Дело покойного мистера Элвишема

Жизнь — удивительная штука. Как билет в один конец с неизвестным маршрутом. У каждого свой — уникальный и неповторимый. Заранее не узнать ни времени отправления, ни маршрута следования, ни конечной точки, ни времени прибытия. Зато посадочное место строго определено и регламентировано. Вы когда-нибудь думали об этом? Я — постоянно.

Мы все — маленькие паззлы многомиллиардной мозаики, шестерни, приводящие в движение необъятную громадину, в которой и для которой живем. Каждый на своём месте, у каждого — своя роль и назначение.
Это театр, где все роли уже распределены и розданы. Каждый — главный герой собственной постановки и одновременно актёр второго плана в общей массе. Система устроена так, что каждый должен что то делать для её жизнеобеспечения. Кто-то строит, кто-то лечит, кто-то чинит, кто-то убирает… Так до бесконечности. Каждый сам для себя и одновременно для всех. Гениально, не правда ли?
Таким звеном был и я. Как я сам позиционировал себя — представитель сферы утилизации. Владелец похоронного бюро. Я играл свою роль в тишине и звенящем безмолвии. Мои зрители были на редкость покорны и молчаливы. Прекрасные слушатели. Вы, должно быть, сочтёте меня сумасшедшим, но увы, я не был таковым. Я всего лишь любил свою работу и отдавался ей полностью, вкладывал в неё всю душу.

Смерть это тоже одна из стадий жизни. Последняя, роковая. Та самая конечная остановка, до которой нас неумолимо мчит скорый экспресс жизни. Её не стоит бояться — страх против неё бессилен, её нужно уважать. Уважать и принимать. Принимать безоговорочно и безропотно. Она глуха к мольбам, просьбам, скупа на чувства и понимание. Эта гостья обычно внезапна, нежданна и является без приглашения. Однако ее бесцеремонность и величие нельзя не заметить и не почитать. Ее господство неоспоримо. Она учит ценить и любить жизнь. Безжалостно, резко, жёстко и навсегда. И этот урок невозможно не усвоить. Смерть особенна. Торжественный прощальный ритуал, наполняющий все вокруг особой атмосферой. Траур. Он диктует свои правила игры — облачает не только наши тела, но и мысли в чёрное, вытаскивает наружу все — боль, сострадание, жалость, слабость — все то, что обычно надёжно спрятано глубоко внутри, подальше от чужих глаз и собственного спокойствия. Все меняется вокруг, когда он укрывает нас своим чёрным покрывалом.

А я был его помощником. А как ещё назвать того, кто готовит тела к похоронам…
Я был создателем того образа, в котором мои клиенты являлись своим родным. Темным Творцом, как я сам себя иногда называл в шутку. Но, несмотря на всю странность и особенность сего дела, мне оно нравилось. Нравилось настолько, что доходило даже до крайности… Например, находясь где то в общественном месте, среди людей, я часто ловил себя на мысли, что глядя на какого то человека начинал фантазировать о том, во что его можно одеть и как накрасить, попади он ко мне в руки… Однажды, по дороге домой на одной из станций метро в вагон зашёл лысый мужчина и сел прямо передо мной. Так близко, что я мог рассмотреть каждый сантиметр его гладко выбритой кожи, плотно покрывавшей крепкий ровный череп. Сам того не желая, я вдруг начал представлять процесс вскрытия такого материала. — Да тут понадобится крепкая ножовка — вдруг пронеслось в голове. На удивление эта внезапная мысль исчезла с той же быстротой, с которой и появилась. И я вновь повернулся к окну и стал рассматривать проносящиеся мимо стены подземки. Безумие? Возможно. Хотя чего ещё ждать от такого как я. Смерть была частью меня с самого начала. Так получилось, что я не знал ни отца, ни матери, жил среди кучи таких же сорванцов без роду и племени как и сам. Имя, данное мне государством, точнее работниками той багадельни, в которой я рос, меня не устраивало — слишком простое и скучное — Джон Смит — не про меня. Хотя чего ещё ждать от детского дома… Однажды, гуляя по кладбищу — да, вы не ошиблись, именно гуляя по кладбищу, я наткнулся на одну могилу. Там была похоронена супружеская пара, погибшая в автомобильной аварии — чета Хоффманн — Нора Джой и Энтони Кит.
— Красивые люди — подумал я, глядя на их надгробие — мне хотелось бы иметь таких маму и папу. Я стал фантазировать о том, какой бы была моя жизнь, да и сам я, будь они моими настоящими родителями. Стоял, смотрел и мечтал.
— Так что тебе мешает? — прозвучало в голове. И действительно, мне абсолютно ничего не мешало. С того самого дня я перестал быть Джоном Смитом. Энтони Джой Хоффман. Этот симбиоз имен, созданный мной в дар памяти и уважения тех, у кого я его одолжил, стал моим именем. Новым именем. Позже, при получении паспорта, я просто заполнил анкету, указав в ней нужные мне данные. Обожаю законы нашего штата. Все очень просто. Да здравствует новая личность! С этого все и началось — с займа на кладбище.

