Струна

Игра оркестра это что-то незабываемое, оркестр это больше, чем музыка, это больше, чем просто мелодия. Оркестр это живой организм, целостный и самодостаточный. И пусть состоит он из определённого числа музыкантов и каждый играет лишь свою партию, лишь на одном инструменте и то не постоянно, а лишь когда приходит время вступить именно ему, даже если музыкант лишь периодически, а возможно всего лишь один раз за время концерта поднимается со своего места и бьёт в тарелки. В игре оркестра важен каждый звук, каждая интонация, очень важна слаженность и понимание целостности оркестра каждым музыкантом. И когда оркестр играет, некоторые из слушателей вдруг понимают, что это не игра в прямом её понимании, не исполнение каждым музыкантом того, что он видит в нотах перед собой, это картина, живая картина, написанная звуком, и краски наносит дирижёр, но об этом как-нибудь в другой раз…
Замкнутое пространство, будь то купе поезда, салон самолёта, каюта теплохода или просто маршрутка, создают для беседы на любую тему особую атмосферу. Понятно, что в маршрутке беседа не будет отличаться продолжительностью, не тот масштаб, самолёт, сколь долго он не смог бы продержаться в воздухе, рано или поздно совершит посадку и все разговоры тут же прекратятся, как только пассажиры почувствуют твёрдую землю и увидят подъезжающий трап. Теплоходы, а особенно океанские лайнеры, экипаж которых можно смело назвать населением, потому что он действительно настолько многочисленный, что далеко не каждая деревня может похвастать таким количеством жителей, не вполне могут отразить это чувство замкнутости, во-первых, они ходят по безбрежным водным просторам, там и берегов-то не видно, во вторых, там есть где прогуляться. А вот поезд, это тема для отдельного разговора, если не касаться технической части, смены локомотивов, перегонов, светофоров, мельтешащих за окнами столбов, отбросить всё лишнее, что мы о них помним и знаем, от поезда останется лишь очень длинный коридор с дверями купе или полками вместо них. Коридор, который движется по определённому маршруту, согласно графику. И это свойство у поезда отнять невозможно, как и то, что в этом движущемся коридоре практически негде спрятаться, даже если очень захочется, а если попутчики оказались странными, даже несколько прибабахнутыми, то поездка становится совсем интересной и даже непредсказуемой.
Скорый поезд летел по рельсам, разрезая ночь своими огнями, не резал её пополам, за ним она тут же смыкалась, не рвал на части, потому что это просто невозможно, а если разобраться в её природе чуть глубже, то станет понятно, что это своеобразная стихия, конечно это не вода и не огонь, она не может вращать турбины электростанций, разносить в молекулы всё, что попадается на её пути, но стихией от этого она быть не перестаёт, она приходит точно вовремя, как поезд, и растворяет в себе всё, абсолютно всё, что было важно днём, или вчера, или не давало покоя на протяжении месяцев или даже лет. А утро уже возвращает всё на места, что-то отмытое ночной тьмой, чему-то наоборот, лишь добавляет красок, переживаний и даже сомнений.
Среди ночи поезд остановился в небольшом городке посреди бескрайних полей и солончаков, местами поросшими камышами, с кочками, как на болоте. Стоял он долго, меняли электровоз, курящие успели выйти на перрон, страждущие сумели отыскать буфет, специально открывающийся перед приездом нечастых в ночное время поездов. Трое музыкантов, виолончелист, скрипач и тот самый парень, виртуозно исполняющий звук на тарелках, вышли из предпоследнего вагона и пошли по перрону к голове состава. В первом и втором вагонах ехал весь остальной оркестр, а им просто не досталось билетов вместе со всеми. Но ехать нужно было долго, на запад, на гастроли, не в столичные театры, по провинциальным, но и такое случается не каждый день. Новая публика, незнакомые залы, да и пара месяцев постоянных переездов с места на место одних вдохновляли, другим это не очень нравилось, видимо тем, кто был постарше и уже успел прочувствовать на себе все прелести гастрольной жизни. Попроведовав коллег, большинство из которых уже давно спали, а остальные просто устали от дороги, они вернулись назад, в своё купе, и к общему удивлению обнаружили там попутчицу, молодую женщину слегка за тридцать.
