Без права быть собой

Молдавскую землю, на которой издавна жили предки Петра, опустошила война. Всё то, что местные жители не успели спрятать, вывезли румыны и немцы. В августе сорок четвёртого завоевателей вытеснила армия восточного соседа. Битвы Второй Мировой отодвинулись на запад, затеплилась надежда, что разруха и потери маленькой страны останутся в прошлом.
Новая власть предложила сельчанам объединяться в колхоз, уверяла, что дело это добровольное. Желающих не нашлось. Отец Петра, как и его соседи, предпочитал вкалывать на своём собственном кусочке планеты, восстановил хозяйство, победил послевоенный голод и жизнь стала налаживаться.
Так продолжалось до сорок девятого, пока глубокой июльской ночью не вздрогнул дом от громкого стука, люди в военной форме выбили дверь, ввалились к спящим, главу семьи не нашли, заставили побелевшую от ужаса жену на восьмом месяце беременности забраться в кузов грузовика, а двухлетнего сынишку, размахнувшись, кинули туда, как арбуз, она поймала.
Операция называлась: «Юг», Министерство госбезопасности выселяло зажиточных крестьян, назвав их «кулаками». Взрослых сотрясал страх, а Пётр ничего не понял в происходящем и запамятовал момент, как был «арбузом».
Миновал почти год. В старом бараке, стены которого поддерживали подпорки из брёвен, на деревянном топчане, сколоченном из необструганных досок, среди женщин в отрепьях и мужских сапогах, отец нашёл изменившуюся жену, вялого сына и полуживую маленькую дочь. Адрес перемещённых: Тюменская область, Тобольский район, леспромхоз….
В трудных ситуациях мужчина приучил себя опираться на две силы: Господь и деньги. С собой у него была икона, бережно завёрнутая в сотканное вручную полотенце, и наличные, аккуратно зашитые в подкладку пальто. На них приобрели старый сруб, наскоро покрыли его крышей, настелили полы, сложили печь. К началу зимы семья переехала из барака в комнату с ликом Христа на стене. Родители помолились, и в суровом взгляде Спасителя угадали, что путь они избрали верный, затеплилась надежда не умереть самим и сохранить детей.
Купили корову, поросёнка, вскопали землю под огород. Работали на лесоповале, в поле и дома. На столе появились молочные продукты, мясо и овощи. Поздоровевшие детишки, их стало трое, встречались с родителями ближе к ночи, остальное время проводили среди бесконечных лесов или около Иртыша, такого широкого, что противоположный берег можно было разглядеть с трудом.
Вольная жизнь Петру нравилась.
Март пятьдесят третьего принёс не только запах весны, но и известие, всколыхнувшее беспросветное бытие изгоев: застыл навеки тиран в Кремле, врагом народа объявлен его главный приспешник. Петру тогда шёл седьмой год, он был самостоятельным человеком и интересовался вещами, по его мнению, более важными, чем смерть вождя, расстрелы и развенчание бывших руководителей страны.
Взять, хотя бы, трофейный фильм «Тарзан». Мальчишки задолго до начала сеанса прятались в бараке, называемом клубом, под старым бильярдным столом, покрытым брезентом, жаждали «вкусить» потрясающие приключения человека-обезьяны. С этого кино начались между ними соревнования: кто быстрее бегает, ловчее «перелетает» с кедра на кедр, плавает и ныряет, кто больше похож на героя блокбастера. Год за годом без тренеров и спортивных снарядов вырабатывали дети подневольных переселенцев силу в мускулах, ловкость и лёгкость в движениях.
Следующим событием, даже, «потрясением» стала «чёрная тарелка» на стене сибирской избы, неожиданно заговорившая голосом диктора Левитана. Устройство ввело в ступор сына ссыльного виноградаря, он, почти, задохнулся от уважения к людям, которые придумали «чудо». Чтобы разобраться, как оно работает, принёс из библиотеки книги и схемы по радиотехнике, тогда впервые мелькнула мысль:
«Я хотел бы создавать подобные приборы всю жизнь».
Догадка о своём предназначении не менялась с годами.
Отец же, считавший большим грехом отсутствие церкви в посёлках для перемещённых, надеялся, что старший сын станет священником и поведёт к Богу паству, прозябающую в грязи, грубости, нищете и неуважении друг к другу.
Время текло. Ещё в пятьдесят третьем объявили амнистию, но выпустили уголовников, а осуждённых за контрреволюционную деятельность – нет.