В колледже, дабы обеспечить себе существование, я стал подрабатывать в похоронном бюро мистера Элвишема. Это стало началом моей карьеры гробовщика. Сначала я был простым помощником — подай-принеси, потом мне стали доверять работу посерьёзнее — подготовка зала прощания с телом, организация самого траурного ритуала. Но это все были сущие мелочи. Когда уровень доверия мистера Элвишема ко мне достиг нужной точки, меня посвятили в святая святых данного ремесла — подготовка самого «виновника торжества» к его последней встрече.
— Ну что, сынок — хлопнув меня по плечу, вымолвил мистер Элвишем — Кажется, ты уже созрел для настоящего дела. — Давай ка за мной. Кивком поманив меня за собой, он развернулся и двинулся в сторону комнаты подготовки.
Я стоял, глядя на то, как он удаляется, не в состоянии поверить в то, что меня официально признали достойным.

За всю мою историю работы у мистера Элвишема я заходил в то помещение от силы пару — тройку раз, и то, в случае крайней необходимости. Никогда не забуду своего первого покойника. Ричард Алан Франс — солидный, рослый, богатый старикан, родственники которого попросили организовать ему нечто «особенное», дабы впечатлить покойного напоследок перед отправкой по всем известному, но крайне нежеланному маршруту. Помню, как зайдя в комнату, почувствовал лёгкий, но достаточно едкий запах формальдегида, спирта и косметического грима, попеременно сменяющих друг друга и одновременно сливающихся в единое целое, несущее в себе атмосферу траура и горечи. Как ни странно, но я не чувствовал ни страха, ни скованности, ни сострадания. Ровным счётом ничего. Я будто был в привычной обстановке — ничего необычного, просто работа. Я подошёл к столу, на котором лежало тело покойного — обездвиженное, беззащитное, обнажённое, жалкое. Увы, но с достоинством можно лишь жить. С ним нельзя умереть. Смерть ставит на колени каждого. Безжалостно и беспощадно. Она унижает, развенчивает, обезличивает, уравнивает. Всех без исключения. Таким предо мной предстал и мистер Франс — богатый и известный при жизни, и абсолютно никому не нужный после неё. Помню как мистер Элвишем с удивительной ловкостью принялся, как он привык выражаться, — наводить лоск. Сперва мы приступили к нанесению посмертного макияжа.
— Запомни, грим — первостепенен. Так ты не запачкаешь одеяние.

