О чем поют киты

К моему великому сожалению основой рассказа стала жестокая история, произошедшая весной в Приморском крае. Все совпадения с реальными людьми случайны. 18+

— Не догонишь, малявка! – звонко прокричал Вовка и, выхватив букетик лесных цветов из руки Аленки, рысью помчался по каменистому пляжу.

-Отдай! – девочка побежала вслед за другом. Букетик первых лесных цветов был для Алены важным символом. Знаком того, что наступила весна, что совсем скоро все будут счастливы, потому что солнце золотистыми лучами окутает землю, а когда светит солнце нельзя быть грустным.

Вовка снова что-то запальчиво крикнул, но шум пенных волн заглушил ребячий голос. Море раскинулось широким серо-голубым полотном, вдали которого виднелись ватные гребешки «барашек». Легкий шепчущий рокот, переливчатый всплеск прозрачной воды и шум разбивающихся водных гребней создавали особую морскую музыку. Соленый колючий ветер бил короткими рывками, пригибал мелкую траву на склонах гор к самой земле, в исступлении качал тонкие верхушки едва зазеленевших деревьев, и лес задумчиво шумел, вторя морю.

Курчавые тучи цвета металла неспешно затягивали небо, приближаясь к горизонту. Там вдали еще весело голубела полоска чистого неба, местами подернутая творожными облаками.

На пляже, кроме Аленка и Вовки не было ни души.

Аленка устала бежать наперекор ветру, перешла на быстрый шаг, и поправила тонкими пальцами выбившиеся из-под шапочки волосы. Рыжие ботинки покрылись слоем легкий белесой пыли от прибрежной гальки. Вовка тем вскочил на мокрую глянцевую дамбу, показал язык и скосил у носа глаза.

-Дура-а-а-а-к! – протянула Аленка и резко подбежав к нему, толкнула плечиком. Вовка от неожиданности ухнул, шлепнулся на зад, чуть не свалившись в холодную воду.

-Малявка! Из-за тебя чуть не упал! – Вовка поднялся и отряхнул штаны. Крупная волна ударилась о дамбу и рассыпалась каплями, оросив стеклянными каплями куртки детей.

-Сам виноват, — девочка кинула на него исподлобья обиженный взгляд, — Цветы отдай, — строго потребовала она и протянула руку.

Вовка часто заморгал, быстро оглянулся по сторонам, ощупал под строгим взором подруги куртку, множественные карманы штанов и виновато улыбнулся.

-Потерял? – еще строже спросила Аленка.

— Все что ни делается к лучшему, — философски подметил Вовка.
Фиалковые глаза девочки увлажнились.

-Ну, ты чегоооо. Еще нарвем. Этих цветов там куча. Все равно их есть нельзя, – протянул обескураженный Вовка.

Аленка всхлипнула и утерла грязным кулачком глаза.

-Тебе лишь бы пожрать, — буркнула она и пнула камешек. Первый весенний букет потерян, чего не случалось никогда прежде. Нехороший знак.

-Хочешь новый, еще больше? – беспокойно посмотрел на нее Вовка.

-Давай, — расстроено пожала узкими плечами девочка и пошла вдоль берега, пиная отполированные водой камушки. Галька сыпалась с тихим сухим стуком.

Вовка озабоченно кивнул и умчался в сторону леса, сверкая желтой подошвой кроссовок. Аленка села у берега. Запустив пальцы в волосы, она смотрела на плывущие грязно-серые тучи и представляла, что плывет вместе с ними в бесконечно красивые волшебные места.

Ветер стал тише, но бездонное море ревело, ухало, с прежней яростью бросая несчастные волны на округлые камни.

Домой не хотелось, наверняка к маме пришла тетя Люся, тощая соседка, всегда носившая бигуди.
А
ленка удивлялась — неужели она никогда их не снимает? Еще тетя Люся всегда приносила с собой кислые яблоки, от которых ныли зубы, и истерично смеялась над

несмешными, казалось бы вещами…

Мысли девочки прервал протяжный звук. Сначала он был совсем тихим, едва различимым, потом набирал силу, и наконец стал отчетливым…

Он разрезал тонким лезвием слух, плавно переходил в заунывный плачущий несчастный вой. Потом становился надсадным писком, перетекал в птичье курлыканье и снова в вой. Инопланетный космический крик то растворялся в шуме морской воды, то снова выныривал будто из ниоткуда. Существо, издающее целую гамму странных тревожных звуков трубило, звало, плакало.

