Чужая боль

— Мужчина, я не могу продать вам его без рецепта, — тучная тётка с красным ртом пристально посмотрела поверх очков на мрачного покупателя. Тот вынул листок из кармана и бросил его на тарелку для мелочи.
— Он просрочен. Я вам не продам это лекарство, — женщина в окошке нетерпеливо протянула рецепт обратно.
— Доктор с датой ошибся… видимо.
— Это сильный антидепрессант. Только по рецепту врача, — глядя на пульсирующую вену на лбу покупателя, она медленно перевела взгляд на его шапку, надетую задом наперёд. Обрадовавшись своей находке, она продолжила оглядывать мужчину с мутными серыми глазами. Его пальто рассказало ей, что оно из дорогого твида. Но под ним были не рубашка и не свитер, а растянутая, очевидно, домашняя майка. Довольно облизнув лоснящуюся от помады нижнюю губу, она определила стоявшего перед ней мужчину в третью категорию, или как она сама её называла, в категорию заблудших баранов. Все комплектующие налицо: недельная небритость, красные глаза, может, даже от слёз, и едва уловимый запах кислятины. В первой категории у неё были непоправимо опустившиеся, как её спившийся муж. Во второй — мятущиеся души. Как переживавший грязный развод сын её подруги. Она сыто улыбнулась и, достав с полки ярко-жёлтую упаковку, проговорила:

— Вот эти успокоительные возьмите. Самые сильные.
— Давайте. И воду простую ноль пять, — мужчина сгрёб сдачу с пластиковой тарелки и вышел из аптеки.

Дрожащими пальцами он вынул три таблетки из пачки и в четыре глотка опустошил пластиковую бутылку. Рыжий парень, стоявший рядом с ним на светофоре и почувствовавший на лице брызги, быстро связал их с мокрым пятном на пальто высокого мужчины и сделал полшага в сторону. Раздался телефонный звонок.

— Да, — ответил мужчина на выдохе.
— Гриша, привет. Ты как?
— Так же.
— Сколько дней?

Гриша молча облизал бледные губы и сделал шаг в ответ на зелёный свет светофора.

— Два, — ответил он неравнодушному голосу в трубке.
— Ясно. Пока мало. Хотя бы недели полторы. Потом возвращайся. И… Ты держись, пожалуйста. Дети с тобой?
— У мамы, — Гриша перешёл дорогу и направился в сторону парка.
— У твоей? — на заднем фоне в трубке прозвенел тоненький голос помощницы режиссёра.
— Да.
— Деньги есть?
— Пока хватит. Перевёл им вчера немного. Как сам?
— Порядок. Сегодня снимаем Веронова, но он не ты. Ты же знаешь. Мы все тебя ждём. Я завтра позвоню. Держись, друг.
— Давай, — он сунул телефон в карман и сел на синюю лавочку у входа в городской парк. В нос ударил едкий запах краски.

Гриша стянул с себя чёрную шапку, подставив горячему солнцу сальные сосульки чёрно-белых волос. Вспомнил о ноющем ахилле. По дороге в аптеку ботинки отчего-то сильно натёрли ему ноги. Он пригляделся и понял, что забыл надеть носки. “Надо же”, — подумал он и неуверенно улыбнулся. Следом его брови снова сомкнулись как две тяжёлые тектонические плиты, беспощадно вспучившие бледную кожу лба.

Мимо проходили две молоденькие фифы и бесцеремонно громко, очевидно, от уверенности, что на лавочке сидит опустившийся бродяга, рассудили, что садиться с ним рядом они не станут. Словно бродяги и сами всё про себя знают. Гриша уловил их голоса и громко плюнул на асфальт. Фифы поспешили удалиться в глубину парка.

Готовый уже было встать и пойти в сторону дома, Гриша вдруг споткнулся взглядом о странную и завораживающую своим посылом листовку. Она почти полностью выцвела на солнце, бледные буквы дня через два были готовы покинуть её навсегда. Казалось, обрезки с телефонным номером что-то ему шептали. Он медленно прижал трепетавшие на ветру полоски к столбу и вгляделся в текст листовки. “КУПЛЮ ВАШУ БОЛЬ. ДОРОГО. ЗВОНИТЬ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ”. Да, он что-то слышал про недавние разработки учёных, якобы способные освободить человека от боли. Но они пока новые и очень дорогие. А тут кто-то сам предлагает заплатить за боль. Два зайца одним скальпелем. “Стоит попробовать”. Он набрал номер с лоскутка бумаги. Ответил грубый мужской бас. Назвал время и место. Сегодня через полтора часа, окраина города.