Помню как мистер Элвишем придвинул к «разделочному столу» (так он игриво называл место подготовки и обработки тела) небольшой столик на колёсиках заставленный множеством флаконов, коробочек и тюбиков.
— Я называю это Косметичка Трупа — усмехнувшись проговорил он, придвигая столик ближе ко мне и тем самым приглашая меня подойти поближе и посмотреть. — Тебе следует внимательно все тут изучить, скоро этот набор станет твоей главной палитрой творца — сказал внимательно глядя на меня мистер Элвишем. — Нужно как следует разобраться во всем и ничего не перепутать, чтобы ты испытывал гордость за проделанную тобой работу. Гордость, а не позорное разочарование, понимаешь меня?

— Конечно, мистер Элвишем — протороторил я, заметив, как взволнован старик. В ту минуту мне стало безумно жаль его. Этим широким жестом он не просто приоткрыл мне дверь в его мир, он готовил меня к прощанию. Прощанию с самим собой, к своей смерти…
— Вы же меня научите? — вымолвил я, дабы чем то заполнить повисшую молчаливую паузу. Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
— Всему научу. Не беспокойся.
— Ну тогда не страшно. С таким учителем меня ждёт блестящее будущее — постарался ободрить я его. Он посмотрел на меня пристально, но ничего не ответил.
— Сперва тон. В первую очередь нужно придать цвет лицу и области шеи, которая будет виднеться из- под воротника рубашки. Смотри, кожа на лице и шее покойного желтовато- синего цвета с ярко выраженным чёрными кругами под глазами. А это значит что..? — повернувшись ко мне проговорил мистер Элвишем.
— Нужно придать лицу свежесть и скрыть посмертные явления на коже — выдал я.
— Молодец, сынок — воодушевился старик и вытащил из «косметички трупа» небольшую коробку. — Всегда начинай с этого ящика. Я храню в нем тональные крема и корректирующие средства. Мистер Элвишем открыл коробку, и, моему взору предстало непомерное множество различных флакончиков с телесной субстанцией разных оттенков — от самого светлого, почти белого, до темно-коричневого.
— Теперь смотри на волосы и брови. Извлекая из кармана халата фото покойного при жизни, мистер Элвишем протянул её мне. – Взгляни — ка, от природы наш клиент был жгучим брюнетом со смуглой кожей. Конечно же годы берут свое и время его не пощадило, щедро одарив сединой, но все же мы будем стремиться к природной естественности — берём оттенки тёплых тонов и один светлый, дабы придать нашей смеси естественный цвет. С этими словами мистер Элвишем вытащил из коробки три
флакона и поочерёдно выдавил небольшое количество состава из каждого себе на тыльную сторону ладони, и принялся смешивать все это, пока состав не приобрёл однородные цвет и текстуру. – Нужно быть крейне аккуратным и внимательным при выборе основного цвета. Оплошность может превратить труп в пугало с нелепым бежевым пятном вместо лица. – Я понимающе кивнул. А в голове в то же время пронеслось: «Поди-ка научись мешать эти краски с первого раза. Доведись мне штукатурить труп в одиночку – сам подберу нужный цвет и определюсь с системой смешивания.
— С этим покончено — заявил старик. — Теперь смотри внимательно. Вытащив из той же коробки косметический спонж, мистер Элвишем принялся за дело — аккуратно обмакивая край губки в смесь тональных средств, он быстрыми и ловкими движениями кисти руки принялся наносить её на лицо покойного. На глазах кожные покровы трупа наполнялись ушедшей из них жизненной свежестью и теплотой. С каждым нажатием черные круги постепенно пропадали. Пока вовсе не исчезли.

— Делать это нужно аккуратно и в то же время добротно — повернулся ко мне мистер Элвишем — нам не нужен эффект штукатурки на лице, но и в то же время нужно стереть след смерти. Это настоящая ювелирная работа. Я лишь с пониманием кивнул и продолжал смотреть.
— Ты все время будешь стоять истуканом!? — вдруг спросил меня старик.
— Я… ээ…
— Я показал тебе, что к чему, дальше давай сам. С этими словами он сгреб остатки средства со своей руки и взяв меня за запястье, намазал мне на руку всю эту смесь. — Теперь ты художник, а я зритель и критик — хлопнув меня по плечу, произнёс старик. — Не тяни время, клиент стынет — задорно хохотнул дед.

