Глава 2 (Глава 3)

Жаркое пламя утра наконец пробудилось в виде пересекавшего планету солнечного света и огня в газовых конфорках и зажигалках у курильщиков. В это самое утро от жуткой боли в висках, словно оттуда с мясом вырвали проходящие тонкие сосуды и нервы проснулась в истерике Вера, помня все пережитое в коме. Это для неё было словно из одного Ада вернуться в другой Ад, являющийся реальным кошмаром. Но, как говорится. Когда что-то делаешь, надо же с чего-то начинать? Любая сказка всегда берёт своё начало в кошмаре, а кошмар начинается с ужаса, после чего только и произрастает что-нибудь светлое, а так все есть кошмар кошмаром, потому что всегда в начале результат не получается таким, какой планируешь, хотя бывает и получается приемлемым, но не ожидаемым и это гораздо чаще. Просто нужно ещё уметь использовать полученные ошибки, а не повторять их раз за разом, если ты признал результат ошибкой. Просто зачем повторять ошибки прошлого? О них нужно помнить, но не повторять их, как и наоборот не уничтожать хороший и тяжким трудом полученный результат, разрывая его в мелкие клочья, словно неудачную картину, а этот мир в лице этой жизни так периодически и делает, устрашаясь достижения конечной цели просто чтобы продолжить в бесконечности процесс. Почему? Потому что жизнью считал себя человек и его мнение так и витало в учёте опыта с оттенком лёгкой идиотии, что все люди его моральные игрушки и что хочет с ними, то и делает, хотя сам он являлся человеком, пока был жив. Потому что миру не нужен плохой результат. Если просто та отказали ноги – это сделали люди технологически, а значит тот, кто это сделал ещё пуще получит отказ чего только можно, потому что это даст природе причинность взять доминирование над его родом и устранить как ошибку в себе за одно инициатора травмы. Именно такой инвалид в лице молодого мальчика лежал с покинувшей кому Верой в одной палате. И эти несчастные не знали, что им таким образом сломали одну единственную жизнь, которой у них больше не будет. Вера отдалённо помнила этих людей на той планете и их Звериные нравы, но не знала, где именно они находятся. Она помнила, как они смеялись, что убили в зародыше девочку, как зло поржав над её феминизмом, следующей фразой: «Бабы зло! Ха-ха-ха! Уничтожили суку в зародыше! Сдохни сука!» и Веру в тот момент передёрнуло, потому что в том состоянии она видела и мнение той девушки, которая лежала в агонии и не знала даже кто её уничтожает, а ей психически уничтожили зародыш в теменной зоне, и она стала исчезать в душе, чувствуя своё исчезновение, чувствуя, как выдирают остальное мясо из психики и разрывают на куски для питания собственных тел живые люди на этой планете и смеются: «Прикинь, они считают нас небесными Богами!». Девушка пережила фактически ощущения, как её существо раздирают и издеваются заживо и это не просто эмоционально, даже если бы физически разодрали было бы не так больно. Вера пока смотрела на это ревела на взрыд, но ничего не могла сделать и не могла помочь, даже женщина, которую насиловал этот урод была меньше ранена, чем та девушка, но Вера не знала, что с ней было потом и даже где она живёт, но она поняла одно – на этой планете, которую на Земле считают «Небесами» живут звери, утерявшие даже то малое звериное сострадание. И они ужас этого мира, его ошибки, недостойные своего существования, которые, делая это с другими, так и исчезают за это в реальности, даже не замечая этого. Холодный ужас все ещё пробирал Веру до костей.
Однако в одно дивное мгновение этот ужас развеяла, словно волшебная фея, вошедшая в палату дочери Викторина Диковна, лучащаяся радостью и любовью к очнувшейся дочурке.
— Как себя чувствуешь, родная? – спросила мать любимого ребёнка.
— Плохо, мам. В висках такая боль, словно туда воткнули иголки. Просто жуткая боль.
— Ничего родная, это пройдёт. Просто ты долго лежала в коме, это пройдёт.
— Да, пройдёт, наверное – ответила Вера, терпя боль сквозь жуткий предсмертный страх и ужас, но тем не менее, не поведя даже бровью.