Окидывая недоверчиво грязный этаж, Гриша вжал палец в то, что осталось от разбитого звонка, не уверенный, что тот вообще работает. Старая обитая дерматином дверь открылась.

— Продать? — лысый невысокий мужчина лет пятидесяти смотрел на Гришу исподлобья.
— Да.
— Можешь не разуваться, — голый торс хозяина показался Грише похожим на розовую кожу лабораторной крысы. Присмотревшись, он увидел немыслимое количество порезов, свежих и зарубцевавшихся, и ожогов от сигарет. Квартира пропахла сигаретным дымом вперемежку с чем-то сладким.
— Садись. Я Олег. Тебя как звать? — он достал бутылку водки и начал протирать десятисантиметровый шприц. На его руках тоже были порезы, но более свежие.
— Григорий. А ты меня не убьёшь такой иглой?
— А что? Зассал? — лысый ухмыльнулся и протянул Грише бутылку и вату. — Протри заднюю поверхность шеи. Остальное можешь внутрь вместо анестезии.
— Ты хотя бы врач? — Гриша равнодушно взял вату, смочил водкой и приложил к шее сзади.
— Военный врач. Бывший. Не бойся, мы эту хрень ещё тридцать лет назад проворачивали. Солдаты на утро как новенькие были. — он посмотрел Грише прямо в глаза. — У тебя о чём боль?
— Это обязательно?
— Да.
— Жена умерла.
— Болела?
— Нет, слишком добрая была…
— Как это?
— На неё у дома пациент напал, — его голос осёкся, к горлу подкатился тяжёлый остроугольный ком. — Изнасиловал и на чулке повесил на детской площадке. — Гриша стиснул зубы, достал фляжку из кармана и залпом её опростал.

Олег кивнул и хлопнул Гришу по шее:

— Будет немного больно, — с этими словами он, не церемонясь, воткнул иглу в шею гостя правее позвоночного столба. В шприце зажурчала какая-то жидкость. — Это лимфа. Там вся твоя боль.
— Сука! — Гриша схватил бутылку водки. Несколько глотков приглушили горячую боль в шее.

Стоя в дверях, Гриша пересчитал своё вознаграждение за нарушенные два дня трезвости и обернулся. Хозяин квартиры не спешил его провожать. В зеркале Гриша увидел, как тот с жадностью вонзает иглу с лимфой себе в паховую вену. Брезгливо отвернувшись, Гриша поспешил уйти.

Выйдя из подъезда, он затянулся свежим вечерним воздухом. Шею сзади ещё пекло, он провёл рукой там, откуда странный врач откачал себе дозу, и увидел на ладони немного неоднородной оранжевой жидкости. Её запах не был похож ни на кровь ни на гной, скорее он напоминал то, как пахнет липовый мёд, только с оттенком тошнотворности. Пробовать на вкус не стал. Почти уже дойдя до метро, он вдруг поймал себя на мысли, что не чувствует ничего особенного. “Что я только что вообще сделал? Продал свой биоматериал наркоману?” Звонок из кармана пальто прервал его мысли.

— Алло, пап, привет…
— Привет, Динь-Динь, — в голосе дочери послышалось сдавленное дрожание. Гриша искренне обрадовался родному голосу.
— Пап, Тим вчера подрался. Домой весь в крови пришёл. Бабушка так сильно орала, — Дина запнулась и зарыдала в голос.
— Ну-ну, не плачь, — Гриша улыбался. Отчего-то он словил внезапное ощущение радости, так давно затерявшееся в складках его души.
— Пап, он сегодня со школы до сих пор не вернулся, трубку не берёт. Что нам делать?
— Я ему позвоню, малыш. Ты как?
— Когда ты приедешь? Нам без тебя плохо… — тоненький голос дочки стал ещё выше, от сдавленности в горле ей было трудно говорить.
— Скоро. Потерпи немного, Динь-Динь, — Гришу умиротворяли всхлипывания дочки. Видимо, он всё-таки опьянел от пары глотков водки. Он поспешил закончить странный разговор. — Передавай бабушке привет. Пока, зайчонок.
— Пока, пап. Позвони Ти…

“Выходит, помогло”, — подумал он. Кожу головы и лица приятно щекотало. Голова была легкой как воздушный шарик. Он набрал номер сына, длинные гудки. На второй раз абонент стал недоступным. “У друзей, наверное, отсиживается. Бабушку решил проучить, козлёнок”. Гриша вспомнил себя в пятнадцать и беззаботно спустился в подземку.