Я взял из его руки спонж и подошёл к столу. Волнению не было предела. Впервые в жизни я получил доступ к этой работе и никак не мог облажаться в присутствии мастера. Аккуратно, в точности копируя каждый жест и движение мистера Элвишема, я продолжил гримировать покойного. Первые прикосновения показались мне жуткими. Несмотря на то, что передо мной лежало тело обычного человека, его состояние (состояние смерти) кардинально изменило все… Это было похоже на прикосновение к восковой фигуре или чему — то неестественно застывающему. Кожа лица, не имеющая под собой плотной жировой прослойки напоминала что — то вроде желе или маргарина, расходящегося в разные стороны при надавливании. Но деваться было некуда. Сантиметр за сантиметром я промакивал лицо покойного спонжем с тональным средством, наблюдая, как кожа принимает оттенок жизни.
— А где вы берете косметику для грима? — спросил я больше не в состоянии работать в напряжённом молчании — флаконы не похожи на те что продаются в местных магазинах с женской косметикой.
— Верно подмечено, юноша — отозвался старик. — Такого не найти в местных магазинах. Обычная бабская косметика ляжет на лицо цветастой кляксой. Я пробовал несколько средств, но эта дрянь никуда не годится. Я покупаю все в специализированных медицинских учреждениях, с которыми сотрудничаю много лет. Но об этом позже…
— Кажется, я закончил с лицом — сообщил я, немного отступая от стола.
— Недурно… Весьма недурно, молодой человек — похвалил меня мистер Элвишем. — Теперь шея. Смотри за мной.
С этими словами он упёрся в низ подбородка покойного и нажал так, чтобы голова, насколько это было возможно, была задрана вверх.
— Так ты открываешь взору следующую рабочую поверхность — пояснил мне мистер Элвишем — придерживай подбородок и продолжай гримировать шею. Я перехватил голову трупа и принялся за дело. Честно признаться, но штукатурить этот участок мне понравилось ещё меньше, ибо застывший кадык ощущался под пальцами даже сквозь спонж, словно кол, торчащий из горла, а процесс удержания головы в нужном тебе положении…… что-то за пределами понимания. В те самые минуты меня не покидало ощущение надругательства над трупом, осквернения человеческого тела, вверенного смертью нам в руки, беззащитного отныне. Когда с шеей было покончено, мистер Элвишем попросил отпустить подбородок и сам сровнял оба участка гримирования по нижней границе лица, во избежание каких — либо неровностей.
— Смотри, чтобы все всегда было единым целым. Ни в коем случае нельзя допустить перехода тона или ярко очерченной границы на подбородке.
— А разве кто-то будет заглядывать ему под бороду? – спросил я, недоумевая от этой педантичности.
— Будем считать, что ты ничего не говорил, а я ничего не слышал – только и ответил старик.
По моему телу вдруг пробежала волна бурных эмоций и чувств. Я вдруг понял, как мистер Элвишем любил и боготворил свое дело и как я в несколько слов оскорбил его бережное и преданное отношение к работе глупым, нелепым, неуместным вопросом. Обругав себя за допущенное неуважение, я мысленно прикусил язык и зарекся только слушать, и открывать рот исключительно в случае необходимости дать ответ. Мне было крайне стыдно. Но, к моему великому счастью, мистер Элвишем не стал заострять на этом внимание, а просто продолжил работу.
По завершении всей процедуры, он отступил на пару шагов от тела и критически оценил проделанное нами, потом подошел вплотную к столу и наклонился над трупом, внимательно рассматривая посмертный макияж со всех сторон.
— Недурно для первого раза. Ты действительно способный ученик — проговорил мистер Элвишем, глядя на меня. В его взгляде читались похвала и уважение.
— Я старался — только и вымолвил я.
— Ты подойди и сам посмотри – чуть жестче проговорил старик. – Ты должен научиться уметь отличать достойную работу от халтуры.
Я подошел и склонился к лицу покойного. Передо мной лежал пожилой человек, погрузившийся в глубокий сон. Субстанция, тщательно нанесенная на кожу, словно наполнила безжизненные холодные ткани былым теплом. Если не обращать внимание на синюшность кожи на всем остальном теле, кроме лица и отвратительный шрам от сшитой через край кожи при вскрытии в морге, наш клиент вполне мог сойти за спящего.
— Я всем доволен, мистер Элвишем. По мне, так грим идеален. Старик лишь подмигнул в ответ.
— Теперь губы – произнес он и вновь полез в свою «косметичку». Взяв со стола небольшую баночку, он открыл ее и протянул мне посмотреть – взору открылась розово-оранжевая мазь с приятным ванильным ароматом. – Мы выкрасили ему лицо в бежевый, стерев посмертную маску, но нужно еще расставить акценты. Как ты видишь, перед нами мужчина, а это значит, что нам не стоит думать о цвете и длине ресниц, цвете глаз и прочих тонкостях женского посмертного макияжа, но губы должны выглядеть иначе. Вернем их к жизни – скомандовал старик. С этими словами он засунул указательный палец правой руки в банку и круговым движением набрал на фалангу этой субстанции. – Как ты смеешь заметить, я не церемонюсь и не манерничаю. Все просто. Пальцем и всего делов – бодро проговорил мистер Элвишем. Легкими мазками он начал наносить это вещество на губы покойного.
По всей вероятности, субстанция из банки имела достаточно легкую, матовую текстуру, т.к. по мере распределения, губы нашего клиента приобретали естественный, живой цвет.
— Да вы кудесник – выдохнул я, восхищенный тем, как на моих глазах труп буквально оживал. — Он живой. Ей богу живой, без конца повторял я.
— Живительная сила мази из банки — хохотнул мистер Элвишем, которому показалось весьма занятным мое удивление. — Ну вот, кажется и все. Этот красавчик и после смерти хорош собой. Иногда на штукатурку одной только физиономии у меня уходит полведра всяких средств — выдал старик, игриво толкнув труп клиента. — Теперь дело за костюмом. Неси — ка его платье, холоп. Да побыстрее. Барин изволит одеться к рауту — вконец разошелся мистер Элвишем. В тот момент было очевидно, что он крайне доволен полученным результатом.