«Почему из большого молдавского села, где никто не хотел вступать в колхоз, арестовали, именно, их?» — недоумевали муж с женой, которые, кроме работы на земле, никакой другой «деятельности» не вели, да и свободного времени у них не было.
В пятьдесят шестом Бог послал отверженным разоблачение «культа личности». После этой «информационной бомбы», надеялись, что отпустят, но пришлось терпеть до пятьдесят девятого…
Десять лет ссылки, никто не объяснил за что, а они не спрашивали, потому что в объявленную «свободу слова» не верили и очень торопились домой.
Однако, «Оттепель», так потом назовут последующие за смертью диктатора годы, не всегда предвестник весны. Не отменены были сталинские указы: в столицах республик, крупных городах и местах прежнего проживания селиться после ссылки не разрешалось. В паспортных столах их не прописывали, поэтому на работу устроится было невозможно.
Крякнул отец, проклял порядки в стране и поехали молдаване под Одессу, там, в бывшей немецкой слободе, им предоставили дом с участком и постройками. Прежние хозяева затерялись в степях Казахстана их отправили туда в начале войны.
Что представляет из себя усадьба, остававшаяся многие годы ничьей? Среди мусора и обломков кирпичей Пётр нашёл только никелированный лом. Обрусевшим ли немцам он принадлежал или захватчикам, не понял, как, впрочем, и назначение такого лома в хозяйстве.
Родители снова повесили икону, помолились и принялись за ремонт дома, сарая, забора, пришлось заново возделывать землю под огород, устроились работать в совхоз.
Пётр, неожиданно для себя, попал в «авторитеты» у окрестных ребят: лучше всех сдал нормы ГТО, превзошёл их в «искусстве» материться, знал технологию изготовления «козьей ножки» — самокрутки для курения и научил новых приятелей замёрзшие босые ноги отогревать в свежих, тёплых «лепёшках» коров. Премудрости эти мальчишка почерпнул в Сибири от одноногого пастуха, у которого работал подпаском. За какие-то прегрешения человек, потерявший на войне конечность, был отправлен в «места отдалённые» и можно догадываться, на каком языке он разговаривал с собой, закуривая самосад на пеньке или глотая согревающую жидкость из солдатской фляги.
В вопросах радиотехники среди ровесников Петру тоже не было равных: чинил радиоприёмники, устанавливал розетки и выключатели, налаживал электрическую проводку.
С этим «багажом» отправился в шестой класс украинской школы.
Формулы и цифры сложностей не представляли, другое дело — «языки».
Дома в семье говорили по-молдавски. В сибирской школе преподавали на русском, от ребят с соседнего проулка знал несколько татарских слов, далее шла улица латышей, за ними — белорусы… На каждой полосе домов свой диалект.
Теперь предстояло освоить украинский. Учитель сказал новому ученику:
— Я читаю вслух, а ты пишешь диктант вместе со всеми. Понял?
— Понял.
После каждой фразы мужчина произносил: «комма» или «крапка», что мальчик добросовестно записал. Оказалось, «комма» — это запятая, а «крапка» — точка.
«Ставлю тобі одиницю, — после проверки тетрадей возмущённый педагог перешёл на родной язык, — бо двійку ти не заслужив».
«I'll give you a one», — услышал парень от «англичанки», потому что перепутал слова, в Сибири его учили немецкому.
Чувствуя отношение соседей к своей семье, как к «бывшим преступникам», отец не пошёл в школу «качать права», велел детям «напрягаться».
«Напряжение» среди людей, смотревших в их сторону исподлобья, длилось два года и закончилось, семье пришло разрешение вернуться на родину.
Снова коробки, чемоданы, ящики, переезд в родное село, встречи с друзьями и родственниками, которых родители не видели много лет, а дети не знали вовсе. Прежде крепкий дом оказался в плачевном состоянии, земля, кормившая когда-то семью, пребывала в запустении. Местной властью в их поместье был расквартирован врач, он ограничивался одной комнатой и тропинкой от порога до калитки.
Скрипел зубами мужчина: снова нужно поднимать хозяйство, а силы не те и жена не здорова, надорвалась, пока работала на кирпичном заводе при леспромхозе. Петра отправили в райцентр, в интернат с преподаванием на русском языке, оттуда сбежал, привык жить в семье. Поступил в девятый класс деревенской школы, где занятия велись на молдавском, иностранным стал французский, производственная практика – виноградарство.
