Душа леса.

== I ==
Слава Богданов не ошибся в своих предположениях: с крыши этого высотного дома открывался взору прекрасный вид. Изгиб реки Волги, залив с фонтаном, набережная, аллеи, и несколько монастырей и церквушек. Крутой противоположный берег был покрыт молодым хвойным лесом.
— Красота! Лепота! — улыбнулся Слава. — Жаль, что не взял с собой большое полотно и краски. Придётся делать эскизы.
Он достал из спортивной сумки раскладной стульчик, термос с чаем, бутылку минеральной воды, альбом и карандаши. Присел на стульчик, закурил, задумался, любуясь красотой. Солнце в этот день особо не радовало. По небу пробегали в спешном беге кучерявые облака.
Интуитивно он почувствовал чьё-то присутствие. «Неужели и здесь не дадут спокойно посидеть» — со злостью подумал он. Встал и выглянул осторожно из-за кирпичной кладки. Так и есть: на крыше появилась девушка. Совсем молодая, стройная. Белые короткие брюки и футболка с короткими рукавами подчёркивали достоинства фигурки. Волосы, цвета летнего заката, были связаны в такой узел, что наверняка любой бы моряк «встал в пень», не зная как распутать его. «Сейчас замёрзнет и уйдёт» – подумал Богданов. Ветер был порывистым и холодным. Но девушка не обращала на это никакого внимания. Она неспешно подошла к краю крыши и осторожно посмотрела вниз.
«Чёрт! — вскликнул про себя Слава. — Она что, собирается покончить собой?» Окликнуть её было опасно – девушка могла от неожиданности испугаться и оступиться. Поэтому Слава, словно спринтер с нижнего старта, сорвался с места и, стараясь как можно меньше производить шума, бросился к ней. Девушка была слишком занята своими мыслями, и поэтому Слава успел во время. Он схватил её за руку и с силой отдёрнул её от края.
— Ты с ума сошла! — крикнул он, отталкивая её в центр крыши.
Девушка удивлённо посмотрела на него, потом медленно опустилась на поверхность, спрятала лицо в колени согнутых ног и заплакала. «Испачкает брюки» — не ко времени подумал Богданов. Подошел и рывком поднял её. Она тут же забилась в его руках, бить маленьким кулачком ему в грудь, при этом закричала:
— Отпусти меня! Оставь меня в покое! Отпусти!
Слава понял, что у неё истерика, и, чтобы остановить её, он закатил звонкую пощечину. Девчонка обмякла, в её больших глазах мелькнуло недоумение. Слава обнял её за плечи и силком повел к своему месту. Усадил на стульчик, плеснул в стакан минералки, заставил выпить. Девушка схватила стакан двумя руками, зубы выбили о стекло дробь. Её бил озноб. Богданов снял с себя теплый шерстяной свитер и надел на неё. Она не сопротивлялась, словно была обыкновенной куклой. Съежилась вся, пустым взглядом смотрела в пространство. Слава протянул ей крепкий горячий чай. Дождался, когда та немного успокоилась, и, шагая перед ней туда-сюда, говорил банальные в таких случаях слова:
— Глупо уходить из жизни, так и не познав её. Жизнь прекрасна, ни на что не глядя. Просто люди разучились видеть хорошее и позитивное. Вот ты, молодая и красивая. Тебе только жить и жить. — Он бросил мимолётный взгляд на неё, почему-то подумал, что неразделённая первая любовь толкнула девочку на суицид, продолжил рассуждение вслух. — Из-за этой любви все сходят с ума. Любовь! Любовь! Пустые слова. Сколько бед и несчастий принесла она. Горели города, погибали целые народы. И всё из неё. А если хорошенько подумать, то нет её, этой самой пресловутой любви. Её придумали. Искусственно создали ради оправдания безумных поступков. А уж покончить с собой ради неё – это вообще верх человеческой глупости. Доказательство того, что ты любишь? А не слишком ли большая цена, чтобы утратить возможность дышать чистым воздухом, чувствовать аромат осеннего леса, видеть всю палитру рассвета? Нет, не стоит она того. Вот возьмем, меня, например. Я – реалист. Я принимаю только то, что можно потрогать руками, увидеть глазами и попробовать на зуб. Я давно уже решил сам для себя: никакой любовной лихорадки. Свидания, ухаживание, или бездельное лежание в тоске, это сколько свободного времени убивает. А эго можно провести с пользой. Жизнь ведь одна. Я увлекаюсь живописью, хожу в секцию каратэ. Музеи, библиотеки, выставки. Турпоходы в лес и на озёра. Красота! И никаких душевных травм. Я просто наслаждаюсь каждой прожитой минутой.
