафовать. Когда грузовики покинули перекрёсток, Супонин развернул свою машину и начал движение. ДПСники никакого внимания на него не обратили, пропустили мимо, их жертвой пал недовольный водитель, ругавший Супонина. Они остановили его и стали тщательно проверять документы. Кто-то узнал про это дело и Супонин стал пользоваться у нас уважением.

Шовкат закрыл ворота гаража, оставив открытой дверь. Включил освещение, и мы принялись за еду. Я, как самый молодой, разливал всем.

— Что это? – спросил Михайлович, разглядывая банку с тёмной пастой.

— Паштет из печени, намазывай на хлеб – ответил ему Шовкат, не успевая нарезать копчённую колбасу.

Стол ломился от яств. Всё было по-походному. Без лишних изысков. Из рыбы сайра в консервах, копчёная скумбрия, хе. Жирная селёдка развалилась как у себя дома, заняв довольно большое пространство на столе. Самодельный паштет из печени. Варёные яйца. Пара картофелин посыпанных укропчиком. Морковь по-корейски, чимча. Небольшой кусок «докторской» колбасы. Из копчёностей несколько видов колбаски, сыр. Нежное, мелко нарезанное сальцо таяло прямо на глазах, оставляя круг тёмного масляного пятна на газете, подложенной под неё. Прожилина из мяса, находящееся вверху, почти у самого края кусочков сала, вызывала у сидящих за столом изнывающий аппетит. Разнообразная зелень: редисочка, огурчики, помидорчики, лучок, укропчик, петрушка. Молодой чесночок с удовольствием тёрся по твёрдой и хрустящей корочке хлеба. В центре стола стояла консервная банка с солью. Шовкат ещё принёс в глубокой тарелке печёные на сковородке баклажаны, нарезанные кружочками и выложенные слоями с помидорчиками. Всё это было обильно полито маслом и посыпано зеленью. Хлеб. На столе стояла пара бутылок водки, бутылки вспотели после холодильника. С них стекала ручейками вода как слеза. Баклажки с пивом пришлось разместить на полу, при каждом открывании они недовольно шипели. Аромат от колбасы заставил нас налечь на еду. Супонин ел сальцо и грыз зелёный лук. Странно, но иногда еда намного вкуснее на таком перекусе, чем дома, правда?

На улице пошёл дождь. Немного насытившись едой и выпивкой все начали оживлённо беседовать.

— Михалыч! – у Шовката уже заблестели глаза, и он предался воспоминаниям. – Помнишь, как раньше было хорошо? Мастер говорит — в субботу выйдешь? А что мне за это будет? Получишь двадцать пять рублей и отгул.

— Угу, — буркнул Михайлович, разрезал огурчик на две половинки, сделал на них крест накрест бороздки. Посолил обе половинки, потёр друг о друга и начал жевать.

— А сколько это? Двадцать пять рублей? – спросил я.

— Огромные деньги по тем временам.

— А отгул?

— Отгул, это один день на работу не выйдешь, а тебе его засчитают как рабочий день.

— Хорошо вы тогда жили!

— Не как сейчас, от получки до получки.

— А дефицит?

Шовкат поёрзал на стульчике.

— Сплошной дефицит был только при Горбачёве. При Брежневе что-то было, чего-то нет. Но, всегда можно было достать. Если женские сапоги были английскими, то они действительно английские. Мужская обувь, как правило, югославского производства. Парфюмерия высочайшего класса из Франции, Польши и наша. Супруга обожала, покупала из под полЫ. Магнитофоны, диски, кассеты из Японии, США, ФРГ. Да что там говорить! Половина Европы работала на Советский Союз. Поэтому, в то время все европейцы жирком и обросли. Не как щас, заметно отощали сидя на своих же санкциях. Размеры дефицита зависели от местного руководства. Да и сейчас тоже самое, хоть дефицита и нет. Есть промышленность или нет, от губернатора зависит. Если просто штаны в своём кресле протирает, на откатах сидит, то и область никудышная. Помнишь, Михалыч как мы с тобой в командировку в Татарстан ездили? У нас пиво днём с огнём не найдёшь, а там на каждом углу было в свободной продаже.