Односельчане сочувствовали скитальцам, в школе за проблемы с языками Петра не упрекали, а по точным предметам он показал выдающиеся результаты. Директор, учитель физики, пригласил его работать в своём кабинете лаборантом. В глазах преподавателей мальчишка видел уважение и, даже, удивление. Убедился он окончательно в том, что, не быть ему священником, как бы не настаивал отец, а нужно поступать в технический ВУЗ на новую перспективную специальность «автоматика и телемеханика». Многих ребят завораживали эти слова, конкурс был высочайший. Пётр не добрал половину балла, сказались смена школ, программ и языков.
Расстроенный директор-физик рекомендовал районному отделу образования устроить «самородка» преподавателем точных наук в школу, свободная ставка нашлась в селе на границе с Румынией.
Парню восемнадцать лет, вокруг нет ни друзей, ни родственников. Поселили в крохотную комнатку-норку, за окном — «нейтральная» полоса, каждое утро горбатая старуха ставит на стол кружку тёплого молока и хлеб, потом шесть уроков, плюс работа классного руководителя, плюс занятия с отстающими, почти ровесниками, и проверка тетрадей до трёх ночи.
Там открыл Пётр самое неприемлемое для себя занятие: учить людей тому, чему они не хотят учиться. Преподавателя из него не вышло и готовиться в ВУЗ времени нет. Уволиться с работы разрешалось в двух случаях: через «перевод», с согласия начальства, или же, найдя себе замену.
В выходной день ехал Пётр домой хмурый. Пересадка в Кишинёве. На автобусной остановке разговорился с молодым человеком, тот поступил в педагогический на заочное отделение мехмата, искал место учителя. Их свела Судьба.
В районном отделе образования были уже через пол часа. Хоть и не принимал Пётр всерьёз Отца Небесного, но поблагодарил кого-то наверху за то, что в Молдавии расстояния не измеряются в днях пути, как в Сибири, и случайный знакомый не успел передумать. Один написал заявление об увольнении, другой – о приёме.
Освободившись от педагогического «ярма», парень принялся искать работу в Кишинёве, чтобы иметь возможность посещать библиотеки. Снова, на жизненном пути встретилась трудно осуществимая задача. Гражданам Советского Союза, проживающим в деревнях и сёлах, паспорт не выдавался. Без паспорта на работу в городе устроиться невозможно, в отделе кадров предприятий требуют принести его из сельсовета, а в сельсовете отвечают, что могут выдать паспорт лишь после того, как им предоставят справку с места работы. Заколдованный круг.
Покрутившись в этом круге изрядно, Пётр попал в лабораторию при элеваторе. Местному начальнику парень понравился, к тому же мужчина оказался однополчанином директора колхоза, в котором трудился отец Петра, позвонили в сельсовет.
Получил Пётр документ, но на элеватор не пошёл, устроился в пожарную команду, одни сутки работать, трое – заниматься.
Подал документы в ВУЗ, объявлены были даты вступительных экзаменов, он даже купил модную рубашку, чтобы не отличаться от других абитуриентов. Всё нарушил внеочередной призыв в армию. Без пяти минут студента сделали матросом. Прощайте автоматика и телемеханика! За четыре года муштры, а именно на столько лет забирали «срочников» на флот, он забудет премудрости точных наук, да и поздно учиться после двадцати трёх, в этом возрасте сыну крестьянина надлежит выращивать виноград.
Построились новобранцы. Седой командир с мрачным лицом приказал:
— Тот, кто разбирается в радиотехнике, шаг вперёд.
Пётр вышел один, доложил, что работал лаборантом в кабинете физики и имеет грамоту от министерства образования. Получил задание организовать лабораторию под присмотром офицера. Офицер «присматривал», как ловко он починил простой прибор, а как наладил сложный, не понял. На этом курирование закончилось.
Снова улыбнулась Судьба или Бог, которому молился папа, простёр руки над сыном. Год срочной службы окажется одним из самых счастливых в его жизни: привозили аппаратуры много и высочайшего качества, он устанавливал её, тестировал, настраивал, изучал документацию, читал статьи в журналах.
Откуда берётся новая техника в таком количестве, Пётр сначала не понимал, а потом услышал про следующую абсурдную реформу «оттепели»: приказал разрезать корабли следующий за «отцом народов» вождь, «борец за мир», пузатый «кукурузник», а офицеры спасали дорогую технику, снимая её с крейсеров.
Весной невесёлый капитан первого ранга подозвал к себе Петра, положил руку на плечо, посмотрел в глаза: «Готовься в военно-морское училище, год прослужил, лабораторию организовал, молодец, за это огромное спасибо, но больше тебе среди матросов делать нечего».
