Испытание философией.

“Не страдайте, от того, что я Вас не люблю.
Те кого я люблю, страдают еще больше".


Неизвестный автор.

1
Она появилась в моей жизни на втором курсе института. Перевелась, а точнее восстановилась, после академического отпуска. И сразу выделилась своей необычностью: диковата, молчалива, всегда долго подбирала слова, но когда улыбалась, за ее улыбку можно было отдать все на свете.
А мне, признаться, нравились девушки непростые, утонченные, с грустинкой. Мои более рациональные друзья их сторонились, называли “тю-тю”, откровенно-вульгарно-дурами, а для меня они были загадкой, которую хотелось разгадать, почему-то цепляли тоска и пустота в глазах, их отрешенность от обычного мира. Они завораживали, пробуждали «охотничьи» инстинкты…
Лена, так ее звали, увлекла меня сразу. Нужно сказать, что до того времени я считал себя серьезным знатоком женской души, психологом ( как-никак прочитал несколько книжек) и даже, немного, хиромантом.
Да, хиромантом, а что? Главное в этом деле, сначала уверенно рассказать жертве что-нибудь из её биографии. Неважно, что это всем было известно, в свете таинственности чтения хитрых узоров руки будничные события выглядели уже совсем по-другому: они наполнялись мистикой, значимостью, становились пророчествами…. А потом говори человеку то, что он хочет от тебя слышать,- вот и весь секрет успешной хиромантии. Для подстраховки, можно еще пальчиками аккуратно к запястью прикоснуться, проследить за сердцебиением: учащается пульс, подрагивает рученка- ты на правильной дороге, Нострадамус….
Экстрасенсы любят окружать себя всякими оккультными штучками: обязательно хрустальный, или, на худой конец, стеклянный шар- магический кристалл-как они его называют, черепа, кости разной принадлежности и размеров, карты Таро и иная подобная бутафория. Это все для отвлечения внимания, уничтожения значимости нашего собственного я. Магия должна давить со всех сторон: не положено доверчивым гражданам думать, отвлекаться, воспрещено анализировать, критически взвешивать, допустимо только пугаться страшных, непонятных артефактов, благоговеть перед колдуном и радостно, с благодарностью, расставаться с деньгами. Что тут скажешь, профессионалы.
Но моя история не об этом. Леночка решительно поломала все шаблоны моего общения с противоположным полом. В основном молчала, а когда говорила, то часто загоняла в тупик нетривиальными вопросами, или суждениями. В общем, нашла коса на камень. Но тогда это заводило: мне по душе было находиться в её обществе в плену таинственных правил, нравилась милая улыбка, которой она меня иногда награждала, магнитили ее темные глаза, играющие таинственно-пугающими чертиками. А как она понимала поэзию, когда была расположена поговорить.
В общем я был и очарован, и зачарован…