Михайлович произнёс своё привычное «угу», схватил колбаски с хлебом, добавил туда копчённого сыра и начал жевать. Мимо проехала машина.

— Кто там проехал? – поинтересовался Супонин.

— Кажись Иваныч – я постарался выглянуть на улицу. Дождь не прекращался, стало темнеть.

Иванович всю свою сознательную жизнь просидел в тюрьме. За что? Никто толком не знал, сидел и всё тут. Он никогда не рассказывал, был молчалив. Никогда не выражался матом. У него было только два ругательных слова – дурак и сволочь. Машина Николая Ивановича потрёпанная, но всегда на ходу и чистая.

— У тебя как бизнес? – спросил Шовкат Супонина.

— Да никак. Закрываю свои магазины. Я люблю сетевую торговлю. Но, сейчас в каждом селе по три больших строят. Плюс на всех дорогах, на выезде из города, по гипермаркету стоит. Не могу выжить, закрываю свои один за одним. Нет покупателя. То есть он есть, но мало. Не окупается — ЖКХ, зарплата продавщицам, налоги пожирают весь доход.

— А что думаешь делать?

— Что тут думать? Пойду водителем работать.

Мимо двери кто-то прошёл.

— Иванович, может быть позовём? – я решил узнать мнение у других.

Михайлович отвернул свою голову от меня.

— Кто его знает, что он может натворить по пьянке?

— Давайте, пригласим к столу, неудобно – высказал своё мнение Супонин.

Шовкат привстал, выглянул за дверь и как хозяин пригласил Николая Ивановича.

— Садись. Давай. А то мы тут уже и поели, и попили.

Шовкат пододвинул еду, налил в стаканчик.

— Давай, давай. Не стесняйся. Бери, кушай всё. Ты откуда?

— На дачу мотался.

— Николай Иванович, ты сейчас работаешь? – я отвалился от стола.

— Штучный паркет делаю.

— Он давно не в моде.

— Кому как. Сам изготавливаю небольших размеров. Выкладываю картины на полу.

— Надо же, как интересно.

В наш разговор влез Михайлович.

— А на зоне кем был?

— Человеком. И не только был, но и остался им. А тебе какое дело до этого?

— Че-ло-ве-ком – презрительно произнёс Михайлович – Да там или свои заклюют или администрация замордует.

И тут оживился Супонин.

— Слушай, Николай Иванович. Ты, наверное, и всяким карточным фокусам там научился? Покажи.

Шовкат достал и бросил колоду карт на стол. Николай Иванович из вежливости решил показать один фокус с картами.

— Возьми, — сказал Николай Иванович передал колоду Супонину, — Перетасуй колоду, оставь её у себя, а три верхние карты отдай мне.

Супонин перетасовал колоду, бросил её возле себя, а три карты отдал Ивановичу. Николай Иванович показал Супонину последнюю карту из трёх и сказал, запомнил? Мы все с интересом посмотрели на карту. Николай Иванович сложил, не тасуя и положил эти три карты на стол. Верхнюю указательным пальцем сдвинул вправо, среднюю влево.

— Угадай, какая из них твоя.

Супонин ткнул пальцем в лежащую по середине карту.

— Поднимай.

Супонин поднял, карта оказалась не его.

— Давай ещё раз.

Супонин перемешал колоду и отдал три верхние карты. Николай Иванович сложил их вместе, и показал последнюю. Супонин кивнул, в знак того, что он запомнил. Николай Иванович положил карты на стол. Верхнюю сдвинул подальше вправо, среднюю оставил по середине.

— Ну?

Супонин указал на самую левую карту.

— Поднимай.

Супонин поднял, опять оказалась не она.

— А можно я возьму другую?

— Бери.

Супонин посмотрел на карту, опять не та.

— Как ты это делаешь?

— Вот так. Бери уже и третью.

Супонин поднял третью, но и эта карта оказалась не та.

— Ничего себе, а где же та карта, которую я загадывал?

— Эта карта у него в правом кармане, — Михайлович знал, что говорил.