В вагоне метро почти никого уже не было. В дальнем углу сидел чудаковатый старик в белом костюме из своей разнузданной молодости. Шамкающим ртом он ел из контейнера арбуз, точнее давил его беззубыми белёсыми дёснами. Розовая жижа стекала по смуглому сморщенному лицу и капала ему прямо на белые колени. Но старика это, казалось, не заботило. Ещё одна пара глаз следила за этим мерзким зрелищем. Гриша переглянулся с девушкой, они засмеялись. Девушка облизала блестящие мягкие губы и первой завела разговор.

— Вы до конечной? Я тоже до конечной, — ей очевидно нравилась брутальная небритость незнакомца, оттеняющая скулы, проступавшие сквозь его тонкую кожу.
— Почему так поздно возвращаешься?
— От парня еду, — она нырнула пальцами в копну своих светлых волос и отработанным движением красиво отбросила их назад.

Под ложечкой у Гриши засосало. Ему до одури её захотелось. Под белой курткой у девушки было короткое платье из мягкого трикотажа. Едва заметный краешек резинки чулок распалял ему нутро. Он скользнул взглядом по телу блондинки и спросил:

— Ела когда-нибудь суши?

Девушка расхохоталась и села рядом с ним. Гриша провёл указательным пальцем по её ноге, звонко оставив небольшую зацепку, коснулся подола платья и отвёл руку. Блондинка поёрзала как пташка на насесте и томно улыбнулась.

— Закажем суши? — на конечной девушка взяла его за руку и потянула за собой. — Я рядом с метро живу.
— А парень не против?
— Он не мой парень, — блондинка засмеялась и ускорила шаг. Гриша поспешил за ней.

В её квартире было нестерпимо душно. Навязчиво пахло старыми мокрыми тряпками и нафталином. Казалось, в одной из комнат гулко работал телевизор. Не зажигая свет, девушка и её ночной гость разулись.

— Только не шуми. У меня бабушка спит, — блондинка отвела в сторону стены взгляд и, взяв Гришу за рукав, повела за собой в комнату.

Ощутив себя внутри женской плоти, тёплой и влажной, он растворился в удовольствии. Казалось, его собственное тело вдруг вспомнило о своём существовании. Оно ликовало. “Я даже не узнал, как её зовут”. От этой мысли Гриша почувствовал близость оргазма. Блондинка извивалась, её потное упругое тело блестело серебром в полумраке комнаты. Сквозь громкое синхронное дыхание послышались глухие звуки из дальнего угла квартиры. “Лиза… Ли-за” — скрипучий голос взывал из духоты.

— Это ба. Я сейчас, — блондинка попыталась освободиться из рук Гриши.
— Не ходи, — он с силой сжал пальцами её грудь.
— Надо сходить. Пусти!
— Нет, — Гриша стал быстрее и сильнее биться об её тело, пальцами скользнул ей в волосы и, намотав их на кулак, с силой дёрнул. Лиза вскрикнула. Как током Гришу тряхнуло от удовольствия, всю кожу приятно защекотало. Он не слышал, что ему гневно шептала блондинка. Ей было больно, и ему это нравилось. Она извернулась змеёй и с силой укусила его за руку. Прилив наслаждения окатил всё его тело, дыхание чередовалось с гулким рыком. Наконец он кончил и отшвырнул от себя использованное тело.
— Вали отсюда, придурок!

Натягивая штаны, он успел разглядеть антураж комнаты блондинки. Старое перекошенное трюмо из далёкого сытого прошлого бабушки, выцветшие обои и унылые серые от пыли шторы. Он достал из заднего кармана стопку купюр — лысый щедро заплатил за свою дозу — выдернул две по тысяче и кинул на трюмо. Заслужила. Вдогонку блондинка успела кинуть пару проклятий. Он вышел.