Тем временем, знающие своё дело медсёстры, коих в наши дни мало, подошли к Вере с капельницами, наполненными нейромедиаторами и питательными для мозга веществами, чтобы после комы она была бодрее и восстановила мышление. Но Вера ощущала себя в этот момент, словно у неё кровоточит лёгкое и она умирает, смерть прямо затмила её разум при том, что вера была в рассудке.
Викторина Диковна, видя беспокойство дочери и немного одержимая страхом, что она снова может потерять сознание и больше не очнуться поцеловала её и взяла за слабую бледную ручку:
— Держись, солнышко. В любой ситуации нужно бороться до последнего вздоха и выживать до последней капли своей крови. Не сдавайся и борись до конца с этим недугом.
— Хорошо, мам, я постараюсь, мам – сказала вера сквозь боль, испытывая моральную поддержку матери и облегчение, что она не одна здесь и сейчас.
В момент слабости всегда важно, чтобы рядом был кто-нибудь близкий и родной, порой такой поддержкой может оказаться даже родной и единственный домашний кот, если тебя все бросили. Любая поддержка в такие моменты бесценный подарок, показывающий твоего настоящего друга, которому просто нужен ты, а не то, что ты умеешь или имеешь в этой жизни. А кто такой друг человеку? Его семья и какая редкость, чтобы таким другом был кот, даже у Веры такого не было. Даже у Братьев Гримм кот в сапогах не был таким по отношению к своему человеку, просто дружба – это даже не подарок, это очень глубокая бесценная связь, которая порождает очень много ещё более бесценного. Но истинная дружба, как и любовь, доказывается поддержкой в тяготе и ничем иным. Потому что бесценен именно тот, кто тебя полюбил вшивеньким и слабым, уродливым или даже ужасным, а не тот, кто с тобой за что-то, что тебя лишь украшает. Когда ты на вершине успеха, красоты и доблести всем ты нужен и любим, но все это в жизни временно, потому что придёт старость и мир обернётся золотой рыбкой, оставившей тебя у разбитого корыта и только друг останется рядом, хотя весь ли мир оставит человека? Это лишь настроение, можно бороться через любые тяготы с ним в ногу, но если уже нет сил, то естественно тут нужна поддержка, помощь и просто даже присутствие, и, для Веры всем этим была её мама, родная и любимая, которую она любила больше самой себя. В этот момент она счастливее счастливых, просто потому в этот тяжкий момент физической боли и душевного краха рядом была её мама, которая за неё беспокоится и её любит.
Насильника звали Айрат Мухаметов Эрикович, хотя китайское имя, учитывая его азиатские корни ему бы подошло больше, но так уж вышло в его жизни, что татарские обычаи взяли верх в его семье, он принял мусульманство, традиционный религиозный шовинизм и садизм и пал ниже уровня животного, став насильником. Он медленно с бледным лицом и тревогой в сердце, ощущая, что его вот-вот хватит инфаркт Миокарда вошёл в зал цитадели справедливости, где его этично запихнули в обезьянник до начала судебного процесса, где ему предстояло провести две недели. Сам он работал в финансовой организации, которая как раз изнасилованной женщине предоставила достаточно большую сумму кредитного займа из-за чего этот господин и возомнил себя её полноправным повелителем, мол должна организации, в которой он работает деньги. Тем не менее она добровольно не сдалась, и он её и избил, приковав к железному столбу на складе. Сам он был родом из Москвы, как не странно, так как более двадцати лет назад его семья туда переехала, но сам он там не смог даже работу найти и ему пришлось вернуться в этот небольшой город из столицы. При этом. Сидя в этой холодной тюремной камере, мужчина начал потихоньку признавать факт собственной жестокости по отношению к этой женщине. Он уже вспоминая содеянное вообще не мог понять, как его угораздило так издеваться над ней? Даже при том, что он их не уважал, но не настолько же! Он же все равно не животное, так что с ним было? Он побледнел и искренне не мог себя простить, просто потому что он не сдержал из себя эту жестокость, и вообще он ли это был? Тем не менее полученные травмы давали о себе знать – воротник шанса, перевязки и бинты, потерянные зубы – все это плата за его жестокость, он даже не считал