Скупец и безумец
Возрастные ограничения 18+
В доме дядюшки Гилберта всегда было холодно. Это я помню точно.
Однажды мы с кузеном решились на одно неблагородное и весьма расточительное дело — вздумали растопить большой камин в гостиной.
Дров натаскали из сарая, свалили их кучей в каминную топку, отправили туда же полсотни старых пожелтевших страниц из какого-то учебника по финансированию и чиркнули спичками. Ждать не пришлось — огонь занялся быстро, дрова затрещали, а мы, изрядно продрогшие и уставшие от проделанной работы, наконец удостоились тепла. Однако, радость наша продлилась не долго.
Не знаю как (может треск или дым выдал нас), но дядюшка вскоре был в гостиной.
С лицом красным от бега и негодования, он ворвался в комнату, в два прыжка оказался возле нас, схватил Джимми и меня за шиворот и затряс обоих так неистово, что все вокруг нас бешенно заврачалось.
— Ах, вы чертовы паршивцы! — кричал он, а глаза его в это время, желтые, в красных прожилках, глаза старого скупца, горели пуще адского пламени.
— Чего вы мне тут удумали? Признавайтесь живо! Обанкротить меня хотите? По миру пустить? Я вас приютил, обогрел, а вы что — сразу разорять! Да вот я вас сейчас…
После этих слов дядюшка вдруг замолк, пошатнулся, кривые его пальцы разжались и выпустили нас. Сам же он, схватившись за сердце, вытянул вперед одну руку, старое морщинистое лицо его искривилось, побелело, и бедный наш дядюшка, с застывшим вздохом отчаяния на губах и мольбой о помощи, повалился на пол. Мы же пустились бежать.
Остаток дня дядюшка провел в постели, страшно бредил, беспрестанно поминал свои богатства, которым не было исчисления, а на следующее утро помер.
Камин после этого не топили. В доме стало холоднее прежднего, и родители вскоре нас оттуда забрали.
Тогда так никто и не понял от чего же у дяди случился приступ – от бега ли по лестнице (спальня дядюшки ведь была на третьем этаже, а гостиная на первом) или же от вида затопленного нами камина.
Впрочем этот вопрос теперь не так существенен – богатство ведь все равно досталось нам, хотя и пришлось немного потрудиться, чтобы переписать завещание.
Однажды мы с кузеном решились на одно неблагородное и весьма расточительное дело — вздумали растопить большой камин в гостиной.
Дров натаскали из сарая, свалили их кучей в каминную топку, отправили туда же полсотни старых пожелтевших страниц из какого-то учебника по финансированию и чиркнули спичками. Ждать не пришлось — огонь занялся быстро, дрова затрещали, а мы, изрядно продрогшие и уставшие от проделанной работы, наконец удостоились тепла. Однако, радость наша продлилась не долго.
Не знаю как (может треск или дым выдал нас), но дядюшка вскоре был в гостиной.
С лицом красным от бега и негодования, он ворвался в комнату, в два прыжка оказался возле нас, схватил Джимми и меня за шиворот и затряс обоих так неистово, что все вокруг нас бешенно заврачалось.
— Ах, вы чертовы паршивцы! — кричал он, а глаза его в это время, желтые, в красных прожилках, глаза старого скупца, горели пуще адского пламени.
— Чего вы мне тут удумали? Признавайтесь живо! Обанкротить меня хотите? По миру пустить? Я вас приютил, обогрел, а вы что — сразу разорять! Да вот я вас сейчас…
После этих слов дядюшка вдруг замолк, пошатнулся, кривые его пальцы разжались и выпустили нас. Сам же он, схватившись за сердце, вытянул вперед одну руку, старое морщинистое лицо его искривилось, побелело, и бедный наш дядюшка, с застывшим вздохом отчаяния на губах и мольбой о помощи, повалился на пол. Мы же пустились бежать.
Остаток дня дядюшка провел в постели, страшно бредил, беспрестанно поминал свои богатства, которым не было исчисления, а на следующее утро помер.
Камин после этого не топили. В доме стало холоднее прежднего, и родители вскоре нас оттуда забрали.
Тогда так никто и не понял от чего же у дяди случился приступ – от бега ли по лестнице (спальня дядюшки ведь была на третьем этаже, а гостиная на первом) или же от вида затопленного нами камина.
Впрочем этот вопрос теперь не так существенен – богатство ведь все равно досталось нам, хотя и пришлось немного потрудиться, чтобы переписать завещание.
По композиции — короткий рассказ, и ничего лишнего, где композиция вполне соблюдена, как происшествие, повлёкшее за собой прискорбное и ещё более расточительное событие.
По жанру — юмор? То есть я тоже знаю ходячие анекдоты истории, где на похоронах народ странно подхихикивал, выяснилось, что старушка умерла о укуса внука в голую п..., в узкий туалет старушка задом всегда заходила, и не заметила на рундучке мальчонку; и историю которую за реальную выдают, как муж лампочку в люстру вкручивал в семейниках, и жена мужа за интим ущипнула, мужик упал, решил, что его током стукнуло, ещё и руку сломал, молва своё добавляет — весь в гипсе, а жена уже и сама не рада, а признаться боится, подруге рассказала, та своей и пошла история гулять. Тоже чёрный юмор, рассказывают не умельцы, но где-то на смех пробивает, хоть и жесткач. Вопрос интересный, почему так, но на рассказ ваш, поданный как юмор, ни разу не смешно.
Название — могу понять почему скупец — дядюшка, будет в холоде сидеть, но камин не затопит! Почему «безумец»? Растопить старинный камин — поступок отнюдь не смотрится безумным! Хотя мог бы таким читаться, добавь мы дополнительное обстоятельство, которое проливало бы свет и на неадекватную реакцию деда, повлёкшую смерть от эмоционального стресса. Например: в камине дед ныкал все деньги, скопленные за долгие годы жизни. Должно быть цель была не малой — для чего он это делал? Лишнюю копейку не тратил, копил, может, того же внука осчастливить хотел? Вот тогда внук, конечно, безумец, ибо сжёг ненароком состояние и годы лишения в необходимом в слепом накопительстве сверхнадобного. В истории остались нераскрытыми побуждения старика. Читатель словно остался в недоумении, блестящая затравка себя не оправдала, читателя бросили, и не рассказали в чём же загвоздка, соль, суть дела. Получилось лишь сожжённые полешки, которых по большому счёту, и сжечь-то много ещё не успели, явились столь бурной реакцией деда, вызвавшей смерть от сердечного приступа. По окончании почувствовала разочарование, а начало было такое интригующее. Можно ведь даже не говорить об обстоятельствах напрямую (о том, что сгорело вместе с дровами), а оставить для читателя детектив — загадку, где внук сам перебирает возможные причины такой реакции и последствий, он может, просто догадываться, что то-что сгорело «ценное», и загадка этого продолжает мучить его не один десяток лет… Вот такие мысли. Если вам было интересно выслушать, хорошо, примите во внимание. Нет — так нет. Но мысли такие появились, чего-то явно не хватает истории, до конца она не завершена, не договорена, много остаётся того, что должно её касаться — за рамками повествования, чтобы сделать её готовой к осмыслению читателем. С уважением, Светлана.