2
— Xочу стать писателем,- сказал я однажды.
-Зачем, -спросила она, холодно и, казалось, без особого интереса,
-Ну так, прикольно. Имею потребность делиться своим внутренним миром, -запальчиво продолжил я.
-А он у тебя уже такой богатый, что есть чем делиться?- она развивала свою мысль все так-же равнодушно, медленно расставляя слова,- зачем твой мир кому-то нужен, что ты можешь добавить из того, чего еще нет, очередное “умное” изречение? Не думаю, все уже сказано и написано.
Она оценивающе посмотрела на меня, а потом все так-же не спеша продолжила:
-Или хочешь выдумать историю, где ты не обычный парень, а брутальный сердцеед, или крутой перец с трехдневной щетиной и стальными бицепсами, получить за счет нас, читателей, моральное превосходство, компенсировать свою никчемность и посредственность, да? Так это нечестно и, извини, противно.
Я интуитивно глянул на свои бицепсы. Они выглядели внушительно, но до мускулатуры крутого перца явно не дотягивали.
Она меня утопила. Я ничего не смог сказать, возразить. Я уже пожалел, что завел этот разговор… Да, с чертиками я ошибся. Её кроткие было глаза, уже пылали демонами, а мой психолог панически метался и вывешивал белый флаг.
Мы стояли около окна, в свободной нише посреди коридора общежития, называемой в народе целовальник. Было темно и нас освещали только окна стоящих напротив домов.
Я начал было говорить про важность индивидуальности, но она внезапно обняла меня за шею, мягко привлекла к себе и поцеловала…
Восторг этого восхитительного поцелуя мог длиться целую вечность, но она отстранившись так-же легко, вдруг равнодушно спросила:
-А ты не знаешь почему бабочка-однодневка, живет только один день? -её глаза, снова безразличные, смотрели куда-то вдаль.
Это был конечно самый главный вопрос, волновавший меня в тот момент. Мой ошалевший мозг, давно ушедший в когнитивный диссонанс, настоятельно требовал перезагрузки…
-Ну ладно, до-завтра,-её демоны уже открыто смеялись…
Лена развернулась и невесомой походкой уплыла в темноту.
3
А на следующий день наступило 8 Марта. Я, полночи не спал: сначала от радостного предвкушения завтрашних событий, а потом от тщетных попыток сочинить стихотворение-захотелось вдруг. Мыслей было много, но от возбуждения они путались, рифмы не складывались, в общем мозги гонялись в черепной коробке, как мотоциклисты в “Шаре Смерти”. Психологи называют это сублимацией сексуальной энергии в творческую, а в народе говорят проще-спермотоксикоз…
С утра пораньше я отправился на мини-рынок и купил у цветочницы три длиннющие розы.
-Лучше-б ты водки купил,- изумленно проводил меня непонимающим взглядом случайно встреченный у двери общежития староста группы, — свое бухло все выжрете-к нам не приходи…
Как он был прав!!!
Робко постучавшись в дверь комнаты, я дождался пока откроют, и вошел внутрь. Не ввалился, как обычно «девки дайте пожрать», а именно нерешительно вошел, покраснел и преподнес даме сердца букет, пытаясь пробормотать нечто красивое.
Нужно сказать, что психолог, итак плохонький, окончательно издох, и мое тело повиновалось уже не разуму, в его ясности и чистоте, а производным тестостерона и дофамина-опьянению одной природы с кокаиновым, посещающее каждого, кому удавалось познать прелести, или несчастья пылкой влюбленности.
Мужская страсть- целеустремленна, прямолинейна и сиюминутна. Она не подчиняется воле, здравому смыслу, обстоятельствам и окружению. Она подвластна лишь важности момента и тому образу, который прочно засел там, в нашем “центре удовольствия”, щедро поливаемому коктейлем нейромедиаторов для еще большего отупения.
Женская-же страсть, за редким исключением, более расчетлива и даже, когда девушку от любви рвет на части, ее мозг все равно, пусть подсознательно, но просчитывает варианты, оценивает возможности, последствия…, она может поступить вопреки кратковременной потребности и гормонозависимым желаниям.
Равнодушно взяв букет моя Ленка молча отвернулась, давая понять, что аудиенция окончена.
-Ну че стал, вали отсюда, нам одеваться нужно, -легонько, как пушинку, подтолкнула меня к выходу ее соседка, крупная и монолитная, как глыба девушка, со звучным прозвищем “Мама-Таня"- мастер спорта по силовому троеборью. В ее голосе чувствовалась зависть и ревность. Уже почти вытолкав меня из комнаты, она прошептала: “ Зря ты такие розы этой подарил. Она не оценит. А вот я …”.
Перспектива узнать что может сделать метательница молота меня не прельщала и я быстро убрался…
А вечером было вообще интересно. Лена сразу вычеркнула меня из зоны своего интереса, будто я был пустым местом, и переключила все внимание на моего соседа по комнате Санька. Охотник и жертва окончательно поменялись местами…
Санек, высокий, спортивный юноша, имел поломанный нос и абсолютно развязные манеры. До этого вечера я считал его своим лучшим другом.
Они вместе танцевали, сидели обнявшись и даже взасос целовались у всех на глазах. Я же, после своего букета, о котором было известно уже даже подвальным крысам, чувствовал себя последним идиотом.
Мозг опять гудел: хотелось провалиться под землю, утопиться, застрелиться. Хорошо было Пушкину: чуть что-вызвал обидчика на дуэль, пистолет достал-и дело с концом. Хотя при чем тут пистолет, Пушкин и даже Санек? Все по-взрослому, по-пацански… Не можешь любить – сиди и дружи…
Но дружить тоже не хотелось. Выпившее уже эго, не выдерживало садистских издевательств бывшей возлюбленной, требовало сатисфакции и я решил выбить клин-клином: пойти нажраться в обществе других, не таких изысканных, но зато добрых и ласковых девочек…
А дальше все кружилось, как в тумане: бар, сигаретный смог, висящий над столами, шампанское с горла по-гусарски, прокуренный шепот обнимавших за шею девчонок, опять шампанское, бьющий по-мозгам “Дым сигарет с ментолом…”, опять шепот вперемешку с дымом, стопка водки “За милых Дам”,”Владимирский Централ-ветер северный…”, опять шампанское, опять водка — “За нас красивых”, опять противный сигаретный дым, снова шампанское, водка, снова руки, обнимающие шею…
Беспощадный круговорот порока…