— Вот, что такое настоящая работа, а не халтура — эхом пронеслась в моей голове фраза самого мистера Элвишема, пока я шел в соседнюю комнату за одеждой, приготовленной и переданной нам родственниками покойного.
— Подайте же бальные тряпки — не унимался окаянный старик. Он веселился и шутил ровно до тех пор, пока в его руках не оказался сверток с костюмом, рубашкой и обувью нашего подопечного. Как только я передал ему вещи, и тени веселья не осталось на лице старика — он вновь был захвачен работой, сосредоточен на ней полностью.

— А как мы будем его одевать? — спросил я. — С гримом понятно — лицо, так сказать, снаружи и в прекрасной доступности, а вот натянуть костюм на застывшее тело…
— Все гораздо проще, сынок — приободрил меня мистер Элвишем. — Если в случае с лицом халтура под запретом, то тут это допускается. Смотри за мной.
С этими словами он вытащил из ящика секционного стола здоровенные ножницы и принялся разворачивать одежду для церемонии прощания. Первой в ход пошла рубашка — повернув изделие спинкой к себе мистер Элвишем легким движением руки разрезал ее надвое сзади. — Вот как то так. Не будем же мы мучить бедного пожилого человека таская его из стороны в сторону, выкручивая и сгибая в разных направлениях в попытках натянуть на него одеяние. Кощунство! Аналогичная процедура последовала и в отношении пиджака. — Все так делают — опередил мистер Элвишем все возможные вопросы, которые, по всей вероятности он прочитал на моем лице. Просто просовываешь руки, а края подтыкаешь за спину. И он лежит на них и никто ничего не замечает. Здесь главное, чтобы фасад был безупречен.
— Фасад — отозвалось в моей голове…
Мы просунули окоченелые руки покойного сначала в две части рубашки, потом в две части пиджака.