— Мне недалеко, часа три всего ехать,- словно оправдываясь заявила она,- билетов других не досталось.
— Да ладно, ничего страшного,- усмехнулся Сергей, скрипач, возрастом под пятьдесят.
— Мы очень рады вашей компании,- соврал виолончелист Виктор, он очень хотел спать.
Третий, Валентин, тот самый парень с тарелками, ничего не сказал, промолчал, и тут же залез на вторую полку. Свесив голову он поглядывал на то, что происходит внизу. Скоро поезд тронулся и неспеша набирая скорость покатился дальше, оставляя за собой пустой перрон и закрывшийся буфет.
Сергей с Виктором рассказали попутчице, которая казалось находилась под очень сильным впечатлением, кто они такие, откуда, куда и главное зачем едут. Расказывал в основном Виктор, примерно одинакового возраста с попутчицей, да и сон у него неожиданно пропал, как выяснилось, звали её Викторией, ехала она домой, а городок этот она посещала по одному важному делу, правда по какому не сообщала.
Сергей с Виктором предложили ей поменяться местами, потому что ей досталась верхняя полка, она согласилась. Сергей отправился наверх и оттуда под стук колёс м псапывание Валентина слушал, как красиво рассказывает Виктор.
Со слов Виктора они, их оркестр, были лучшими из лучших, виртуознейшими из виртуозных, и лишь какая-то злая сила сдерживала поток славы и известности, которые где-то накопились же в таком количестве, что скоро хлынут на их головы нескончаемым потоком, вперемежку с манной небесной, купюрами с изображениями иностранных президентов и прочими приятными бонусами, и эти гастроли лишь только начало. Речи Виктора изобиловали подробными описаними оваций и рукоплещущими залами, толпами поклонников и поклонниц, сценами, заваленными букетами цветов и журналистами, освещающими каждый переезд оркестра, как выдающееся событие.
Через полчаса Сергей не выдержал и спустился вниз.
— Ты чего раскудахтался среди ночи?- задал он вопрос, не совсем уместный от музыканта и работника культуры,- какие тебе овации? Ты в первый раз едешь на гастроли что-ли?
— Нет, в четвёртый,- оторопел Виктор от неожиданного поворота.
— Ну и где твои овации? Залы где рукоплещущие? Где это всё, где?- прошипел Сергей, стараясь не говорить громко и не будить Валентина,- это два месяца глубокой провинции, это по половине зала в лучшем случае, афиши чуть ли не чёрно-белые, вонючие гостинницы, из экономии, и вообще хрен знает что. Вот что такое твои гастроли.
— А зачем тогда вы поехали?- безучастно спросила Виктория.
— Я? Зачем я поехал?- Сергей зашипел уже на Викторию,- да без меня они вообще ничего сыграть не могут. Я, можно сказать здесь первая скрипка.
— Тогда почему едете в последнем вагоне?- спросила Виктория.
— Да ну вас обоих!,- прошипел Сергей и полез обатно на верхнюю полку,- развели тут, сами понимаете.
— Зря вы так, Виктория,- виолончелист полушёпотом заступился за коллегу,- Сергей Владиславович очень талантливый музыкант, только ему часто не везёт, вот и достаются такие партии, попроще.
— А как это, не везёт?- поинтересовалась Виктория,- в чём это выражается?
— Всякое бывает,- взодхнул Виктор,- то струна во время концерта порвётся, то инструмент расстроится, то смычёк сломается. Ну как сломается, нити тоже рвутся, все, подчистую.
— И часто такое случается?- спросила Виктория.
— Раз, а то и два, бывает три раза за сезон случается,- ответил Виктор,- но Сергей Владиславович не сдаётся, ничто его не может изменить, хотя после таких неудач бывает подолгу отходит, неделю, а то и полторы. А отдельно от основного состава ехать он сам попросился, когда узнал что троим билетов в первые вагоны не хватило.