— Верно – Николай Иванович достал загаданную карту у себя из кармана.

— Как это ты делаешь? Ты же не прикасался к колоде? Откуда у тебя дополнительные карты?

— Он сразу смахнул из колоды одну карту себе в карман. А потом только подменял её. Выставляя наверх, а нижнюю, загаданную, прятал в карман. Ничего тут удивительного нет. – Михайлович криво усмехнулся.

Николай Иванович положил карты на колоду и стал её тасовать.

— Жизнь заставляет. Особенно когда у тебя телефон с симкой, а администрация пытается угадать где он, как ты. Мало того, у неё ещё стукачи, играющие против тебя. И срок добавят, и связи на волю лишишься.

— И как ты стукачей определял?

— Когда они начинали что-то искать по запросу администрации, всё менялось едва уловимыми движениями. И вроде бы всё как всегда, и в тоже время появлялась излишняя суета. Нервозность росла между нами. Начинались лишние претензии друг к другу. Но, это ладно. Вот, однажды, в нашем блоке отношения между нами достигли максимального напряжения. Постоянно происходили склоки и свары. Драки начали заканчиваться убийствами. Администрация недоумённо колотила нас дубинами. Они искренне не могли понять, что происходит. Ко мне подсел один из стукачей, мы давно знали кто он, и завёл такую речь – руководство зоны обратилось ко мне через него, разобраться, что происходит. Просили срочно, без имён, обрисовать картину, им надо быстро загасить тревожную обстановку на зоне.

Николай Иванович медленно потягивал пиво.

— И ты нашёл того, кто баламутил зону?

— Нашёл.

— И кто это был?

— Сам чёрт.

— Ну ты даёшь!

— Иваныч! Хорош на себя грех брать, объявлять кого-то чёртом – Супонин расплылся в улыбке.

— Грех на душу брать, это молчать, зная, что чёрт баламутит всю зону. Сколько душ он загубит.

Михайлович фыркнул в ответ. Шовкат с подозрением начал смотреть на Николая Ивановича. Мне показалось, пора было завязывать с этой вечеринкой, ни к чему хорошему она не приведёт.

— Алё. Жду, когда дождь закончится. Как нет? А у нас тут льёт как из ведра. Я тебе отвечаю! На послушай! Слышала? Голоса? Я не один, со мной тут Михалыч, Супонин, Шовкат, Николай Иванович. Да не пьём мы ничего кроме пива! Мы уже закончили, базарим, ждём, когда дождь закончится. Хорошо, хорошо, через пятнадцать – двадцать минут буду! Закрываю и иду, всё? Прямо сейчас. Давай.

— Сиделец! У тебя от долгой отсидки крыша съехала! – слово «сиделец» Михайлович произнёс презрительно.

Михайлович мужик прямой и здоровый, рубил правду матку направо и налево. Все про это знали. Никто не хотел нарастающего конфликта, всё так хорошо прошло и на тебе. Между нами и Николаем Ивановичем возникла неприязнь.

— Давайте собираться – Шовкат начал складывать пустую тару в сетку.

— Слышь, Иваныч! Может ты там и был в авторитете, но здесь другая жизнь. Тебе не следует смешивать понятия, что было там, и как живут здесь. – Супонин разочарованно смотрел, Шовкат начал всё убирать, стал помогать ему.

— Там всё, как и здесь. Редко, кто из одной масти попадает в другую. Если только на воле не маскировался в другой личине.

— Пусть расскажет нам про того чёрта и пойдём – примирительно сказал я.

— Нет смысла рассказывать про него, если чёрт завёлся и здесь, в гаражах. Правда другой.

Мы все застыли в оцепенении. Шовкат крякнул от этой новости.

— Обоснуй нам свои слова. Тебя за язык никто не тянул. – Супонин пристально посмотрел на Николая Ивановича. – Сможешь ответить по делу? Или останешься болтуном.

— Да я бы молчал, только чёрт уже успел дел наворотить. Сначала я не обратил никакого внимания. В наших гаражах накопилось столько непонятного и не объяснимого, пришлось мне всё перепроверять.