— А вот портки кромсать я не привык — вдруг выдал мистер Элвишем. — Тут эта халтура неуместна. — Ты сильнее меня, так что поднимай ноги, а я буду тянуть штаны вверх…
Распределив роли этого костюмерного шоу, мы рассредоточились по местам и начали действие. Признаться честно, если отбросить то обстоятельство, что все эти полупостыдные — полусмешные и нелепые манипуляции ты производишь в отношении трупа, со стороны весь наш акт, должно быть, выглядел забавно. У меня же от всего того, что мы вытворяли с усопшим сформировалось непреодолимое чувство собственного морального уродства и грехопадения. Мозг кричал мне: «Черт, так нельзя! Остановись! Прекрати это немедленно!», а руки продолжали… Когда все части вечернего туалета — целые и сегментированные, были на своих привычных местах, мы натянули на него носки, воткнули стопы покойного в туфли и переложили всю эту экибану в гроб — для выставки родственникам.

— Вот теперь все — выдохнул мистер Элвишем с чувством выполненного долга и удовлетворения. — Да не смотри ты так на меня, будто я только что надругался над тобой в жесткой форме — хохотнул старик и что было сил шлепнул меня по заднице.
— Знаете, после того, что я с вами тут выделывал, это (кивнув в сторону своей пятой точки) — сущие глупости — отозвался я с невозмутимым видом. Мистер Элвишем запрокинул голову назад и начал безутешно ржать во весь голос.
— Не переживай, сынок — проговорил он, пытаясь успокоиться — пройдет пару — тройку лет и для тебя тоже не останется ничего святого. Вот увидишь…

Я и подумать не смел тогда, что его слова в ту самую минуту звучали пророчеством…

С тех пор немало воды утекло. Я постиг все тонкости посмертного грима — женский, мужской, по цветотипу, по структуре кожи, эстетический, корректирующий, маскирующий, скульптурный, хирургический… Мистер Элвишем передал мне все свои знания, раскрыл все секреты, обучил всем тонкостям и хитростям своего ремесла. Через наше бюро, а главное наш костюмированный театр прошла не одна сотня мертвецов. Мы возвели в культ наш ритуал с переодеваниями. Наш дуэт был несравненен — унисон двух гениев и одновременно сольный юмористический концерт каждого шута в отдельности. Он вдохнул в меня новую жизнь — не простой личности, а истинного профессионала. И наконец… Оставил на меня свое дело… И этот мир.…

Поначалу мне было невыносимо без него. Так болезненна и горька была эта утрата. Я думал, что не смогу пережить все это. Несмотря на то, чем я занимался день ото дня и с чем была связана моя сфера деятельности, я не мог принять его смерть, не был готов попрощаться с ним навеки. Я отчетливо понимал, что девяностолетний старик не вечен, что смерть неизбежна, но не мог смириться с этим. Я сам мыл, гримировал, одевал его. Помню как долго сидел рядом с ним в прощальном зале и разговаривал, стараясь выложить как можно больше информации, абсолютно не осознавая того, что она ему уже безразлична. Помню, как вернувшись после похорон и войдя в пустое здание, еще совсем недавно принадлежавшее ему, впервые испытал истинный страх. Страх безысходности и необратимости. Я думал, что не смогу работать. Никогда больше не смогу. Он забрал все. Без него ничего не получится. Кто я без него… Без него я ничего не умею…