Внизу Гриша вызвал себе такси и уже через полчаса был дома. Он разделся и в отупении от пережитого удовольствия рухнул на кровать. Утром его разбудила резкая боль в животе. Он свернулся на кровати как раненый зверёк. Боль ощущалась в районе солнечного сплетения. Возможно, это от голода. Он вспомнил, что последний раз из еды были только таблетки успокоительного. Поднявшись с кровати и вжимая кулак в рёбра, он направился к кухне. Идти было невыносимо, боль чугуном тянула к полу. Он замер. На секунду боль пропала. Что это было? Он посмотрел вниз и увидел багровый мизинец. Связав воедино кровящий палец и ножку тумбы, одного он никак не мог понять. Куда исчезла вся боль? Ни мизинец ни нутро не болели. Через пару секунд ноющий комок боли в животе вернулся. Гриша взвыл и с криком стукнул кулаком о стену. Боль как крот исчезла и вновь показалась через пару секунд. «Что это? Что со мной?». Гриша сел на пол и стал бить кулаками о стену, лишь бы боль уходила, и он смог подумать. По рукам потекла липкая алая кровь. От запаха красного железа подташнивало. Гриша облизал руку в надежде изгнать эту чёрную воронку из своего тела. Но кровь ей была не нужна. Он вспомнил вчерашнюю ночь, блондинку и что было сил укусил себя за руку. Сжимая крепче челюсть, он подбежал к холодильнику, быстрым движением вырвал из него открытую бутылку виски и залил её в себя. Спустя пять минут боль оказалась на дне колодца, откуда она была заметно слабее. Рассудок помутнел, ноги не слушались. Гриша уснул, лёжа на полу возле холодильника. Из сна его вырвал телефонный звонок, седьмой по счёту.

— Ты опять пьяный, сынок? — тоскливый голос матери ничем не отозвался внутри. В животе снова заныло.
— Не опять, а снова.
— Тимур не вернулся домой вчера… Я всех обзвонила. Не интересно тебе? — женщина злилась.
— Вернётся.
— Завтра в полицию пойду. Проспись и приезжай искать сына. Хочешь и его потерять? — она запнулась и замолчала. Гриша сбросил звонок.

Среди пропущенных один звонок от режиссёра, остальные от матери. Гриша закусил руку, набрал Тиму. По-прежнему недоступен. Достал из шкафа тёплую бутылку вина. Раз, два, три, на четвёртом глотке боль нырнула в колодец. Он заплакал. “Надо что-то делать. Это не похоже на Тима”. Он подполз к ящику и вынул из него нож. Холодное лезвие послушно начертило красную линию на бедре Гриши, затем вторую и третью. Солёные слёзы катились по щекам. Давя большим пальцем в кровоточащую рану, он включил ноутбук и стал судорожно вводить фразы в поисковик. Наконец удалось выйти в даркнет. КАК УДАЛИТЬ БОЛЬ ШПРИЦЕМ. ТОЧКИ БОЛИ. КАК ВКОЛОТЬ СЕБЕ ЧУЖУЮ БОЛЬ. Ответы нашлись. “Сука, ты мне за это ответишь!” Гриша сильнее расковырял кончиком ножа порез на бедре и натянул тёмные брюки. Затем проделал дырку в кармане, проверил, достаёт ли палец до открытой раны, сделал три глотка вина и выскочил на улицу.

Кое-как он добрался до квартиры лысого. Ударом кулака он припечатал остатки звонка, тот звякнул в недрах квартиры и умолк навсегда. Гриша начал долбить в дверь. Послышалась брань и нетерпеливое шарканье. Дверь открыла сальная женщина лет сорока в розовом почти детском сарафане, так не подходящем к её землистому цвету лица. В её дрожащей руке дымилась сигарета.

— Где лысый?
— Какой лысый?
— Олег.
— Сама его ищу. Он мне за квартиру двадцатку торчит, — она кинула оценивающий взгляд на Гришу и приготовилась что-то сказать.
— Где он? — Гриша плечом оттолкнул худосочную хозяйку квартиры и протиснулся внутрь. Никаких признаков бывшего военного врача.

