Влюбленная ведьма

Я продала свою душу в 15 лет.
Я была так мала, хотела силы, ночи, хотела уметь летать на метле и делать дни короче, призывать стужу и превращать воду в вино, подобно святым из маминой чахлой книжонки. Но во мне не было ничего святого.
И я продала ее, выкинула, как ненужный кусок тряпья, не почувствовав притом ничего, кроме обжигающего грудь холода.
Так я начала якшаться с демонами.
В моей семье, как и в моей деревне, и во всем моем старом мире мне больше не было места. Там было скучно.
Я долго шла и искала это. Свое место. И наконец нашла.
Милая, разваливающаяся от собственной скучности деревенька. Там меня никто не знал. Идеально. За бесценок я купила дом на границе деревни и леса, у какой-то умирающей бабульки. Красота. Приторная, стерилизованная тишиной красота. Жила я там долго, надо сказать. Три-четыре поколения точно. Свела в могилу не одну девицу, утопила не одного юношу, и принесла в жертву не одного младенца. Славно поработала в общем.
Жила бы я там и дальше припеваючи, если бы деревенские не выгнали меня. Мол, несчастье приношу. Я думала до них никогда не дойдет. Да к тому же, самые древние и сухонькие из всех бабушек помнили меня, когда я пришла. И за столько лет я не постарела ни на день, в то время как они из юных превратились в дряблых и костлявых. Ужас. Я бы тоже могла стать такой. И платой за вечно упругое тело и власть была лишь душа и кровная жертва – чужая жизнь. Какой пустяк.
Но я ушла. Спустя несколько дней беспрерывного полета, все-таки нашлась похожая деревня (коих в Ирландии полно).
И там я встретила его.
Жилистого, светлого, как солнце, со взглядом пустым, как две мутных лужицы, и этими белыми, как ромашковые лепестки, зубами. Он был прекрасен.
Как не ворожила я, как не старалась… как мало ему лепестков зверобоя, пущенных на заговоренный ветер, как мало сожженных в полночных кострах лисьих хвостов. Ничто не берет.
Точнее не брало.
Я нашла способ его зачаровать. И смогла забрать его душу, волю, его любовь. Отныне, этот взгляд пустой был устремлен только на меня: на мои черные, как тлеющие угли, волосы и яркие, как сама луна, глаза.
Он мой.
Сладостное томление, как тягучий мед, разлилось по телу, грея и лаская, не хуже проданной век назад души.
Но, как и все до него и все после, он начал иссыхать. Стал испаряться, ведь чувства ведьмы губительны. Я знала, что это случится.
Мы гуляли в тот день по степям и смеялись, купались в душистых травах. Как было нам хорошо. Я приметила то озерцо давно. Оно мне сразу понравилось. Там ведь водился келпи.
Мы подошли к белой яркой лошади с водянистой гривой и зелеными копытами, утонувшими в вязкой болотной почве.
-Погладь ее, Хармед.
Послушный моему властному, сладкому голосу, он мягко положил ладонь на гладкий бок животного. В тот же миг, зрачки коня невероятно расширились и изогнувшись дугой, зверь укусил парня за руку.
Хармед закричал. Гримаса боли омрачило его красивое, бледно-золотистое, как у бога, лицо. Он рискнул вырвать руку из пасти келпи, но лошадь держала крепко. Парень бился в агонии и бешено кричал, протягивая ко мне свободную руку.
— Аго! Помоги мне! – голос его был хриплым и запятнанный болью и обидой.
Послышался хруст.
Я довольно улыбнулась, и улыбка словно рваный шрам прошлась по моему лицу.
Конь взвился и, перекусив парню торс, уволок его в воду.
Я посмотрела на небо.
Надо нарвать полыни.
На следующий день я улетела из той деревни. Опять найду другую. Опять влюблюсь. Хармед был не первым и не последним.
Хотя, надо признать, он был красив.