— Например? – спросил Шовкат.

— Давайте по порядку. Смотрите сами, в первом, во втором и в четвёртом гаражах произошли трагические события, начиная с этой весны. В двоих гаражах разбились насмерть семьями. Во втором утонул на рыбалке.

— А третий почему пропустил?

— Там машины нет.

— Ах, да!

— Шестой, сбила машина. Седьмой сгорел, хорошо огонь не успел на другие гаражи перекинуться. Девятый, умер неизвестно отчего. Десятый гараж, дочь выбросилась с крыши дома. Одиннадцатый, погиб в поножовщине, и так до семнадцатого.

— И что в этом такого? – Михайлович недоумённо посмотрел на Николая Ивановича.

— А то, не прошло и трёх месяцев, а уже сколько трагедий.

— Подожди, подожди – быстренько просчитав обстановку в уме, Супонин произнёс, — Ты хочешь сказать, по нумерации гаражей он уже подобрался к нам?

— Да. К вам, меня он обошёл стороной. Видимо, чтобы не привлекать к себе внимания.

— И кто он по-твоему, — попытался узнать Шовкат, разливая в рюмки водку.

— Я расспрашивал пострадавших, перед самой трагедией их посещали разные люди из наших гаражей.

— Вот видишь! А ты говоришь – чёрт! – Михайлович засмеялся.

— Это ровным счётом ничего не значит. Он принимает разные личины. Чёрт и сейчас среди нас сидит.

Мы в ужасе смотрели друг на друга. Или старик выжил из ума, или правда, сам чёрт сидит рядом с тобой. В это время в противоположенном гараже отчаянно завизжал то ли хряк, то ли свинья. Послышался грохот, хряк никак не мог выломать ворота. Супонин и Николай Иванович сидели у дверей, напротив друг друга. Супонин привстал, держа в руках рюмку с закуской, с ужасом посмотрел на происходящее и снова упал на стульчик. Я сидел за Супониным и Михайловичем, мне было не так страшно. А вот перед Шовкатом был только невозмутимо сидевший Николай Иванович. Так что, у Шовката отвисла челюсть. В метре сверкнула молния, гром бабахнул с такой силой, у нас уши заложило. Как только молния исчезла перед дверьми появилась погибшая в аварии жена Макара.

— Мальчики, во мне всё горит, я так стосковалась по этому делу. Никто не хочет составить мне компанию? А может быть каждый из вас хочет меня? Я совсем не против и даже наоборот, буду рада принять всех в себе.

Её нательное бельё промокло насквозь, все смотрели на прекрасное, пышущее любовью тело.

— Вон отсюда, нечистая! – очнувшись, мы замахали руками. Пытаясь избавиться от сладкого наваждения.

Она улыбнулась, вместо улыбки получился звериный оскал. Между частоколами верхних и нижних жёлтых зубов и клыков из её красной пасти то выскакивал, то прятался обратно раздвоенный змеиный язык. Голодным взглядом она жадно рассматривала нас. Из её рта пошла пена.

— Эх, никудышные нынче пошли мужики. Даму чувственно расслабить не способны — сказала она и исчезла. После неё остались только шипящие и лопающиеся пузырьки лужи пены на прилегающем к гаражу асфальте.

И тут возникла новая напасть. Плиты перекрытия гаража заходили ходуном, как половые доски. Как будто кто-то тяжёлый бегал и прыгал по ним. Штукатурка и кирпичи начали вываливаться из стен. Ворота дёргались наружу. Дверь хлопала, то закрываясь, то открываясь. Мы все стояли и смотрели на весь этот ужас, происходящий с нами.

— Так кто из нас чёрт?! – крикнул Шовкат.

Николай Иванович, единственный кто остался сидеть, спокойно произнёс.

— Тот, кто угадал мои фокусы с картами.

— Да у тебя мозги совсем отшибло! Это же Михалыч!

— А ты позвони, позвони ему!

— Давай позвоню я – Шовкат вытащил телефон.

— Ну и что? А я подниму трубку. Зачем звонить, если я здесь?