Действие алкоголя потихоньку сходило на нет, солнечное сплетение заныло, и он сунул руку в карман. Пальцем нащупал липкую рану и впился в неё ногтем, что было сил. Этого хватило, чтобы вызвать такси и доехать до дома. Что делать дальше, он не знал. Новый житель его нутра, это чёрное ничто жрало боль как не в себя. Уже дома, прикончив бутылку коньяка, он вспомнил, что испытал что-то вроде удовольствия, когда услышал в трубке плач дочери. “Чужая боль может на какое-то время подкормить эту тварь?” Для ясности ума он сделал новый порез на ноге. Было жутко, но в то же время невероятно завораживающе резать себя и чувствовать обратную сторону боли. Острым лезвием ножа он тоненько срезал небольшой, три на три сантиметра, кусочек кожи. Красная плоть пахла мокрым от дождя металлом. Островок на поверхности бедра сочился кровью. Он напоминал красное озеро, из которого выбегали резвые струйки тёплой красной водицы. Он срезал ещё один лоскуток, теперь он был неправильной формы и напомнил Ирландию. Пять лет назад они провели там весёлые каникулы, вчетвером. Воспоминание не вызвало ничего, кроме логической цепочки событий, произошедших после. Их стало трое. Дети у мамы. Тим пропал. Гриша вскочил на ноги и в страхе набрал номер матери. Длинные гудки отдавались в голове колокольным звоном.

— Алло, — сухой бездушный голос матери царапнул по сердцу.
— Мам, Тим вернулся?
— Нет…
— Ты ходила в полицию?
— Они сказали, рано.
— Я приеду, как только смогу.
— Да уж пожалу… — Гриша сбросил звонок.

Он лежал на липком полу, похожем на ловушку для мух, залитую кровью и алкоголем. Опомнившись, он сковырнул успевшую запечься кровь, надавил ногтем и поднялся. В интернете он нашёл видео, на котором люди плачут, и с надеждой вперился в экран. Из сюжета видео было понятно, что произошло землетрясение, и люди вытаскивают из-под обломков своих родных. Женщины рыдают, сжимая в руках тельца своих бездыханных детей. Гриша поспешил выключить видео. Оно не действовало, ему стало гадко от самого себя и вырвало на пол. Он снова заплакал. Ему нужно ехать искать сына, он должен быть рядом с дочерью. Чёрное ничто вновь выглянуло из-за прутьев грудной клетки. Гриша со всей дури начал бить себя кулаком по этой твари внутри. Та ловко уходила от ударов, прячась как зверёк от молотка. Как в той дурацкой игре. Гриша зашёл в даркнет и стал искать объявления о продаже боли. Ничего. Про покупку тоже ничего. ПОКУПКА ЛИМФЫ. “Может, это оно?” Он зашёл в тот же раздел и разместил объявление “КУПЛЮ ВАШУ БОЛЬ. ДОРОГО. ЗВОНИТЕ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ”. Кое-как он спустился в аптеку у дома за длинным шприцем, лидокаином и спиртом. На кассе его радостно встретила недавняя знакомая. Не позволив её любопытству умереть с голоду, Гриша окатил тётку плотным перегаром, расплатился и поспешно вернулся домой. Теперь оставалось лишь ждать.

Прошло два дня. В попытке унять дикие ломки Гриша вонзил себе в спину все иголки, что нашёл в доме. Только так удавалось уснуть хотя бы ненадолго. Казалось, чёрная тварь в животе росла, захватывая новые территории и требуя всё больше пищи. От боли и количества спиртного зрение начинало подводить. Дочка присылала ему голосовые сообщения, в них Тим по-прежнему не возвращался. К поискам подключилась полиция. В глазах у Гриши постоянно двоилось. К вечеру второго дня ему наконец позвонили по объявлению. Женщина в трубке слёзно просила помочь. Договорились на следующий вечер у Гриши. Привести квартиру и себя в порядок и не пить до следующего вечера Грише стоило недёшево. В мусорном ведре покоились восемь лоскутков плоти и три оторванных ногтя с ноги.