Он закончил монолог, присел на корточки около тихо сидящей девушке, и заглянул в её глаза. Тёмно-карие, даже черные, в окружении густых ресниц, они поражали своей красотой и глубиной. Словно омут. А омут, как известно, и притягивает и отталкивает одновременно.
— Я не прав? — теперь в его голосе не было ни йоты нравоучения и раздражительности. И он сам почувствовал холод. Налил чай и большими глотками выпил.
— Он всегда приставал ко мне. С первого дня, как появился у нас. — Сказала тихо девушка, и замолчала. Молчал и Слава, начинающий понимать ситуацию.
— А мать? — спросил он.
— Она слишком счастлива, чтобы замечать. Да и вообще, — она обреченно махнула рукой.
Так, картина начинала отчетливо вырисовываться. Женщина, уставшая от одиночества, встречает наконец-то мужчину, способного осчастливить её. Приводит в дом, не думая о повзрослевшей дочери.
— Может, стоит с ней поговорить? — он задал вопрос и, не дождавшись ответа, сам сделал вывод. — Понятно, смена поколений, вечная проблема отцов и детей. Никто не хочет понять друг друга и не желает пойти на уступки.
И вновь, в уголках её больший очаровательных глаз заблестела влага. И слезинка большой жемчужиной скатилась медленно по щеке.
— А вчера…, вчера…Мать была на работе.…А он…Он был пьяный. — Она снова уткнулась в колени и дала волю слезам. Словами здесь не поможешь, надо выплакать своё горе. Слава, нервно покусывая губы, молчал и нежно гладил девушку по голове. Неожиданно узел причёски так легко развязался, и каскад пушистых каштановых волос упал ей на плечи. Выглянувшее из-за облака солнце коснулась их, и они словно заискрились, заиграли в его лучах.
Наконец девушка выплакалась. Она подняла голову, откинула рукой волосы и посмотрела на Славу. Слёзы совсем не испортили её милое, чистое личико.
— Спасибо тебе.
— За что?
— Мне стало легче, — она встала, огляделась, словно недоумевая, как оказалась здесь. Стянула свитер, при этом её легкая футболка задралась, обнажая молодое упругое тело. Оба смутились и поспешно отвели глаза.
— Я провожу тебя, — предложил Слава, нарушая неловкое молчание.
— Не надо. Мне не далеко. — Она протянула ему руку, и Слава ощутил её мягкость и теплоту.
— Как звать то тебя?
— Варя.
— А меня Богдан, — сам не зная почему, он представился своим дворовым прозвищем.
— Ещё раз спасибо.
— Значит, будешь жить?
— Всем назло, — Варя повернулась и пошла. Слава смотрел ей в след, пока та не скрылась. Потом плюхнулся на стульчик, схватил минералку и прямо из горлышко осушил до дна.
— Бывают же сволочи на свете, — зло подумал он и закурил.

Не заметно пролетело время, и наступила пора обеда. Слава покидал вещи в сумку и спустился с крыши. На обед не стоило опаздывать, так уж было принято в доме родной тётки, у которой он гостил. Обеденная трапеза обычно длилась достаточно долго за неспешными разговорами на всевозможные темы. Как шутил по этому поводу кузен Илья: «Мещане». Слава появился в тот момент, когда тётя Надя уже заканчивала сервировку стола, и всё семейство рассаживалось по местам.
— Как успехи? — поинтересовался дядя Миша.
— Никак. Слишком большая облачность. — Ответил Слава. В разговорах он не принимал активного участия, отвечая лишь на вопросы. А сегодня даже не отреагировал на несколько вопросов. В голове крутились мысли о Варе, об этой банальной истории. И жалость к девчонке становилась с каждой минутой всё больше и больше, жгла сердце и наполняла душу.
После обеда они с Ильей вышли на балкон покурить.
— Я с девчонкой познакомился. — Он ограничился лаконичной фразой, не вдаваясь в подробности. Не то, что он не доверял ему. Просто они были людьми с разными взглядами на жизнь, да и встретились лишь два дня назад после многолетней разлуки.
— Быстро же ты, — неопределенно пробурчал Илья, то ли с иронией, то ли с недовольством.