Безысходный отчаянный зов добирался до глубины души, до самых ее тайных струн, задевал их, бередил словно открытую рану, и липкая тревога комом застревала в горле.

Страх когтистой рукой сжал маленькое сердечко Аленки. Стало горько, невыносимая грусть тяжелым грузом навалилась на нее, смешавшись с глубинным страхом неизвестного.

-Вот! Фух! Держи! Любишь кататься, люби и саночки возить, – раздался бодрый голос за спиной. От неожиданности Аленка вздрогнула.

Вовка тяжело дыша протягивал ей свежесобранный букет. Аленка взяла цветы и задумчиво посмотрела на друга. Бедолага весь взмок, белые волосы мокрыми
ниточками пристали к широкому лбу, он тяжело дышал, сжимая как попало куртку под мышкой.

Рукав ее безжизненно свисал, как дохлая змея.

-Эй, ты чего такая? – удивился мальчик и присел на холодные камни.

-Тсс! Слушай! – Аленка подняла палец ко рту. Снова раздался загадочный звук. Вовка изумленно округлил голубые глаза.

-Что это? – прохрипел он срывающимся голосом и с опаской посмотрел на подругу.

-Не знаю. Пошли посмотрим, — заговорщески прошептала Аленка и облизнула губы. В глазах у нее запылал демонический огонек.

— Не буди лихо, пока оно тихо. Я лучше тут посижу, — протянул неуверенно мальчик.

-Ну и трус ты, Вовка! – разочарованно покачала головой девочка, и поправив шапку, решительно направилась в строну звука.

Алена ступала осторожно, тихо, от волнения крепко сжимала взмокшей ладошкой букет?..

Порой ей казалось, что источник звука находиться в другой стороне, и она останавливалась, пытаясь определить не сбилась ли с пути. С каждым ее шагом крик слабел, будто зверь, его издающий, каким-то непонятным шестым чувством ощущал ее приближение.

Наконец девочка увидела впереди нечто темное, большое. Подталкиваемая любопытством девочка ускорила шаг.

Посреди пляжа в бурой куче ила лежал кит. Точнее это был еще маленький китенок. Его гладкие синие бока тяжело поднимались и опадали. Он кричал надрывно, протяжно, широко открывая огромную как пещера, челюсть. Глаз цвета чернослива умоляюще уставился в рябое, как перепелиное яйцо, небо. На спине у китенка зеленели комья спутанных водорослей.

От волнения у Аленки взмокла спина.
Девочка трясущейся рукой аккуратно потрогала влажный бок китёнка. На ощупь он был упругий, как хорошо надутый мяч, и бесконечно гладкий. Животное снова тяжело застонало и слабо шевельнуло хвостом. Глаза Аленки заволокло туманом — она быстро утерла набегающие слезы.
-Бедненький, не бойся-не бойся. Я сейчас, — зашептала нервно девочка, убирая руку, – Тебе помогут, обязательно, помогут.
Она вскочила, и стараясь не думать о плохом, побежала в город. Так быстро она не бегала никогда.

***

Дверь в квартиру номер семьдесят с недовольным стоном распахнулась, и взмыленная Аленка, не разуваясь, побежала в узкую кухню.

На кухне было тепло, в воздухе витал соблазнительный аромат свежевыпеченных булок и жаренных кабачков. На белой вычищенной до блеска плите в глубокой сковороде что-то шкворчало, бурлило, в углу тихим сонным голосом бормотало радио, запотевшие широкие окна покрылись белой пеленой. Лампа горела так ярко, что казалось, будто на кухне поселилось свое маленькое солнце. На цветочных обоях подергивалась косая тень.

Мать девочки, Елена, быстро шинковала яркую зелень, отстукивая размеренный ритм новеньким ножом. Миниатюрная, она казалась совсем молоденькой девушкой, хотя ей уже минуло сорок.

За обеденным круглым столом сидел довольный Вовка и с аппетитом уминал дымящийся суп. Кончики его больших ушей у него стыдливо краснели.