— Понятно,- кивнула головой Виктория.
— Да чего тебе понятно-то, курица ты ощипанная?- Сергей спрыгнул с верхней полки,- чего тебе может быть понятно?
— Всё понятно,- также безучастно ответила нежданная попутчица,- что вам порой не везёт, что вы иногда портите игру всего оркестра, что вам не всегда рады, и что никаких уроков, которые лаёт вам жизнь, вы не усваиваете.
— Дак как вы? Да как ты себе позволяешь?- заверещал на всё купе скрипач,- да что ты понимаешь вообще в музыке?
Валентин давно уже проснулся, но вида не подавал, он внимательно слушал, что происходило внизу.
— В музыке ничего,- спокойно ответила Виктория,- у меня нет такого образования.
— Такого?- взревел Сергей,- что значит такого? Да у меня консерватория с отличием за плечами!
— У меня лишь текстильный техникум,- всё так же спокойно ответила Виктория.
— Выведите её, пожалуйста, это невозможно!- заорл Сергей на всё купе, возможно его было слышно и в соседних,- какая-то швея будет учить меня жить!
— Сергей Владиславович, успокойтесь, пожалуйста,- зашипел на скрипача виолончелист.
— Не швея, ткачиха,- поправила Сергея Виктория.
— Тем более!- завыл Сергей и сел на нижнюю полку,- надо же, ткачиха говорит такое мне!
— Не Владиславович он, Владленович,- поправила виолончелиста Виктория,- отчество себе по молодости исправил.
— Да как, откуда? Откуда это тебе известно?- Сергей побледнел.
Виктор уставился на скрипача, в купе повисла неловкая пауза.
— Вы это серьёзно?- поинтересовался Виктор.
— Вполне,- спокойно ответила Виктория,- сами же знаете, от чего имя Владлен происходит, а Владиславович звучит масштабней.
Именно масштабности хотелось тогда студенту пятого курса, Сергею, когда он решил поменять отчество, что бы его не связывали с именем вождя пролейтариата, ему хотелось славы, хотелось владеть ею, купаться в ней, что бы она сопровождала его повсюду, бежала впереди него, расчищая перед ним дорогу. Имя поменять он не решился, одолели сомнения, а вот с отчеством попрощался легко, правда тайком от родителей.
— Да ты ведьма!- проверещал скрипач.
— С недавнего времени да,- всё также спокойно и безучастно ответила Виктория,- недалеко от того городка, в деревне, бабуся одна долго не могла приставиться, меня ждала.
— Дождалась?- нерешительно поинтересовался побледневший Виктор.
— Конечно,- ответила Виктория,- передала и упокоилась с миром.
— И как же, что же? Теперь...- Виктор не мог найти подходящих слов.
— А это теперь уже никого не касается,- ответила Виктория и тут же спросила у Виктора, кивнув на Сергея,- часто его разные сомнения одолевают?
— Постоянно, в принципе,- ответил Виктор.
— Да чего ты на меня наговариваешь?- выдавил из себя Сергей, побледневший он сидел в тени верхней полки и наверное шипел бы от злости, но сдерживался.
— И какой влияет на коллектив?- поинтересовалась Виктория.
— Да лучше бы вообще никак не влиял, надоел всем,- отозвался с верхней полки Валентин,- одна морока с ним.
— Да что ты вообще знаешь, тарелошник?- завыл скрипач.
— Всё с ним понятно...- вздохнула Виктория,- это же ложка дёгтя в вашем коллективе.
— Да ты!- скрипач хотел восстать и всё высказать, но не смог, Виктория посмотрела на него и он тут же осел, обмяк и только вторя перестуку колёс поезда повторял,- ы, ы, ы, ы.
— Скорее не ложка, это дополнительная фальшивая струна,- предложил свою версию Валентин, он спрыгнул с верхней полки и присел рядом с Викторией.