— Её зовут Варя, — Слава сделал вид, что не заметил его туманного тона. Хотелось, как можно больше узнать о новой знакомой.
— Ого! — воскликнул Илья. — Варя, Варечка, Варвара! Одноклассница моя.
— Да? — искренне удивился Слава. Выходило, что девочке уже восемнадцать лет, а не пятнадцать от силы, как казалось на первый взгляд.
— Гордость нашего двора! — настроение и тон резко изменился в противоположную сторону. Бодро и весело. — Бабушки от неё в восторге. Она просто тимуровец: кому ведро с мусором вынесет, кому за хлебом сбегает. И у ребятни она главная заводила. Только выйдет во двор – они стайкой слетаются к ней. Липнут как пчёлы на сладкое. Да и противоположный пол не отстаёт, смотрит и слюнки пускает. Наверное, никого ни осталось в округе, кто бы ни объяснялся ей в любви.
— А она?
— Она? Не смотри, что такая хрупкая и маленькая. Характер – как скала. И никого так и не осчастливила. Даю гарантию, что она до сих пор даже не целована. Так что твои шансы равны нулю. Ты не в её вкусе.
— Да?
— Ты же не принц на белом коне?
— Согласен. — Слава затушил сигарету. — Родители, наверняка, очень гордятся такой дочерью.
— Ага. Мать может и гордится, а вот папаша сбежал, когда ей было пять. Правда сейчас с ними живет дядя Коля. Хороший мужик, шофёр-дальнобойщик. Кстати, а вот и он приехал. — Илья показал на подъезжающий к дому «VOLVO». Слава заострил на нем внимание. Из кабины вылез высокий полноватый мужчина. В миг Богданов представил, как этот здоровенный мужчина лапает своими ручищами хрупкое нежное тело варвары. Представил, и такая злость обуяла его, что он даже заскрипел зубами. «Ну, жирная свинья, встретимся с тобою» – подумал он.
Вечером Илья и Слава вышли на улицу подышать свежим прохладным воздухом. Время было достаточно много, и во дворе было пустынно. Старшее поколение сидели по квартирам у «голубых экранов», молодёжь разбрелась по дискотекам и кафетериям.
— Пойдём на танцы? — предложил Илья.
— Ты иди. А я просто так погуляю. Старый я для танцев.
— Ха, в двадцать три года то? А не рано?
— Не года определяют возраст, а прожитое, — философски ответил Слава.
— Как хочешь. — Просто ответил Илья, не настаивая, и ушел.
Богданов прошел в старую, давно не используемую, беседку. Отсюда хорошо просматривались все подъезды дома и автомобиль «VOLVO». Почему-то он был уверен, что именно сегодня он встретится с пресловутым дядей Колей, отчимом Варвары. Быстро темнело, зажигались одно за другим окна домов, окрашенные разноцветными занавесками, образовывая тем самым своеобразную мозаику. И на этот раз предчувствие не обмануло Богданова. Из второго подъезда вышел водитель-дальнобойщик и направился к мусорным контейнерам. Слава выскочил из беседки и бесшумно отправился следом за ним. Контейнеры стояли в глубине двора, куда не проникал свет уличных фонарей. Мужчина вытряхнул мусор, обернулся, и нос к носу столкнулся со Славой. От неожиданности он вздрогнул.
— Тебе чего, парень?
Слава, в отличие от голливудских героев боевиков, не стал вести душевные и долгие беседы, а просто нанёс резкий удар в область печени. Мужик охнул и согнулся пополам, хватая воздух открытым ртом.
— Ты что, очумел что ли? — прохрипел он и стал медленно разгибаться. И тут же получил удар в лицо. Опрокинулся, ударился спиной о контейнер и сполз на землю. Слава присел рядом на корточки и схватил мужика за горло, не обращая внимания, что кровь из разбитого носа капает на руку, что жертва хрипит и выворачивает глаза.
— Тебе что, бабы мало? Что с Варей сделал, козлина? — Слава опустил руку и тут же локтем снова нанёс удар в лицо. Насильник повалился в кучу мусора, заскулил, захлёбываясь кровью и выплёвывая выбитые зубы. Слава встал, неспешно закурил и огляделся. Во дворе было тихо.
— Убить тебя что ли? — риторически спросил он.
Николай заёрзал, выставляя вперёд руки:
— Не надо, парень. Я…всё понял. Больше не повториться. Пожалуйста, не надо.