Но, к счастью, боль не вечна, как и все вокруг. Спустя время и, пройдя все возможные круги страданий и мучений, которые обязано пройти сознание каждого, кто утратил близкого, я вновь стал возвращаться к жизни. Медленно, но верно. Меня уже не тяготило одиночество, я вновь с головой окунулся в работу, жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Наше бюро процветало. Мистер Элвишем заработал достойную репутацию, я же в свою очередь приложил все усилия, чтобы не ударить в грязь лицом. Халтура, как говорится, недопустима! Я вновь завертелся в водовороте забот и бесконечной смене клиентов. Один, другой, третий… Каждый день я выдавал живым их нарядного покойного родственника. День за днем, год за годом.

Однажды ко мне привезли пожилого мужчину. Солидный джентельмен из обеспеченной семьи. Его родственники не скупились и заказали для покойного весь возможный спектр услуг, какие я только мог предоставить. Помню, как после всех переговоров и обсуждения всего, того, что бы они хотели получить «на выходе», я остался с ним один на один. Как только я заглянул ему в лицо, яркая вспышка воспоминаний озарила мое сознание событиями давно минувших дней, заставив окунуться в былое.
Он словно две капли воды был похож на моего первого клиента Ричарда Алана Франса, ставшего мне учебным пособием и проходным билетом в мир посмертного макияжа, щедро предоставленного мистером Элвишемом. Я словно вновь стал тем неопытным, ничего не умеющим и не знающим юнцом, робко смотрящим на мастера.
— Поразительное сходство — вырвалось у меня.
Я по привычке, и, следуя давно отлаженной и отработанной схеме действий, принялся проводить процедуру подготовки тела. Макияж, костюмирование (теперь это было шоу одного актера), вывоз в зал… Все как всегда.
— Ты был, прав, учитель — теперь это стало для меня рутиной — вполголоса произнес я, мысленно обращаясь к мистеру Элвишему.