— Точно,- согласилась Виктория,- так и вижу картину, ваш оркестр рисует картину звуками, сидящие в зале видят, не глазами, конечно, закат, берег моря, слышат шум прибоя, крик чаек, все стараются, выкладываются по полной, и тут этот гражданин, перечёркивает всё это диезами и бемолями, ставит под сомнение все ваши коллективные старания и рвёт струну.
— Да как? Вы были на нашем концерте месяца полтора назад?- удивился Виктор,- откуда вы знаете, что мы играли?
— Нет, не была,- ответила Виктория, я и в местах ваших никогда не была. Просто это же очевидно.
— Ы, ы, ы, ы,- Сергей, видимо, хотел что-то сказать, но не смог.
— Виктор, ты мне рассказал очень интересные перспективы,- продолжила Виктория,- хорошие, красивые, заслуженные, и тут зазвучала его струна.
Виктория показала на скрипача.
— А он всё перечеркнул?- догадался Валентин.
— Хуже,- усмехнулся Виктор,- про клопов в гостинницах только не успел сказать, а он это любит.
— А он только их и видит,- согласился Валентин.
— И что бы вы не планировали, о чём не мечтали, от звона такой струны вся картина разлетается на очень мелкие части, собрать воедино уже не получится, только начинать заново,- резюмировала Виктория,- это струна, на которой играет сомнение, а вы ведь оркестр.
— И куда нам его теперь?- спросил Валентин.
— Ты ведь тарелошник?- усмехнулась Валентина.
— Ну да,- разулыбался в ответ Валентин.
— Ты в большинстве партий тарелками словно черту подводишь,- подсказала Виктория,- вот и решай сам, как часть оркестра, единого цельного организма.
— Тут пересадка требуется, без хирурга не обойтись никак,- Виктор хотел перевести всё в шутку, но не получилось.
— Ты полегче, со словами-то,- очень серьёзно предупредила Виктория,- ему и так нехорошо уже.
Виктор с Валентином посмотрели на бледного Сергея, гримасса боли исказила его лицо, он держался за сердце. Валентин побежал к проводникам, Виктор склонился над скрипачём и начал приводить его в чувства. Через минуту прибежала проводница с аптечкой, начала оказывать помощь. Среди переполоха, устроенного в купе музыкантов, никто не заметил, куда делась странная пассажирка.
В ближайшем городке с больницей Сергея уже ждала скорая, и как только поезд остановился на станции, его тут же увезли.
Утром Виктор с Валентином сколько не пытались выяснить у проводников о попутчице, подсаженной в их купе ночью, никакого вразумительного ответа не получили. Проводники стояли на своём — никого они не подсаживали к ним в купе, никто не предьявлял им никакого билета, и если бы не приступ, случившийся с их коллегой, ночь была бы вполне спокойной.
Оркестр во главе с художественным руководителем и дирижёром, горевали недолго, первый же концерт, который они дали, прошёл на ура, их долго не отпускали со сцены и закидали букетами. В оркестре появилась невиданная до этого слаженность и виртуозность. Гастроли не закончились через положенные два месяца, музыкантов всё приглашали и приглашали куда-то, и в каждом новом городе отзывались всё лучше и лучше. Слова Виктора, сказанные тёмной ночью попутчице в поезде, сбылись с невероятной точностью. Правда кем она была, и была ли вообще, так и осталось не выясненным до конца.
Сознание человека устроено похожим с оркестром образом, от него не может ускользнуть ничего в жизни. Одна его часть играет партию настоящего, другая напоминает о прошлом, самые виртуозные исполнители рисуют будущее, которое непременно должно, просто обязано осуществиться, но тут частенько начинает звучать та самая струна, которая и есть сомнение. Стоит только зацепить её, пусть и по неосторжности, как вся эта картина рассыпается на частицы, названия которым возможно даже и нет, ведь физически они не существуют, но именно как они выстроятся, так под них и подстроится окружающий мир.
В любом коллективе есть кто-то похожий на скрипача Сергея, которому никогда ничего не нравится, но о себе он чрезвычайно высокого мнения. Что же касается его самого, он всё-таки стал первой скрипкой. На привокзальной площади того самого городка, где его ждала скорая помощь. И равных ему там нет, он единственный.