— Звони. – настаивал Николай Иванович.

Телефон у Михайловича не звенел, зато в трубке послышался недовольный голос.

— Алё.

— Михалыч, это ты?

— Ну, я! Я! Шовкат, ты чо звонишь? Я уже сплю! Не захотел возвращаться, устал после рыбалки. Не спал всю ночь.

Все посмотрели на Михайловича. Он стал превращаться в высокого, огромного чёрта. В поисках стола я видел лопату, лежащую на полке в гараже у Шовката. Сейчас же, вспомнив о ней, схватил эту лопату и с размаху ребром ударил по шее чёрта. Он был занят схваткой с остальными и не обратил на меня внимания. Тогда я ещё раз ударил лопатой. Чёрт пнул стол от себя и выскочил наружу. Шовкат раздал инструмент. Мне достался топор, Супонину кувалдочка. Николай Иванович держал в руке нож.

— Идрическая сила.

— Нечистая сила.

— Вот это да!

Мы стояли у дверей гаража и ждали продолжения, но ничего не происходило.

— Пойдём, проверим – сказал мне Супонин.

— Пошли.

Мы вышли с нашим инструментом. Прошли буквально двадцать шагов, никакого дождя дальше не было.

— Давай, отдадим Шовкату его инструмент, скажем, всё чисто и пойдём домой.

Мы так и сделали.

Наш путь уже почти заканчивался, осталось немного пройти по дорожке, перейти улицу, и мы возле наших домов. Внезапно, сзади послышался такой гул топанья – дрожала земля. За нами бежал ужасный зверь. Его голова постоянно моталась как у болванчика. То, что у человека называется локтями и коленями, у его лап выступало выше тела, как у саранчи. Он сбивал парочки влюблённых, прогуливающихся по этой дорожке и мчался за нами.

— Давай срежем! – крикнул я и побежал налево. Супонин мчался за мной. Здесь, куда мы побежали, в центре находилась площадка. По её краям росли деревья. Днём на площадке играли в футбол мальчишки, а вечером собирались дамы с собаками. Они спускали собак с поводков, собаки сбивались в стаю и начинали рыскать по округе. Дамы же становились в кружок и мило беседовали о жизни, иногда прохаживаясь для собственного удовольствия.

Мы бежали по этой площадке. Стая собак сначала рванула за нами, а потом накинулась на страшного, неимоверно сильного зверя. Большие псы вцепились в него, мелкие бешено лаяли и бегали вокруг.

Перебежали дорогу и встали на тротуар, отдышаться. Забор детского сада остановил нас. Оглянулись назад, на площадке началась свара. Чудовищного вида зверь отчаянно грызся с собаками. Дамы, защищая своих псов — били по нему всем, что у них было под рукой. Пинали не жалея модных и дорогих туфелек и кроссовок. Конечно, собак он бы сразу же порвал. Но, ввязавшись в драку ещё и с дамами, он себя переоценил. Не рассчитал свои силы, с поправкой на женскую способность отчаянно защищать своё добро. В этой ситуации будет бит каждый, пусть даже это сам Дьявол. Вечер у него явно не задался. Со временем зверь притомился и перешёл к обороне, стал поскуливать. Не удивлюсь, если завтра какая-нибудь из дам выведет его сюда на поводке и в наморднике. Мы быстро пошли вперёд.

— Ну, что? Пойдём Николай Иванович, я завтра приберу оставшееся.

Шовкат долго спорил с Ивановичем, пока тот не сдался, пошёл провожать его до подъезда.

Рано утром, первый спускающийся на работу, обнаружил Николая Ивановича мёртвым в подъезде на первом этаже. По утверждению врачей никакой насильственной смерти не было. Острая сердечная недостаточность. Только мы в это верим с трудом. После этого случая чёрт исчез из наших гаражей. Вот такой светлый человек проживал среди нас, а мы и не ведали. С тех пор на Михайловича мы поглядываем с опаской. Чёрт его знает, вдруг это опять не он?

© Copyright: Николай Мокров, 2019
Свидетельство о публикации №219102101481