-Мама! Мама! Там кит, на берегу! Кит! –сходу прокричала девочка, разрушая кухонную идиллию. Ее огненные волосы пылали костром при ярком свете энергосберегающей лампы, из-под расстегнутой синтепоновой куртки виднелась толстовка с Микки-Маусом, щеки порозовели, дыхание сбилось. Аленка заметила друга, и нахмурилась, но ничего ему не сказала.

-Явилась, малявка, не запылилась, — угрюмо пробурчал парнишка, откусывая крошащийся белый хлеб.

-Аленка, скажи мне на милость, где тебя носило, — с укоризной тихо произнесла мать, отложив нож.

-На пляже, там кит! Надо спа… сать! – Аленка выпучила и без того большие глаза и бухнувшись на шаткий старый стул, с надеждой поглядела на мать. Но Елена словно не слышала дочь, и продолжала гнуть свою линию.

-Ну почему ты не слушаешься? – мать вытерла худые руки о выцветший фартук с алыми маками и нахмурилась. Тонкие брови ее забавно изогнулись. Невысокая, чуть полноватая, с тонким носом, она была похожа на разозленную пчелку. Образ завершал полосатый халат, из-за которого муж, хихикая, назвал ее пчелкой Майей.

Гнева матери Аленка никогда не опасалась, ну не умела мама злиться и все тут.

-Мамочка, со мной все в порядке. Я кита нашла, – слова из Аленки выпрыгивали как лосось на нересте, быстро и вертко.

-Какого еще кита? –Елена поправила выбившуюся прядь волос.
— Китенок, надо что-то делать, пошли! – переведя дух, Аленка схватила мать за рукав и решительно потянула в коридор.

-Что за крик, а драки нет? – в кухню, шаркая тапочками, неспешно зашел отец.

Статный высокий он почти полностью загораживал проход. Он улыбался в широкие моржовые усы, в больших руках вертел незажжённую сигарету.

-Лелька, где была? –добродушно пробурчал папа, ощупывая карманы в поисках зажигалки, — Я уже собирался тебя искать.

Отец в отличии от матери был преисполнен мудрого спокойствия.

-Папа! Я была на пляже, там кит.

-Настоящий? – удивленно ахнул отец, и выронил сигарету.

-Живооооой!!!– набрав побольше воздуха в легкие отчаянно закричала Аленка, злясь на взрослую непонятливость. Нужно бежать, скорее, ну чего они тормозят-то…

-Ничего себе! – взволнованно протянул отец и с недоумением поглядел на мать.

— Он кричал, я сам слышал, — сдавленно произнес Вовка, вытирая пухлые кукольные губы рукавом рубашки. Он с опаской смотрел то на Аленку, то на взрослых, словно боялся сболтнуть лишнего.

-Сама обнаружила, — произнесла девочка и гордо подняла подбородок.

-Молодчина, -отец потрепал ее по голове, -раз такое дело начинаем операцию по спасению. Мама? – он умоляюще посмотрел на жену.
— Я с вами, а как же, — сдалась мать и обезоружено улыбнулась. Родители ушли собираться.

Аленка издала победный вопль и закрутилась вокруг своей оси. Вовка облегченно выдохнул и скромно улыбнувшись, сел обратно за стол доедать остывающий суп.

Расправившись с супом, он достал по-хозяйски достал из холодильника миску с салатом и принялся за него с не меньшим аппетитом.

-Станешь толстый, как бегемот, — прищурилась Аленка.

-Ты чего? Жалко салата для друга, да? – Вовка обиженно засопел и стал похож на бычка.

-Ешь, я же шучу. Мир?

-Мир, голова садовая, — насупившись ответил Вовка.

Аленка успокоившись, задумалась над техническим моментом: как животное столкнуть в море? Использовать веревку или сети? Эх, наверно, надо было зайти к соседям, позвать их. Столько времени тут потеряла, какие же взрослые непонятливые…

Родители тем временем одевались в прихожей. Отец рассказывал анекдот, меняя голоса, а мать звонко хохотала, застегивая приталенное пальто.

-Лелик, — мать, наклонилась к дочери и поцеловала ее. Девочка едва ощутила тонкий цветочный аромат ее любимых духов, — Посидите дома с Вовкой, мы скоро вернемся, ладно?

— С вами нельзя? –разочарованно произнесла девочка.