— Жить, значит, хочешь?
— Хочу, хочу, — жарко и жалобно просипел он.
— А зачем тебе жизнь? — Славу поставил ногу ему на пах. — Может, стоит раздавить? Чтобы вообще на женщин не смотрел.
— Не надо, парень, не надо. Я всё понял. Я всё, всё…, — казалось, ещё немного и мужчина расплачется.
— Ладно, живи. Пока живи. Ну, если, — Слава вновь присел и сказал прямо в окровавленное лицо. — Если ты обидишь девочку, даже если безмолвно, даже если просто косо посмотришь в её сторону. В прочем, ты всё понял.
— Да, да, да, я всё, всё понял.
— Смотри, второй раз я не прощаю. Даже разговаривать не стану. — Слава поспешно покинул двор. Он сел в первый же троллейбус и покатил по городу. На душе у него было скверно и противно.
Эти чувства не покидали его на протяжении нескольких дней. Мысли просто терзали душу: «Не знал, что я такой жестокий. Оправдана ли такая жестокость? Сенсей говорил, что карате – это философия, стиль жизни. Она должна быть направлена на самооборону, ну никак не нападение. И уж более не на противника, который априори слабее тебя. А я нарушил этот закон. Но …. Я же защищал жизнь человека. Варя была готова шагнуть с крыши. И если зло останется безнаказанным, то девочка разочаруется в жизни, которую я так красочно расписал».
Целыми днями он валялся на диване и смотрел телевизор. Благо, каналов в городе было много, которые помогали не оставаться надолго со своей совестью наедине. Наконец-то внутренняя борьба утихомирилась, и Слава пришел к выводу, что правда на его стороне. И если была бы необходимость такого поступка немедленно, он бы не раздумывая, поступил так же.
Выдался ясный солнечный день, и в душе родилось желание и потребность поработать. Богданов поспешил опять на крышу дома. Вновь вытащил из спортивной сумки инвентарь. Сел на стульчик и кинул взором потрясающий пейзаж, залитый солнечным светом. И уже через несколько минут он полностью ушел в работу, погрузившись в себя, в своё понимание этой красоты.
— Богдан, — вдруг раздался голос за спиной.
Слава выронил карандаш и оглянулся, тут же вскочил со стульчика:
— Варюха?!
Мимолётная, едва приметная улыбка коснулась её губ.
— Привет, — она протянула руку.
— Привет, — он улыбнулся.
И …замолчали. Правда, немного.
— Рисуешь? — спросила она и взяла альбом в руки.
— Наброски.
Девушка внимательно просмотрела наброски, потом окинула взглядом панораму.
— Похоже. — Положила альбом на место, окинула волосы с лица и посмотрела на Славу:
— Спасибо тебе.
— За что на этот раз?
И снова только на одно мгновение улыбка появилась на её губах. Отвернулась, стала смотреть куда-то на горизонт.
— Ты сам прекрасно знаешь. Как ты там говорил? Реалист, надо пощупать руками. Хорошо ты его пощупал.
— А, — только и сказал Слава, почувствовал снова уколы совести.
Они долго молчали, думая о своём. Она продолжала лицезреть горизонты, а он – её. Вдруг почему-то вспомнился её обнажённый стан. Он покачал головой, отгоняя это видение.
— Спасибо ещё раз, — Варя повернулась. — Мне пора.
— Ага. — Только и смог ответить Слава.
— Возьми это колечко на память обо мне. — Она сняла с пальца серебреное колечко с голубым камешком.
— Спасибо.
— До свидания, Богдан.
— Меня зовут Слава.
—?
— Богданов – фамилия.
Она улыбнулась и, больше ничего не говоря, ушла. На этот раз он не стал провожать её даже взглядом.
Через несколько дней он уехал домой.

== II ==
Лето никак не хотело отступать. И уже листья давно позолотой покрылись, и дожди стали холодными и нудными, после которых земля уже не торопилась высыхать. И всё же солнце ярко светило, радуя всё живое своим благодатным теплом. Вячеслав любил это время года, и старался перенести своё восхищение на полотно. Вот и сегодня, он с упоением писал лес, что полуобнаженный красовался перед ним. Когда картина была закончена, он отошел и со стороны взглянул на мольберт. Был редкий случай, когда художник остался доволен итогом проделанной работы.