— Добрый вечер… Вы Григорий? — на пороге стояла низенькая пожилая женщина с заплаканным лицом и полупрозрачным одуванчиком белых волос. Она через слово вытирала слёзы платком. — Я по объявлению.
— Проходите, — перед встречей Гриша подложил в обувь бумаги, чтобы та давила на красное месиво, оставшееся от ногтей. Это держало его в сознании.
— Спасибо. Я пыталась избавиться от боли… — она осеклась и вся затряслась от рыданий. Гриша сглотнул от удовольствия и отвернулся. — Но в медицинском центре сказали, что надо ждать полгода, только потом можно удалять болевые сгустки. Я не очень понимаю в этом, если честно. Простите… — она снова заплакала.
— Я вам помогу. Присаживайтесь. — Гриша потихоньку начал раскладывать инструмент, его трясло. — Что у вас случилось? — он не удержался, её концентрированная боль была просто подарком.
— Дочка с внучкой разбились в…- она сорвалась на крик и уткнулась лицом в ладони.- Они ехали ко мне погостить… из Саратова…
— Оголите шею сзади, я продезинфицируй и обработаю обезболивающим то место, откуда буду изымать вашу боль.
— Это поможет? Мне будет лучше? — глаза женщины молили о помощи. — Я и сама готова вам заплатить…
— Не переживайте. Всё будет хорошо, — Гриша надел резиновые перчатки и распечатал упаковку с шприцем.
— А… а почему вы платите за удаление боли? В медцентре за процедуру берут очень дорого.
— Устал работать на гнилую систему. Я филантроп, — Гриша быстро нашёл, что ответить. — Помогаю тем, кому нужна помощь прямо сейчас.

Гриша приблизился к женщине со смоченной в спирте ватой. Она резко повернула на него голову:

— Знаете, вы очень похожи на ведущего кулинарного шоу. Я его всегда смотрела… раньше, а потом готовила для внучки…- она снова зарыдала. Гриша протёр ей шею. Старая кожа показалась ему невероятно тягучей и морщинистой как лопнувший резиновый шарик.
— Подождите! Ведь это вы? Вы ведущий из “Гриша.Груша.Крюшон”? У вас убили жену… Подождите! Стойте! Я… я передумала, — женщина засуетилась.
— Лучше не шевелитесь!

Гриша схватил её за плечо одной рукой, второй прицелился в правую часть основания шеи. Женщина закричала и дёрнулась. Шприц вошёл не там, где была её душевная боль, а намного правее. Гриша отшатнулся. Игла осталась торчать в женщине. Она схватилась за шприц обеими руками и, бешено стреляя мокрыми от слёз глазами, начала хрипеть как поломанная кукла. Затем резко обмякла и упала на пол. Из её рта медленно потекла алая струйка крови. Гриша застыл, в голове звенело от резко наступившей тишины. К горлу подкатывало. Из оцепенения его вырвал телефонный звонок.

— Да…
— Пап, привет! Это я. Тим нашёлся! Представляешь, он все эти дни у какого-то Вадика отсиживался. Вот придурок, а. Бабушка просто в бешенстве была. Но теперь всё время его целует ходит. Пап, ты слышишь?
— Да, Динь-Динь, я очень рад… — белое полотно неспешно опускалось перед его глазами. Они горели.
— Пап, бабушка хочет пирожков напечь. Спрашивает, когда ты приедешь. Может, завтра? Приезжай завтра, а?
— Не могу, милая…
— А послезавтра?
— Боюсь, что тоже нет.
— Так жалко, пап. Может, мы с Тимом сами приедем?
— Меня в командировку отправляют в другой город, — хрипло отозвался он. Чёрное ничто медленно поднималось из глубины колодца.
— О, ясно. Значит, тебя обратно на работу взяли? Здорово, пап. А в какой город?
— Что?
— В какой город ты в командировку поедешь?

Гриша перевёл взгляд на неподвижное тело женщины. В руке она по-прежнему сжимала белый платочек. Её лицо было таким умиротворённо спокойным, что Грише даже стало завидно. Во рту проступил вкус сладкого металла, он с силой закусил губу до крови.

— В Саратов, Динь-Динь,- по его щекам катились горячие слёзы. Чёрная воронка оставила свой колодец и настойчиво требовала очередную порцию боли.
— А надолго?
— Не знаю, милая. Поцелуй от меня Тима и бабушку. Я вас очень люблю… — с этими словами он оборвал звонок и выключил телефон…