— Мешаться будете под ногами, малышня, — ответил отец и подмигнул.

-Баба с возу кобыле легче,- встрял жующий Вовка.

-Вот! Дело говоришь, малец! – похвалил его отец, подняв многозначительно палец вверх. Вовка смущенно зарделся, хвалили его нечасто.

Аленку захлестнула едкая обида. Это она обнаружила животное, она обеспокоилась его судьбой, прибежала, полчаса всем разжевывала и теперь ее оставят сидеть дома?

Ну уж нет. В том, что взрослые спасут животное она не сомневалась, но присутствовать при этом событии она обязана. Стараясь не показывать свое настроение, Аленка чмокнула мать в ответ.

Замок щелкнул, родители ушли, пообещав задокументировать спасение фотосъемкой.
***
В комнате повисла густая тишина, нарушаемая назойливым жужжанием непонятно откуда взявшейся черной мухи.

Аленка стянула с себя ботинки, кинула крутку, взяла кусочек хлеба и задумчиво начала жевать.
— Вовка, как думаешь, спасут? – спросила она, заходя в гостиную. Ответом ей была тишина — Вовка, закутавшись в отцовский халат, сладко посапывал после вкусного обеда. На журнальном столике стояла полупустая вазочка с вареньем.

Странно, но с уходом родителей тревога не только не отпустила, а будто наоборот – стала сильнее.

В голове роились вопросы: справятся ли они? А вдруг он уже задохнулся? А вдруг ударит кого-то хвостом? Эти «а вдруг» мелькали в голове в десятках самых страшных вариациях и беспокоили и без того волнующуюся девочку. Выждав минут сорок, Аленка пошла в спальню.
Д
остала свой школьный рюкзак, высыпала из него учебники на постель, взяла из отцовского шкафа фонарик, чистую тетрадь и ручку, сложила все в рюкзак. Она тихонько прошла в коридор, одела курточку и со всех ног помчалась на пляж.
***
Около детеныша кишела такая большая разноперая толпа, что самого зверя совсем не было видно. Просто удивительно как за целый час здесь успела собраться половина их маленького, но все же города.

Опасаясь быть замеченной, Аленка спряталась за старой перевернутой лодкой и стала наблюдать. Хотелось выбежать и закричать: «Я!» «Я нашла китенка!» и принять в общем благом деле свое посильное участие. Но Аленка сдерживала свои желания, понимая, что все испортит. Она положила рюкзак на холодные камни и села на него.

Ее цепкий взгляд сразу выловил из толпы тетя Люсю. Та зябко ежилась, куталась в большой, видимо, мужнин пуховик, и со скучающим видом оглядывалась по сторонам. Сосед снизу, толстопузый, чем-то похожий на кота, дядя Коля что-то обсуждал с отцом и взволнованно жестикулировал. Несколько мужчин курили в стороне и громко сочно смеялись хрипловатыми голосами. Высокая женщина с орлиным большим носом отделилась от толпы зевак и спешно подошла к серой машине, откуда достала оттуда большую спортивную сумку.

— Товарищи, давайте по очереди, — зычно проорала невидимая женщина, и, толпа неохотно отступила, люди выстроились в нестройную цветную цепочку, продолжая гудеть.

Четверо мужиков держали китенка, двое – в районе хвоста, двое – в районе головы. К китенку вихляющей походкой подошел Борис Николаевич, ее учитель математики.

«Ну же, давайте сети и вперед», — взмолилась Аленка.

Он постоял, посмотрел пару секунд на зверя, выкинул окурок в море, и достал из сумки большой красиво блестящий нож с длинной резной рукоятью.
С остервенением, охотничьи азартом, ввел широкое лезвие в бок животного. Китенок, до этого не подающий признаков жизни, забился, завертел тяжелым хвостом, пытаясь сбить им живодера на мокрый липкий ил, но не смог. Нож в умелых руках Бориса двигался точно, быстро распарывая китовую плоть. Из глубокой раны хлынул красный водопад.

Густая кровь обагрила руки Бориса, стекала горячим ручьем на влажный ил, смешалась в морской водой. Из толпы кто-то охнул. В воздухе остро запахло железом, солью и рыбой.