4
… Очнулся от холода. Редкий свет, проникавший сквозь заколоченное окно и рассеивающийся по комнате, позволил оглядеться. Я лежал одетый, на чем-то наподобие кровати, забросанной разными лохмотьями, тряпьем, стоявшей около широко раззявленной, давно не топленной Русской печи.Что-то давило в спину.
Покрутившись, я ухватился за какую-то ручку, потянул и вытащил латунный бок настоящего самовара…
-”Вечера на хуторе, близ Диканьки, блин”-первое что пришло в голову…
Было ужасно зябко. Рядом, на полу, под чем-то грязно-белым, бывшим когда-то давно стеганым ватным одеялом, лежали так-же одетые мой вчерашний собутыльник Юра, усатый, похожий на грузина, парень, и почему-то девушка, с которой я пришел в бар. Ужасно болела голова. Хотелось пить и умереть. Я толкнул вчерашнюю подругу, приглашая встать, но не видя реакции тупо выполз из дома и поплелся в общагу. В лицо дул промозглый ветер. Было сыро, скользко и противно…
-Ты где был,–строго и, как мне показалось, с облегчением в голосе, спросила меня Лена, когда я ввалился в комнату.
Они сидели обнявшись на кровати, причем так откровенно и интимно прижавшись друг к другу, что я сразу все понял.
-“Он рвется туда, где не нужен теперь, его пыл и горячая кровь”, -ревела из динамиков группа ”Девятый Район”.
Моя душа разрывалась на части. Смесь обиды, разочарования и крайнего отчаянья, усугубленная жестким похмельем, призывала к немедленному ответу. Я ненавидел, презирал и одновременно почти плакал…
-А твое какое дело? Вам здесь и без меня было чем заняться,–я некрасиво и бестолково кривлялся.
Она помрачнела, а бездонные глаза метнули в меня презрительную молнию и короткий ответ:
-Иди, похмелись, алкоголик.
Сильные эмоции не способствуют рассудительности, а потому “Остапа понесло”. Я нарочно шумел, громко, по-хозяйски, как муж, внезапно вернувшийся из командировки, оскорблял, взывал к какой-то морали. Наверное это выглядело очень странно и смешно, потому что лицо моего приятеля показывало крайнее недоумение. Ну не случалось между нами до этого подобных конфузов и разнотолков, особенно из-за девушек, но и такие девушки еще не встречались…
-Дурак-дурны,- все что он сказал, продолжая со спокойным удивлением наблюдать мои эксцентрические миниатюры.
Потом я растворил в стакане две таблетки Алка-Зельтцера, завалился на кровать и принялся себя жалеть. Вероятно, делал я это еще более опереточно и забавно, так как мои бывшие друзья зашептали, захихикали и вышли из комнаты….
“Не забывай его поплачь, но все ж люби. Не последняя ночь, с валидолом в руках-ты пойми…”-разносилось по комнате из магнитофона…
5
Через год случай снова свел меня с Ленкой. Обиды давно прошли, чувства, казалось, тоже. Не помню как, но я оказался с ней наедине. Мы молчали, потом она подошла к открытому, пахнувшему сиренью окну, перевесилась через подоконник, раскинула в сторону руки и с чувством продекламировала улице:
«И в сердце дума заронилась;
Пришла пора-она влюбилась…»
Я подошел и, наклонившись рядом, снова ощутил ее позабытый волнующий запах, голова опять закружилась, я без слов обнял ее за талию, руки скользнули под блузку, ощутили шелковую гладь и упругость молодой кожи, они пошли выше, Лена томно вздохнула и мягко подалась навстречу…
…Потом, уже на кровати, она медленно курила сигарету. Ее голова лежала у меня на коленях, мои руки перебирали ее волосы, и тут она, как обычно медленно расставляя слова, произнесла:
— Ты наверное сильно обиделся на меня тогда, -она выдула порцию дыма мне в лицо, — Я, наверное, была плохой девочкой?
-Хотя знаешь, -она приподнялась выше и оперлась головой о мое плечо, отчего красивая грудь выскользнула из-под простыни, что впрочем ее ничуть не смутило,-ты ведь на самом деле мне здорово помог: в чем-то понял, где-то от депрессии избавил, я даже в тебя тогда влюбилась.
Меня снова обдало жаром, сердце забилось, мозг опять начал уходить в сюрреализм, а она продолжала:
-Но не знаю как объяснить, я в тот день решила, что хочу избавиться от девственности. У меня был выбор, я выбирала …, а ты, ты был слишком чистый для этого, правильный что ли, такой умный и красивый, как Ленин на октябрятском значке, в отличие от меня порочной, и никому не нужной, -Лена выглядела немного возбужденной,
-в общем, я боялась тебя обидеть…
-Обидеть??? -в мой мозг снова выстрелили очередной порцией неперевариаемой философской каши,
«Офигеть!!! Я, как последний алкаш, пил с горла шампанское, “гудел” в шалмане с привокзальными девицами, ночевал, почти как Иванушка-Дурачек, на русской печи, а она меня боялась обидеть”-мысли, так тогда и не уловившие всю масштабную суть ее философствования, лихорадочно метались в голове, в тщетных попытках ухватиться за логику.
-А сейчас что изменилось?
-Ничего, кроме того, что ты просто подошел и взял. Молча, как мужчина, который любит и желает…Понимаешь,- она повернулась, ее томные манящие бездной глаза взглянули на меня в упор,- иногда философия, разговоры-это все лишнее. Девочка хочет, чтоб парень больше делал, доминировал, а не умничал про разную там индивидуальность, или теории бессознательного…
Я лежал расслабленный и одновременно прибитый, парализованный этим откровением, а она, все больше распаляясь прижималась ко мне:
-Я ведь тебя сейчас люблю, даже больше, чем тогда…- ее пальцы гладили мой подбородок, щеку, волосы, глаза подвинулись еще ближе, я опять увидел сверкнувших адским угольком демонов и понял, что снова пропал.