Не ожидал парень получить тепло и поддержку от вечно сердитого командира. Время для занятий предоставили.
Прежде о карьере офицера Пётр не задумывался, но выбора не было.
Экзамены в высшее военно-морское училище сдал блестяще. В горячке поступления обозначился немаловажный нюанс: на врачебной комиссии обнаружили у него морскую болезнь, не поверил докторам, к двадцати годам не помнил, чтобы когда-нибудь болел.
Первая же качка показала сыну агрария: море — не его стихия. Входил на небольшой катер здоровый отличник, пока колебания были с левого борта на правый, ещё мог терпеть, вдруг началось со всех сторон. Троечникам хоть бы что, а он умирает. Посадили по центру, там «болтанка» меньше чувствуется. С одной стороны катера — сортир, который не успели почистить, как подкинет волна судно, содержимое из туалета летит над головой, а как качнёт в другую сторону, льётся по палубе обратно…
Из пяти лет учёбы десять месяцев Пётр провёл на кораблях, это более, чем достаточно, для вывода: из всех занятий, которыми он не хотел бы заниматься, морские походы занимают второе место после преподавания.
На распределение шёл в числе первых. Из вариантов, которые были предложены, выбрал землю под названием «Новая» с ядерным полигоном, дикими ревущими северными ветрами, крепчайшими морозами и белыми медведями – хозяевами непригодной для жизни человека территории.
Непростые условия существования уравновешивались перспективой заниматься оружием, (эта тема интересовала молодого офицера больше романтики морей), высокой зарплатой, (появилась надежда выбраться из нищеты) и коэффициентом к выслуге лет, он учитывается при увольнении в запас.
В свои двадцать пять военный моряк начал задумываться о пенсии, ибо неписанные правила армии принимал с трудом. Например, шутка курсантов: «Ты начальник я дурак, я начальник, ты дурак» не годилась при работе со сверхопасным оружием.
«В таком месте дуракам, вообще, нечего делать», — хотелось возразить, предчувствуя грядущие неприятности.
Приехал домой прощаться. Заметил, что вырублена большая часть виноградника, зарос огород, пусто в курятнике. Рвался отец на родную землю, но поздно исполнилась его мечта, сил и желания работать уже не было. Старик осунулся, постарел.
Несколько лет назад они потеряли мать, по дому ходила новая хозяйка, на селе без пары не прожить. Сидели мужчины за столом, пили вино из подвала, закусывали печёными перцами, один из них сделал блюдо нестерпимо горьким, Пётр подумал:
«Мама так не приготовила бы».
Посмотрел на отца и понял, что ему в голову пришла та же мысль.
Трудный разговор, прошлое стоит за каждым словом. Был старик молчалив всегда, теперь сожалел, что не поделился с детьми ненавистью к режиму, не поняли они, что выжили в ссылке благодаря тому, что берегли их родители, взвалив на себя больше, чем могли нести.
Вступать в комсомол отпрыскам запрещал, Пётр сделал это тайно, хотел иметь равные со всеми шансы на будущую жизнь. Рассказывать о том, что его, как отличника, приняли в партию, не собирался, а про ядерный полигон – не имел право.
— Будешь служить стране после того, что мы пережили?
— Папа, я присягу давал.
Трудно возразить. Мужчины, по мнению обоих, слово должны держать.
На календаре 1972 год. Время «оттепели» закончилось. Переменились портреты вождей и призывы на транспарантах, а Божий сын на кусочке доски, пропутешествовав вместе с семьёй тысячи километров, остался прежним, смотрит сурово, ждёт, когда люди опомнятся и снова обратятся к нему.
Утром Пётр покидал село. Старик стоял у ворот на холме, смотрел вслед крепкой фигуре офицера в морской форме, лицо морщили мрачные мысли:
«Сильный, умный, красивый Пётр интересовался техникой, мечтал стать разработчиком радиоаппаратуры. Не поступил в институт с первого раза… Не он виновен в этом, а страна, которая кинула двухлетнего ребёнка в кузов грузовика, заставила десять лет провести среди ссыльных, менять места проживания, школы, языки, отправила служить матросом. Выпал шанс получить техническое образование в военном ВУЗе, мальчик им воспользовался. Теперь государство подстригло его густые блестящие чёрные волосы, напялило стандартную одежду и отправило защищать власть, исковеркавшую жизнь отца и погубившую маму».