— Пиджак поправь — послышалось тихо.
— А… ?- выдохнул я, не понимая и не осознавая явь ли это или просто мысли вслух, высказанные спонтанно.
— Поправь пиджак. Халтура — более отчетливо прозвучал знакомый до боли голос…
Я дернулся и повернулся вокруг себя в попытке понять что происходит. Мозг кричал: «Кто здесь!!!??», но тело не слушалось. Я утратил дар речи.
— А я думал, тебя уже ничем не удивить — вновь раздался голос. Я знал этот голос. Знал и помнил. Боготворил и обожал его. Но сейчас, в эту минуту даже подумать не мог, что такое возможно. Напуганный до безумия я плюхнулся на пол и уставился на гроб с телом.
И вдруг я увидел его. Моего мастера, моего учителя, моего старика. Возле гроба с тем мужиком стоял сам мистер Элвишем.
— Помогите!!! — что было силы завопил я. Однако, к моему великому огорчению, двинуться с места я так и не смог. Меня будто приклеили к полу. Я сидел, визжал и пялился на покойного старика, явившегося мне.
— Ты обезумел — констатировал дед. Я продолжал верещать.- Прекрати! Ты позоришь меня! — повторил попытку старик. — Опять мимо. Тогда он просто стал смотреть на меня. Молчал и смотрел. До тех пор, пока мое горло не сдалось под натиском боли от диких воплей, которые я издавал.
— Как же хорошо! — выдохнул мистер Элвишем, как только я замолк.
— Вы… Как… это… не… воз… как же… не… возз… можно… — заикаясь начал было я.
— Нет ничего невозможного, сынок.
— А… ээээ…
— Ты удивлен… Ничего. Это пройдет.
— Но вы же… я… сам… вас… я… вас…
— Похоронил.
— Да.
— Воооот. Уже ближе к делу — улыбнулся мне мистер Элвишем. Ты похоронил тело. Но душа моя не захотела покидать этот мир. Мне стало жаль уходить. И я остался.
— Это нереально… Я сошел с ума…
— Нет. Просто я пожалел уходить. Посуди сам, я жил в этом мире, тут мне все известно. А там что!? Кто же знает… Тут надежнее. Вот я и остался. А еще тут мое дело. Не мог же я просто бросить все и уйти. Я присматривал за тобой.
— Прис… при… прис… ма… тривал?! — прошипел я.
— А как же! Ты же распустил нюни как только я помер.
— …
— Чего молчишь? Ты квашня. Признай это.
— Я скучал по вам.
— Я тоже. Но я же не ною?!
— …
— Тем более поводов для грусти ты мне не оставляешь. Занятно наблюдать за теми ритуальными танцами, которые ты пляшешь возле трупов в попытках их одеть… Если бы я мог — умер бы со смеху, но увы… повторить уже не смогу.
Я, сам того не желая, начал хохотать.
— Без вас это крайне неудобно. Мистер Элвишем закатился от дикого хохота.
— Помнишь, как мы кошмарили того старика?! -Тяните штанину вверх, я не могу больше держать ногу. Тяните же. Тянииите. Она не двигается. Застряла, мистер Элвишем. Штанина застряла!!! — гоготал старик, пародируя своего молодого ученика.
— Конечно помню. А как опрокинули гроб с пожилой миссис Макенау будучи вдрызг пьяными? А она грохнулась лицом вниз и сломала себе нос. И это я еще молчу про то, что стало с ее гримом… А вы положили ей на лицо замороженную тушу индюшки, которую собирались запечь в надежде избежать отеков, совершенно забыв о том, что она сама всего на пару-тройку градусов теплее той тушки…
— А нечего помирать в канун Рождества — выкрикнул Мистер Элвишем, разразившись новой волной дикого смеха.
— А как нам привезли партию просроченной косметики для грима и мы сотворили на лице бедного мистера Рикмана адскую кляксу? Сраму было…
— Ладно, отмыли же — прогоготал мистер Элвишем.
— Знали бы родственники наших клиентов, что мы творим с ними — сожгли бы на костре, как во времена Великой Инквизиции.
— Однозначно.

— А вообще, спасибо тебе, сынок — вдруг прервал вакханалию смеха Мистер Элвишем. — Ты меня ни разу не подвел. Я опешил от такого признания. Это была высшая похвала, которой меня когда — либо удостаивали. — Благодаря тебе я по-настоящему спокоен. Я обрел Рай на земле уже после смерти. Спасибо.
Предательская слеза скользнула из моих глаз вниз по щекам. Я был искренне счастлив.
— И я Вас благодарю — все что смог произнес я в ответ. — Вы ведь не уйдете?!
— Я всегда буду рядом. Буду оберегать тебя. Позови, если будет трудно. Я обязательно отзовусь.
— Спасибо… Спасибо Вам за все…

***

Меня зовут Энтони Джой Хоффман — Элвишем. Будучи в трезвом уме и твердой памяти я пишу эти строки тебе, мой юный ученик и приемник, дабы оставить после себя не только веселые воспоминания о тех безумствах, которые мы творили и, я в этом абсолютно уверен еще не раз будем творить за закрытыми дверями и занавешенными окнами нашего похоронного бюро, но и чтобы рассказать тебе о великом человеке, который заново открыл для меня уже существующий мир, превратив в того, кем я стал и кого ты повстречал на своем пути.
Ты еще очень молод и можешь счесть меня сумасшедшим, расскажи я тебе все это сейчас. Надеюсь, ты прочтешь это уже будучи взрослым. Постараюсь сохранить данное письмо втайне до своей смерти. Знай одно — никогда ничего не бойся. Будь собой и верь в то, что любишь и делаешь. Верь в себя самого. И помни главное правило: " Халтура недопустима!".
А я… Я всегда буду рядом. Буду оберегать тебя. Позови, если будет трудно. Я обязательно отзовусь.