Нож соскочил вниз, и через пару секунд в руках Борис Николаевич осторожно держал большой кусок мяса, с которого сочилась еще кровь. На синем боку кита алела симметричная рана, из которой беспомощно вывались на мокрые камни атласно блестящие багровые внутренности.

Борис отдал кому-то испачканный нож. Он тщательно завернул в черные целлофановые пакеты свой трофей и пробормотав, «хороша уха на ужин»», сел в свою старую местами ржавую дребезжащую десятку и укатил, чуть не придавив зевак. К китенку тут же подбежала женщина, воровато оглядываясь она продолжила калечить беззащитное существо, отрезая от его плоти неровные куски, и спешно кидая их в пакеты.

-Спокойно, всем мяса хватит! – кричала она, довольная, спешно уходя с места преступления. И перешла на мелкий бег.

Тут толпа, не выдержав, в диком нечеловеческом порыве кинулась на кита с припасенными ножами, пилами, ножичками. Каждый кромсал, резал животное. Они бросились на жертву как обезумевшие оголодавшие хищники, скалили зубы и злобно низко смеялись.

Аленка пулей выскочила из своего убежища и помчалась в толпу. Глаза ее заволокло пеленой, от чего она пару раз споткнулась, чуть не полетев носом.

-Нет! Нет! Что вы делаете! Он же живой! Он еще живой! – изо всех сил кричала девочка, расталкивая неуклюжих, как пингвины, взрослых.

Но ее слова будто не долетали, толпа продолжала безумствовать, кто-то переругивался, кто-то делал селфи на фоне распотрошенного, едва дышащего малыша.

-Коля, ****ь, убери отсюда ребенка! – услышала девочка знакомый голос.

В этом до боли знакомом голосе сквозили неслыханные раньше властные нотки. Аленка оглянулась и увидела мать.

Лицо у той изменилось до неузнаваемости, оно было похоже на маску злого духа из древнегреческой трагедии, демона, ненавидящего все вокруг. Ее глаза с покрасневшими белками глядели с особой несвойственной ей жестокостью. Алена хотела подбежать к матери, обнять ее, чтобы с нее сошло это ведьминское страшное выражение.

Но чьи-то крепкие руки тут же подхватили Аленку и понесли прочь.

Задыхаясь от ужаса, от возмущения, она отбивалась, пиналась, пыталась освободиться, но загорелые мужские руки держали ее крепко. Тогда она начала кричать как безумная, что они изверги, что они суки, твари, что он живой, наконец кричала, что ее насилуют, но тут рот был зажат ладонью.

По ее лицу текли непрерывным потоком слезы, капали на грубую ткань чужой прокуренной куртки. Беспомощность, голая беспомощность и ужас сжимали в своих силках детскую душу. Она не верила своим глазам, ее родители, ее учитель, они не могли, они не убийцы. Не могли… Это, наверно, сон!

Руки запихнули крутящуюся Аленку в машину и заперли ее.
Она щипнула себя, нет, не сон. Ошеломленная происходящим, обезоруженная, она никогда не чувствовала себя такой разбитой, такой беспомощной, так сильно отличающейся от них. Ее обманули, надули, ее унесли как котенка. И кто! Родители!

Может еще возможно его спасти, вызвать врача, спокойно. Аленка снова попыталась крикнуть, но ничего не вышло – она сорвала голос. Тогда она исступленно подергала ручки и крючки, но двери не поддавались. Отчаянная, она стала лихорадочно думать, чем можно разбить стекло. И тут услышала китовую песню.

Тонкий крик огласил побережье. Он был совсем не таким как в первый раз.
Спокойным, нежным мягким почти материнским зовом окутывало пляж. Кит будто баюкал ее, Аленку, успокаивал, утешал. Словно хотел сказать, что о нем не стоит грустить, и ее жизнь, Аленки только начинается.

Аленка бессильно откинулась на спинку сиденья, глубоко вдохнула, погружаясь в мягкое облако прискорбного спокойствия, хотя внутри горько от боли еще сжималось пораненное сердце.

Кит пел долго, и прекратил только тогда, когда измотанная опустошенная девочка склонив голову, крепко уснула.

Китенок сказал свое прощай, и навсегда замер, окруженный бездонным бушующим морем и акварельным небом, в котором на долгие годы растворилось доверие к людям одной маленькой девочки.