себя униженным, он понимал, что это справедливо. Так же он отдалённо все же понял, что он пошёл на это из-за страха, что-то напугало его, но что именно он не мог даже понять, настолько глубокий страх это был, словно его куда-то глубоко и сильно ранило. Но он уже не был прежним человеком, он сорвался и сорвался безвозвратно, потеряв человеческое, ценное, но вернуть это можно, однако он в это не верил из-за отчаяния и сильного осознания своей вины, охватившего его существо. И в скором времени так или иначе пройдёт суд и издадут этот злополучный вердикт к его тюремному заключению и все, он больше никогда не будет полноценным гражданином в этом обществе, как и не сможет больше работать финансистом и заниматься любимым делом. Он сам сломал себе жизнь или что-то, кто-то его это сделать вынудил? Ведь нет такого природного инстинкта, даже при обычном изнасиловании садизм отсутствует. Тогда почему он это сделал? Почему он это сделал? Почему…
Словно заколдованный замок, больница неприкосновенно, как непреступная крепость больных и умирающих стояла на заре дня, откуда входили и выходили пациенты, их родственники или все вместе с новоиспечённым огурчиком здоровым, радующимся выздоровлению, как новой жизни. Там же лежала Вера, мать которой уже уехала домой и этажом ниже валялась без сознания, всеми врачами презираемая, как грязное мясо, Виолетта Франке Евгеньевна лежала после изнасилования Айратом с кучей травм, вся побитая, но от крови её лицо медсёстры протереть все же соизволили. Однако отношение к ней превышало все пределы человеческого эгоизма со стороны медиков: «Чё ей терапия, пущай валяется, грязная девка». Кому нужна изнасилованная, падшая женщина? Мясо и мясо. Шлюха и шлюха. Люди очень жестоки к пострадавшим от подобных инцидентов женщинам, а иные вообще считают, мол удовольствие ей доставили, ещё и жалуется скотина такая. И все это радостно, лучезарно, с юморком и светлой иронией, красота, да и только. Но Добрыня все же решил навестить несчастную, по чесноку мужик забрёл в больничку, созвонившись с врачами в процессе более часа с ними дискутируя, мягко выражаясь и нашёл-таки палату, в которой она лежала. Пришёл Добрыня с цветами, как полагается, с конфетами и едой, которая полезна для здоровья – фрукты, мясо, супы. Положил все в тумбочку, взял табурет и присел рядом с несчастной, искренне сожалея о том, как с ней поступили и сочувствуя её состоянию, глядя на ранения и синяки на теле, переломов к счастью не было, но много рваных ран от ударов, которые даже не все обработали по-человечески. В конце концов кто со шлюховатой возиться будет? В принципе Добрыня понимал, что её можно было бы не навещать. Зачем он вообще ввязался её выручать? Этого же можно было бы и не делать, так почему он решил по пьяни драку с тем татарином устроить? Он в принципе знал ответ и обмыслил его.
— Больше я ничего и не мог сделать, чтобы с ней там не случилось, — сказал он даже про себя. – Что-то с ней случится? Не случится ли со мной на пару? Вечно, как девушка бросит, так в жизни жопа родная, вечно одно и тоже.
Так или иначе, Добрыня, будучи эталоном эффективного жизненного пути и правильных, рациональных принципов, встал, выполнив порядочно все, что должен был по отношению к этой женщине, спросил у врача её имя и инициалы и, как обычно, отправился кутить, а то только работать не интересно. Добрыня был успешным руководителем торговой компании, которая занимала значительную долю рынка программных продуктов и консалтинговых услуг, однако его работа вести политику продаж, а не заниматься производством самого товара и услуг организации, что порой его даже удручало, как и любого торгаша. Просто у торгашей это профессиональное – продают, а хотят производить и создавать, и Добрыня это вполне разделял в своей профессии. И по дороге домой он размышлял об этих странных обстоятельствах, которые толкнули того мужика на этот садизм…
И тем временем в какие-то четверть часа спец отряд местной полиции прочесал весь район в поисках человека, имевшего отношение к этому изнасилованию, имя которого Айрат выдал на допросе, но найти его не могли, так как квартира по официальной прописке им уже была к тому времени покинута…