— А что, если нанести второй план? Другое измерение. Например, душа леса, которая проглядывает сквозь неплотный занавес листьев и веток. Так. — Он постоял в глубокой задумчивости, мысленно доводя до ума задуманное. А когда почувствовал интуитивно, что готов, бросился к мольберту и принялся жадно работать. И спустя некоторое время на полотне появился новый образ. Душа леса в виде лица молодой девушки. Он вновь отошел на несколько шагов, взглянул на полотно. И вздрогнул: на него с картины смотрела Варвара!
— Ты? — он был крайне удивлён. Портрет получился как-то произвольно. — Ты!
За эти месяцы он редко вспоминал её. А когда это всё-таки происходило, то почему-то непонятная грусть наваливалась, захватывала его, мешая работать, радоваться жизни, и даже просто спать. Слава положил руку на грудь, и сквозь ткани рубашки почувствовал колечко с голубым камешком, которое висело у него на цепочке в соседстве с нательным крестиком. Он медленно опустился на стульчик, закурил и погрузился в свои мысли, которые были далеко не веселыми.
Домой вернулся под вечер, уставший, голодный и опустошенный.
— Тётя Надя телеграмму прислала. Сообщила мать.
— Что-нибудь случилось?
— Илью в армию забирают.
— Значит, не поступил в институт.
— Не поступил, вздохнула мать.
— Поумнеет, — буркнул Слава, и прошел в свою комнату. Упал на кровать, уткнулся в подушку головой, словно пытался укрыться ото всех.
Вскоре мать позвала ужинать, и за столом спросила:
— Ты поедешь на проводы? Отдохнул бы немного. А то в последнее время выглядишь уставшим. Да и Илью еще раз увидишь. Когда еще в следующий раз? Не знай, как жизнь повернёт.
— Увижу, — эхом повторил Слава, и добавил про себя: «И Варю может, увижу».
— Тогда надо выезжать.
— А когда проводы?
— Уже в субботу.
Слава прикинул расчёты в уме:
— Как раз к празднику и прикачу.
— Готовить сумку? — мать была довольна, что сын стал больше общаться с родственниками с её стороны.
— Готовь, — кивнул головой Слава.

Богданов оказался прав в своих расчётах: он приехал в этот волжский городок как раз в субботу вечером. Уже выходя из лифта, можно было догадаться, за какой дверью квартиры готовится праздник. Чувствовалась суета, пахло закусками, тихо (пока) играла музыка. Дверь распахнул Илья, нарядно одетый и наголо постриженный.
— Привет.
— Служу Отчизне! — он отдал «честь».
— К пустой голове руку не прикладывают, — уже в прихожей говорил Слава, снимая куртку.
— Если даже надену фуражку, голова не станет полной, — отмахнулся Илья. — Мне срочно надо с тобой поговорить. Хорошо, что ты приехал.
Он потащил кузена на балкон. Слава по ходу поздоровался с тётей и дядей, впрочем, им было ни до чего. Они вышли на балкон и закурили.
— Провалился?
— Два балла недобора. Но не в этом дело. Что случилось – то не изменишь. А поговорить я хотел о Варе.
— О Варе? — удивился Слава, чувствуя неприятное похолодание в груди. — А что с ней?
— После вашего знакомства она сильно изменилась. Или ты тут не причем. Не знаю. Может, переживает из-за отчима.
— А он что?
— Сбежал. Ушел в очередной рейс и всё. Говорят, прислал только телеграмму: «Прости, прощай». Но я склоняюсь к версии о тебе. Потому как она несколько раз спрашивала о тебе. Встретила тебя и влюбилась в первый раз. Изменилась гордость двора до неузнаваемости. На улице не появляется, на пляж не ходила, хотя очень любит плавать. А улыбаться, по-моему, она вообще разучилась.
— Это не из-за меня, — тихо сказал Слава.
Видно сильный шок пережила девочка, и никак не может вернуться к нормальной жизни.
— Вот и на мои проводы она отказалась приходить. Может, ты сходишь за ней? — Илья вопросительно посмотрел на брата
— Я? — удивился тот.
— Да. Она живёт во втором подъезде, пятый этаж, квартира сто десять. Пожалуйста, я прошу тебя.
Слава внимательно посмотрел на него:
— Она тебе нравится?
— Она всем нравится, — раздраженно ответил Илья. — Просто, она – украшение любого праздника. Ну, что?
Хорошо, – согласился Слава.
Он не стал пользоваться лифтом, и пока поднимался по лестнице, попытался взять себя в руки. Потому, как сердце билось учащенно, а душа то сжималась в комочек, то разворачивалась гармонью.
Дверь открыла она. В легком, коротком халатике, в тапочках с «большими заячьими мордочками», с косичками, в которые были вплетены белые бантики, Варя была похоже на школьницу.
— Ты?
— Я.
Она вышла на площадку.
— Откуда?
— От Ильюхи. Я за тобой.
Девушка опустила голову и затеребила пальчиками пуговицу на халатике.
— Почему ты не хочешь пойти на праздник?
Она, не поднимая головы, вдруг заговорила с такой горечью в голосе, что сердце защемило от жалости:
— Я боюсь. Боюсь смотреть людям в глаза. Мне кажется, что все они знают. И осуждают. И показывают пальцем. И шепчутся за спиной. И мне становится страшно. И жить не охота даже больше, чем тогда, на крыше.
— Ну, что ты, Варюха, — Слава осторожно приподнял её лицо за подбородок. Хотел взглянуть в глаза, но она их тут же закрыла, и из-под ресниц вытекли две росинки – две слезинки.
Слава обнял её и крепко прижал к груди:
— Не плачь. Всё позади. Всё давно позади.
— Нет, — она покачала головой. — Это всегда будет со мной.
— Время лечит. И ты напрасно внушаешь себе этот страх. Поверь мне. Стоит перебороть себя, и солнышко вновь тебе улыбнётся.
— Правда? — наивно, по-детски, спросила она и посмотрела в его глаза. Слабый свет электрической лампочки заглянул в её глаза, и они отразили этот свет, приумноженный в несколько раз. Это было потрясающе!
— Правда. — Серьёзно ответил Слава. — А у тебя мука на щеке.
Он вытер ей щёку, но руки не убрал.
— Я печенье пеку. Может, попробуешь?
Он заворожено смотрел на неё. Непонятное желание зародилось где-то в глубинах души, потом разрослось, наполняя каждую клеточку. И он не стал сопротивляться этому желанию. Привлёк Варю к себе и поцеловал в жаркие, чуть влажные губы. Да, Илья был прав, она совсем не могла целоваться. У неё закружилась голова. Она отступила на шаг и опустила голову. Яркий румянец щедро залил лицо.
— Ты замёрзнешь, — спохватился Слава, стягивая с себя куртку.
— Не надо, — она остановила его. — Я сейчас оденусь.
— Значит, ты идёшь на праздник?
— С тобой хоть на край света, — она улыбнулась, демонстрируя маленькие белые зубки. — Я быстро.
Она зашла в квартиру, а Слава сбежал один пролёт и остановился около окна. Прижался разгоряченным лбом к стеклу, которое приятно холодило. Он слышал стук своего сердца.
Наконец-то вышла Варя. Изящно одетая, стройная, желанная. Волосы она собрала в один большой и пушистый «хвост». Она легко сбежала по ступенькам и сразу же попала в его объятья. Он прижал её к себе, и они долго смотрели друг другу в глаза:
— Знаешь, наша встреча перевернула мою жизнь. Ты сломала все устои, всё мировоззрение. Ты принесла хаос и разруху. Я не знаю, что со мной происходит. Всё, над чем я раньше смеялся и глумился, теперь мне не кажется смешным и пустым. Я словно впервые увидел этот мир, который заблестел иными красками, тонами, полутонами. Теперь я способен слышать такое, что обычному человеку не по силам, не по возможностям. Я стал совсем другим человеком.
— Это тебя пугает?
— Не знаю. И пугает, и радует. А главное, я узнал то, из-за чего люди стрелялись на дуэлях, из-за чего готовы пойти на любые жертвы и лишения.
— И что же это? — Варя лукаво прищурила очаровательные глазки.
— Это любовь.
— Любовь?
— Любовь! Любовь с большой буквы! — порывисто, с жаром сказал Слава, и добавил тихо, но очень уверенно. — Я влюбился. Я люблю тебя!
И вновь припал к её губам.
— Значит, и я спасла тебя, — сказала Варя. — Иначе, ты прожил бы всю жизнь незрячим и глухим.
— Значит, — с улыбкой согласился он. — Ничья: один – один.
— Пусть всегда будет так.
— Пусть. Ты согласна?
— Да.
И они, забыв про лифт, медленно, взявшись, как младшеклассники, за ручки, стали спускаться вниз.